Глава 31 Я буду любить тебя вечно

 Спалось мне очень плохо. Снова приснилась Илона, и ее растрепанные волосы.
 Я проснулась и привычно не обнаружила рядом с собой Алекса. Дверь в его кабинет открыта, обнаружила я, едва выйдя из спальни, и оттуда льется слабый свет свечей. Я проскользнула во внутрь. Возлюбленный стоит перед портретом Илоны, любуется им, и глаза его светятся ясным и спокойным светом, а на лице играет легкая улыбка.
 Первым моим порывом было уйти, но он увидел меня, и, улыбнувшись, раскрывает руки для объятий. Подойдя к нему на цыпочках, дабы не нарушить магии момента, я уткнулась в его плече.
 - Почему ты не спишь, любимая? – ласково мурлычет он в мое ухо.
 - Я у тебя тоже самое хотела спросить.
 - Я недавно проснулся.
 Я улыбаюсь и качаю головой:
 - Ты всегда так говоришь, когда бы я не застала твою бессонницу. Иногда мне кажется, будто ты вообще никогда не спишь.
 Он молчит, но смотрит на меня очень странно, как будто  бы я сделала ему больно. И я понимаю: нужно менять тему. Подойдя ближе к триптиху, я касаюсь рукой полотна, глажу волосы Илоны и подол ее платья.
 Алекс все это время смотрит на меня, осторожно, как животное, чующее опасность, втягивает воздух в ноздри, но молчит. Тогда я обращаюсь к нему, глядя прямо в помутневшие вдруг глаза:
 - Расскажи мне о ней.
 Он кусает губы:
 - Что именно ты хочешь знать?
 - Все. Кто она, какой была, почему ее не стало. За что ты любил ее.
 - Илона – княжна, венгерская принцесса. Сестра человека, которого я считал лучшим другом, но который предал меня, когда стал королем. Однажды я увидел ее, встретив при дворе Матиаша, и с тех пор не мог забыть ни на минуту.
 - Как ты можешь помнить все это? – я качаю головой, не в силах поверить, что он действительно помнит то, что было в его жизни много веков назад. Словно он бессмертный и никогда не умирал, а все это время хранил воспоминания о прошлом, которое у него отняли.
 Он как-то странно смотрит на меня, будто решаясь на что-то,  но потом пожимает плечами:
 - Этого не объяснить, милая. Я просто знаю, что так было. Я никогда этого не забывал. И ты мне об этом напомнила.
 Его слова болезненным эхом отзываются у меня в ушах.  Он снова думает об Илоне, смотря на меня. Я знаю ее, хорошо знаю по своим снам и видениям – но совершенно не знаю.
 С триптиха на меня смотрит роскошная красавица, с невероятными ореховыми глазами и бархатными ресницами, с бледным лицом, обрамленным густой копной каштановых кудрей. Но я вижу, что мы с ней отличаемся – в ее глазах застыла какая-то вековая печаль, мои же всегда полны надежды.
 Я поворачиваюсь к любимому, уткнувшись лицом в его грудь, и осторожно, чтобы не напугать его своим решением, произношу:
 - Ты должен рассказать мне правду, Алекс. Ты же не думаешь, что я поверю в эти сказки? Это звучит невероятно.
 - Ты не привыкла к тому, что нас все время преследуют странности, любовь моя? – почти равнодушно спрашивает Алекс, намеренно не смотря на меня.
 - К такому невозможно привыкнуть. Почему ты думаешь, что я смогу?
 Он отходит от меня и меряет кабинет нервными широкими шагами. Взгляд, который он при этом бросает на портрет Илоны, исполнен совершенного отчаяния. Некоторое время он стоит, застыв у окна, и вглядывается в сумерки, словно способен там что-то разглядеть. Потом все же поворачивается ко мне и голосом, в котором звучит мольба, говорит:
 - Я не хочу сделать тебе больно, дорогая моя. Это может уничтожить твою веру в меня, а я так не могу. Я с тобой будто заново родился, и я не хочу, чтобы все стало снова похоже на ночь. Пожалуйста, милая, подумай, что иногда, когда тебе чего-то не говорят, то лишь от желания защитить, не более.
