Я, он и рыжий пёс

Часть 1.

Впервые я заметил его во дворике, где после обеда прогуливались «клиенты» нашего психоневрологического диспансера. Я остановился и некоторое время наблюдал за ним сквозь решетку забора…
Надо сказать, все пациенты в том дворике были достаточно бесхлопотными, хотя и со своими странностями. А иначе, согласитесь, они были бы в другом месте…
Незначительные отклонения в психике почти не отличали их от обычных людей, пока очередное обострение не выбивало из-под них привычную почву. А когда эти печальные эпизоды в их жизни всё же ненароком случались, они оказывались в поле нашего зрения… В силу своих возможностей мы старались помочь им восстановиться, чтобы они раньше времени не стали обузой для своих любящих родственников… А как же иначе? Ведь, кто это знает, «подвинувшийся» рассудком доставляет не меньше хлопот, чем иной тяжелобольной человек. Во всяком случае, эмоционально они иной раз выматывают куда больше, ведь они совершенно не замечают, как сжигают окружающим нервы в топке своего безумства…
И так, мужчина лет шестидесяти пяти или чуть более того, стал в тот день особым объектом моего внимания. Невысокого росточка, изрядно полысевший, весьма порывистый в движениях, прогуливаясь по дворику, он то ускорял ход, словно его кто-то преследовал, то вдруг замирал, как пёс на охоте, учуяв дичь, прислушиваясь к звукам, вероятно, распознаваемым только его слухом… Всякий раз, когда он впадал в кратковременный ступор, он медленно обводил взором пространство перед собой, будто «ловил волну», и потом, закрыв глаза, сосредоточенно слушал то, на что ему удалось наткнуться в недосягаемом для всех других эфире… Моё профессиональное чутьё подсказывало мне, что этот человек несколько отличается от остальных обитателей нашего заведения – за его поведением скрывалось что-то таинственное… Через время я познакомился с ним поближе.
В тот день я сидел в своём кабинете, разбираясь с бумагами, накопившимися за несколько прошедших дней. Врачей всегда раздражает нарастающая тенденция потопить практическую врачебную деятельность в макулатурном хламе отчетов… Раздосадованный, я захлопнул ноутбук и встал из-за стола. Решил прогуляться в свой обеденный перерыв по территории диспансера.
Был жаркий август. Всё вокруг раскалилось. Уже казалось, ещё чуть-чуть и всё расплавится в нарастающем полуденном пекле. В неподвижном горячем воздухе почти отсутствовали звуки - всё живое пряталось в тени деревьев и под крышами домов…
Но мысль об отчетах вызывала такое отторжение, что даже жара меня не пугала. Я шагнул на аллею и медленно побрел к брошенным корпусам, которые уже который год власти обещали снести и построить на их месте нечто невиданное, сказочное, чему нет аналогов в мире… Ну, господа, мечтать не вредно, да и стоит совсем ничего. Легко обещать, если строить придется не тебе… Самый дешёвый воспроизводимый человеком продукт – это ложь.
Врут не все – большая часть просто привирает. Мы любим приукрасить там, где наши ресурсы не позволяют нам сделать сказку былью. Это не великий грех. Грех врать, когда ты знаешь, что сказанное тобой никогда не будет облачено в одежды реальности… Сколько веков народы мира купались во лжи своих правителей? Да столько, сколько существует само человечество. Менялись правители, а преемники тронов становились ещё и преемниками лжи. Меняется облик, а сущность остается неизменной… Чтобы изменить сущность, надо быть мудрым и мужественным. А это - редкостное сочетание…
В конце аллеи я сел на скамью в тени огромного каштана. Бросив взгляд на высокие заросли лебеды, обступившие брошенные корпуса, я вспомнил, как, будучи ещё студентом меда, приходил сюда на практические занятия. Казалось, то время вдруг ожило и выплыло из колыхающего марева лет. Я словно видел свою группу, выходящую из корпуса напротив, и улыбнулся красочному видению. И вздохнул с ностальгией по далёкой и во многом беспечной поре, когда казалось, что всё хорошее впереди, а плохому не быть никогда…
Я вздрогнул. Напротив, по другую сторону аллеи, стоял, улыбаясь, он. Вид у него был таков, будто не я вспомнил свою юность, а он побывал в ней… Не сказать, что у меня пробежал холодок по спине, но и комфортным мелькнувшее чувство назвать невозможно.
