***

                13   
               

    Весна. Почки  лопаются,  как воздушные шары,  испуская в воздух одуряющий  аромат  жизни.  Рабочий день закончился.  Я спускаюсь в метро.
   И  как это некоторым удается запомнить,  сколько  ступеней   ведет  туда, сколько сюда на  этих  каменных  переходах -  связках?  Я, можно  сказать,  выросла   в   метро   и   не  могу   зафиксировать    даже   с   какой  платформы   отправляется   мой  поезд.  Ну,  вот   опять села  не  туда!  Конечно,  если бы  я не читала постоянно, а  считала  ступеньки,  но -  тогда,  когда читать? 
   Я выхожу из  вагона, перебегаю  на противоположную платформу,  дожидаюсь  другого  вагона,  усаживаюсь  в  него  и вновь   утыкаюсь в книжку.  Поднимаю  глаза и – утыкаюсь  в  глаза. Что ты на меня уставился, житель столицы?  Буравить взглядом  человека  не прилично.
  Я опять склоняю голову над страницей.  Поднимаю глаза –   пялится.  Все ясно, дружок. У  твоей  жены,  также  как и  у моего мужа,  больное сердце?   Сочувствую,  сочувствую…    Ну,  не надо,  не надо,   так на меня  смотреть!  Я  - слабое звено  в  цепи империализма,  я могу не выдержать и - расплакаться.
Ты что, поверил?

 Он,  кажется,  тащится за  мной...   Окстись,  ты знаешь, сколько  мне лет?
   И   вообще  куда  я  еду?  О!  -  кажется,  опять  промахнулась мимо своей станции.  Мне надо домой.  Надо? - Да, никуда тебе, голубушка,  не надо, -  усмехается  мне  мое  помолодевшее  в  темноте отражение в  двери  напротив. -  Заткнись  негатив!  -  И  ребенку ты  не  нужна, он  уже взрослый.  А мужу тем более….   - Ну и что? Я устала, я хочу  есть!
Ты  отстанешь от меня,  собака  Павлова!

 Я без тебя знаю, что такое животный магнетизм. 

Разве  я  виновата, что весной  эта эротическая  энергия  прет  из  меня, как из брандспойта?   Хлещет из  глаз, из  носа, из ушей -  из всех отверстий моего не сильно  молодого  тела.  Ну,  ладно,  пес  барбос,  я покажу тебе кросс!
 Я сную по метро, как  спятившая,  леди  Гага  под пятьдесят.  Перепрыгиваю  с одной станции на  другую,  с поезда на поезд.  Размахиваю  сумкой   и  книжкой,  оттаявшей  песчаной поземкой  метусь с  платформы на  платформу,   по  тоннелям,  ступеням,  мостам...  Это у  нас детская  игра такая   - я иностранная  шпионка, я путаю следы.  Мне интересно, когда  эта  дурь  ему  надоест  и  он, наконец,  от  меня отцепится?

    Смотри-ка, и  не  думает!   То встанет, уютно привалившись к двери напротив, то  терпеливо  присядет  отдохнуть  невдалеке. И  все время  глазеет,  глазеет...  Трассирует  холодным  огнем  голодной  страсти.   Чего тебе, сварочный аппарат?  Хочешь, чтобы я  рассказала тебе, как  ты  красив проклятый? Но  ты не так уж и красив. Я  вообще  не очень люблю   мужчин  твоего типа,  с темными, как  ночь, бархатными  глазами. Честно. Ты похож на моего  брата, дружок, только брат  у меня гораздо красивее. У  него  правильные черты  лица. Он  похож  на маму. Ты слышишь? Ты  похож на  моего  брата,  рыбка  - прилипала! И   спать  с тобой  для меня  равносильно инцесту.  А может  он  сумасшедший или маньяк?
   Наконец, я выбиваюсь из сил.  К тому же  натерла пятку.  Поди   не девочка,  скакать  по кругу, как  деревянная   лошадка.   Пора заканчивать  с  этой  детской  забавой.  Развлеклись и хватит.

