Странствия по утраченной Родине. День второй

              7 июля

      Утром основные помыслы наши сосредоточились на выборе пути до Мценска. Карта маршрута не сулила особых достопримечательностей на этом отрезке. За Мценском же нас ожидало знаменитое имение Тургенева Спасское-Лутовиново. Чтобы выгадать время, после завтрака решили попасть на электричку.  Но сначала надо было скоренько собрать и упаковать весь походный скарб (только после нескольких стоянок мы научились  делать это споро и со смирением).     Поплутав немного, добрались до платформы на Мценск. Погрузились  только благодаря мужниному героизму, электричка на этом глухом полустанке лишь приостановилась и ринулась дальше.
          И вот мы уже едем на велосипедах по пыльному уездному городку. Позади осталась извилистая речка Зуша ( с ней мы ещё надеялись в тот день встретится) с красивым собором на берегу, затем большой щит с датой основания Мценска – 1147 год, а мы всё мчались с ветерком по московской трассе. Пейзажи вокруг становились всё привлекательнее, велосипеды  - всё послушнее.
          Теперь мы успевали даже любоваться  красотами: весёлыми берёзовыми рощами, зелёными холмами и маленькими долинками меж ними, заросшими свежей, некошеной  травой. Пересечённая местность Средне-русской возвышенности хоть и затрудняла велосипедный ход, но необычайно радовала глаз. Где-то далеко, на юге, осталась унылая геометрия слобожанских лесополос, натруженная плоскость земли, сплошь поля. На Орловщине, в подстепье Серединной Руси, леса ещё были живы и питали жизнь и человека, и реки, и поля.
         Спасское-Лутовиново встретило нас крупной тёмно-красной клубникой, ароматной и сладкой. Оборотистая бабуся-садовод продавала её прямо у ворот усадьбы. Близился вечер. Опустевшая в этот час усадьба как будто ждала именно нас и приняла с удовольствием – мы оказались последними её посетителями. Затихший огромный в английском стиле парк являл собой идиллию дворянской жизни на приволье. Дом в густой тени лип торжественно хранил свою  мемориальность. Мы бродили по безлюдным  его залам и покоям, под скрип  паркета погружались в   ушедшее житьё-бытьё.  Читали документы, рассматривали законсервированные во  времени  старинные вещи. Они  давно утратили  хозяев, но сохранили аромат старины и повествовали о вкусах и обычаях эпохи.  Служители музея  не торопили нас, а мы и не торопились, хотя  впереди ещё ждал  идиллически прекрасный парк.
           Наконец,  тургеневский дом-музей закрыли,  а нам разрешили побродить по парку. Несмотря на ранний вечер и высокое еще солнце, здесь царил влажный сумрак. В сумраке  замерли величавые вековые деревья. Липы, ели, дубы, их жизнь казалась нам осмысленной, полной достоинства и гармонии. Мы оттягивали момент расставания с парком.  Вот ещё немного постоим над прудами, погреемся на приветливых ухоженных лужайках, с разных точек вглядимся в  расходящиеся лучами тенистые липовые аллеи. Длинный летний вечер тоже нас не торопил.
          Но настала пора подумать о насущном: об ужине и ночлеге. У входа в усадьбу, рядом со старинным храмом покорно ожидали движения  гружёные велосипеды. Сил у нас было ещё много, и мы   надеялись отыскать  стоянку в уединённом, живописном месте. Где-то по Орловским берёзовым перелескам и Беженым Лугам бежала тургеневская река Зуша, вот она-то и звала нас на ночлег. Решили, во что бы то ни стало откликнуться на зов.
         Местные жители охотно и доброжелательно указывали  путь: " Да тут она, Зуша, вот за тем перелеском, за тем холмом. Доброй дороги вам". Однако вскоре мы уловили в их напутствиях некоторые противоречия и с удивлением поняли, к Зуше они не стремились, а может и вовсе её не видели. Люди здесь жили оседло, патриархально, без праздного любопытства и шатания по окрестностям. Сеяли хлеб, разводили пчёл, правили косы, ворошили сено. Десятикилометровое путешествие к реке, по-видимому, всегда казалось им делом пустым,  праздным.
         Решили двигаться по азимуту на северо-запад, но увлеклись приятностью езды по берёзовому лесу и незаметно вывернули на юг. Опомнились, когда вдали, в панораме лугов открылся Мценск и путь, которым давно проехали.  Возвращались обратно без досады в душе. Мирная природа, тёплый вечер лета гасили недовольство собственной растяпистостью..
          Зуша явилась нам внезапно. Крутой спуск меж холмов, а за ним, долгожданной радостью – река.  Вокруг безлюдье и покой. Солнце, огромное, красное, погружалось в  бескрайнее  волнистое, зелёное ложе. Земля, казалось, необратимо всасывала солнце.
Но красивый пейзаж не сулил удобного ночлега. Высокий  правый берег Зуши,  густой кустарник по верху, переходящий в лес,  на противоположном берегу –  болотистый заливной луг.
        Долго пробирались мы каменистыми козьими тропами. Неприхотливый транспорт превратился в тяжкую обузу. Уговаривали велосипеды, как живые существа, подбадривали их, понукали. Наконец, нашли место, по красоте достойное  гармонии сегодняшнего  дня.  Склон смягчил свои линии. Лес отступил. Мы выбрали огромную цветущую липу на поляне и разбили под ней бивак. В сумерках прилетел ветер, он раздул костёр. Быстро сварили кашу с тушёнкой, ячменный кофе, вкусно поужинали и спокойно заснули в своей синей палатке. Благоухающая липа охраняла наш сон.

