Нарвал. Глава 6

Тай Риз.

   Ф-фух, рука в комплекте с остальным Эриком. Надеюсь, это в последний раз мы участвуем в таком аттракционе. О чём я, чёрт возьми, думала? А если б он споткнулся? Или не доверился мне вот так моментально, слепо? Ну… ладно, будем видеть в этом и положительные стороны: пройден очередной тест, на этот раз - на доверие. Вообще, у нас есть все шансы стать отличной командой… Хм, а над этим стоит подумать! Потом, на досуге. Когда разберёмся, где вынырнул этот чёртов кит.
   Сложив губы трубочкой, выдыхаю воздух. Эрик, наверно, ммотрит на меня, как на умалишённую, но я всего лишь проверяю, пойдёт ли изо рта пар. Пара нет, так что температура, хоть и далека от комфортной, вполне приемлема для жизни.
   - Знаешь, что мне не нравится? - я опять говорю шёпотом, - Мне не нравится эта темнота. Смотри: света нет, электроника работает выборочно, но подача воздуха идёт. И терморегуляция работает. Я могу и ошибаться, конечно, но это похоже на дело рук человеческих, а не на случайный сбой. Кому-то нужно было обеспечить себе условия для жизни и при этом оставаться невидимым. Значит, этот кто-то прячется. Возможно, от кого-то ещё. А вот скрывается он или, наоборот, охотится…
   Жутко думать, что скрываться этот гипотетический некто может где угодно, хоть у нас под ногами, хоть за ближайшим поворотом. Понятия не имею, как устроены транспортники внутри, разве что в общих чертах. Тем более такие старые, как давно снятый с производства "нарвал". Руководствуясь логикой и по аналогии с остальными судами, мостик и кают-компания должны быть в носовой части, криокамеры где-то в самой середине, где безопасней всего, а каюты экипажа, соответственно, рядом с криокамерами. А мы вторглись на корабль со стороны хвоста… Что может быть рядом? Машинное отделение, топливный отсек.
   - Смотри. У нас два варианта. Что в голове у этой адовой колесницы, мы понятия не имеем. Может, она нам через пару часов ещё один трип через гипер захочет организовать. Бороться с этим можно, либо вправив ей мозги, либо, образно говоря, сломав ей колёса. Если выберем второе, то нам в машинное отделение, по идее, это где-то рядом. Минусы варианта: мы можем сломать что-нибудь не то, и на веки вечные застрять в самом центре нигде. Не исключено, что сейчас мы в пяти минутах лёту от какой-нибудь звезды, потому что прыгал "нарвал" явно наугад, если у него и была программа прыжка, мы ему "крабом" всю настройку сбили, а столкновением со станцией добавили. Когда мы разгонялись, маневровые молчали, так что коррекции курса не было точно. Второй вариант, более разумный, это идти в рубку или инженерный отсек. Рубка, скорее всего, на носу. Инженерка - без понятия. И уже там поработать психотерапевтами для больного мозга "нарвала". Но, Эрик… Это только ты сможешь. Минус варианта: предстоит пройти насквозь весь корабль…
   Думаю, он понимает причину моих сомнений и без объяснения. Может, мне не нужно будет признаваться вслух, что мне страшно до мурашек. Смешно, но я боюсь темноты. Даже не подозревала в себе этого страха. Нет, я не населяю её воображаемыми монстрами, я боюсь её как таковую. На станцях, на кораблях, в кабине истребителя - всегда светло! Наверное, это какая-то общая для нас, обитателей пространства,  фобия: когда живёшь посреди бесконечного чёрного ничто, особенно остро ощущая его близость, буквально слыша, как оно ворочается за тоненькими переборками, отгораживаешься от него хотя бы светом… А тут этой защиты нет. И тьма так непривычно близко, что волосы на затылке шевелятся от её дыхания. Я с трудом подавляю желание взять Эрика за руку, не для того, чтобы вести за собой, а чтобы чувствовать себя защищённой от черноты хотя бы с одной стороны. Нельзя. Я сильная. Я, как выяснилось, лейтенант-коммандер.
   - Твоя дека, - я протягиваю парню его любимицу, держала так крепко, прижимая к груди, что пальцы затекли. Не только потому, что эта вещь ему так дорога. Не исключено, что этот прямоугольник пластика - наш единственный шанс на спасение.
   - Идём в рубку, - отвечает Эрик, а потом, всё с тем же невозмутимым лицом, сжимает мои пальцы, переплетая со своими.
   Этого я… не ожидала. Это как будто ты возвращаешься с нелюбимой работы в одинокую квартиру, поздней осенью, по пути останавливаешься покурить во дворе, а дворовый кот, хулиган и бродяга, никому не дававшийся гладить, вдруг вскакивает к тебе на колени, сворачивается уютным клубком, и… Нет, ещё не мурлычет. Но в тебе уже что-то меняется. И тебе теплее.
   Я сжимаю пальцы в ответ, даже через слои плотной термоизоляционной  ткани чувствуя это тепло. И вдруг верю, что всё получится. Я - опять командир, а Эрик - мой маленький экипаж, но мы с ним горы свернём, вернее, конкретно вот эту гору металла, притворявшуюся мёртвой. Причём свернём её на правильный путь.
   Итак. Что мы имеем? Древний транспортник класса "нарвал", для посадки на планеты он не предназначен, варианты с тягачами и отъёмными платформами строили позднее. Кстати, это говорит о том, что на нём есть собственные шаттлы, во всяком случае, должны быть. Длина этого кита - с небольшой остров, порядка двух миль. Где-то посередине - криокамеры и жилой отсек. Возможно, там мы получим подсказки.
   Не говорю ни слова, просто, не выпуская руки Эрика, поворачиваю влево по коридору. Лучше помолчу, а то что-то горло сдавило. Вокруг - гладкие серые стены из металлопластика, слепые плафоны ламп, тьма и тишина. Никакой тебе капающей с потолка воды, ржавых решетчатых конструкций зловещего вида и прочего антуража фильмов ужасов. Тогда почему мне так жутко? И ещё: откуда, чёрт возьми, я знаю, как это - возвращаться с нелюбимой работы в одинокую квартиру поздней осенью?! Не было у меня ни того, ни другого, ни третьего! В голове вдруг всплывает: двор, солнечные зайчики на асфальте, большой рыжий кот… Я даже чувствую запах опавших листьев. Что за бред? Воспоминание из прошлой жизни? Никогда не верила в эту чушь. Но откуда, откуда я знаю, как пахнет палая листва?
