Северные королевства, нашествие и... глава 12

                Глава XII


                «– О нем сведений нету?
                – О нем – нет.
                – Птиц допрашивал?
                – С этого начал.
                – Что птицы?
                – Свистят. Один попугай соглашается.
                Ты ему – видел? Он – видел. Ты ему – Ланцелота?
                Он говорит Ланцелота. Ты ему – где. А он...
                – Я давно говорил, попугаи у нас не приживутся».

                Из х/ф «Убить дракона»


           Снега в этих краях уже почти совсем не было. Кругом расстилались зеленеющие едва проклюнувшейся молодой травкой луга, лишь изредка прикрытые ставшими серыми снежными полями. Окрестные равнины, пересекаемые обширными густыми перелесками, были часто изрезаны неглубокими, летом сухими, а теперь набухшими бурными вешними водами балками, заросшими рощицами. Деревья, под стать траве, готовы были со дня на день проклюнуться новыми молодыми листочками, и только промозглые степные ветры, да холодные, еще с заморозками, мартовские ночи мешали распуститься местной зелени в полный рост.


           По этой дышащей весной, пробуждающейся от зимнего сна степи, двигался нестройными колоннами внушительный отряд сэра Гулгойна. Воины спешили присоединиться к кочевой орде Великого хана Чагатулуя, расположившейся лагерем неподалеку от недавно взятой штурмом и беспощадно разрушенной крепости Альматор.

 
           Отряду оставалось пройти всего лишь полдня пути, не более. Три четверти своего похода всадники, у которых почти не было обоза, быстро прошли по обширной территории священного Гринвуда. По сравнению с проезжими трактами экономия времени получалась основательная – больше пяти лишних дней пути, к тому же такой маршрут позволял практически беспрепятственно преодолеть границы трех королевств, не считая более мелких владений и из Церестры сразу же попасть в Рутеранию и обратно. То есть оказаться прямо в сердце Северных Королевств, между Рутеранией, Краегораном и Батальвией, а затем также скрытно вернуться назад, на территорию разоренного южного королевства. По блестящему замыслу Великого хана, без сомнения подсказанному ему кем-то из перебежчиков с  Севера, всего-навсего через несколько дней этим же путем должны были двинуться в тыл почти уже изготовившимся к походу объединенным войскам коалиции под предводительством Эдварда VIII целые полчища армии кочевников.


           Собственно, весь упомянутый ранее небольшой обоз копья сэра Гулгойна состоял из трех карет, следовавших в центре построения отряда, под непрерывным присмотром довольно внушительной охраны из числа лучших солдат рыжеусого рыцаря, во главе с преданным сержантом Натанелем.

 
           Первые две кареты имели небольшие зарешеченные окошечки и являли собой передвижные камеры для заключенных. В третьей же, вполне обычной карете, ехали ставшие почетными узницами Энджи и Бетти. Хитрый рыжий пройдоха решил разделить компанию своих гостей, чтобы им было труднее сговориться и совершить побег из плена, поэтому с того момента, как отряд двинулся в обратный путь по необъятным просторам Гринвуда, Виктор почти не виделся со своими спутницами. Лишь изредка, во время дневных бивуаков и на вечерних трапезах перед ночевками, когда они собирались в шатре сэра Гулгойна, ему удавалось перекинуться со своими подругами несколькими ничего не значащими фразами о самочувствии и удобстве пути.


           Самого Виктора гостеприимный хозяин не ограничивал практически ничем. Собственно, имея в заложников его «кузин», сэр Гулгойн ничем особенно не рисковал. Они проводили много времени в беседах на различные темы, исключая цели и задачи похода, которые, как сразу обозначил рыжий рыцарь, были чрезвычайно секретны и никакой огласке не подлежали. Любые же другие вопросы были открыты для обсуждения, хотя, опять-таки, все это следовало воспринимать сообразно откровенности самих собеседников по отношению друг с другу.


           За время таких бесед Виктор успел почерпнуть для себя много интересных бытовых подробностей об образе жизни кочевников вообще и их поведении непосредственно в ставке хана в частности.


           Во-первых, косвенно ему еще раз пришлось убедиться в удивительной прозорливости Катрины. Из рассказов сэра Гулгойна, например, следовало, что кочевники не предпринимали никаких более или менее серьезных действий без одобрения своего верховного шамана. По любому поводу Великий хан и другие вельможи то и дело испрашивали благословения у различных духов, и поэтому влияния Елдугена в орде было колоссальным.


