про петушка

Аркадию Козло-Бородскому снился сон. В том сне он был любим. Пронзительное ответное чувство на мгновения скрашивало пробуждение. Но поворот головы на подушке возвращал в мир яви. Он, закатив глаза под опухшие веки, отворачивался, но образ из сонных грёз к этому моменту уже покидал его. И вторгался другой... образ. Образ некогда любимой. Некогда желанной. Этот образ вместе со своей обладательницей был доступен. Именно доступность и делала его для Козло-Бородского недоступным. Хотелось драки. Хотелось погони. Хотелось сорить деньгами. Бросать шубы в лужи. Скупать цветочные ларьки. Хотелось мчаться за персиком, рассекая тьму. Томиться от ожидания почтового голубя. Писать стихи. Отправиться в даль светлую.

Да чёрт его знает, чего ещё ему хотелось.

- Аркадий, перестань, ну сколько можно... - заговоривший сонный образ с соседней подушки, кряхтя и скрипя, прервал поток струящихся желаний.
- Ну, какие персики, Аркадий, какие ларьки... какая драка, дери тебя чёрт, Аркадий, ох-хххх.
И тут образ на мгновение застыл, а оживившись, хмыкнул, и затем рассудительно, но удивлённо произнёс:
- Хотя, ладно... только, Аркадий, столовое серебро пусть останется, и того петушка, что из муранского стекла не дари, ладно? пообещай, Аркадий!