   Дверь справа - продолговато-округлая, с чёрной полоской уплотнителя по окантовке. И надпись на табличке: "машинное отделение". Секунду я сомневаюсь, может, стоит проверить, что да как, но потом всё же иду дальше по этому неширокому коридору. Правая рука касается кончиками пальцев стены. Я чувствую едва заметную пульсацию корпуса - это работают двигатели, погашая разгон противотягой. Торможение плавное, почти не ощущается.
   - Мы тормозим. Это вроде как хорошо, значит, прыгать "нарвал" пока не собирается. Но мы тормозим очень мягко, надо ли пояснять, почему это плохо, когда, казалось бы, наоборот, хорошо? Обычно, выходя из гиперпрыжка, корабль гасит скорость довольно резко, собственно, так же происходит и разгон. Экипажу и пассажирам в криокапсулах перегрузки в десяток g не страшны, можно хоть до тридцати, но в этом просто нет необходимости. А "нарвал" меняет скорость плавно, оберегая от перегрузок… кого? Кого-то, кто не защищён компенсаторами в криокапсуле. Кого-то, кто, как и мы, перенёс гипер "на ногах"… Если, конечно, это не просто сбой заложенной в него программы. Но что-то я не верю в такие сбои. Здесь кто-то есть, Эрик. Давай исходить из этого. И если это правда, то этот кто-то безумен, как Шляпник.
 
   Нам нужно оружие. Но, чёрт возьми… Единственное место, где оно может быть - сейф в кают-компании или на мостике. То есть куда дальше, чем жилой отсек. Ох, сейчас меня устроил бы даже разводной ключ… Где можно найти что-то подобное на транспортнике? В машинном? Или на палубе с челноками? С учётом того, что мы вломились в самый крайний отсек, она где-то дальше. Да, пожалуй, там, сильно сомневаюсь, что движки транспортника чинят гаечными ключами. Даже стыдно, что я ничего не знаю об этом. Как та блондинка-автомобилистка, которая в принципах работы своей машины вообще и двигателя внутреннего сгорания в частности смыслит лишь на уровне "бензобак справа".
   Чёрт возьми, этот коридор бесконечен.
   То, что творится в моей кудрявой башке, можно сразу записывать на любой носитель и передавать сценаристам ужастиков. Не то чтоб я абсолютно уверена в своих выводах насчёт того, что на корабле есть живой человек, но если я всё же права, то что? В принципе, это вполне может быть безобидный полуовощ, рыдающий где-нибудь в каюте, и нас он встретит не выстрелом из шокера, а как ангелов-хранителей, спустившихся во плоти со спасательной миссией - распластавшись на полу и пачкая соплями наши ноги. Я очень хочу верить именно в такую версию. Что мешает? Свет. Если он отключён уже после того, как псих пережил гипер, то не такой уж он и псих, все системы корабля так тесно завязаны, что отключить выборочно освещение и сенсоры шлюзов я бы, к примеру, не сумела. А я далеко не глупа. Если же это отключение произошло до прыжка - значит, он к чему-то готовился. То есть возвращаемся к версии с охотой и прятками.
   На подлёте к станции корабль молчал. Попыток изменить курс не было. Это был самый настоящий таран. Смертельный удар камикадзе. Если человек прятался и нуждался в помощи, почему эту помощь не вызвал? Если же он одержим жаждой убийства - зачем ушёл в гипер, вместо того, чтобы, к примеру, ударить по станции пушками противоме… Стоп. Потому что не мог. Их вырубил Эрик. И тут же начался разгон…
   Господи…
   Скорее всего, это полный бред. Но если допустить, что взлом системы "нарвала" был обнаружен, как и наш челнок… Отсюда наш псих делает вывод, что тот, кто помешал его планам, находится на "крабе", и врубает дюзы в надежде нас сжечь - ударить выхлопом по станции он просто не успевал, врубить гипердвигатель в одиночку - дело не секундное. Может быть, он и не собирался прыгать, лишь сжечь нас, а потом заложить вираж и вернуться к станции, закончить начатое. А потом увидел нас, присосавшихся к обшивке, и… И променял две наших жизни на целую станцию. Бред? Определённо. Но откуда мне знать, насколько безумен наш Шляпник?
   Стоп. Опять дыра в логике. Всё это было до прыжка. Тогда он мог быть нормальным. И даже не один. Так что все мои теории притянуты за уши. Конечно, это мог быть не первый прыжок, но…  Может быть, и нет никакого психа. Есть только "нарвал" с мёртвым экипажем и программами в электронном мозгу, которые задали ему последовательность действий на столетия вперёд. Может быть, он в упор не видел станцию и просто шёл вперёд по заданному курсу, прыгая через некие промежутки времени. Кстати, интересно, что было бы, подойди он со включёнными пушками к станции на расстояние удара… О такой возможности я даже не подумала. Изменил бы курс, ведь объект огромен - или открыл бы огонь? Представив, как "нарвал" отстреливает разлетающиеся кораблики, а потом добивает спасательные модули после столкновения со станцией, я покрываюсь холодным потом. Нет, это уже перебор, фантазия разыгралась. В столкновении "нарвал" бы тоже погиб, да и на станции тоже есть из чего пострелять. Пострадали бы оба участника "аварии".
   Скорее всего, нет никакого психа. Я выравниваю дыхание: кажется, я становлюсь слишком эмоциональна. Нужно рассказать о своих выводах Эрику.
   И ровно в тот момент, как я открываю рот, парень тянет меня назад, хорошо хоть, мягко, не рывком, а то я бы решила, что пропустила атаку. Остановившись, я оборачиваюсь к Эрику, вскидывая брови в немом вопросе: что случилось? Всё же решил идти в машинное или просто хочет спросить, сколько ещё топать по тёмному коридору?