           Во-вторых, любопытное с чисто тактической точки зрения наблюдение сделал сам рыжий приспешник баронета-перебежчика. Оказывается, кочевники никогда не воевали по ночам. Они предпочитали в темное время суток отсиживаться в укрепленном лагере, при свете сторожевых постов и только с восходом солнца выдвигались на битву или штурм. Максимум, на что они могли решиться, так это на ночной поход, да и то лишь в крайнем случае. То есть опасаться нападения с их со стороны в ночное время не приходилось. Правда, все это не относилось к их союзникам – краснолюдам и отщепенцам вроде Туголевака и самого Гулгойна, так что ценность подобного, без сомнения интересного наблюдения, с военной точки зрения, была весьма относительной, хотя и довольно полезной с позиции изучения психологии противника.


           В-третьих, Виктор понял для себя одну очень важную вещь в отношениях знати внутри орды, и это было, пожалуй, самым важным итогом его общения со своим похитителем. Расспросив об особенностях придворного этикета в ставке, он убедился, что пообщаться напрямую с Великим ханом у него ни при каких обстоятельствах не получиться, а значит самостоятельно представить девчонок непосредственно пред ясные очи Чагатулуя становилось делом абсолютно невозможным. То, как они с чародейкой это все себе представляли там, в Прибыграде, здесь, вблизи вражеского стана, выглядело совершенно по-иному.


           Иерархия на приемах у кочевников соблюдалась беспрекословно и значительно жёстче, нежели в любом из северных королевств. По статусу, даже если Виктор нанялся бы, скажем, в доверенные лица дружинников Туголевака, ему все равно не было положено находиться даже в радиусе ста метров от ханского шатра. Кешиг его туда и близко не подпустит, не говоря уже о том, чтобы попасть в одно с Чагатулуем помещение, да еще при этом о чем-то с ним говорить. Чтобы удостоиться такой чести желательно было, как минимум, являться королем, ну или хотя бы членом королевской фамилии, что, само собой, к Виктору не относилось и близко. Еще вариант – удостоиться аудиенции за какой-нибудь выдающийся подвиг. Такое развитие событий, кажущееся, с первого взгляда, вполне возможным, однако, при ближайшем рассмотрении, выглядело так же фантастично, как и первое, поскольку для этого требовалось:
          а) дожидаться битвы, а этого делать было никак нельзя, учитывая то, что ближайшее сражение могло стать последним;
          б) в этой битве необходимо было отличиться на стороне кочевников, причем так, чтобы неминуемо привести к поражению Северные королевства (иначе масштаб подвига не соответствовал бы статусу аудиенции у Великого хана).

 
          Любой из этих вариантов был совершенно неприемлем, так как весь смысл похода пропадал после поражения войск коалиции, а Виктор превращался в обычного предателя, такого же, как Бэдлхэм или Туголевак.

 
          Оставался вариант с Туголеваком (сватать кого-то из «кузин» ему, а другую рекомендовать баронету для представления Великому хану) или разыграть карту с обиженным герцогом и действовать каким-то образом через него. Хотя теперь, когда он вышел из обоймы ханских подручных, это представлялось довольно сложным делом.


          Ну и была, конечно, призрачная надежда на его величество случай, хотя делать ставку на такую возможность Виктору хотелось менее всего. Где и как мог подвернуться шанс убить верховного шамана он представления не имел, оттого полагаться на случайность решил только в крайнем случае. Для начала им был избран план действий через баронета, как самый реальный и достижимый на сегодняшний день.
          –     Вы что такой мрачный, сэр Виктор? – окликнул его, отвлекая от размышлений, сэр Гулгойн. Он как раз инспектировал колонну отряда и проезжал мимо от хвоста к голове колонны. – Боли вернулись, старик подкачал?
          –     Нет, боли не вернулись, друиды свое дело знают, – ответил тот. – Это я от усталости, наверное. Ночью плохо спал.
          –     В полнолуние многим не спится, – серьезно заметил Гулгойн, поведя рыжим усом. – Ничего, скоро будет привал. Н-н-о-о!