  Однако  к своему удивлению  я  вдруг обнаруживаю, что,   то ли  под влиянием   его  спокойного,  упорного взгляда, то  ли  попросту от голода, но  в моем организме  произошли  необратимые  перемены.  Бодрящая, живительная  агрессия  как - будто   куда - то  потихоньку испарилась,   сменившись  туманной  лирической   грустью.   Перед глазами  вдруг  поплыла   вереница  бывших  ухажеров  и  любовников,  их   не  столь  уж  и длинный  лебединый стан. 
  Сопровождаемая  им   я  сбавляю  темп и  пересаживаюсь на очередной поезд,  который  должен  доставить  меня  на  Таганку. Стартовая  черта  к  моему дому. И  принимаюсь  ( как это принято у нас, у женщин)    мысленно сравнивать  свое  предположительное  будущее  с  совершенным  прошлым.  Был у меня  в молодости  похожий   экземпляр  или  нет?  Кажется,  подобного не  было.  Да, точно. Он  действительно,  немного  смахивает  на  моего  брата.  Или  на кого-то  еще…   На   кого?  Да,  этот  тип, не  достигший  порога  мужской зрелости,   определенно   мне  кого-то  напоминает.

  Посреди попыток  уловить  смутный,  ускользающий образ  мне вдруг приходит  в голову, что, возможно, это  мой последний  шанс  подцепить на улице  относительно  молодого  человека.  И  что,  скорее  всего,  подобного  шанса  мне  уже  никогда  не  представится  и  хорошо   бы  как-то  использовать  его.  Как?  Творческий  мозг сам  подсказывает  решение.  А что,  если   вместо того,  чтобы  бесцельно  скакать  со станции на станцию, я протащу  его  по  всем  тем закоулкам, где  когда - то  встречалась   со  своими  бывшими?  Совершу, так  сказать,  турне  по местам боевой славы.  И тем самым  поставлю  яркую  незабываемую  точку в своей женской  карьере. Сколько  можно  морочить  голову  бесполезному  молодняку?
   А  что?  Заманчиво!   Тем  более,  что  он  никогда  и  не узнает, в  каком эксперименте  поучаствовал.  И  что  стал  почетной  символической точкой в моей  нелегкой  судьбе.  Точка, точка,  два  крючочка,  носик  ротик,  оборотик  -  вот  и вышел  обормотик...

   С  чего  начнем?...   Нет,   Пушкинскую  трогать  нельзя.  Чистая школьная любовь  –  это  сердечная  святыня.  Начинать  надо с  обьектов  по - проще. Свежая  идея  придает  мне  сил. И я  пускаюсь на новый виток своей  подземной   гонки.

Московское метро  -   это  клондайк  любви.

 Мы  могли  бы  служить  в  разведке, мы  могли  играть в кино, но мы как птицы садимся на  разные ветки и засыпаем в метро…
   Вон  на  той  отполированной  задами желтой  скамье ( м.  площадь  Революции)   я встречалась с одним  спортсменом.  Пройтись  с  ним  по улице  было все равно,  что  пройтись   по   рассохшемуся   тщеславию обильно  вымоченной   в  масле  пушистой  кисточкой.  Все крутили головами, не  верили, что он  не  скульптура  -  вылитый  Давид. Но  святые отцы  Нифоны  и  Трифоны  тоже -   как   же  он  был  непорочен  в  области головы!  Как  лист  бумаги, только  что  заправленный в  пишущую  машинку. 
 
м.  Бауманская   -   дифференциальная  станция.  Здесь даже  плафоны  похожи  на   уравнения  с  многочленами.  Тут   неподалеку    кантовался  один   умник -  студент,  с которым   у нас  было  на редкость адекватное общение, но,  вряд ли,  с моими  жилищными  условиями  я  была для него подходящей  парой.  Он  метил выше,  туда,  где  расцветала  дочка  его  профессора, в   квартиру  с  высокими  потолками   на Ленинском проспекте.