   А потом я вижу его лицо. Не то чтобы это был ужас… С таким стоишь на самом краю небоскрёба, упираясь мысочками в низкий парапет, и смотришь вниз. Ты ещё не падаешь, и даже не факт, что упадёшь, но поднимающийся вверх от раскалённого за день асфальта воздух облизывает лицо тёплым языком, словно ты уже летишь. Откуда я знаю это чувство?
   - Что?
   Он смотрит на деку. Так, будто она превратилась в ядовитую змею.

Эрик Ланге.

   Я иду в почти полной темноте, которую время от времени разрезают лучи фонариков, ни на секунду не отпуская руки Риз. Мне кажется, что если я потеряю её из виду, перестану чувствовать её пальцы – окружающая нас ночь, пахнущая металлом переборок и немного больницей, кинется к нам хищным зверем, широко разинет свою мягкую бархатную пасть, как у анаконды, и проглотит девушку одним глотком. Я понятия не имею, с чего бы у меня вообще появились такие фантазии – и такая эмоциональная привязанность, давайте начнем с этого – но я играю теми картами, которые у меня есть на руках. Сейчас для сохранения моей психоэмоциональной стабильности принципиально важно наличие Риз рядом – значит, я должен защищать её и не давать ей потеряться любой ценой. Разберемся с тем, что за ерунда происходит, как-нибудь потом – нет, не сразу после того, как выберемся, конечно. Сначала – горячий душ, хороший бар и бешеный секс. А уж потом – садиться и разговаривать, если придумаем о чем, конечно, а не пойдём по второму кругу – душ, бар, секс.
   Я слушаю лейтенант-коммандера, и моя левая бровь медленно ползет вверх мохнатой гусеницей. Здесь есть… что, ещё один живой человек? Да ну нет, не может быть.
   Живой человек, двинувшийся в гипере и не придумавший ничего лучше, как попытаться превратить себя в вермишель, залепив свое средство передвижения прямо в густонаселённую космическую станцию? Мне тяжело представить себе настолько безумного типа. Да и потом, если гипер работает так же, как дайв – его невозможно пережить, сломавшись, но сохранив подобие разума. Тут уж всё,
это даже на лечебную лоботомию мало похоже. С другой стороны – если ты прокалываешься в Сети, то Сеть или твой оппонент сжигает тебе мозг, передавая через троды мощнейший заряд электричества.
  Однажды я видел это вблизи. Нас было одиннадцать человек – одиннадцать обдолбанных дермом идеалистов, решивших, что мы можем изменить реальность. Мы вошли в Сеть из подпольного бара для декеров – заказываешь виски со льдом, бармен кивает на заднюю комнату с непримечательной дверью, на которой написано "только для персонала", и вот она – мечта тех авторов двадцатого века, писавших о киберпанке. Одиноко покачивающаяся лампочка, грязный кофейный столик и дюжина мощных консолей с постоянным соединением. Казалось бы, мечта хакера, да? Мм-хм, то-то и оно. Владелец бара был копом, киберполиция – они осознанно сделали это место привлекательным для тупых подростков, только-только закончивших школу, носителей непогрешимой веры в то, что общество способно измениться, оно обязательно изменится, как только поймет, насколько порочна и коррумпирована власть.  Почему они просто не арестовали нас? Я не знаю до сих пор. Если навскидку – мы просто были дьявольски хороши для того, чтобы оставлять нас в живых.
   Когда мы вошли в комнату – нас было одиннадцать. Когда мы вошли в Сеть – нас было одиннадцать. Когда мы ударили по правительственному айсу, и он треснул под этим ударом, разлетаясь по Сети мириадами осколков, сверкавших алмазами свободы – нас было одиннадцать.
  Когда мой желудок выворачивало наизнанку, и я заблевывал угол улиц Кэйсэй и Сотобо – я был один.
   Они встретили нас сразу за айсом – я не успел посчитать, сколько там было атакующих вирусов, но не меньше тысячи. Они ждали удара, они знали, что, пробив брешь, мы расслабимся – и просто поставили новый айс прямо у нас за спиной. Майк и Джонатан ушли в оффлайн почти сразу – я даже не успел понять, что случилось, как мне в ноздри ударил острый запах жареного мяса. Я не ем барбекю, знаешь, почему, птичка? Да, именно поэтому. Это не было битвой. Это не было очередной потасовкой с правительством. Это было, мать его, бойней. Сама Сеть рыдала в тот день, и иногда, когда она прокручивает в себе этот день, я снова слышу крики, отчаянную ругань и вой. Нарастающий, безумный вой баньши, оплакивающей величайших героев Вэ-Эл.
   Как я ушёл? О, сравнительно просто. Когда я понял, что случилось – я ушел прямо в айс. Просто прыгнул в него, прекрасно зная, что это – верная смерть, что сейчас и мой дешевый офисный стул на колесиках завалится на бок, как подстреленная лошадь, и я тяжело рухну на пол. Что я увижу в последние секунды своей жизни?
   Я увидел, как айс вспыхивает вокруг ослепительно-белым светом – а затем чернеет. Чернеет, словно сажа.
   И тогда я разлогинился.
   Я не знаю, кто этот человек – если он тут и правда есть. Но если гипер работает хотя бы немного похоже на Сеть – он хорош. Он так же хорош, как и я, если не значительно лучше, но Риз лучше об этом не знать. Я верю в то, что моё лицо сейчас совершенно нечитаемо, а если это и не так – в коридоре слишком темно для того, чтобы что-то толком разглядеть. Один коридор сменяет другой, и мне
начинает казаться уже, что мы идем целую вечность, так что я облизываю пересохшие губы и собираюсь что-то сказать – как на боковине деки загорается желтый огонёк. Сообщение? Здесь? Здесь вообще есть связь с внешним миром? Мы настолько недалеко от какой-то станции? Даже если так, я же использую
экранированное соединение, меня должно быть нереально найти!
  Мягко тяну Риз к себе, чтобы она немного притормозила. Мои руки дрожат, когда я активирую деку. Я не хочу знать, что мне пришло. Впервые в жизни я не хочу чего-то знать.
   Сообщение от неизвестного отправителя.