          Рыцарь пришпорил коня и помчался в голову колонны в сопровождении двух своих подручных, периодически выкрикивая солдатам в колонне: «Подтянись!» и «Выше нос, бродяги!».


          Упоминание о друиде напомнило Виктору день пленения их экспедиции и его встречу, единственную с тех пор, с лесным чародеем.


                * * * * *


          –     Не стесняйтесь, сэр Виктор, проходите, – пригласил сэр Гулгойн, распахивая дверь, возле которой стояло двое часовых из числа солдат рыжего диверсанта. Гость шагнул за порог черной арестантской повозки с маленькими зарешеченными окошечками в боковых стенках под самым потолком, сквозь которые проникали скудные лучи дневного света, почти осязаемые из-за светившейся в них пыли и увидел в царившем внутри полумраке почтенного старца, одетого в присущую друидам бесформенную грубую серо-зеленую хламиду. Старец восседал на грубой деревянной скамье, устроенной внутри кареты, служившей для заключенного, по-видимому и сидением и лежаком. Виктор сразу узнал его. Это был ;;; Д;;;;;;, тот самый друид по имени Дуб, который когда-то встречал путников, впервые оказавшихся в священном лесу и познакомил их с Адрадитаэль, а потом помог им выбраться из Гринвуда на границу Рутерании прямиком на батальвийский тракт. По взгляду, обращенному на него старцем, без сомнений, тоже узнавшего посетителя, Виктор догадался, что афишировать их знакомство не стоит.


          Какое-то время арестант и вошедшие к нему посетители молча разглядывали друг друга.
          –     Вот, что любезный мнэ-э-е, как вас там, – нарушил, наконец, молчание сэр Гулгойн. – Мой гость ранен. Ему досталось от Ордисской стражи в Рутерании. Это э-э тут, недалеко. А потом его еще кикимора помяла немного... в общем, неважно, нужно ему помочь.
          –     Мне понадобятся для этого вещи, которые вы отняли у меня, – спокойно, словно ждал этой просьбы весь день, отозвался друид.


          Несколько мгновений сэр Гулгойн размышлял, колеблясь, но затем, с видимой неохотой, согласился.
          –     Хорошо, – сказал он. – Но только не вздумайте выкинуть какой-нибудь из этих ваших магических фокусов, а не то несколько человек немедленно лишаться жизни, включая вашу бесценную лесную королеву. Думаю, мы поняли друг друга?


          Чародей ничего не ответил, только добрыми умными глазами укоризненно поглядел на собеседника и едва заметно кивнул.
          –     Вот и ладно, – примирительно заявил рыжий предводитель отряда своему пленнику. Он повернулся и крикнул кому-то за дверь кареты, – принесите друиду его сумку и палку! Да поживей, шевелитесь там!


          Через несколько секунд в дверях показалась озабоченная физиономия солдата, который на вытянутых руках, словно опасаясь этих предметов, внес в карету серую холщовую сумку и небольшой дубовый черенок с несколькими маленькими зелеными листочками. Сложив все это у ног друида, солдат выпрямился по стойке «смирно» и уставился на своего командира.
          –     Свободен! – коротко скомандовал тот и солдата след простыл, а сэр Гулгойн повернулся к Дубу. – Что-нибудь еще, почтенный мнэ-э-е... как вас там... э-э аеп э-э Де...
          –     Это все, что требуется, – прерывая мучительные попытки рыцаря вспомнить его имя, сообщил маг. – Теперь прошу вас, оставьте нас вдвоем с пациентом.
          –     Что? – не ппонял рыжий рыцарь. – Оставить с кем? С ним? – он кивнул в сторону Виктора.
          –     Да, – коротко подтвердил друид.
          –     Это исключено, – отрицательно покачал головой сэр Гулгойн.
          –     Тогда лечение невозможно, – все так же спокойно пожал плечами друид. – Если в помещении будет находиться кто-либо, помимо меня и того, кого я исцеляю, ничего не выйдет.
          –     Я прошу вас, сэр, – приложив здоровую руку к груди, взмолился Виктор, – все тело мое избито. Уважаемый друид ничего дурного не сделает, чего вам опасаться? У вас ведь королева дриад и мои кузины... тем более ни один друид не позволит умереть живому существу по своей вине.


