Таянье Тайны. Главный паук

                Главный Паук


Оборотень – явление иных измерений. Что его вытолкнуло в наш мир, не вполне ясно. Потому, видать, и тревожно. Тут безнадёгой припахивает: «игра» идёт на чужом поле, по незнакомым законам. Тут если не изымут из тебя весь золотой слиток, уж крупинки-то отщипнут, отщипнут…

***
Итог «отщипываний» – системный сбой. Компьютерный, человеческий…

***
Сбой: сижу во дворе, курю, никого не трогаю, смотрю на игры  визжащих детей, ни на секунду не выпускающих из рук айфоны, и думаю – а это люди? Это такие же люди, как мы?..
И вдруг одна из визжащих девчонок-подростков подлетает и нагло так, по-свойски, начинает допрос, в полнейшей уверенности своего права, некоей правомочности своей на проведение дознания:
    – «Дядя, а сколько тебе лет?»
    Понимая, что от этих зарвавшихся, не вполне осознающих себя тварек можно ожидать чего угодно, любой провокации, намеренно медленно и спокойно отвечаю:
     – «Знаешь, девонька, я так давно живу на земле, что ещё помню людей…»
Заморгала, захлопала густокрашеными ресницами! Сбил спесь. Хорошо. Древний человек, однако.
     – «А кто же мы тогда?» – в изумлёнии отступает.
     – «Кто вы такие?.. А – мухи! Мухи, попавшие в паутину, и жужжащие, барахтающиеся там. Вас ещё только обволакивают в нежный кокон, и вы пока не замечаете этого, нежитесь покудова. Ещё не встретились с Главным Пауком, хозяином Сети. Ведь коли свита паутина, должен быть и тот, кто её свил, не так ли?»
    – «Та-ак… наверно…» – ещё больше растеряна. Хорошо! Сбиваю спесь.
    – «А если так, то вы лишь теперь думаете, что айфоны и гаджеты, втянувшие во всемирную паутину, самое ценное в жизни, ценнее дружбы, родителей, всего! Да за новый айфон, признайся, ты же готова подставить своего «товарища». Ничего личного, просто «для дела». А потом и Родину предать, как говорили прежде. Или просто обокрасть кого-то. – Маму, дядю, папу…
Айфон с интернетом хорош и безвреден. Это высшее!
Поймёте позже, что Пауку нужны не столько вы, юная кровь, молодые тела, из которых только бы и сосать свежую кровушку, сколько ваши бессмертные души. Он их высосет, и они утратят бессмертие… ты не думала о таком раскладе?»
     – «Не-е…»  – она уже всеръёз напугана дремучим дядей и отступает от меня всё дальше, к жужжащему молодняку, резвящемуся на «пауке» спортплощадки.
Паук  куполообразен, сплетён из железных труб, на которых они все там ловко кувыркаются, подтягиваются, и одновременно переругиваются по своим айфонам.   
    Нарочито грязно, неумело ругаются. Сквернословят. И гордятся этим, чего не скрывают. По айфонам ругаются, хотя находятся совсем рядышком. Айфон единокровен. А умение сквернословить, особенно у девочек-мокрохвосточек, в большой цене.

***
Одна как-то похвасталась – они все с детского сада матерятся. Я поправил:
– «Не материтесь, а сквернословите. Точнее –  пустословите, не имея понятия о мате, о настоящем матернем, материнском языке».
Мокрохвостка изумилась:
– «А какая разница?»
Пришлось прочесть краткую лекцию, объяснить разницу между матом и сквернословием.
– «Матерным, материнским языком наши предки лечили болезни. Только предки, в   отличие от нас, хорошо знали, в какую фазу луны нужно лечить ту или иную болезнь, когда кружить посолонь, когда обратно, в каком порядке повторять драгоценные слова, слова плодородия, силы. Это же энергетически самые сильные слова в русском языке. А вы ими бездарно сорите, сквернословите, накликаете на себя неудачи.
Ты знаешь, например, что ты сказала сейчас своей подружке?
– Да ничо не сказала, просто: «Ни х… себе! Вот и всё»
– Нет, девонька, ты произнесла сейчас самое поганое магическое заклинание – ты пожелала себе безмужней жизни, бездетной старости.
Пойми, глупенькая, сегодня мат – в основном  язык войны, трудной ситуации. Грузовик из грязи, например, мужикам не вытащить без древней мощной энергетики, без материнского слова. Ну, и для анекдотов осталось кое-что… в общем, не сберегли мы язык великих предков. Покалечили только. Встарь перегнули палку попы да начальники,  осталось сквернословие. Чем гордишься?..»
«Моя» девочка забирается на вершину паучьего купола, и лишь оттуда весело-злобно кричит:
– «На дворе 21-й век, дядя! Ты понял? Ты дурак, дядя! Двадцать первы-ый!...»
– «Жаль, что не 12-й» – отругиваюсь безнадежно. Так, для проформы.
И вспоминаю стихи «Предок на завалинке»:

«Он думает о юности, быть может,
                А может, вспоминает неолит.
                Огнями трубки темноту тревожит,
И тишину усами шевелит…»