   - :)
   Я нервно сглатываю, пытаясь найти произошедшему хоть какое-то рациональное объяснение. Может быть, сообщение пришло значительно раньше, а сейчас дека просто поймала соединение, потому что мы буквально в паре минут лёта от какой-то станции? Нет, вряд ли, тогда оно пришло бы еще на стадии взлома систем "нарвала". Не то чтобы сообщение содержало угрозы или требование обернуться – нет, ничего особенного, просто смайлик. Бережно придерживая деку на весу, я быстро пробегаю по ней пальцами. Я становлюсь чересчур дёргнным для этой работы, мою концентрацию слишком легко нарушить. Надо бы с этим что-то сделать, конечно, однажды это может стоить мне жизни, но для этого нужны те самые три вещи, о которых я не перестаю думать ни на секунду: сон, секс, душ. Даже мои нервы мало напоминают стальные ударопрочные канаты – они имеют свойство истончаться от продолжительного напряжения, а стресса мне за сегодня хватило на пару лет вперед.
    - Подожди секунду. Может быть, ничего, а может быть…
    Я отправляю сообщение в никуда, на неизвестный номер – обычно я так никогда не делаю, существует стандартная схема: тот, кто хочет со мной связаться, представляется и излагает причину, по которой вообще удосужился написать. Затем мы перебираемся в случайным образом выбранный анонимный чат-рум. Только так и никак иначе, и я не могу представить себе клиента, который, потратив чертову кучу денег и усилий, чтобы меня найти, во-первых, не знал бы об этой системе, а во-вторых, стал бы рисковать быть в лучшем случае заблокированным на моём канале, а в худшем – разжиться перегоревшей декой. Долю секунды я колеблюсь, но затем я возвращаю себе хладнокровие – и сообщение уходит в Сеть.
    - ?
    Да, прямо как у Виктора Гюго. С одной стороны, я сейчас почти и есть Гюго, осторожно спрашивающий у редактора, что же он думает о кибернетическом "Соборе Парижской Богоматери", как ему понравился Квазимодо от декинга и что он скажет о вероятной концовке. Ответ не заставляет себя долго ждать, но для меня эта пара секунд тянется, словно несколько часов, будто это и не время вовсе, а так, слипшаяся лапша, намертво застрявшая в кухонной раковине и засорившая её, и ты пытаешься её вытащить, а она всё тянется, тянется и тянется… Индикатор мигает быстрее обычного, с истеричными даже нотками.
    - :)
    Я непроизвольно издаю по-кошачьи раздражённое шипение, встряхивая деку так, будто это она виновата в том, что мне приходят ненормальные сообщения. Сетью клянусь, если это какой-то шутник с ближайшей станции, решивший, что будет забавно просто написать первому же декеру, который появится в радиусе нескольких световых лет – я не успокоюсь до тех пор, пока не выжгу ему всю аппаратуру к чёртовой матери. Я собираюсь было так ему и сказать, но тут мне приходит в голову идея получше, так что я громко, удовлетворенно фыркаю.
    Протокол трекинга активирован.
    Это страшно нелегальный протокол, на самом деле – одного его наличия на деке достаточно для того, чтобы на пару лет упрятать человека за решетку. Им пользуются разве что копы и правительственные агенты, да и те утверждают, что это грязные наветы и они никогда не позволили бы себе лезть в частную жизнь граждан, но в наш век такие заявления вызывают разве что насмешливую улыбку. Процесс не особенно быстрый, поэтому я облокачиваюсь на стену и неожиданно понимаю, что страшно хочу курить. Интересно, здесь можно чиркать зажигалкой или лучше не стоит? Я полностью погружен в эти мысли, и сперва даже не замечаю, что дека яростно вибрирует у меня в руках. Ох ты ж, быстро! Я смотрю на результат трекинга, и мои глаза понемногу начинают вылезать на лоб.
   Пара метров прямо над головой?
   Я поднимаю взгляд на ранее незамеченный люк в потолке – и через секунду кто-то сильно и ритмично несколько раз бьёт по нему с другой стороны. Удар. Удар. Удар. Тишина. Удар. Удар. Удар. Тишина. Я сжимаю деку в ладони покрепче и медленно, стараясь успокоить бешено колотящееся сердце, начинаю обдумывать план действий.
   Ублюдок использует азбуку Морзе. Он отстучал, мать его, смайлик. Удивленный смайлик. Это ж каких масштабов дереал надо поймать, чтобы начать использовать для передачи сообщений в формате Вэ-Эр всё, что тебя окружает? Мне хочется, хочется верить, что незримый капитан корабля – какое-нибудь разжиревшее нечто в грязно-желтом комбезе, специально по случаю нашего прибытия впервые за несколько дней поднявшееся с кресла в рубке, и мы без проблем его скрутим и сдадим властям, как без пяти минут террориста-самоубийцу – но чуйка подсказывает мне, что не всё так просто.
   Он знает, откуда-то знает, что я – один из немногих людей, которые вообще могут навскидку разобрать код Морзе, код, которым никто не пользуется уже несколько столетий, который учат только обдолбанные любители информации вроде меня – и это может говорить ровно о двух вещах, каждая из которых хуже другой. Во-первых, он может знать меня лично. Во-вторых, он может быть практически таким же, как и я. Первое отвратительно тем, что друзей у меня намного меньше, чем врагов. Второе… Результат столкновения между двумя декерами моего уровня может быть слегка непредсказуемым. Мягко говоря. С другой стороны, это вселяет в меня определенную уверенность – если мы похожи, то он не атакует Риз. Она ему вообще вряд ли нужна или интересна.
 Это как игра в салки в Сети – своим вторжением в его маленький мир я отвесил нашему неизвестному декеру пинка. Спустит ли он мне это на тормозах? Разумеется, нет.

Тай Риз.

   Вот не время сейчас для уклончивых ответов! Я же вижу, что-то не так. Может быть, там, на челноке ещё, Эрик запустил какую-то программу, но ей не хватило времени, чтоб сработать, он пошёл другим путём, а теперь наконец та, первая… Да нет, бред.  Понимаю, конечно, что заглядывать в экранчик его деки это как письма через плечо читать, нарушение всех правил вежливости и приватности, но… Заглядываю.
   Понятнее не становится. Смайлик, знак вопроса… Стоп, это похоже на обмен сообщениями! И уж точно не с мозгом корабля, как бы безумен он ни был, он остаётся просто машиной, во всяком случае, чувство юмора ему точно не присуще.