- А я тоже три курса меда закончил, - делая шаг в мою сторону, сказал он и деликатно остановился, словно ждал приглашения.
- Что ж вы там остановились, - сказал я. – Идите сюда, в тень.
Он замер в своём ступоре. Теперь мне было хорошо видно, как это всё происходит: всё тело его застыло в неподвижности и лишь зрачки описывали один круг за другим, как вдруг они вернулись к какой-то замеченной ими точке и сосредоточились на ней; он закрыл глаза и через несколько мгновений на лице его мелькнула улыбка, затем он чуть заметно кивнул и… тут же окончательно пришел в себя.
«Вероятно, я только что наблюдал кратковременный транс, - подумал я. – Интересно, он этому учился или это включается само в период обострения болезни?»
- Простите, - сказал я.  Вы только что сказали, что учились в мединституте. Это верно?
- Да, - сказал он, присаживаясь на скамейку. – Но это было очень давно…
- Вас, простите, как зовут? – спохватился я.
- Алексей… Алексей Иванович Колыванов, - сказал он и закивал головой.
- А меня Семен Семенович, - представился я ему. – Вот и замечательно. Познакомились. А что же вы, Алексей Иванович, гуляете тут по такой жаре?
- Так же, как и вы, доктор, - ответил он. – Хочется побыть подальше от всех… Вот я и пришел сюда. Бродил по этим развалинам... Стены помнят много всяких историй.
- Наверное, вы правы, - согласился я. – Стены может и помнят, да вот память, к сожалению, не всегда способна воскресить воспоминания. Обычно это получается само по себе, а другой раз и захочешь, да без толку – не вспомнить и всё…
- Память ни при чем, - сказал он, озираясь по сторонам. – Всё остаётся на своих местах. Всё здесь… Всё, что происходило за годы и даже тысячелетия. Теряется способность считывать – вот причина.
- Это как следует понимать? – спросил я, не совсем понимая его рассуждения.
- Вся информация о событиях хранится там, где они происходили, - улыбнулся он. – Мы лишь подаем в эти места мысленную «заявку»: «Прошу подсоединить меня к таким-то событиям…» При этом мы не проговариваем содержание «заявки», а представляем либо смутный образ целого, либо крошечную, но ясную деталь общей картины – и всё полотно тут же открывается. Всё, полностью…
- Даже не знаю, что сказать, - задумчиво произнес я. - Конечно, ваша трактовка, мягко говоря, несколько не стыкуется с нынешними взглядами на механизмы памяти, но, как знать… Мы ведь постоянно открываем что-то новое. Редко, когда оно лишь ретуширует старую теорию. Чаще, когда оно глубоко преобразует её, а то и вовсе опровергает. Нисколько не удивлюсь, если вы окажетесь правы. Но только вот есть весьма уязвимое место в вашей теории, Алексей… Иванович.
- Какое такое «уязвимое место», - вскинул брови мой собеседник.
- Нам не дано вспоминать то, что происходило не с нами. Это и есть то самое «уязвимое место», - провозгласил я торжественно, так, словно только что объявил противнику «мат».
Алексей Иванович нервно мотнул головой, будто отгонял назойливую муху, и, прикрыв глаза, сказал:
- Вам приходилось бывать в этих зданиях, - сказал он, указывая рукой на брошенные корпуса. – И не только в эти годы, но и много лет назад, когда вы были совсем молодыми…
Тут он снова застыл в своей странной позе. Его взгляд скользнул по кругу и остановился, а веки сомкнулись. Секунд пять он больше походил на восковую статую, нежели на живого человека. Наконец, он встрепенулся, кивнул головой и улыбнулся.
- Это место для вас очень значимое, - сказал он.
