Сестрёнка

      Поездка эта  происходила в  начале девяностых годов  прошлого века. Место действия –  солнечная Украина,  ещё не  ведавшая,   какие испытания  ожидают её граждан в  недалёком  будущем,  в двадцать первом  веке…
     Судя по времени, автобус уже  должен был отправиться пятнадцать минут назад. Кассир, ярко накрашенная женщина лет пятидесяти, на все вопросы безучастно  отвечает:
     – Ждите!
     А его всё нет. Снова  иду к кассе.  Тот  же невразумительный ответ:
     – Ждите!
    Автобус из райцентра  в село Каленики,  где  живёт моя  младшая сестрёнка, ходит три раза в неделю, но  с оговоркой:  при наличии  бензина. Пассажиры навидались всякого, ни от судьбы, ни  от  автопредприятия   милостей  не ждут. Однако  даже самые  терпеливые   начинают беспокойно   шаркать  ногами  по   посадочной  площадке.
      Раечка попала в Каленики   по направлению  – после окончания  пединститута. Прижилась там,  вышла замуж, обзавелась хозяйством. Представляю себе тоненькую, как былиночка, сестрёнку рядом с рогатым и хвостатым  чудовищем: картина,  потрясающая моё  воображение! Читая  зимой письма из Калеников, никак не могла поверить,  что, кроме толстого, сердито  хрюкающего  поросёнка,  постоянно что-то жующих кроликов да  нахально лезущих в огород кур, Раечка отважилась завести такое  солидное животное, каким всегда  в  моём понимании  была корова.  У бабушки в деревне  корова в хозяйстве была,  но я с детства  бурёнушек  побаивалась. Услышав однажды,  как взрослые говорили,  что корова боднула  бабушку  рогами,  я навсегда  прониклась убеждением,  что   рогатое  животное  – это источник  повышенной  опасности  для человека.  Когда  я  подросла,  то  бабушка иногда  даже  на пастбище меня  брала с собой,  если  подходила её очередь  пасти  деревенское стадо. Но  ведь  наблюдать  за  бурёнушками издалека,  держа в руках  батог, –  это   одно дело,  а  подходить к   такой животинке  на расстояние  больше   пяти-десяти  метров… Совершать такой смелый поступок  я, конечно,   опасалась. А тут  должны  быть   рядом  –  моя   маленькая  и тоненькая былиночка-сестрёнка и коровье  бодливое  чудовище…  Ну что ж, посмотрим… Только  вот  уедем  ли  мы сегодня?
       Автобус, наконец,  подруливает  к платформе, пассажиры оживляются,  хватают свои   авоськи-котомки, сумки-корзинки и  добросовестно начинают работать  локтями – посадка началась!
       Мы,  трое взрослых  с  тремя  детьми,  с интересом смотрим,  как подвыпивший мужичок на ступеньке, ораторствуя на тему  «народ и власть»,  энергично проталкивает застрявший в дверях автобуса мешок. Свободных мест   внутри  становится всё меньше. Я    отважно вклиниваюсь в горячую, потную толпу, нечаянно наступаю на чью-то ногу,  но  тут  же    чувствую  ответный каблук и на  своей ноге,  а  к тому  же в спину мне упирается  какой-то  предмет,  рассматривать  который  нет времени.   Сзади  напирают –   любопытству и  «прошу прощения»  места нет. Да никто здесь и не обижается, к   маленьким  потасовкам  возле опоздавшего автобуса  люди  привыкли.
         Когда мои спутники – муж, мои   сыновья и старшая сестра со  своим  сыном  – заходят в  автобус и рассаживаются на  занятые мной  для  детей  места,  то оказывается,  что  сесть можно и взрослым – и ещё  даже остаются  свободные места. Мы хохочем: мои героические усилия   были  ни к  чему – поддалась массовому психозу.