   Это он, да? Наш псих? Мне, конечно, очень хочется надеяться, что Эрик сейчас скажет: "Представляешь, птичка, тут рядом станция, с нами связались и уже летят выручать!" Но в сказки я перестала верить раньше, чем научилась завязывать шнурки. Да и на лице парня не радость или облегчение, а… Да вот поди пойми, что у него на лице, с эмоциональностью у Эрика проблемы. В тот, первый, момент он, от неожиданности, видимо, позволил мне увидеть больше, чем обычно, но сейчас опять натянул эту маску мрачноватого спокойствия. А вот пальцы… Они более эмоциональны. Вцепились в деку так, что не удивлюсь, если вмятины останутся.
   Ответный смайлик. Эрик шипит на деку. Кот. А потом, на секунду задумавшись, делает что-то непонятное - пишет сообщение? Довольно фыркает. Я окончательно теряю нить происходящего.
   - Какого…
   Бум.
   Звук удара по металлу раздаётся прямо над головой. Я реагирую раньше, чем успеваю осознать свои действия - одним прыжком оказываюсь у стены, между Эриком и источником звука, закрывая парня собой, в боевой стойке: левая нога согнута, толчковая правая чуть позади, левая рука в защитной позиции, правая готова нанести удар. Боец я, правда, так себе, я всё же не из десанта, пилоту истребителя, чтоб вступить в ближний бой, надо сначала быть сбитым, выжить, сесть, причём не где-нибудь, а на позициях врага, по пути посеять личное оружие, а потом ещё и найти такого же неудачника, воюющего за противоположную сторону. Однако основы рукопашки вдалбливают во всех кадетов одинаково, независимо от специализации.
   Бум. Бум. Тишина.
   Луч моего фонаря пересекается с фонарём Эрика, и высвечивает люк в потолке. Боги, какая ж я идиотка. Привыкла, что на боевых кораблях и на станциях переходы между уровнями устроены вполне комфортно: витые лестницы с перилами, а то и лифты. А на транспортнике, где нет необходимости сновать между грузовой палубой и жилым уровнем, эти переходы чисто утилитарны. Хотя, не исключено, что этот люк ведёт в техническую шахту… Ну да не важно, тут устройство одно: штанга складной лестницы, утопленной в потолок, видна у самого люка. Потолок низкий, Эрик до него дотянется, даже на мысочки не вставая, мне придётся подпрыгнуть, но добраться до лесенки я вполне сумею.
   Воображение рисует чёрт-те что, но я прогоняю мрачные картинки. Стук повторяется. Что, если человеку с той стороны плохо, он ранен? Если он, узнав, что здесь наш челнок, из последних сил добрался до этого перехода, и сейчас пытается привлечь внимание? В такую картинку плохо укладываются смайлы, но что, если это - другой, тот, на кого охотится псих?
   А вообще, чего гадать-то? Я стала слишком много думать. Та, прежняя я, уже давно бы действовала. Оттолкнувшись от пола, я хватаюсь правой рукой за штангу, и тяну лестницу на себя. Она легко раскладывается, нижняя перекладина оказывается на уровне моих бёдер. Теперь не отпускать, не то сложится обратно.
   - Эй, держись там, я иду!
   Подпрыгнуть, перехватить руками выше, ногу на ступеньку - голова почти упирается в люк. Разумеется, он герметичен. Ручка, открывающая этот ящик Пандоры, находится в выемке на поверхности самой дверцы, что радует: с недавних пор я ненавижу диафрагмы.
  Внутри люка клацает механизм, видимо, сродни тому, что отпирает дверцу авто или вон того же "краба", ручка движется с заметным сопротивлением. А потом люк чуть опускается - это вышел воздух из вакуумной прослойки уплотнителя. Остаётся потянуть сильнее, чтобы открыть - на случай разгерметизации из-за пробоя люки открываются наружу, ведь, если недобитый пушками метеорит таки пробьёт корпус, здесь упадёт давление.
   Некогда задумываться и бояться. Одной рукой с силой тяну  крышку люка, отпускаю, когда она идёт вниз, распахиваясь, другой - держусь за ступеньку у самого края, и тут же, оттолкнувшись ногами, на миг повиснув на одной руке, оказываюсь с другой стороны лесенки, готовая спрыгнуть, убираясь с линии огня, на случай, если человек с той стороны люка решит стрелять. Если моё бедное сердце до конца дня будет работать в таком режиме, мне, похоже, надо будет записываться в очередь на пересадку.
   Наверху звук. Хлопок, шипение пневматики, потом двигают что-то тяжёлое. Я выжидаю ещё несколько секунд, а потом направляю в проём фонарик, пытаясь что-нибудь разглядеть в темноте. Луч бьёт наискось, выхватывая переплетение толстых кабелей, покрытых чёрной, глянцево блестящей изоляцией. Они так похожи на щупальца каких-то инопланетных монстров, или же клубки змей, в пляшущем свете возникает иллюзия движения. Как же я туда не хочу…
   - Это техническая шахта. Я так понимаю, такой же люк ведёт на вторую палубу, но теперь он заблокирован.
   Я так и вишу на лестнице, вернее, стою ногами на нижней ступеньке, руками держась за верхнюю, глядя на Эрика сверху вниз.
   - Итак, наш псих реален. И помощь ему, похоже, не нужна. А вот что нужно… Может, ты понимаешь? Вы вроде общались?
   - Кто бы он ни был, он нам не друг, - отвечает Эрик. - Общались… Знаешь, это как мимолетная встреча в баре, после которой ты обнаруживаешь у себя букет венерических болячек – вроде как что-то было, но приятных впечатлений мало, прямо скажем.
   Хмыкнув, я перебираюсь на другую сторону лестницы, осторожно заглядываю внутрь, в любой момент ожидая подвоха. Трубы, кабели, очень много кабелей, перепутанных немыслимыми узлами, пространство едва в ярд высотой, тут пробираться разве что на четвереньках. Интересно, здесь есть крысы? Не знаю, как, но они частенько умудряются и летать на кораблях, и жить на станциях, так что кошки вполне отрабатывают свой корм. Они куда более эффективны, чем термодатчики, ловушки и яды, видимо, эволюционируя и становясь всё хитрее пропорционально друг другу.