- Естественно, - сказал я. – Ведь я тут работаю много лет.
- Но именно в этом здании, что напротив, вы стали оказывать первые знаки внимания своей будущей жене… Вы были из одной группы... Это было ваше первое практическое занятие по психотерапии... Она смотрела на больных со смешанным чувством – то был и страх, и жалость… И она была даже благодарна вам, когда вы заметили это и, подойдя сзади, приобняли её за плечи…
Потом вы сидели на этой аллее и долго разговаривали…
По мере того, как он говорил, я всё глубже погружался в воспоминания, пока едва ли не в живую оказался там. Странно, я ведь так незаметно «ушёл» в прошлое, что даже не успел осознать, что в этот момент происходило нечто удивительное – этот человек проник в моё прошлое и описывал всё происходившее так ясно, словно он стоял там и наблюдал за всем сам... Причем, наблюдал сразу с нескольких ракурсов. Даже чувства передал в точности…
Я вынырнул из своих воспоминаний и посмотрел на него, всё ещё пытаясь понять, где были мои воспоминания, а где его описание той сцены в палате. Они совпадали в точности. Может быть, именно поэтому я не мог определиться – я слушал его или погрузившись в воспоминание, пережил всё заново?
На немой вопрос в моих глазах он пожал плечами и виновато вздохнул. В эту неимоверную жару мне стало немного зябко – рядом со мной сидел человек, который только что и удивил, и, откровенно говоря, несколько испугал меня. «Как так, - вопило моё сознание, - взял и влез в мои воспоминания! Этого не может быть... Это неправильно!» Я словно почувствовал себя голым перед чужим взором. Почувствовал себя совершенно уязвимым… Наконец, теснимый безмерным любопытством, страх отошел в сторону, а потом и вовсе исчез. Я улыбнулся и покачал головой.
«Невероятно! – подумал я, бросая взгляд на сидящего рядом со мной человека. – Просто невероятно…»
А он как будто уже забыл обо мне – взял в руки подошедшего к его ногам рыжего щенка и, слегка кивнув мне, пошёл по аллее прочь. Его фигура то высвечивалась в лучах солнца, то тонула в тени деревьев и так, пока я не потерял его из виду.
На другой день я уехал на конференцию в Москву. А когда вернулся, то оказалось, что Алексей Иванович был выписан из нашего диспансера. Я попытался навести о нем справки, опираясь на данные, имеющиеся в нашей картотеке, но безуспешно… Мне удалось лишь выяснить, что его забрали родственники, приехавшие за ним с далекого Севера.
Сказать честно, я постыдился искать его. Собственно, кто я такой для него, чтобы беспокоить его из-за своего любопытства? Однако, его способности не давали мне покоя. Я много думал, пытаясь связать множественные детали в целое, удобоваримое для моего ума. Я по многу раз вспоминал всё, что успел заметить в его поведении. Стыдно признаться, но я даже копировал его движения - и тела, и глаз… Представляю, как было бы потешно понаблюдать за этим со стороны. Но всё было безуспешно. Постепенно я успокоился и забыл об этом…

Прошёл год. В точно такой же жаркий августовский день, влекомый какой-то неведомой силой, я прошелся по аллее и опустился на ту самую памятную скамью… Через минуту, виляя приветливо хвостом, ко мне подбежал рыжий пёс. Я погладил его по голове, мягко потрепал его за холку и поделился с ним остатками бутерброда, что не успел выбросить в корзину. Дожевав угощение, пёс тихо улёгся рядом и прикрыл глаза. Я тоже прикрыл глаза…
Я вспомнил своего давнего собеседника и, погружаясь в его образ, принял «стойку» и повёл по кругу глазами, ища в пространстве таинственную «точку» и… И услышал за спиной раскатистый смех.
Едва не свалившись от неожиданности со скамьи, я оглянулся.
- Ну, что, - улыбнулся он, - не получается?
Я смущенно улыбнулся в ответ и встал.