         Водитель отпускает традиционную шутку:
         – Осторожно, двери закрываются. Следующая  станция – Каленики,  откуда  вы  можете  попасть в любую точку на карте мира….
        Неторопливо набирая скорость, автобус едет по главной  улице райцентра. Вот  уже мелькают последние  дома на окраине; неожиданно   домики расступаются,  и дальше мы  мчимся по бесконечным  золотым  полям. 
      Я  люблю эту  дорогу.  Сразу  же  за посёлком начинается подъём. Автобус, покряхтывая, взбирается на   возвышенность, и нашему взору открываются великолепные украинские ландшафты. Слева, в низинке, в обрамлении зелёных верб,  петляет река. Сначала она огибает длинные  постройки животноводческой фермы, затем пересекает тёмно-зелёный островок небольшого соснового лесочка и, выпрямив русло, ныряет за многоэтажки.  А справа  – стена подсолнухов. Подсолнечник  как раз в поре цветения: круглые  жёлтые караваи на толстых стеблях с лапами-листьями. Мы поворачиваемся  то вправо, то влево, стараясь запечатлеть в памяти  обе картины. Ярко-жёлтое поле сменяется бледно-жёлтым – колосится  пшеница. Потом  желтизна уступает место белым краскам: это гречиха под солнышком  силу  и вкус набирает. Дальше идут зелёные заплатки огородных культур. По обочинам мелькают  синеглазые васильки, а  на горизонте резко обозначены полоски лесопосадок. Это Полтавщина –  благословенные гоголевские края,  чудесный край, в котором   живут замечательные  люди…
      Любуюсь  пейзажами и   думаю  о   предстоящей встрече с младшей  сестрёнкой.  Целый год    не виделись,  приезжаю-то  на Украину с Севера  теперь   один  раз  в году,  только летом. Вспоминаю…
      Когда Раечка родилась, маме с отцом уже перевалило далеко за тридцать. Сколько помню,  мама  всё  боялась, что не успеет поставить  младшенькую на ноги, вывести её  в люди. Ведь здоровье  у  мамы  после рождения  третьей дочери  стало  совсем неважным.  Сказывались у  мамочки  тяжёлые годы   сиротского детства,  голод военного времени,   а с возрастом  все  болезни  обострились ещё сильнее. И  любовь   родительская младшей  сестрёнке  досталась особенная: из-за младшей дочери  мама с отцом крепились,  брали себя в руки, когда хвори  одолевали их совсем. И  жалели  её по-особенному. Долго ещё она  оставалась светлым лучиком в доме,  когда старшие дочери улетели из родного гнезда. Одним словом, с рождением Раи  родители получили новый  прочный   заряд   жизнестойкости, а  мы  с сестрой,  уже будучи ученицами начальной  школы,  не  избалованные в   детстве игрушками,  получили  живую куклу, интересную,  любимую, очаровательную, забавную,   никогда  не надоедающую.
         Кукла совершенно  уморительно  вырывалась   на  свободу. Пелёнки,  обвёрнутые нами  вокруг  этой  куклы,  тут же   сбивались  её пухленькими  ручками и ножками,  на которых обозначались   трогательные  младенческие  складочки.  Мама  умела пеленать «пупсика» надёжно.  Однако  вскоре   и она   сдалась, глядя на сердитые покряхтывания нашей обожаемой малышки.  Крохотная девочка   краснела от натуги,   освобождаясь  из плена пелёнок.  Сестрёнка  получила свободу,  вопреки старинным  наставлениям прабабушек,  что    ребёнка  нужно  пеленать туго, чтобы   спал  крепче,  ножками-ручками себя не  будил,  а  ещё   для того, чтобы  ручки-ножки   росли    прямыми  да стройненькими.  Малышку  облачили в штанишки- ползунки –  теперь  это уже  был  не «пупсик», а  человечек.