   Так, кажется, всё пока в порядке. Лезть внутрь, что ли? Ползать по шахте неудобно, конечно, но не хочется думать, что этот псих в любой момент может спрыгнуть мне на голову, пока я иду по коридору внизу, люки утоплены в потолок, их видно, только когда подойдёшь совсем близко.
   Стоп, а это что? Маленький, сложенный вдвое листок бумаги в паре футов от люка. Записка? Я цепляюсь за край люка, чтобы добраться до послания.
   Впереди, в шахте, ярдах в пятидесяти, я вижу пятно света, тускло-серого, почти неразличимого, но это точно свет. На миг его перекрывает тень. Я слышу лязг - падает крышка люка, видимо, следующего по коридору. А потом, раньше, чем я соображаю разжать руки и спрыгнуть, срабатывает ловушка.
   Видимо, петля из проводов была разложена вокруг люка, а бумажка служила приманкой. Провод пропущен между трубой и потолком шахты, и тянется куда-то далеко, в сторону пятна света. Человек не успел бы натянуть его так сильно и быстро - значит, противоположный конец прикреплён к чему-то тяжёлому, а это тяжёлое сбросили вниз, в коридор, из люка. Это даже забавно, что я рассматриваю и анализирую устройство ловушки, дёргаясь в захлестнувшей шею петле, вцепившись в неё обеими руками, и чувствуя, как меня утаскивает вверх, к трубе. Господи… Если я не найду опоры, я задохнусь. Но, похоже, ещё раньше мне сломают шею!
  Никогда не думала, что это так больно. Манжета облегчённого шлема - слабая защита. У меня уже плывёт перед глазами, и мысли путаются, а пальцы нихрена не слушаются приказов, скребут шею, правда, подцепить провод мне удалось, и сейчас костяшки пальцев моей левой руки вдавлены в гортань, больно, но это даёт мне несколько лишних секунд в сознании. Голова - как воздушный шар, взлетающий высоко в разреженные слои атмосферы, ощущается огромной, в висках грохот, лицо горит, мне кажется, оно раздулось и вот-вот лопнет. Держаться! Дер…
   Боль отступает. В ушах шумит море. Я тону, меня засасывает тёмная пучина, а со дна навстречу тянутся чёрные щупальца морских тварей, желающих меня сожрать, или трахнуть, или и то и другое, не уверена. Той частью мозга, что ещё осознаёт ощущения мого тела, я понимаю, что бьюсь в отчаянных судорогах, инстинктивно продолжая бороться за жизнь, но другая часть, куда большая, нежным голоском, каким-то чудом перекрывающим шум морских волн, шепчет: сдайся. Просто расслабься, видишь, уже даже не больно, всё будет хорошо… Ему невозможно не верить…
   Удар! Моё тело прижато к чему-то, ощущение смутно знакомое. Что-то подобное было со мной совсем недавно, что-то, связанное с холодом и льдом. Нет, не помню. Видимо, морские твари начинают меня есть. Вот и боль возвращается, почему-то пока только в шее, я отпихиваю гадское щупальце, пытающееся оторвать мне башку, и неожиданно это получается, хоть и не намного, и тонкая струйка воздуха вливается в горящие лёгкие. Это так сладко! Ещё! Уже двумя руками рву тонкое, жёсткое, душащее меня нечто, одновременно дёргаясь всем телом, пытаясь вырваться из захвата, и только потом понимаю, что вместе с воздухом вдыхаю знакомый запах: сигареты, горячая кожа, нотка мужского пота. Эрик! Кажется, я даже кричу его имя, вернее, пытаюсь - хриплый сдавленный звук мало похож на крик. Я просовываю обе ладони под провод - это же провод! - растягиваю в стороны тугую петлю, и наконец сбрасываю чуть не убившую меня дрянь вместе со шлемом, глотаю воздух, захлёбываюсь им, кашляю, но никак не могу остановиться.
   Вдалеке что-то с грохотом и лязгом падает. Видимо, тот самый груз. Если бы он был хоть немного тяжелее, я бы уже была мертва, меня бы просто утянуло вверх, сломав шею о трубу. Меня трясёт, тело ещё не отошло от шока, и я хватаюсь за Эрика, впиваюсь в него пальцами, и мне сейчас пофиг, что он не любит прикосновений - мне это надо! Надо, чтобы поверить телом в то, что жива. За последние едва полчаса он дважды вытащил меня с того света. Ещё немного, и я поверю в бога, потому что мой ангел-хранитель вот он, рядом, большой и тёплый, закрывает меня от зла собственной спиной.
   Я думала, это только в кино герои, едва выбравшись из очередной передряги, лезут друг к другу с поцелуями. Всегда улыбалась в такие моменты, поражаясь наивности подружек, пускавших слезу умиления. Но вот… Вот я торчу в технической шахте, вывернутая в какую-то безумную позу, горло болит так, будто у меня ангина в терминальной стадии, голову изнутри, над глазами, долбят два трудолюбивых гнома с отбойными молотками, о сердце вообще молчу - но тем не менее я нахожу губами губы моего рыжего ангела, хотя сперва промахиваюсь, мазнув по щеке,  вцепляюсь в его плечи так, что ему, наверное, больно, и целую - без изысков, даже, наверное, неуклюже, как школьница, потому что ещё не до конца контролирую своё тело.
   Снизу доносится звук. Люк захлопывается. Это пугает, хотя в следующий миг я вспоминаю, что открываются они с обеих сторон, а наш псих, кажется, это забыл. Но раньше, чем я успеваю позлорадствовать, слышу лязг и удар снизу. Понятия не имею, что он там делает, но что-то подсказывает, что этот выход нам перекрыли. Что ж, тут есть и другие, зато я хотя бы знаю, что теперь он снаружи, а не стоит в темноте в трёх ярдах от меня.
   - Спасибо, - говорю я Эрику. Ну и голос у меня… Почку бы отдала за глоток виски.

Эрик Ланге.