- А, не переживайте - махнул он рукой. - Всё очень просто. Сейчас расскажу…

Я, он и рыжий пёс не спеша шли по тенистой аллее. И по мере того, как он говорил, мне казалось, мир менял краски, а пространство - глубину…

Часть 2.

Мы сидели на траве под березой на берегу небольшого заросшего пруда.
По обе стороны от нас заросли крапивы, лебеды и чертополоха перемежались с пёстрым ковром разнотравья, где над всеми одерживал верх своими сапфировыми брызгами «василек». Над всем этим изумрудным покрывалом бесшумно парили бабочки и стрекозы. И только грузный шмель производил заметный шум, летая от цветка к цветку и ворчливо оттесняя прочь хлопотливых пчел и назойливых мух… Изредка тишину знойного полудня нарушал крик кукушки.
Наблюдая окружавший нас пейзаж, я вдруг вспомнил своё детство и с ностальгической грусть вздохнул. «Давеча ни то, что нынче», -вспомнились мне слова моего прадеда. Я молчаливо кивнул головой, - словно пролистнув года, как страницы книги, я сидел в этот момент перед стариком, - да, ты прав… И тут я краем глаза уловил взгляд Алексея Ивановича - это и вернуло меня к реальности.
- Вспомнили былые времена? – улыбнулся он.
- Да, - коротко подтвердил я.
- Мне и самому порой кажется, что всё лучшее…- сказал он, щуря глаза, - ну, по крайней мере, самое чистое, осталось в далеком детстве. И, словно устремляя взгляд куда-то сквозь слои времени, добавил:
- В детстве мы стояли к разгадке тайн гораздо ближе. А потом мы, как днище старого корабля, обросли ракушками и водорослями… С годами умом мы растем, а вот божественность в нас увядает. Первое, если хотите открыть в себе необычайный дар, вернитесь сознанием в детство – выбросите весь хлам, что за годы вобрали в себя. Иисус прав: «Будьте, как дети…»
Хотите прямо здесь и сейчас поучаствовать в эксперименте по «считыванию» событий?
- Ну… Я даже не знаю, готов ли я к такому, - пожал я плечами.
- Вот мы и проверим, - сказал Алексей Иванович, - готовы вы или нет. Я уже говорил вам, что мы, пытаясь извлечь из памяти какую-либо информацию, как бы делаем запрос на соединение нас с определенной пространственно-временной точкой. Помните из кинофильмов: раньше были такие телефонистки-операторы, которые по просьбе абонента соединяли его с другим абонентом? Очень похожее действие происходит и с подключением нашего сознания к определенным событиям… Важные замечания: во-первых, будьте только наблюдателем – дайте событиям происходить, иначе многое выпадет из круга вашего внимания – это как все равно что во время скачивания компьютерной игры пытаться играть в неё; во-вторых, постарайтесь слиться с самим пространством-временем – тогда вы будете легко управлять погружением и выходом из одного временного слоя в другой. Каждый раз получаться будет всё лучше и лучше…
- Понял, - сказал я.
- При мысли о чем-то, что имеет большую пространственно-временную протяженность, вы едва ли сможете ухватить образ целиком, это практически никогда и никому не удавалось. Даже в обыденной жизни чаще всего вы сначала цепляетесь сознанием за какую-то отдельную, самую яркую деталь картины. При этом, стоит вам только коснуться своим сознанием этой детали, как картина начинает разворачиваться и присутствующие рядом другие детали также приобретают значительную четкость...  Попробуйте сейчас вспомнить своё детство. Сосредоточьтесь… Что вы увидели первым?
- Двор… Бабушкин дом. Я словно стою посреди двора и поворачиваюсь на месте…
- Сколько вам лет?
- Лет восемь…
- Посмотрите на дом. Рассматривайте его. Рассказывайте о всем, что вы видите…
- Каменные порожки. Закрытая деревянная веранда с окнами и дверью... Дверь окрашена в бледно-голубой, даже скорее в сероватый цвет…
- Подойдите ближе. Станьте на порог. Посмотрите на дверь…
- Краска на двери облупилась, её почти нет… А издали казалось, что она окрашена…
- Что справа от вас и слева?