   Кушала  наша малышка плохо. Маме   приходилось изощряться и  тратить немало усилий,  чтобы перехитрить     крохотулечку  и   скормить ей  положенное   по   весу-возрасту  количество  каши.  Манная  каша  зачастую оставалась в тарелке. За  это   я  ещё  больше  полюбила  сестрёнку:  остатки каши можно было  доесть  нам, старшим   девочкам. Олечка от  каши отворачивалась,  а я   уже  с самого начала кормления поджидала возле мамы с большой  ложкой:
     –  Раечка опять плохо кушает? И мне останется?
   Со старшей сестрой  мы увлечённо  играли с  «куклой»:  куклу нужно  было кормить, купать,   баюкать,  выгуливать на свежем воздухе. Во всех  этих    делах   хотелось помочь  маме.  Возможно,  от нашей  неумелой помощи проку  было   маловато,  мамочке  частенько приходилось   что-то  переделывать за малолетними нянечками,  но  зато  мы  привязались к сестрёнке  ещё  крепче.  Вместе с подружками  мы   таскали   её за собой  повсюду. Подчас  даже ссорясь из-за  строгого  соблюдения  очерёдности,  учили малышку  ходить. Потопала  поэтому  она  очень  рано,  к десяти месяцам уже твёрдо  держалась на ножках,  хотя  росла слабенькой и   болезненной. Мама часто  лежала с Раечкой  в больнице,  опасаясь,  что какой-нибудь  порыв  ветра задует  этот  так  слабенько горящий  фитилёк.  Но, наградив  дочку  слабым  здоровьем,  мама  одновременно  наградила  её и  внутренней  силой,  неиссякаемым  духом жизнестойкости. Сестрёнка росла,  чихала, кашляла,   болела всеми  детскими  болезнями, но  всё равно  улыбалась, смеялась,  радостно копошилась со своими цветочными горшочками, коих было  превеликое множество,  что-то высаживала на своей  грядке,  бинтовала ножку выпавшему из гнезда воробьишке,  спасённому  от кошачьих лап.
     После окончания школы мы с Олей  уехали учиться. Приезжая на каникулы,    часто торопились к своим  друзьям. Как-то  и не заметили, когда это  выросла наша  любимая  кукла.  А пока нянчили  собственных малышей, Раечка уже и  педагогический  институт  успела закончить.  Образовался  семейный педсовет:  все  три дочери, осуществив мамину мечту,   пошли работать в школу.
       В один прекрасный день, получив  от сестрёнки приглашение на свадьбу, я    окончательно убедилась: младшенькая, но  уже вовсе  не маленькая.
        Провожая Раечку после института в село за двадцать километров от районного центра,  мы весьма смутно представляли себе жизнь сельского учителя, хотя не преминули пошутить насчёт пегой  Бурёнушки с  двумя  телятками. Расхожее мнение   городских учителей  о своих сельских коллегах, что, дескать, знаний детям не дают, а только копошатся на огородах да сало-мясо выращивают, я во внимание не принимала: к Раечке, я знала, это относиться никогда не будет. Она и в школе, и в институте училась почти на одни пятёрки,  багаж знаний прочный, человек она  добросовестный, если и появится во   дворе десяток кур,  то на работу в школе  это никак не повлияет. В  этом я не ошиблась. Глядя на Раину библиотеку, которой позавидовал бы не один  городской словесник,  открывая   книги со множеством закладок и карандашных пометок  и оглядывая её  огород и   всё домашнее хозяйство,  понимаю уже давно,     что жизнь сельского учителя  –  это  ежедневный подвиг скромного труженика,  каторжная  работа,  никем ещё  по-настоящему не   оценённая. Работа,  требующая недюжинного здоровья. Или    недюжинной  жизнестойкости,    огромного  терпения, если нет  богатырского здоровья.
         По поводу  десятка кур я и мои  городские коллеги явно  находились в заблуждении. Учитель-горожанин, возвращаясь  после уроков домой  через магазины,  наполняет свою хозяйственную  сумку и маслом, и молоком,  и сметаной – всем, на что хватает содержимого в кошельке. А в селе? Где такие магазины?