 Внутри меня нарастает тревога и злость. Он опять говорит загадками и снова мне не верит. Это уже просто невыносимо. Я пришла к нему, с ужасом думая, что он убит, потому что верила – Джонатан мне соврал. Мы пообещали друг другу, что не будем лгать, каковой бы не была правда. Но мы просто погрязли во лжи и недомолвках. Сколько можно? Все попытки достучаться до него заканчивались моим фиаско, все уверения поверить мне – поражением. Мое терпение, как остатки его любимого виски -  на дне стакана.
 Я беру его лицо в ладони и, смотря прямо в глаза, в очередной раз произношу, как мантру:
 - Алекс, я смертельно устала от загадок и от предупреждений, смысл которых мне совершенно не понятен. Ложь, недомолвки разрушают любую, даже самую сильную любовь. Ты говорил, что я пришла к тебе из прошлого, чтобы воссоединиться в будущем, помнишь? Так почему же ты все время отталкиваешь от себя это будущее? Как ты можешь любить меня, если не веришь, говоришь загадками?
 Он смотрит на меня с неприкрытым страданием и болью. Закрыв глаза, тяжело вздыхает, набрав полную грудь воздуха, и, вернувшись ко мне снова, тихо шепчет:
 - Хорошо, дорогая. Ты права. Ты имеешь право знать об Илоне все.
 Он садиться за стол, увлекая меня за собой, и нежно гладя мои колени холодными пальцами. Потом достает из нижнего ящика стола потрепанный свиток. И испытывающе смотрит мне в глаза:
 - Что это?
 - Это письмо Илоны. Она писала мне прекрасные письма, когда мы были в разлуке. Они помогали мне выжить в боях.
 Когда тонкий пергамент касается моих рук, сердце вдруг начинает бешено колотиться в груди. Я разворачиваю письмо, уже порядком пожелтевшее, и испытываю разочарование. Я не понимаю ни единого слова, только смотрю на заковыристые буквы, что танцуют на бумаге.
 - Это валашский язык, Мина.
 - Ты прочтешь его мне?
 Александр грустно улыбается и кладет письмо на стол. А потом начинает вдохновенно декламировать текст:

 «Господин мой, свет ночей моих и радость моего сердца! Так много времени прошло с тех пор, как вы оставили покорную рабу вашу страдать по вам в одиночестве, пока вы нещадно сражаетесь с грозным врагом в полях нашей страны. Вы написали мне лишь короткую весточку, хоть прошло уже много времени. Ваша суженная прочла ваше послание, искупала его слезами и страдает, не слыша от вас других вестей. Я знаю и верю, мой князь, что ваш клинок остер и не подведет вас ни в одной битве, как и моя безграничная любовь к вам сбережет вас от всех врагов, кем бы они не были. Но страшные мысли о том, что, может быть, мой возлюбленный князь, ранен и лежит в поле, и не мои руки омывают сейчас ваши раны, не дают мне покоя. Мой возлюбленный князь, молю, не гасите свет для вашей Илоны. Напишите мне хоть несколько слов, дабы я и дальше могла целовать строки, что писали ваши руки, раз я не могу поцеловать вас. Ваша возлюбленная измучена без вас и жаждет лишь толику вашего внимания, дабы знать, что ожидание не окрашено черной смертью. Я буду ожидать ответного письма, как земля ждет грозы в жару, и, надеюсь, мой дражайший князь, вы смилуетесь  надо мною и вскоре дадите вашей безнадежно влюбленной возлюбленной надежду увидеть вас снова. Да будет благословенен ваш клинок, и да прибудет с вами Господь. Тысячу раз целую ваши руки, мой князь, Илона.

 В моей груди остановилось сердце. Оно больше не бьется. Мне почему-то кажется, будто я знаю это письмо и я предвидела каждое слово, что он сейчас произнесет. Александр выучил это послание наизусть и смахивает слезы с непобритых щек сейчас.