  А здесь,  на   анархистской    Кропоткинской,  с  ее партизанскими  катакомбными  переходами, меня  однажды  три часа  кряду  поджидал  один  мой  пламенный  коллега.  С  ним  у  нас  был  глубокий секс.  К тому же он  был умен  и  начитан,  и испытывал ко мне самые искренние  чувства.  Но был  как-то  слишком   приземест,   кряжист   для  меня. У  него не было даже намека  на  крылья. Я  обшарила  всю  спину,  заглянула  под  лопатки…  И   потом  -  он  был  бешено  ревнив.  Ему  постоянно   не  терпелось   заехать  в  мою  хорошенькую,   насмешливую   мордуленцию  своим  диким  кулачищем.
 А у  этого  унылого  эскалатора   на  Тургеневской   я  выясняла отношения с  одним  самовлюбленным  женатым   ослом. Этот   автофил  даже  мысли не допускал, что какая - нибудь женщина может  остаться  равнодушной  к  его куртуазным  манерам.  Он  пел,  как  Пьеха,  и совершенно  не  умел  слушать.  Он  и сейчас мне не верит, когда  я  объясняю  ему,  что встречалась с  ним из чистого любопытства,  в рамках курса по изучению  психологии  женатых  мужчин, выясняя, что  подвигает  их  на  измены.  Ему приятнее   думать, что  я  вру,  или  запамятовала  в  силу возраста. Короче,  чтобы  посмотреть правде  в  глаза –   надо  что – то иметь  где-то.

м. Кунцевская  -  пьяно,  пьяно...  Здесь  проживал  один   убористый,  как басовый  ключ,  но  очень   аллегро    пианист,  он  играл  мне   Шопена.  С  этим   чувачком    нам   было  чертовски   весело и  интересно вдвоем, но  - будущего у  нас  не было.  Это  я  еще  в музыкальной школе  поняла, что музыка –  не мое. Хотя почему же  не  мое? А чье? В любом случае,   я  была и остаюсь  потрясающе  благодарным  слушателем. Но…
Эмоции не могут врать?
Да.  Но  они  могут  обманывать!   И  можно  родиться  и  умереть  в искусственном  саду  чужих  эмоций. Форте!

  Станция  Маяковская.  Привет!  Это было давным-давно, но все же я не забыла того  красивого  студент  архитектора, сына  архитектора,  который  назначал мне тут  свидания.  Он  прекрасно готовил, а  я  любила поесть. И  уважала  его  за  то,  что он  раскованно   признавал, что  его   инструмент  для  кухни  пригоден  гораздо  больше, чем  для  постели.  Подозреваю,   что и   с  архитектурой  дело  обстояло  не  лучше.  Иначе   зачем  бы  его однокурснице  -  жене, которая  не  протянула  с  ним  и года,   впопыхах  бежать  от   него  к  известному  в   этой  области  профессору?

  Я никого не  пропустила? Ах,  да,  пару - тройку  перспективных  ребят. Я  иногда  их  вижу  по телевизору.  Мелькают  то  там,  то сям  в  разных  программах.  С  одним  мы  познакомились  в  Юнивере,  на  Моховой,  он учился  на  международном отделении, куда  девушек  не  принимали. А  его  дедушка  (дедушка, а  не девушка!) трудился  в  Ка – Гэ -  Бэ.  А  внучок любил  пофрондировать   на   Красной площади,  распевая   там   антисоветские  песни   чарующим  дискантом. 

- Зачем  ты  это  делаешь?  -  дурацкий  вопрос.

   Ну,  разумеется, ему  хочется    повыпендриваться   передо  мной. И  еще посмеяться   над   слабоумными    ментами,   которые сейчас  примчаться   загребать  его в  кутузку.  А  дедушка  потом  в  легкую  вытащит  шалуна.  Ему  это  кажется  прикольно   и   нравится  так  себя   вести.   И  я  ему нравлюсь  тоже.  Но  ему   совсем  не  нравятся  мои  речи  про  некоторых  хитроопых   ребят,  которые  любят   повы  - ться   под  прикрытием.

   А вот у  этого  персонажа -  регион  обитания  м. Китай – город   -  папа служил  в  Госплане.  И  сынок  раскатывал по городу  на папиной  старой – доброй -  «волге».  Этот  взрослый  уже  довольно  чел,   бросив  свой   ретро -  автомобиль,   гнался  за  мной  целых два  квартала.  Я  показалась ему достойной  кандидатурой  на  роль  жены.  И  я его не разочаровала. Начитанная,  обаятельная,  из  интеллигентной   семьи –  чем  не  подруга для  человека,  собирающегося   сделать  серьезную  карьеру  в  финансовой сфере? Мы  зашли  с ним  в  Елисеевский,  купить  чего -  нибудь  пожевать. -  Что  ты хочешь? –  Шоколад,  естественно. -   Какой? -  он  предоставил  право  выбора  мне.  Я  уступила  ему.  Я  практикую  тесты. Он  купил  ту  шоколадку,  что   подешевле.
  - Ну,  и  жена  тебе  подойдет  подешевле,   яхонтовый  ты  мой!  Ты  ведь   все – равно   свой   банковский - то   счет  будешь  любить больше…. -   чей  это  голос  я   только   что  слышала?! -   в    обрамленных   потертым  золотом  зеркалах   взметнулась   цветастая   шаль,    сверкнула  белозубая  улыбка,  рассыпались  звоном  мониста…-  Не  уходи, мама  Кармен!..