          Выйдя  замуж, Раечка, поставленная  лицом к лицу  перед фактом суровой экономической  необходимости, при полной  поддержке мужа,  развернула широкомасштабную  хозяйственную деятельность. Сначала  обзавелись огородом, потом возле  будки Тумана, верного друга, появившегося в первом году  до замужней эры,  стала  бегать наседка с цыплятами ( вот он,  пресловутый «десяток курочек»). Потом за домом появился  небольшой   шанхайчик самодельных  клеток с кроликами. В сарае  захрюкали  смешные  поросята с  положенными им пятачками  и хвостиками-крючками. Птичий  двор пополнился индюшками и  утками. Всё  это  население  сельского подворья  хрюкало,  кудахтало, пищало,  крякало и  ежедневно ( а то  и  ежечасно!) требовало кушать.
      И  когда я  однажды  увидела,  как Раечка оказывала медицинскую  помощь своим рыжим кошкам, намазывая им  йодом лишайные пятна на голове, я  вспомнила  перебинтованную воробьиную лапку и легионы  фуксий в мамином  доме,  когда там ещё жила сестрёнка. И всё поняла. Дело  было не  в мясе,  молоке и яйцах, дело  было  в том глубоком  чувстве, которое от  бабушки  через отца передалось сестрёнке. Это  чувство – извечная крестьянская любовь к миру  живой природы. В этом мире, где животные и человек становятся одной семьёй,  хозяин плачет над выращенным на мясо поросёнком,  заболевшую кошку не сгонят со двора, как прокажённую, а  будут упорно лечить; к оглохшей от старости  собаке приведут помощницу,   и ни к чему не пригодной псине, верой и правдой отслужившей хозяевам весь век,  каждый  день  будут  выдавать «пенсионный  харч»…
      От мыслей о  сестрёнке  меня  отвлекают  дети,  которые в окно  автобуса увидели   идущие по полю комбайны и  начали  живо  обсуждать с отцом  достоинства и недостатки  необычной для них  техники.
      Красиво идут  комбайны, как раз  в самом  разгаре    уборка ранних  зерновых культур.
      Автобус,  словно пытаясь  наверстать   время,    бежит  быстро:    за окном  снова  мелькают  поля, деревья, хаты, столбы, фермы…
      Опять  думаю  о сестрёнке…  «Зоопарк в моём багаже» – кстати возникла в памяти   книжка Джеральда Даррелла. А у  сестры  получается  «зоопарк  в  моём  дворе».   И с этим «зоопарком»  ей, учительнице, которой  каждый день  ещё надо  готовиться к урокам и проверять  ученические тетрадки,  надо  справляться,  рассчитывая    летом  только на себя,  потому  что муж-механизатор    в горячее летнее время    работает на   поле  от зари до зари…
      Забегая наперёд,  скажу,  что  вскоре  от отца-пчеловода  сестра  научится  ещё и    пчёл держать.  Отец, всегда  мечтавший о сыне,  передал свои  умения-навыки, за неимением сына,  именно ей, младшей дочери. И   навыки   крестьянские, и навыки  строительно-ремонтные,  « и швец, и жнец» –   так и получилось.  Раечка   переняла папино  ремесло  – подружилась и с пчёлами.
      В раскрытые  люки автобуса врывается горячий степной ветер. Бабулька, до самых бровей повязанная  белым платком, поворачивается к соседу и, жалуясь на ломоту в костях, предвещает к вечеру перемену погоды. Успеем ли приехать до дождя?
      Проезжаем  одно за другим сёла с роскошными садами и  красочно  разрисованными  заборчиками. Начинается спуск  с той  горы,  с которой   Каленики  и вся  округа  видны как на ладони.