   Никогда не недооценивай декера – вот первое правило, которое узнаешь в трущобах Чиба-сити. В большинстве своём мы не отличаемся незаурядной физической силой, просто-напросто не тратим время на то, чтобы нарастить себе огромные бицепсы или обзавестись чёткими кубиками на прессе – но вот изобретательности у нас хоть отбавляй. Мы – дети Вэ-Эр, пользующиеся теми дарами, что щедро предоставляет нам Сеть. Мы почти уже перестали быть людьми в привычном смысле этого слова – и именно это делает нас такими опасными.
   На долю секунды я теряюсь в собственных мыслях – и тут же обкладываю себя четырнадцатью восьмиэтажными конструкциями, потому что в секунду, в которую я возвращаюсь в реальность, я уже не вижу на уровне своих глаз роскошной задницы Риз. Браво, Эрик, когда-нибудь тебе отстрелят башку, а ты, как та курица, будешь ещё минуты три-четыре стоять и думать о чем-то своём, прежде чем забегаешь, смешно размахивая руками и обильно орошая всё вокруг кровищей. Громко чертыхнувшись, я кидаюсь за лейтенант-коммандером, только ради того, чтобы услышать звук падения и сдавленный хрип. Сука, сука, сука! Я в жизни своей не представлял себе, что могу взлететь по лестнице такой молнией, да ещё с декой в зубах. Видок тот ещё, прямо скажем, но ситуация явно не располагает к тому, чтобы заботиться о достаточной эффектности появления на сцене.
   Риз, мать твою!
   Я замираю на месте, словно кролик, увидевший удава, но мысли мои мечутся из стороны в сторону. Я рекордно близок к состоянию паники. Нехорошо. Три. Один. Четыре. Один. Пять. Выдох.
   Если сейчас я схвачу её за ноги и попытаюсь удержать на месте – ей оторвет голову, быстро и довольно аккуратно. В лучшем случае. В худшем – шея лейтенант-коммандера неприятно хрустнет, и все равно – поминай, как звали. Я не могу придумать ничего лучше, кроме как кинуться к кабелю, не успевшему утащить Риз слишком далеко, каким-то чудом ухватиться за участок над петлей, чувствуя, как кожа на ладонях сдирается в мясо обмоткой, вжать лейтенант-коммандера в ближайший же участок стены и держать, изо всех сил держать чёртов кабель, молясь на то, что у Риз получится выпутаться в ближайшие же пару минут.
   Получается.
   Риз дышит – рвано, хрипло, с громкими всхлипами, но дышит! Её скрючившиеся пальцы болезненно впиваются в мои плечи, она хватается за меня, царапается, и, Сетью клянусь, будь у нас побольше места – она залезла бы мне на голову или кинулась бы мне на руки. С моих плеч сваливается гора из сотен тысяч кластеров, и я прижимаю её к себе так крепко, как только могу. Честно, я не представляю себе, что бы я делал, если бы с ней что-то случилось – возможно, двинулся бы окончательно, забился в угол вместе с декой и до самой смерти от обезвоживания пытался бы смоделировать на ней идеальную виртуальную вселенную, вселенную, в которой лейтенант-коммандер осталась бы жива. Хорошо, что этого не произошло, остатки моего рассудка дороги мне, как память.
   Риз прижимается ко мне, бешеный стук её сердца гулко разносится по шахте – а потом она беспорядочно целует меня, целует, куда придется, пока, наконец, не находит губы - и я мягкими, успокаивающими движениями поглаживаю её по спине, почти что нежно целуя в ответ. Почти что – потому что я, сдается мне, и так-то на особенную нежность не способен, а уж после такого-то стресса… У самого ноги подкашиваются, чего уж там. Кое-как оторвавшись от лейтенант-коммандера, я бережно касаюсь губами её лба и осторожно отстраняюсь, всё ещё, впрочем, придерживая девушку одной рукой.
   - Не убегай больше. – шепчу, отводя в сторону упавшую на глаза прядь черных волос.
   Меня подмывает спросить, чего её вообще понесло чёрт знает куда чёрт знает зачем, но я решаю просто осмотреться самостоятельно – Риз сейчас стоит какое-то время поменьше говорить, прийти в чувство. Я окидываю взглядом  шахту, что сделать не так-то просто – я все еще скрючен буквой "зю", и, судя по лязгу люка где-то внизу, в этом же положении какое-то время и останусь – но я в упор не вижу ничего необычного. Но что-то же должно быть, не просто же так… Стоп. Я замечаю белеющий грязным пятном на фоне непонятных проводов, труб, механизмов, железяк, не знаю, чего именно, листок бумаги. Самый обычный, абсолютно по-земному сложенный пополам. Я подхожу поближе и беру его – соблюдая максимальную осторожность, конечно, словно ловлю ладонью тарантула. В записке ровно одно предложение.
   "Теперь ты один?"
   Он знал. Чертов ублюдок знал, что Риз, ведомая привычками профессионального солдата, оттеснит меня и кинется на предполагаемую линию фронта так, что мне придется глотать пыль – и неизбежно угодит в ловушку. Мороз продирает от одной мысли о том, что было бы, если бы мне не повезло принять единственно верное решение. Тем не менее – я уже не особенно напуган и даже не слишком зол. Во многом благодаря тому, что я тщательно продумываю план мести. И он готов, он более чем готов, потому что я знаю, как сделать любому декеру очень, очень больно. И мы сейчас говорим не о физической боли – никакой банальщины вроде "переломать пальцы" или "засунуть в задницу раскаленный добела паяльник", нет. Персонально для этого джентльмена у меня есть кое-что значительно, значительно хуже.
   Я отбрасываю бумажку в сторону и возвращаюсь к Риз. Мои ладони страшно горят, и я не хочу даже смотреть на них лишний раз. Мои руки – они как дека, не просто инструмент, скорее – единственный известный мне способ существования, и если с ними случится что-то серьёзное – это почти гарантированно вызовет у меня острый приступ паники. Поэтому не буду смотреть. Сделаю вид, что всё нормально. Даже если не нормально – заживет, я быстро регенерирую. Главное, что на месте, так? Конечно, так.