   Я могла бы  стать  женой  дипломата. Но  -   обо всем не  расскажешь. Об этом пусть  вам поведает  одна  моя  коллега,  жена  сотрудника   Мида,   у   который  сын стал монахом. Она  в  этих  вопросах,  куда   более  сведуща.

  Что сказать вам,  мальчики,  мужи,  мужчины?

 Дети,  выросшие на  руинах Большой  любви  ( если только они  ни  круглые  дискоболы)   вряд  ли, пустят  на  самотек  столь  основополагающий предмет человеческих  взаимоотношений,  как  отношения  полов.  Поэтому, как  и положено   девушке в   моем возрасте,    я  вдумчиво  изучала    эту  захватывающую   дисциплину,   факультативный  спецкурс   МГУ -     любвеведение.   С  душой  и   прилежанием  проходила  его  с вами.  Со  всех сторон,  тщательно  и  скрупулезно  исследуя   вас,  себя,  себя  в   вас, вас  в себе…     Где  тут  обман?
  А если  в  отношениях  с вами  я  старалась  следовать   мудрой  острой галльской  пословице, гласящей,  что  приближающийся   к  древу жизни, должен  срывать  с него  тот  плод,  который  заслуживает  –  то,  что  в  этом несправедливого?  С    глупым    я   была  глупой,  с   жадным  -  жадной, с  пламенным  – пламенной,   с  женатым – замужней.  Это  не  честно?
Да,  ни  одному из  вас  я  не подарила  крылья.  Но  ведь у меня их и не было! Ими  я  обзавелась  со своим  мужем, старым   холостяком,  давно  мечтавшим   о   пери,   крылатой   женщине,  отгоняющей   злых  духов. И  я  для  него  ею  стала.

  И, между  прочим,  до  сих  пор  сама  гадаю,  откуда  эти  крылышки  у  него  у  самого  взялись?  Может  быть,   он  нарочно  их старательно взращивал,  сидя  у  мамы за  шкафом и  неся бремя своего невольного одиночества?  Холил,  лелеял,  умащивал, прихорашивал, выплачивая  государству налог  на  бездетность.
Почему он  не  женится,  этот  горнолыжный  военпред  с римским профилем, похожим  на  идеально ровный   альпийский склон?  Он -  бабник?  Импотент? Ждет  когда подвернется  подружка с квартирой? Копит на квартиру?..
 А мне показалось, что он  просто умеет  ждать, когда  вырастут  крылья.  И я как раз хотела встретить  такого, с  которым у  меня  будет не просто хороший секс и удобная жизнь, а нечто,  нечто…    Ну,  вы  понимаете!  Мы же  все  тут  романтики, все  любители  поэзии.

 Жди меня и  я примчусь, только  очень  жди…

 -  Ты  хочешь  не   реального.  Чтобы   нос   Ибрагимыча  соединился  с душой  Иваныча  и  к  ним еще добавился  капитал  Абрамыча.

-  Да  нет  же, уверяю  тебя!  Я  хочу  и  хотела  всегда  только  одного:  обрести  собственную  полноту. И  мне  это удалось,  когда-то,   с моим  мужем.