          Было видно, как некоторое время в душе рыжего диверсанта боролись желание оказать услугу понравившемуся ему рыцарю и недоверие ко всем без исключения людям на этом белом свете, а в особенности ко всяким магам, чародеям и прочим шаманам. Наконец, желание великодушно оказать услугу гостю победило.
          –     Хорошо, – с видимым усилием над собой, согласился он. – Но помните, почтенный колдун: при малейшем подозрении королева и кузины сэра Виктора из Креана незамедлительно умрут.


          Не говоря больше ни слова, сэр Гулгойн порывисто вышел из кареты, и запер за собой дверь, оставив друида наедине с его пациентом. Было слышно, как он приглушенным стенами повозки голосом делает назидание часовым, чтобы внимательно прислушивались и принюхивались к происходящему внутри. Затем послышались его удаляющиеся шаги и стало совсем тихо.


          Только теперь друид встал со скамьи, медленно, как будто устало, поднял с пола свою сумку, одел её привычным движением через плечо, после чего нежно поднял дубовый черенок и, не оборачиваясь, распорядился:
          –     Раздевайтесь до пояса, сэр Виктор и ложитесь на скамью спиной вверх, будем приступать к лечению.


          Сказав так, Дуб встал на колени возле скамейки, вытащил из сумки несколько пузырьков, маленькую глиняную чашку, какие-то листья, ягоды, грибы плоские и сухие, словно из гербария и разложил все это подле себя на полу.

 
          Виктор, тем временем разделся и улегся так, как потребовал маг. На лежанке чувствовался легкий озноб от холода и по телу сразу же побежали мурашки.


          Старик дал ему выпить из чашки нечто чрезвычайно горькое, аж скулы свело и начал бормотать заклинания на непонятном Виктору языке Старшей речи. То ли под действием употребленного зелья, то ли от монотонного бормотания друида, сознание Виктора помутилось, ему стало тепло и уютно, звуки теперь доносились до слуха, словно сквозь плотную мягкую вату, он весь почувствовал себя обвернутым этой ватой, а потом в его голове неожиданно громко и отчетливо прозвучал голос досточтимого Дуба:
          –     Тебя послала Катрина?
          –     Да, – помимо своей воли честно ответил Виктор.


          Он не произнес вслух ни звука, но слова в голове звучали с оглушительной громкостью. Сначала Виктор этого испугался, но потом понял, что хитрый маг, видимо, общается с ним телепатически. Его ответы мозг выдавал без каких-либо согласований со своим хозяином, он не мог сопротивляться, слова сами рождались в глубине сознания.


          –     Мне и моим спутницам нужно попасть в ставку Великого хана. – тем временем продолжал свою исповедь Виктор. – Катрина задумала моими руками убить Великого ханского шамана Елдугена. Но никто в Северных королевствах понятия не имеет о плане кочевников обойти коалицию через Гринвуд и ударить с тыла. Нужно предупредить их!
          –     Я не могу связаться ни с кем из чародеев, – печально констатировал Дуб. – Все, наверное, очень далеко отсюда. Но я помогу вам отправить весточку. Есть у меня кое-что...


          Перед мутным взглядом Виктора возникла ладонь друида, на которой лежала маленькая глиняная свистулька в форме птички. Похожие вещицы Виктор частенько видел у торговцев на ярмарках и в сувенирных магазинах еще ТАМ.
          –     Берите... – услышал он и вялым сонным движением забрал игрушку, положив к себе в карман.
          –     Когда мы с вами закончим лечение, – снова зазвучал у него в голове наставительный голос Дуба, – и вы останетесь наедине, достаньте свирель и произнесите следующие слова... – далее маг несколько раз продиктовал три неведомых Виктору слова на языке Старшей Речи и осведомился: –  Запомнили?
          –     Да, – коротко ответил он. И не соврал: слова удивительным образом словно огнем выжгло в его памяти, настолько отчетливо они отпечатались в подсознании.
          –     После этого негромко и внятно продиктуете свое послание, – продолжил инструктаж друид, – крикните, лети! И подбросьте свирель вверх.
          –     И все?
          –     И все.
          –     Хорошо, я все понял, – ответил Виктор мысленно, после чего провалился в глубокий плотный и вязкий, как кисель, сон.