- Справа – яблоня. Слева груша и колодец… Оштукатуренный, с металлической крышкой и висячим замком.
- Смотрите только на колодец. Мысленно сбейте с него штукатурку…
- Обыкновенный камень… Бесформенные куски камня разной величины.
- А теперь погружайтесь в прошлое. Двигайтесь слой за слоем вглубь. Что было на этом месте?
- В том месте сейчас лежат доски и рядом - большая куча глины.
- Теперь двигайтесь совсем медленно…
- Слышу за своей спиной бабушкин голос… Жалуется, что за питьевой водой приходится далеко ходить. Голос прадедушки – отца моей бабушки…Он пришёл к нам в гости. Он ей отвечает, что нужно выкопать «бассейн» для питьевой воды и привозить воду на водовозе… Они обговаривают цену – сколько стоит выкопать этот колодец и сколько будет стоить одна бочка воды…
- Где ведётся разговор?
- На веранде. Представляете… Она совсем другая, чем я только что видел!
- Что ж в том удивительного?
- Это открытая веранда. Старая. Четыре столба…круглых, посеревших от времени, чуть кривых. И крыша над головой. Тут и ступеньки совсем с другой стороны - сбоку. Прадедушка сидит на табуретке прямо передо мной. В его руках трость… Бабушка стоит позади меня. Я её не вижу… Я совсем маленький - немногим выше колен прадедушки – мои ладони лежат на его колене… У него седая борода и слегка желтоватые усы. Он курит самокрутку…
- Достаточно с этим. Побродим по двору и вашему саду… Возвращайтесь во времена, когда вы достаточно хорошо исследовали и двор, и сад. Сколько вам лет?
- Наверное, лет десять… Изменилось многое… Опять новая веранда, новые ворота… Нет старой акации на углу дома. В углу двора появился курятник, загон для овец и рядом собачья будка. Исчезла большая гора камня – вместо неё стоит летняя кухня. Дальше баз для коровы… Потом калитка в сад.
- Идём в сад.
- Деревья… Вишни, абрикосы. За ними длинные ряды виноградника.
- Обходим всё по периметру.
- Здесь вот, в углу огорода, видны остатки фундамента. Наверное, тут когда-то стоял какой-нибудь сарайчик. Тут что-то непонятное… Даже не знаю, как это назвать…
- На что это похоже?
- Оно выложено из камня. Камень порос мхом… Какая-то странная куча камня конусообразной формы. Высокая – метра два, а то и три. Неприятное место… Вспомнил! Мне говорил прадедушка, чтобы я никогда не разбирал эту кучу камня.
- Почему?
- В этом месте пропадали куры и другая живность. Его из-за этого как раз и замуровали камнем…
- Вероятно, прадедушка ваш был прав. Есть несколько вариантов объяснить этот запрет. Среди них возможен и такой – там пространственно-временной портал. Большая редкость - обнаружить такое место. Опасное место. Идем дальше…
- Я обошел уже весь сад и стою у каменного забора. За ним - улица… Здесь, у стены, тоже есть остатки фундамента. Он гораздо больше – наверное, тут стоял дом…
- Думаю, что-то произошло в этом месте… Даже я чувствую, что там произошло что-то нехорошее… Ладно, возвращаемся в реальность. Надо кое-что обсудить…

Я открыл глаза – живой свет, зелень, бабочки летают, птицы щебечут…
- Видите на что способно наше сознание? – сказал Алексей Иванович. – Но это только самая малость. Даже находясь здесь вы можете проникнуть в события вековой давности в любой части света. Правда, находиться на месте, где события протекали непосредственно, куда выгоднее – качество восприятия информации выше. В крайнем случае неплохая подмога в этом деле, например, человек, который там был, вещь, пролежавшая в тех местах долго, фотография того места… Теперь вам надо попробовать просканировать выбранную вами пространственно-временную точку, но уже по всей глубине её проекции во времени. Понимаете, о чем я говорю? Например, сканируем место, где мы сейчас сидим, на значительную глубину – например, на век или два. Или задание потруднее – на расстоянии сканируем те странные развалины и пирамиду из камней в огороде вашей бабушки. Там кроется какая-то тайна…
- И как мы это сделаем? - спросил я.