 Это с ним  я  засыпала, как на  Родине. С  ним каждый оргазм свидетельствовал  мне  о  присутствии  Бога. Его ребенок  напоминает мне о лучшем, что  было у  меня в  жизни.  С  ним  я  хотела однажды  сесть  в  машину и  катить, катить  на  край света!   Ехать и  чувствовать, что  Галилей - то, граждане, прав!  Земля - то,   граждане,  она  вовсе не плоская,  как уверяли   нас  с  трибуны  мавзолея  геронтозавры   из  политбюро, а   круглая, как  и  учил   наш   честный,   педантичный  географ,  свихнувшийся, когда  мы  развернули  оглобли  назад   к  капитализму. 
 И  еще  -  она,  Земля   ( кокетка  такая!)  вертится. И   она -  холодная,  и жаркая,  и  разная, но  все - равно прекрасная! И  она  любит  нас,  своих  детей,  всей  своей   массой,   всем  мощным   электро   -   магнитным  полем,  полюсами,  экватором,  оторвавшейся   Луной…   А   кого  ей  еще  любить -то? Инопланетян  с  песьими  головами?..


                ххх

      … Где-то в  районе  Юго-Западной   мой  преследователь   внезапно  нагоняет меня,  запанибратски  стуча  пальцем  по  дисплею  мобильника.
-  Вы  знаете,  который час?
-  А вам - то что?  Я вас задерживаю?
- Ну,  я  думал…  Мы едем вместе?
- Бесплатный секс бывает  только в  мышеловке.  Рассказать вам, какая у меня  зарплата?
   Он  улыбается  и  строит  милую  гримаску.
-  Договоримся.
 - Вы что некрофил?
-  Это почему?
-   А!  Вы - слепой.  Не видите, что  я -  бабуся  и мечтаю только о приличных похоронах?
- Только не  говорите, что  антиквариат дороже!  -  ржет  этот  необузданный котяра,  прилипший  ко  мне,  как  жвачка
- Но  антиквариат,  действительно,  дороже!  Антиквариату  требуются лекарства, сынок.  Ты  не  знаешь, случайно, сколько   нынче  стоит  прозак? –  при одной мысли об этой  дороговизне  мои руки  начинают старчески трястись, голос  вибрирует  и  срывается.
- А что вы  пьете,  уважаемая? – с  восторженной  заботой  склоняясь надо мной,   интересуется  он.
-  Все, кроме  валерьянки,  мой  мальчик.   Ладно, черт  с  тобой,   идем! Куда ты меня поведешь, мой  старший  электрик? – я резко меняю тон, в надежде, что,  быть может,  хоть  это  его, наконец,   встряхнет.    Я  принимаю  развязный  вид.  Держусь,  как   семипортовая   шлюха  в   возрасте.  Вам известно, что Москва  -  порт  семи  морей?
 
      Куды  там,  совсем  от   весны  очумел!

-  У меня  тут   пристанище  недалеко,  на улице  N ,  -  мурлычет он.
- А  как это  мы  вдруг оказались  рядом с  вашим пристанищем? – вместо того, чтобы  напугать  его,  я  внезапно  холодею   сама. 
  Мысль,  что этот  странный  тип  со своими темными,  бархатистыми  глазами  какой-нибудь  гипнотизер, экстрасенс, психолог ввергает  меня  в настоящую панику. Теперь  мне  понятно, что  хитро  отираясь  возле  меня  битых  два  часа, он  сумел  мне  каким-то  образом   на расстоянии внушить  эту  идею -  ехать  с  ним  на   Юго-Западную.  То  есть  я - то думала, что таскаю  его  по  местам  своих сердечных  боев, а  на  самом деле, как  вислоухая   дуреха,  следовала  его  изощренному  плану.
     Не  суетись,   говорю  я  себе.  Успокойся,   расслабься!   Подтяни носки  и включи   мозги.  На   Юго  –  Западную   ты   приперлась   не   просто так,  а потому, что  у  тебя   тут  когда-то  был  некий   хахаль  – фотограф.   Но  с   тем  же  успехом  ты  могла   бы   отбуксировать  его  и   на   Щукинскую,   где   проживал  другой   твой   поклонник  -  художник.  Там  вы  тоже  пока  еще  не  были.  Да  мало ли  мест  в  Москве…     Ну,  так  нет  же!  Мы очутились  почему-то  именно  здесь...
   Я  не  люблю, когда  мой   внутренний  голос   вибрирует.  Но -   все  мы - люди.
  А  по  прежней журналистской  работе  мне  не  раз приходилось сталкиваться   с    мастерами  по  внушению.  Хорошего,   доложу  вам,  мало. От  одного  я  даже  как-то  спасалась на  улицу  босиком, едва успев  прихватить  свои  кроссовки.   У  меня  было  сверхъестественное  ощущение, что он  сейчас примется  меня  убивать.  Примчалась  домой,   опрокинула  рюмку водки, обрела  способность  соображать. Что это было?
  Меня  откомандировали  взять  интервью  у  этого  еще  не утратившего промысловой  ценности  профессора. А  он  пригласил меня  побеседовать  к себе домой.  Наплел    что-то  про институт,  якобы,  его  кабинет  по каким-то  причинам занят. А  материал, как  обычно у  нас,  нужен   прямо  сей  час.   К   тому   же   до   его   жилища   от  моего  дома  оказалось   существенно  ближе,  чем   до  института.  Я  поколебалась, поколебалась и  поехала.  Позвонила,  разделась,  разулась  – была осень -  вошла в комнату  - и сразу поняла, что   что-то  здесь  не так.  Живет  один,  без женщины. Грязноватое  логово  отмороженного  холостяка.