          Он очнулся от легкого прикосновения к плечу. Виктор медленно отрыл глаза и увидел над собой склонившееся старческое лицо друида, до глаз заросшее длинной густой, совершенно седой бородой и обрамленное такой же седой, взлохмаченной шевелюрой. Лицо Дуба в упор, не мигая, пристально всматривалось в своего пациента цепким взглядом добрых внимательных глаз, в совершенном молчании терпеливо ожидая окончательного пробуждения Виктора от магического сна.


          Наконец, убедившись, что его подопечный пришел в себя, друид несколько отстранился, слегка улыбнувшись одними глазами, как будто удовлетворившись полученным результатом.
          –     Как вы себя чувствуете, сэр рыцарь? – мягким спокойным голосом спросил маг.


          Виктор прислушался к своим ощущениям. Левая рука лишь слегка побаливала, бок, как  и остальные части тела вообще чувствовали себя совершенно нормально, словно не было тех страшных ушибов, которые нанесла ему жуткая тварь из Гнилых болот.
          –     Спасибо, уважаемый Дуб, все просто замечательно! Я даже не ожидал, честно говоря... – восторженно ответил он своему лекарю. – Чем я могу отблагодарить вас, скажите?
          –     Ничего мне от вас не нужно, – всё тем же спокойным голосом произнес старец и протянул Виктору маленькую берестяную коробочку. – Смазывайте по утрам больную руку этой мазью и через неделю забудете о своей ране совсем.
          –     Благодарю покорно, – сказал Виктор, принимая емкость с лекарственной мазью, поднимаясь с лавки и одеваясь. – И все же скажите, прошу вас, что я могу...


          «Сообщите о том, что видели тут, – вдруг опять отчетливо услышал он голос у себя в голове. – Это будет намного больше и важнее того, что я сделал для вас и поможет всем гораздо сильнее любых выражений благодарности. Я знаю, вы благородный человек, сэр рыцарь, и потому уверен в вас».


          Виктор снова оторопел на несколько мгновений (привыкнуть к голосам в голове даже во сне не так-то просто, а уж наяву и подавно), потом приладил на талии свой широкий кожаный пояс, перекинул через плечо перевязь с мечом, коротко кивнул друиду и молча вышел из кареты.


          Часовые проводили его подозрительными взглядами, а один из них тут же проник в повозку и через минуту вышел с сумкой и дубовой веточкой в руках. Виктор, не глядя больше в их сторону, чтобы не привлекать к себе внимания, направился прямиком к шатру сэра Гулгойна.


          Уже поздним вечером, когда отряд сделал привал на ночевку, двинувшись в обратный путь в тот же день, Виктор улучил момент, отпросившись якобы сходить «до ветру». Оставшись один посреди непроглядного в быстро сгущающихся вечерних сумерках леса, он произнес подаренной ему друидом свистульке три заветных слова на Старшей речи, которые велел запомнить Дуб, негромко, но внятно продиктовал ей послание, и, чувствуя себя в душе идиотом, взмахнул руками, подбрасывая крохотную игрушку вверх, сдавленно крикнув ей вдогонку: "Лети!".


          К его великому изумлению, игрушка не упала ему на голову, а неожиданно превратилась в мелкую птаху, часто замахала крыльями и мгновенно скрылась в темной чаще среди деревьев.


          Постояв с открытым ртом, слегка обалдевший Виктор некоторое время тупо рассматривал свои еле видимые во мраке руки и до боли в глазах вглядывался в кромешную темноту вокруг, потом, смирившись с произошедшим, пожал плечами и отправился на ночлег.


          Он уже почти забыл об том случае в лесу, успокоив себя тем, что с чистой совестью исполнил задание друида, как однажды, спустя день или два, Бетти позвала его к ним с Энджи в карету. Придумав какой-то пустяковый повод, ему удалось добиться разрешения сэра Гулгойна посетить своих кузин, пусть и под строжайшим присмотром часовых снаружи. Рыжий пройдоха по-прежнему неукоснительно следовал принципу «доверяй, но проверяй» и, надо признать, был, в сущности, прав.