- Моё сознание цепляется прицепом к вашему, и мы в паре двигаемся назад по шкале времени, пролистывая все значимые события…
- Хорошо нас не слышат мои коллеги, - вздохнул я, – уже сидели бы мы с вами, уважаемый Алексей Иванович спеленатыми…
- Семен Семенович, если бы гении прислушивались к таким вот «коллегам», не было бы ни одного гениального открытия. Бегали бы мы с вами в шкурах с дубинками в руках…
- Это верно, Алексей Иванович, - согласился я. – Это верно…
- Сколько вы знаете людей, готовых поделиться таким вот секретом не то что с вами, а вообще с кем угодно?
- Боюсь, что таких людей нет, - признался я. – Должен сказать, я до сих пор не понимаю зачем вы мне доверились. Тем более, зная, что я психотерапевт…
- Вот! Не упускайте случая – изучайте «пациента». А то ведь, может быть, я сейчас такой один на планете, - улыбнулся он.
Я покачал головой. Было о чём задуматься.
- А нет ли у нас риска где-нибудь, скажем так, застрять на неопределенное время? – спросил я. – Мало ли что…
- Такого риска нет. Мы же не физически перемещаемся во времени. Сознание обладает большей защитой – оно гибкое, быстро находит пути отступления. Сознание может быть поймано только другим сознанием – такой же по степени проникающей силой. Но ничего похожего мне не встречалось. Мне как-то пришлось столкнуться с сознанием шамана семнадцатого века – мы с ним очень уважительно побеседовали и мирно разошлись… У нас серьезное преимущество – мы для них из будущего и знаем о них чуть больше, чем они о себе.
- А вы не пробовали сканировать будущее? – полюбопытствовал я.
- Нет. Как-то и желания не возникало, - пожал он плечами.
- Ладно. Давайте попробуем, - согласился я. – Лучше проведем этот эксперимент у меня дома. Там есть и фотографии моих прадедушек и прабабушек и даже двора бабушки. Как вы сами сказали, это упростит дело.
- Хорошо, - согласился он. 
Ещё час или около того мы сидели у пруда, болтая о разном. К тому времени жара спала, и Рыжий пёс, после долгого валяния на траве, решил размять свои кости – он четверть часа, весело лая, неустанно мотался вокруг пруда за бабочками и стрекозами…

Вечером я рассказал эту историю своей жене.
- Очень интересно, - сказала она. - Если этому можно научиться, то я – первая на очереди. Жаль, что я не смогу завтра понаблюдать за вами. Мы с дочуркой едем к бабушке, но я буду тебе позванивать. Мало ли что…

Был воскресный день. Мы с Алексей Ивановичем сидели в моём домашнем кабинете, пили чай и обсуждали отдельные детали эксперимента.
- Вот смотрите как этого быстро добиться, - сказал он, беря в руки старую черно-белую фотографию. – Здесь мы видим дом, двор и деревья… Мы выбираем какое-либо дерево. Почему? Дерево – живое. Это хорошо, что фото черно-белое. Потому что мы, сконцентрировавшись на нём, через какое-то время увидим, как с него сползает «серая паутина» и изображение обретает яркие краски и оживает. Мало того, мы ещё услышим, как шумит под ветром листва этого дерева, как поют невдалеке птицы, ощутим воздух, запахи… Это так здорово! Впечатление такое, что ты там находишься в теле… Я каждый раз восторгаюсь этому, как ребёнок, прикоснувшийся к чуду.
- Сейчас вспомнил… Что-то похожее я уже испытывал пару раз в момент засыпания, - сказал я. – И, как вы сказали, это происходило именно с деревом. Это была ива: сначала дерево виделось мне довольно смутно, словно окутанное туманом, потом я стал рассматривать отдельный листочек на ветке – он вдруг стал зеленым, далее этот цвет растекся по всей ветке и перекинулся на всю крону дерева и дерево ожило, а следом и всё вокруг наполнилось яркими красками и звуками... Меня это так удивило, что я пробовал проделать то же самое и в другие дни. Правда, получилось это всего несколько раз…
- Главное, что вы уже сталкивались с этим, - сказал Алексей Иванович. – Значит, у вас всё получится.