    Заглядываю  в   комнату -  вот  гад!   - а  в  алькове  –  полный джентльменский  набор: розы,  коньячок…   И   тут  со  мной  впервые  приключилось   это  что-то,  что-то   такое   необъяснимое.  Меня  вдруг  охватила  какая - то   жуткая   алармия.  Я  бросилась на  балкон, потом к  двери,  схватила кроссовки, куртку  и -   босиком по лестнице  на улицу.  Он  за мной.  Сели  на  лавку, отдышались. Я  обулась,  оделась.  Он  повернулся ко мне и  начал  говорить.  Я подняла  глаза и  поняла, что  как раз этого мне  делать  и  не следует.  Я   запретила  ему  пялится  на  меня,   но, к  его удивлению,  разрешила  говорить.   Естественно,  я  ведь  хотела узнать,  что это  такое, черт  возьми, со  мной  только что  произошло?  Почему мне показалось, что  он  меня  сейчас  убьет?  Пусть  растолкует,  он  же  профессор!  И  с  какой  такой  научной  целью  он  разложил  этот любовный инструментарий?
Думаете,  растолковал?  Нет, он  принялся  удовлетворять  собственное любопытство.

– А слова  на  вас  не  действуют?  -  любознательно  осведомился  он.

     -  Только   умные,  -  я    махнула  рукой.  -  Валяйте! Я   же  журналист...  Уши  у  меня, как  брюшной  пресс  у  боксера.

А  у  него оказался  такой  же  язык.  Он  торговался,  как подорванный. Или в постель или  деньги  за  интервью.

- Знаете  что,  герр   профессор, -  наконец,  объявила  я  ему,  – вот  что  я  вам   сейчас  скажу.  Я  тоже  прочитала все эти ваши книжки по психологии, и  могу запросто  написать материал  и  без вас,  как  я  это  сто раз   уже  и делала. Просто  ставила  подписи  разных специалистов  с  регалиями, чтобы  придать   вес  изложенному.  На  кой  черт  вы  мне вообще сдались?   Думаете, я  не   разбираюсь  в  людях? Или  с   волей  у меня   из рук вон?  Или  энергии  не хватит  взять,  да   и  заколотить   вас,  вот  прямо  сию минуту,  не сходя  с  этого  самого  места,   в  матушку  нашу родную,  землю   русскую,    по самые  плечи,  как  я  недавно  одного  вашего собрата,  сотрудника  МВД,   заколотила?   Он  тоже  пытался  вести   со мной  нечестную игру,  давил  на психику.  Ну,   я   собралась с   силами  и   ему  поднадавила,   дистанционно.  Так  он   у  меня,  как  голубок,  нажрался   этого  вашего коньяку.  Прибрел  в  редакцию  шатаясь,   признал  – ты сильная.  А   ты – скотина! -   сказала  я  ему.  И   кстати  говоря,  мое высокое начальство  мужеского  пола   тоже  не  лучше.   Нет,  чтобы  помочь  -  самоустранилось.  Ваши  гонорары  -  ваши проблемы.  И  меня  без коньяка от  вас  всех  давно   тошнит  и  выворачивает. 
 Так  что  бросайте - ка  тут  со мной  торговаться  на  лавочке во  дворе, где невинные  дети играют,  а   лучше  взгляните  на  себя  непредвзятым оком. Как  вы  себя  ведете?   Какая  дура  будет  с  вами  жить,  долбанный вы колдун! Это я вам  не  как  журналист, как  потомок  цыган говорю:    опоментайтесь,   панове! – плохо  кончите   со  своими  штучками. Лучше квартиру приберите,  щей  наварите  и   в  церковь -  мухой!