 Это письмо произвело на меня очень странное впечатление. Пока он читал его я, как будто слышала у себя в голове ее голос, и слезы, которые пролила она, текли по моим щекам.
 Столько времени я напрасно пыталась понять, почему эта девушка из прошлого живет во мне, как она пробудилась внутри меня, в моей душе – все напрасно. Это нельзя выразить словами и никакой здравый смысл здесь не поможет. Это что-то из области необъяснимого, то, что приходит откуда-то, куда простым смертным вмешиваться нельзя. Как и странные пациенты, которые появляются у меня в больнице, как мои сны, как дневник профессора Хельсинга с описанием жизни его странного подопечного, и люди из Ордена Дракона, о которых мне неоднократно говорил Алекс.
 Это просто живет во мне и все – знание, чужое прошлое, странные чувства, вряд ли принадлежащие мне самой, сны, что не дают мне покоя.
  Когда я снова посмотрела на него, его глаза уже спокойны, печаль запрятана где-то в самых глубинах, мне не достать. Он внимательно смотрит на меня, накручивая на палец мои локоны, и поглаживая мою руку холодными пальцами.
 - Что случилось с Илоной? – спрашиваю я, хотя заранее знаю ответ.
 - Ее убили мои враги. Инквизиция сожгла ее на костре. Как пособницу Кровавого Дьявола. А я, закованный в кандалы, только смотрел, как она горит. Никогда не забуду, как она кричала, умирая.
 - Тебя называли Кровавым Дьяволом? Но за что?
 Он горько улыбается:
 - Меня называли Кольщиком, Колосажателем. Я стал Цепешем, и люди забыли мое настоящее имя только потому, что мои враги не ведали пощады, любимая. Я перешел дорогу другим сильным мира сего, и они уничтожили меня, раздавили, как червяка.
 - Кольщик? Но это же прозвище румынского графа Дракулы! – эти слова слетают с моих уст, как откровение. Теперь я совершенно ничего не понимаю.
 Алекс кивает:
 - Именно. Александр Грейсон был им в далеком прошлом.
 - Откуда тебе это известно?
 - Я интересуюсь оккультными науками. Именно поэтому и узнал.
 - Но как такое возможно, Алекс?
 - Точно так же, как и душа Илоны, что живет в тебе. Ты же не будешь этого отрицать, любовь моя.
 Я сжимаю голову руками, чувствуя, что она вот-вот разорвется. Все, на сегодня хватит откровений, больше я не выдержу!
 Он все так же держит меня в своих объятьях, заинтересованно смотря на меня, но теперь в его глазах таится еще и огромная тревога о том, что я ему скажу.
 Я внимательно смотрю на Илону, застывшую на картине. Она похожа на меня и внутренне и внешне, Алекс прав. Но он почему-то не понимает, что кем бы я не была – я буду любить его вечно.
 Я оборачиваюсь, чтобы видеть его глаза. Пробивающийся утренний свет рисует мне взволнованную складку около глаз Алекса, которые я нежно глажу руками и осторожно целую веки.
 Застывшая на его длинных ресницах слезинка, испуганная моим поцелуем, отправляется в мой рот, солит язык и обжигает небо. Его лицо утопает в плену моих рук, и даже острые черточки смягчаются под моими пальцами. Наши губы находят друг друга, и мы сливаемся в долгом, нежном поцелуе.
 Мне приходиться прервать его, чтобы сказать ему то, что я говорю уже столько времени, и, ласково гладя его руки, я шепчу в этот полуоткрытый рот:
 - Илона, Мина или другая женщина. Кем бы я не была и в каком бы мире мы не встретились, лишь одно никогда не измениться – моя любовь к тебе. Я рождена для тебя Алекс, предназначена тебе. И я буду с тобой всегда. Что бы не случилось, я буду любить тебя вечно.
 Он молча прижимается к моему лицу холодным лбом и целует.
 И я знаю точно – он мне безгранично верит.
 Равно, как и я ему.
 Вера в друг друга и нашу любовь – единственное, что у нас осталось.