- Было бы здорово, - кивнул я.
- Готовы? – спросил он.
- Да, - сказал я, сосредотачиваясь на фотографии.

Картинки менялись, как слайды…
Дом и двор менялись до неузнаваемости… На месте прежнего дома стояла огромная копна сена, рядом - сложенные в высокую пирамиду кизяки для топки печи. На месте развалин стояла невысокая беленная хата с соломенной крышей и окнами закрытыми ставнями. Двор раздался и очистился от прежних построек, зато появилась небольшая конюшня, за ней длинный баз, поделенный надвое – в одной части были овцы, в другой – корова с теленком. По двору гуляли куры, у сарая, привязанный на цепь, лежал лохматый пёс, лениво наблюдавший за происходящим во дворе.
Тем временем в распахнутые ворота въезжала телега, груженная мешками… За ней, верхом на лошади, проследовал всадник. Из хаты вышла молодая темноволосая женщина, одетая в цветастую блузку и длинную просторную юбку. Набрасывая на голову платок, она улыбнулась всаднику. Тот в ответ усмехнулся и провел пальцем по усам. Спрыгнул, поправил сапоги и, размахивая задорно кнутом и что-то тихо напевая, подошел к женщине.
- Здоровы будете, - сказал он, подмигивая и подавая шапку к затылку.
- И вам не хворать, - смущенно отводя взгляд, ответила она.
- Дитё что ли спит ещё?
- Так час какой? Ещё спит, - сказала она.
Затем картинка померкла и возникла другая…
По двору метался народ. Хата, охваченная огнём, озаряла пространство вокруг, тесня от себя вязкую темноту ночи… Молодая женщина, охватив ладонями свои плечи, рыдая, бредёт прочь…
Снова меняется картинка…
Теперь уже утро. За рядами виноградника десяток казаков. Бричка, груженная камнями.
- Вы осторожнее тут, - говорит старик, отпихивая молодого казака. – За круг не переступайте. Как дойдёте до третьего локтя, закладывайте дальше в три ряда. И чуть по чуть сводите в купол. Глины не жалейте и камни кладите с заступом, чтоб цепкость была…
- Егор Савельевич, и много таких гиблых мест может быть по нашему селу? После такого и бабы, и дети с хат выходить боятся. Глядишь, и сам ступишь в такое место.
- Не бойся, казачок, такие места – редкость. Видишь, как тут закручена в бублики трава? Да ещё и уродливо расщеплена, и сочна, и растет выше другой… Это «ведьмин круг». Запоминайте приметы.
- А кто хоть знает, что тут на деле произошло? Гутарят-то всякое…
- Тетка Одарка сказывала, что видела через стенку со своего огорода, как Санько с Нюркой долго бегали и искали дитя своё. И во дворе, и по улице мотались, и по винограднику… Потом Санько нашел тут платок дочки. Позвал Нюрку… Видать, дитя перелезло через стенку в этот самый круг и пропало. Санько давно замостил это место. Да только, видать, стенка-то была низковата… Тут у них то куры пропадали, то как-то порося сгинуло… Дурное место.
- Ото, похоже, Санько сюда тоже майнул с отчаянья… А Нюрка, как глянула, что и он исчез, рассудком двинулась. Хату спалила и сама сюда…
- И куда ж это гиблое место ведёт? – спросил у старика кто-то из-за спины.
- Так ведь никто ещё с таких мест не возвращался, - отозвался дед Егор. – Вы мостите получше, чтобы вскорости не развалилось всё…

Картинка сменилась. Ещё и ещё раз, и так, пока всё не скрылось за серой пеленой…

Мы открыли глаза, вздохнули и ещё долго потом сидели в молчаливом раздумье. Печальное получилось путешествие…