 Сказала  и  пошла.  Добралась  до дома, выпила  водки, как  я  уже упоминала, достала  с  полки   том  Фрейда, отыскала  главу: подавленные желания.
    Ну,  вот, все п равильно! А  я-то думаю, в  чем дело?  На  кой  фиг,   ему меня  убивать? Да  и  тощий  он  был. Я  бы  и сама  могла  пару  раз  его   убить. Ну,  не  пару,  хвастать  не буду  ( хотя,  я  думаю, нам,  женщинам,   распускать  хвост  веером  не  возбраняется)  пусть  полтора.  Ладно уж,  один.  Ну,  допустим,  не стала  бы  убивать  вовсе ( хотя  кто  меня знает?) но  без  боя  я  бы,  в  любом  случае,  не  сдалась.  Однако   Фрейд,   слава  богу, все  прояснил. Это не  профессор  меня  убивать задумал,  это  я   сама в себе   с   упорством,  заслуживающим более достойного  применения,  методично  истребляла  женщину. А   зачем? -   когда  вокруг  плескалось  море  разливанное  мужского внимания.
 Любители  гипотез  выдвигали   следующие:  я  -  жертва  классики:  старый муж,  грозный муж. Еще одна  версия:   меня   подкосила   мораль,  мораль принаряженная  в  траченный  молью  бабушкин  лисий  салоп.  Подписала брачную  капитуляцию, сиди  и  не  моргай.  Заблуждались все!
 Во - первых, мой  муж  не  так глуп, как  думают  некоторым из  его друзей,  сумевшие  обзавестись  деньжатами.  Он   меня  еще  накануне  свадьбы предупредил:  будет  мало секса,  делай, что  хочешь,  только  денег не бери, и ничего  мне  не  говори.  Честное  условие?  Вполне. 

  И  с  моралью  у  меня   тоже  взаимоотношения  предельно  простые.  Я  ее зазипировала     с    десяти  заповедей    до  одной  и  в  этом  сжатом  виде она, на  мой  вкус,  выглядит  не  менее  объемно: не  делай   другой (ому)  того,  чего   бы  ты  не  пожелала  себе.   
 Семь  слов +  горсть  частиц  –  спартанский  моральный   кодекс.  И  руководствуясь  им, я   бы  с  радостью  реализовывала  свое природное право на личную  жизнь,  но…    Разве  можно  в  нашей  перманентно  потрясаемой   социальными   терактами   стране   построить  грамотные отношения с  мужчиной?  Такие,   чтобы  это   никому  не  вредило и  ни  у  кого  не отнимало   ни  лишнего  времени, ни  сил,  а   только  служило  к  общей пользе?   
У меня  ребенок, у  меня хозяйство, я   пишу. У меня  денег нет почти никогда. А  это  значит, что  все   приходится  делать  самой:   шить, готовить, стричь,  растить, бегать  по  магазинам...  Понимаете,  женщинам,   вроде  меня,    физически  некогда  адюльтерами  заниматься.   У  нас  день  расписан  по  минутам.  А кроме того,   мужчина  должен  нравится. А  они  мне  все чохом  разонравились   уж  году  в  95  это точно.

-  У вас полностью  истощена нервная система. 

 - Хорошо,  что  не  мозги,   – ответила  я  одному  обаятельному  доктору,  делая   рекламу   поступившего   в  его  распоряжение  нового   зарубежного  медицинского  оборудования.  -  А  психика, у   кого  она  в  нашем  вывернутом  мехом  наружу   государстве  не  истощена?