          Войдя в карету к компаньонкам, Виктор глянул на Энджи, и обомлел. На левом плече у неё сидела самая настоящая, невесть откуда взявшаяся, сова, жутко помигивая третьими веками своих огромных, как два блюдца, глаз. Сова вела себя так, будто сто лет уже каталась на плече у блондинки.
          –     Это... откуда у тебя? – придя в себя после первого шока, спросил Виктор.
          –     Нравиться? – поинтересовалась Энджи, скосив глаза на птицу и улыбаясь. – Прикольно. Мне нравиться. Она еще и говорить умеет. Тебя требует, между прочим.
          –     Совы говорить не могут, – наставительно возразил, было, он, но тут сова опять мигнула своими веками и выдала голосом Катрины:
          –     Хватит уже блистать знаниями в орнитологии. У меня и тараканы разговаривают, когда надо. Птичку кто прислал?
          –     Это не я, – машинально от неожиданности стал отнекиваться Виктор, потом понял, о чем идет речь, постыдился очевидного своего малодушия, и торопливо добавил. – То есть я, конечно, но дал мне её Дуб.
          –     Какую птичку? – не поняла Энджи. –  Сову эту, что ли?
          –     Нет, сова тут не причем... – отмахнулся Виктор.
          –     Сова, как раз, очень даже причем! – сварливо возразила птица голосом чародейки. – Энджи, я смотрю он тут всем врет напропалую. Совсем, поди, вас замучил.
          –     И не говори, дорогая, –  с готовностью поддержала сидящую на плече подруги сову Бетти. – Никакой управы на него нет.
          –     Ну ладно, хватит вам страмить-то меня уже, – смутился Виктор. – Катрина, я чего-то не пойму. Ты для чего сову прислала, меня пропесочить?
          –     Не зли птичку, она, между прочим, хищная, – отозвалась сова о себе в третьем лице. Говорила она на манер попугая, произнося слова статично распахнутым клювом. Выглядело это неестественно, хотя и забавно. – То, что вы с Дубом сообщили действительно чрезвычайно важно, за это отдельная тебе и ему благодарность от Совета и всей коалиции. Те, кому следует, вашу помощь оценили. Мы постараемся опередить ханские войска и сделать так, как ты предложил.
          –     Хорошо, сколько у нас осталось времени? – задал Виктор главный вопрос, который его интересовал сейчас больше всего.
          –     События развиваются стремительно, – уклончиво ответила сова. – Никто за точные сроки теперь поручиться не сможет. Думаю, после вашего прибытия в ставку Великого хана – дня три. Пять от силы. Это, между прочим, и от вас зависит в том числе.
          –     Мда, как же мне за три дня добраться до Елдугэна? – опешил Виктор, услышав такие нереальные сроки выполнения их непростой миссии.
          –     Придумай что-нибудь, голова у тебя для шапки, что ли? – потребовала сова. – Лично я думаю, стоит попробовать использовать Бэдлхэма, если получится. Только я тебя прошу, будь осторожен. Этот старый интриган никому не доверяет, а уж тебе, пожалуй, меньше всех. Вспомни, кто лишил его Куба?
          –     Я помню, помню, Катрина, – задумчиво кивнул Виктор, забыв, что разговаривает вовсе не с чародейкой, а лишь с её жалкой магической реинкарнацией.  – Попробуем,конечно, где наша не пропадала.
          –     А вообще, это ты здорово придумал, – похвалила эльфийка своего собеседника. – План неплохой, только вот время поджимает сильно. Нужно успеть. Иначе все может прахом пойти.


          Молча наблюдавшие за переговорами девушки, наконец, не выдержали. Обе тоже хотели знать, какой такой план придумал Виктор.
          –     Что ты придумал, мы тоже имеем право знать! – потребовала Энджи.
          –     Он нас тут держит в полном неведении, – пожаловалась сове Бетти. – Ничего не говорит, ни какой информацией не делится. Пользуется тем, что нас разделили. Веришь ли – в первый раз за четыре дня к нам зашел.
          –     Вам все птичка расскажет, – попробовал соскочить с темы Виктор.
          –     Сам расскажешь, – мстительно заявила пернатая посланница чародейки. – Я здесь не для этого.
          –     А для чего? – невинно осведомился, глядя на неё, Виктор.
          –     Я тут для того, – менторским тоном сообщила сова, важно нахохлившись, – чтобы удостовериться, что с вами все в порядке и сообщить, что армия коалиции дней через пять-семь выступит навстречу кочевникам. Правда двигаться она будет нескоро, потому, как сами понимаете, знати много, обоз большой, барахло разное, чуть ли не всей семьей на войну поперлись. С челядью, с музыкой, с маркитантками, ну и так далее по списку. Поэтому глядите, чтобы Чагатулуй не ускользнул. С другой стороны нет худа без добра – у вас будет больше времени.