..

***

И. Смольников "На родине Тургенева"
   

   Старый тургеневский дом сгорел еще до революции, в 1906 году. Правда, за несколько месяцев до пожара наследники Тургенева вывезли в Орел библиотеку писателя и всю мебель... А еще раньше, при жизни матери Тургенева, в Спасском произошел первый пожар, уничтоживший большую часть старой, огромной усадьбы.
   Тогда, в 1839 году, уцелел лишь правый флигель, в котором помещалась "главная господская контора". Он-то впоследствии, отремонтированный и расширенный, и служил в качестве основного дома усадьбы.
   Флигель просторен, и прочен, и удобен. "Флигелем изгнанника" он назван потому, что в нем Тургенев жил во время ссылки 1852–1854 годов.   

   В большие окна флигеля виден парк. В комнатах размещены вещи Тургенева, фотографии, книги, картины, документы, рассказывающие о жизни и работе писателя в Спасском-Лутовинове. В одной из витрин – охотничья сумка, патронташ, ружье...
   Заходишь в этот дом так, будто переступаешь порог в прошлое столетие. Легко представить себе, что в соседней комнате сидит и работает хозяин, или он собирается на охоту: вот сейчас повесит через плечо кожаную сумку и кликнет Дианку...

Летом, когда светит солнце, а за окном жаркий полдень, трудно вообразить, что и здесь бывает зима, со снегом и морозами, что окна во флигеле закрывают двойными рамами и топят большие печи. Что ходил здесь в валенках по комнатам одинокий, тоскующий в ссылке по друзьям человек... Но так было. И об этом напоминает старый дом, с его тихими комнатами, с немногими вещами, которые принадлежали писателю.

 Через сорок лет Спасское-Лутовиново было объявлено государственным заповедником, то есть местом, которое сохраняют в том виде, в каком оно было при жизни великого человека.
   Здесь проходили детство и юность Тургенева. Впечатления тех дней и послужили основой для знаменитых "Записок охотника" и других произведений. Именно в Спасском писатель имел возможность досконально изучить характер русского человека, крестьянина и на всю жизнь полюбить его.
   В самом Спасском и его окрестностях жили прототипы многих, а вернее, большинства героев его рассказов, повестей, и романов. Писались многие из них тоже здесь – во "флигеле изгнанника", в большом барском доме, в укромных уголках парка. Один из этих уголков так и называется "рудинская беседка", потому что здесь Тургенев писал свой первый роман "Рудин"...

На фотографии река Зуша