 И  уж  если  речь зашла  о  психологах,  однажды  я  имела  дело  с некой   дамой   в   институте  Сербского.  И   тоже  почуяла  во время интервью, что  твориться  что-то  неладное.  Мы с ней беседуем, а  у меня  в  черепной коробке  вдруг ни с того  ни  с  чего  запульсировала   фраза: предложи ей   денег,  предложи!..    Да   с  какой  стати?  -  когда  по  закону о  СМИ,  все госслужащие  обязаны   предоставлять  информацию  бесплатно.   Но  ради интереса  я   все  же  предложила.  К  ее  чести,  должна  признать  -  она отказалась.  Но  по  улыбке  и  удовлетворенному взгляду  я  заключила для себя (  и  можете  сколько угодно  считать  это  моими  фантазиями)   -  что мои   подозрения  не  беспочвенны.  Я  и  сейчас  в  этом  убеждена.  Как и  в том, что  люди,  специально   натренированные  внушать 
( не вертопрахи,  закончившие  двухмесячные   курсы   для  дешевых разводил, а   настоящие,   профессионалы)   -  весьма  и  весьма  опасные  люди.  Особенно   для    ошарашенных,  полуголодных,   живущих в  постоянной  тревоге  о  завтрашнем   дне  людей.   
 А откуда  у   нас  возьмутся  другие?  Если  мы   только и  делаем,  что  переживаем   революцию  за  революцией  и  войну  за войной,  не  отдавая себе отчета  в  том, что   у   этих популярных   в  народе   забав   нет    и  не   может   быть   никакого  кодекса  чести  и  морали.
  И еще   я  думаю, что  как  преступника  может  победить  только  преступник  –  читайте   историю  Скотланд  -  Ярда  –  так  и колдуна  может победить  только  колдун.  А  кто у нас  главный  колдун,  у  христиан?  Кто поднимал мертвых с  одра  и   пять тысяч  человек  накормил  пятью хлебами?
Иисус  Христос  против   Кашпировского  -  дуэль века.
Кого проще обмануть: толпу  или  отдельно  взятого  человека?
Смотря,  какой  человек.  Смотря,  из   каких  людей  состоит толпа.


                ххх

    Короче,   припомнив  все  это,  я  перетрусила   насчет   увязавшегося  за  мной  молодого  мужчины  и  залепетала   что-то  типа  того,  что:   все, все, все!  Мамочка  устала, мне  пора  домой, игра  окончена. 
  И  не  знаю,  право   слово,  как   это   все   вышло,   чем   он  в  последнюю  минуту  меня  зацепил  (не  иначе,   как   напел   что- то про   1-й закон термодинамики,  он   оказался   физиком - ядерщиком),   но  мне  вдруг неожиданно   открылось,  кого  он    мне   все  это  время, пока  мы  с  ним, как ошалелые   метались   по    мраморному   подземелью,   так     настойчиво напоминал.   Одного  странного   мальчугана,  который    привязался  ко  мне  в  пионерском   лагере,  когда  мне   было  десять лет  и  с которым мы расстались  навсегда,  когда   мне  стукнуло   пятнадцать.

И  оглушенная  этим  открытием,   я  ему  поверила.  Сдалась  и  пошла за ним.

И   в   тот замечательный,  полный   огней  и  томительных звуков, колдовской вечер,  возбуждающий,  влажный,    весенний   московский   вечер,  мы   с ним   оба,  страшно  вымотанные  этой  безумной  гонкой  по  метро,  кое- как   дотащились, наконец,   до   его  «пристанища»    и,  даже  не  заглянув  на  кухню,   катапультировались   на    сексодром.   

 К счастью, в   его  скромном,   однокомнатном   пристанище   не   было  ни  хрустального   водопада   с потолка,   ни   вообще  чего -  либо  бьющегося,   хрустального;    но   сексодром   был  достаточно  современный   и  удобный,   а    рядом  с  ним   на  деревянной   ноге  торчал   веселый,   маленький   торшерчик,   украшенный    планетами   и   созвездиями.  И   в   золотистом  ореоле  этого  непритязательного   осветительного   прибора,  в   его приглушенном  свете,  удачно  скрадывающем   следы   времени  на  моем  бренном теле,   мы  с  ним  еще разок,  уже  на  практике,   повторили  все  пройденные  уроки  – и   нам, ей  богу,   было  удивительно   хорошо, очень, очень  хорошо   вместе.

 А потом  я  рассказала   ему   эту  загадочную  историю  про  того  необычного  мальчика.  Про  то, как  мы  с   ним   познакомились,  когда  я  впервые  попала  в  пионерский  лагерь  «Геолог».