 Я мягко касаюсь плеча Риз кончиками пальцев, кивая головой в ту сторону, откуда до этого слышался грохот чего-то явно тяжёлого и металлического. Нам надо идти. Нужно найти какое-то место, где будет либо более или менее безопасно, либо будет подходящая для подключения консоль – в зависимости от этого мы и будем формировать либо оборонительную, либо наступательную стратегию. А пока мы тут торчим посреди корабля в технической шахте – ни о какой стратегии и речи идти не может.
  Нужно найти выход.

Тай Риз.

   Дико болит голова. И горло тоже, постоянно хочется сглотнуть, но во рту сухо. И пить хочется… И есть. И, черт возьми, трахаться! А потом спать, прижавшись к тёплому боку первого мужчины, с которым мне хочется не только уснуть, но и проснуться - пожалуй, я б ему даже кофе сварила. И по кругу. И где-нибудь в этом цикле найти момент, чтобы отловить эту тварь и предать смерти максимально болезненным способом. Было бы забавно подвесить его на этом вот самом проводе, любуясь, как дёргается его тело, а потом, когда он будет уже почти на той стороне, вернуть. Откачать. И по новой. Раз этак дцать. Обычно говорят: "В нём умер поэт", или художник, или кто там ещё. А во мне только что, кажется, родился палач.
   Я поднимаю шлем и листок бумаги, выброшенный Эриком, и читаю короткую строчку, подсвечивая фонарём. Чувство, которое возникает внутри, больше всего похоже на злорадство, если б сейчас я смогла открыть люк, заорала бы, окончательно срывая голос: "Я жива, тварь, жива! Выкуси!" Снова скомкав бумажку, швыряю её в темноту. Нечего рассиживаться. Я не из тех, кого получится запугать и загнать, как мышь под веник, чтоб тихонько сидела, боясь чихнуть. Мы доберёмся до рубки управления, врубим свет, запустим все датчики, и устроим такую охоту, что психу небо с овчинку покажется!
   Смутное пятно света сереет далеко впереди, там, где находится вторая половина ловушки. Похоже, нам туда. Не исключён, конечно, вариант, что там нас ждёт новая ловушка, слишком уж очевиднен этот указатель. Но что-то подсказывает, что там их не будет. Мои подозрения подтвердились: ему нужен Эрик, и нужен живым. Судя по записке, псих был уверен в успехе, и, пока сам не залезет сюда и не проверит, что к чему, я для него мертва. Знать бы, как это использовать… Если бы знать, что дальше, в направлении хвоста "нарвала", нет ремонтных люков, я бы заблокировала тот, что ведёт вниз, хотя бы и чуть не задушившим меня проводом. Выиграть время, ведь недостаток информации у противника - тоже оружие. Ну да ладно, к чёрту. Импровизируем.
   - Постараюсь не убегать, обещаю, - я мягко оттесняю парня и, нахлобучив шлем,  лезу вперёд, к серому свету, первой. Не то, чтоб мне мало было приключений на сегодня, но, если по сути: попади в петлю Эрик, я бы его, скорее всего, не спасла, просто сил бы не хватило. Так что пусть любуется на мою задницу в таком вот выгодном ракурсе, - Только не отставай. Впереди, думаю, безопасно, твой венерический приятель, сдаётся мне, желает видеть тебя живым.
   Чувствую себя крысой в какой-то высокотехнологичной норе. Провода, провода, трубы, опять провода…
   - Ты читал Гаррисона? - вряд ли, конечно, Эрик знаком с классиком двадцатого века, но а вдруг? - Мы - стальные крысы!
   Опять на меня накатывает это бесшабашно-злое веселье, когда море по колено, а в открытый космос хоть в одних трусах. Идеальное состояние для пилота истребителя на боевом вылете, абсолютно недопустимое - для командира. Но сейчас я ни то, ни другое. Сейчас я стальная крыса в лабиринте с ловушками. Чуть замедляю движение, когда мы приближаемся к люку, ведущему наверх - он открыт, крышка висит, почти касаясь пола шахты, и здесь наконец-то светло, хотя даже для моих привыкших к темноте глаз свет не выглядит слишком ярким.
   Я подбираюсь ближе, меняю положение тела, группируясь, как для прыжка. Только теперь, наученная горьким опытом, я не спешу высовываться. Сначала прислушиваюсь. Наверху довольно тихо, только слышен какой-то слабый, на грани слышимости, шум - может, работает какая-то техника?
   - Я очень осторожно,- даже если в Эрике сейчас взыграют инстинкты защитника, солдат здесь всё-таки я. Эх, мне б хоть какую пушку… Но на кораблях с этим проблемы, достаточно одного выстрела, чтоб убить всех скопом, продырявив обшивку, а потому максимум, что может быть на руках у экипажа - шокеры. Для того, чтобы вырубить кого-нибудь в тесном коридоре - более чем достаточно. Наш псих - член команды, пассажиров "нарвалы" не возят, так что стоит исходить из того, что вооружён именно такой штукой, если, конечно, вообще вооружён. Ну да вряд ли он нас поджидает наверху, если только не телепортировался.
   Ох, будет Эрик меня ругать, но… Наверху я оказываюсь одним прыжком, тут же уходя в кувырок, прям как заправский десантник, правда, голова отвечает протестом в виде взрыва боли, но, к счастью, никаких иных последствий моя безумная эскапада не имеет. Стоя на одном колене, готовая к рывку, быстро осматриваюсь - и выдыхаю.
   - Это мы удачно зашли, - комментирую для Эрика, потому что это немаленькое помещение, порядком захламлённое и пованивающее, не может быть ничем иным, кроме как корабельным камбузом.
   А вот и источник света.
   Свечи сжигают кислород, так что на кораблях их не бывает, хватит и того, что дают послабление курильщикам - кстати, эти, как правило, все планетарщики, рождённым в космосе такая привычка кажется варварской роскошью. Так что психу пришлось использовать то, что было под рукой: фонарик. Тонкий, небольшой, длиной в полфута, он торчит из распакованного пирога, фольга от которого валяется тут же, в куче тюбиков, банок, одноразовой посуды, пустых бутылок и ещё невесть какого хлама, место которому  в утилизаторе. Свет бьёт в потолок, отражаясь от белого пластика, играет на металлических поверхностях, рассеивается…
   - А твой приятель романтик, Эрик.