       Неожиданно почти  перед самым селом автобус останавливается. Причина остановки выясняется, когда из-за невысоких кустов выплывает плотненький  гражданин в соломенной шляпе и подаёт  шофёру канистру. Водитель поспешно спрыгивает на землю и  идёт сливать  «излишки» бензина. Народ выглядывает в окна, незлобиво  зубоскалит, комментируя  работу  государственного  автопредприятия.  Мужичок  и  шофёр нисколько не смущаются, пожимают  друг другу руки и  расходятся, очень  довольные   собой и друг  другом.
         Автобус заворачивает  направо,  мы просим  водителя остановиться возле водонапорной  башни и  через минуту  выгружаемся:  дети, вещи, взрослые.
         Нас уже встречают. Сначала видим аиста,  стоящего в  гнезде  на крыше  башни.  Белая птица  как будто в знак приветствия  помахивает  крыльями. Потом  видим идущую  нам навстречу через двор Раечку. Аисты  ведь  живут  прямо перед домом.
         Раечка после моих бурных приветствий,  объятий,  каких-то сбивчивых слов (  так  много хочется сразу сказать  – ведь  целый год не виделись!) сгребает в кучу всех  обожаемых племянников, а  потом, когда те воробьями облепляют густо обсыпанную   ягодами вишню,  ведёт нас к своей  Цыганке. Печальные коровьи   глаза  оживляются при виде  хозяйки,  коровушка  тянет  голову к Раиной руке и смирно наклоняется, давая погладить  себя  за ушами… ( Это  же  было  то давнее время, когда  у коров  на  ушах не висели бирки с номерами  –   такое «ювелирное  украшение»  коровам придумала новая  власть,  обложившая налогами их  хозяев.  Нынче  коровушкам приходится эти «серьги» носить,  хочешь или не хочешь – никто   их не спрашивает…)
          В  хлеву пахнет свежескошенной травой и парным молоком – как раз время  обеденной дойки. Цыганка  только  что пришла с пастбища,  угощается припасённой  для  неё  охапкой  свежей,  душистой,  сочной травы. Коровушка  такая же маленькая, хрупкая, кроткая, как   и  её  хозяечка…
           – Раечка,  глазам своим не верю:   ты  корову  завела… Как ты  с ней справляешься…
           – Так, Валечка,    смотри  же,  какое  это деликатное существо… Мы с ней  дружим, –  улыбается  сестрёнка.
            – А доить её как?
           – Глаза страшат – руки  делают, – улыбается  Раечка, повторяя   одну из  любимых маминых поговорок.
           Племянники слезают  с вишни и  засыпают тётю Раю вопросами,   явно говорящими  о том, что  детки  собираются обосноваться в гостях надолго:
           –  А караси у вас  ловятся?
           –  А  в лес пойдём?
           –  А  велосипед у вас где?
           – А шелковица  тоже  созрела?
           Впереди  у меня   –   счастливые дни   общения с сёстрами, солнечное лето, щедрое тепло,  походы на Псёл,   прогулки  с видами на закаты и нескончаемые  задушевные разговоры… А  ещё неповторимые картины, когда  по вечернему небу  плывут стаи  гусей.  А по пастбищу  бродят аисты… А  под стогом  сена  шуршат  ёжики…
           У  младшей сестрёнки  ещё  впереди  и  воспитание собственных  детей,  и  длинная  трудовая  жизнь   учителя-словесника,  которому предстоит переквалифицироваться в учителя мировой  литературы,  потому  что русский   язык и литературу скоро  в  украинских школах закроют,    искоренят…
           Впереди  наши общие  беды – горькие потери, смерть  мамы и  отца, осиротевший без хозяев родительский Дом и  тяжёлый,  прошедший  по сердцу  разрыв Украины  с Россией… Ни о  чём  об  этом  мы  ещё не  ведаем в то  чудесное солнечное  лето с  запахом    чабреца и  васильков…

Фото В.Яроцкого. На Полтавщине. Река Псёл..


Рецензии
На это произведение написано 6 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.