Клавка и адмирал

                В доме, кроме хозяйки, никого не было. Вчера только здесь отгостила целая орава:  дочь с зятем, сын с невесткой, внуки. А сегодня Галина ждала сестру из города, - та обещала приехать еще засветло.
Жаркое солнце высоко висело над огромными тополями у дороги, и оставалось еще много времени, чтобы, не торопясь истопить баню, подготовиться к встрече гостьи. Хозяйка наносила дров для топки печи, потом пришла на кухню, чтобы включить насос для подачи воды. Нажала кнопку и прислушалась: чувствовалось, что насос в колодце заработал, но к его шуму добавился еще один – не очень сильный. Галина выглянула в окно:
     - Батюшки светы! Кого это бог послал? - к самому дому подкатила, большая, словно сельповская автолавка, машина. Из нее почти вывалилась сестра. Неуклюже вытащив сумку, она выпрямилась и перекрестилась.
      Галина вышла на крыльцо:
      - Клавка, не как ухажера нового нашла, да с такой машинищей?
      - Ой, не смеши – «ухажера»! Какой еще ухажер. Здравствуй, сестрица! Давай-ко сядем, надо дух перевести да всё переварить.
      - Ну, ну, переводи дух, переваривай да рассказывай.
      - Добралась я из Сокола на харовском автобусе до Василева, а там устьянский автобус меня приголубил. Думаю, от Высоковской запани махну пешедралом. Иду, это, значит, я от отворотки с автобусной остановки и – хоть бы что: красота, тишина, птички поют! По асфальту-то еще сносно было топать, а,  когда насыпная дорога началась, стало - невмоготу: мелкие камни, пыль, солнце вовсю палит. А машины: встречные – «фук» и проскочили, облако пыли - на меня. Те, которые догоняли, тоже – «фук», и мимо меня. Только «фукают», только «фукают», не один змий не остановился. И вдруг этот «фургон» притормозил, открылась дверца: «Сударыня, садитесь!» Ну, я и села.
       - И кто же твой благодетель!
       - Откуда мне знать? Такой сам из себя представительный, сидел он справа от шофера, лицо круглое, усы, не молодой, но не скажешь, что и очень пожилой. Всё выпытывал: что да как. Даже спросил, сколько стоит твоя коза и много ли молока дает.
       - Про козу-то мою ты распечатала?
       - Не святым же духом узнал. Я, я!
       - Балаболка. Так ты и не спросила, кто он?
       - Ну, не удобно было. Видно, что человек военный, черный китель на заднем сидении лежал. Погоны – серебряные, а на них – звезды.
       - Много ли звезд-то?
       - А две. Нет, более – три, а, может, четыре.
       - Да ври больше, скажи, что пять.
       - Не скажу, потому что краешек погона только был виден. Думаю, что по званию он мичман, как наш сосед. Помнишь? Тот, когда с моря выгнали, приехал домой и первые дни бахвалился кителем. У него, вроде такие же были погоны, и звезд столько же было.
       - Да ты в избу проходи, сейчас станем чаи гонять, - сказала Галина и подхватила пыхтящий, как паровоз, самовар.
       - Так слушай, Галинка, - я ехала и всё размышляла о том, сколь возьмут с меня. Машина, что тебе вагон, - мягко, просторно, и не едет, а, словно плывет. Притом такое обхождение! А была, не была – предложу на сигареты или на пиво, дам десятку. Предложила. И можешь представить, как «мичман» обернулся, да как, голубушка, посмотрел на меня? Не по себе мне стало, мурашки по коже пробежали.
        - Помилуйте, сударыня, что Вы предлагаете!
        А я думаю, неужто двенадцать рублей надо было дать? Я уж не единожды сказала: «Дай, бог, здоровья Вам!»
        - Вот и хорошо, вот и хватит. И Вам - здоровья!

* * *
        Самовар уже затух:
        - Отказал сударь-батюшка от переднего окошечка, - грустно сказала Клавка, перевернула свою чашку кверху донышком, и положила ее на блюдце, давая тем самым понять, что чаю напилась, хватит.
       - Ты рано показываешь попу-то, - как отказал сударь-батюшка, так и снова прикажет, - возразила Галина, и пошла на улицу ставить новый самовар. Когда вернулась, включила телевизор, - сказала, - посмотрим, кого убили.
       - И верно, кого-нибудь убили?
       - А чего не верно? Постоянно кого-нибудь убивают, какие-то аварии случаются, войны не прекращаются, - правда, настроила телевизор на местную станцию: здесь, как ей казалось, меньше стреляют.
                На экране показали райцентр. Сестры подивились тому, как много собралось людей на берегу Кубины. Увидели и знакомых. Начиналось соревнование мастеров-лодочников. Поохали, поахали, вдруг Клавка замерла, когда крупно показали широколицего, с усами мужчину в черном мундире с тремя крупными звездами на погонах и объявили, что сейчас слово предоставляется адмиралу…
       Клавка ойкнула:
       - Царица небесная матушка, прости и помилуй! Так ведь этот мужчина меня седне и подвозил.
       - Кулёма ты раскулёма. Адмирал, это тебе не варежки, а ты заталдычила -  «мичман да мичман».
- Хоть и адмирал, а всё равно хороший человек!      
- Опростоволосилась, так и окладись в коробочку.
       - До чего мудрёна жизнь!
       - Это у тебя каждая копеечка в строю, а он, может, деньги-то отпинывает. А ты со своей разнесчастной десяткой к нему. Разбираться в людях нада - вот тебе и вся мудрёность жизни! Ишь, чего вывезла – мичман! Сама-то ты мичман,  да и дома-то у тебя всё мичманы.
       На столе уже стоял второй самовар.
       - Да ты  пей, пей, поди-ка чай-то замерз, - можно на коньках кататься?
 Клавка, однако, еще раз повторила свой вывод об адмирале:
       - Всё равно хороший человек!
       - А кто говорит, что плохой! Поискать еще таких нада, - какой хороший!
         На том бабы и порешили и продолжили чаёвничать.