 
          Птица помолчала, словно задумавшись о чем-то своем. Это было довольно забавно наблюдать, как она слегка наклонила свою голову немного набок, нахохлилась, а потом, вдруг сменив тему, обратилась непосредственно к Виктору:
          –     Что-то я кареты не узнаю. И девчонки одеты как-то не так. С чего бы это?
          –     Понимаешь, – неловко начал оправдываться тот, чувствуя, что уши его запылали пламенем, – тут такое дело...
          –     Понятно, просрали приданое... – укоризненно констатировала птица, перебивая собеседника. – Ничего доверить нельзя тебе, балбесу, – сова снова помолчала недолго, а потом продолжила, несколько смягчившись:
          –     Ладно, если все у вас получиться, эти мелочи будут уже не важны. Я пошла, если что, попробую отыскать вас в Церестре.


          И пернатая связная вдруг испарилась с плеча блондинки, словно её там и не было. Виктор и Бетти несколько секунд бестолково смотрели туда, где только что восседала птица, а потом переглянулись, и брюнетка уважительно произнесла, усмехнувшись:
          –     Чародейка. Это тебе не баранки в базарный день на рынке тырить.
          –     Это да, согласен, – кивнул Виктор.
          –     А мне понравилось, – вставила Энджи. – Сова на плече... так романтично, до сих пор чувствую, будто она сидит, – а потом резко переменила тему. – Ну, выкладывай давай, что у тебя за план, хватит юлить уже. Что будем делать?
          –     Значит так... – начал Виктор, и, заговорщицки понизив голос почти до шепота, принялся знакомить своих спутниц с тем, как им, по его мнению, стоило действовать по прибытию в ставку Великого хана.


                * * * * *


          Впереди, на горизонте замаячили шпили и башни какого-то замка, Виктор отвлекся от своих воспоминаний и спросил у ехавшего неподалеку солдата, явно приставленного сэром Гугойном для слежки за его персоной:
          –     Скажи-ка любезный, что это за замок показался там вдали?


          Солдат, приставив ладонь ко лбу, чтобы заслониться от яркого даже в вечерний час весеннего солнца, пригляделся к строениям, видневшимся вдали, и лицо его неожиданно просияло.
          –     Так ведь это же Дебридаль! – воскликнул он, не скрывая собственной радости. – Прибыли! – и крикнул громко, обращаясь к ехавшим впереди и позади него солдатам:
          –     Братцы, Дебридаль на горизонте! Ночевать будем дома!


          Вокруг послышался одобрительный ропот, новость нашла нужный отклик в сердцах окружающих, показалось даже, что колонна стала двигаться несколько быстрее. А может даже и не показалось, потому что кобыла под Виктором тоже вроде бы прибавила шагу, поддавшись общему настроению.


          Как выяснилось, замок баронета Дебридаля сэра Туголевака, окруженный небольшим посадом, возвышался на крутом берегу реки Егары. Той же самой Егары, на которой стояла и несчастная Церестра, когда-то грозно-величавая столица южного Пограничья, периодически наводившая страх на обитателей Свободных Земель, а теперь лежащая в руинах, разоренная кочевниками.


          Когда отряд сэра Гулгойна приблизился к резиденции первого из потенциальных  женихов его «кузин», Виктор смог разглядеть это сооружение получше.


          Собственно замок представлял собой очень старое, весьма запущенное, облупленное, кое-где взявшееся зеленым мхом каменное сооружение, имел три башни и треугольное сечение. Одна его сторона примыкала почти вплотную к довольно крутому в этом месте берегу реки, а две другие были отделены от окружающей местности неглубоким рвом с водой, отведенной из речного русла. Ров этот имел метров пять-шесть в ширину и в том месте, две  поперечные реке стены примыкали к высокой круглой башне с зубчатым верхом, через него был перекинут узкий деревянный мост, а в самой башне имелись полукруглые, окованные железом, тяжелые деревянные ворота. Стоял этот замок выше по течению относительно королевской столицы и, видимо, поэтому речные потоки в его окрестностях были не такими мутными, как возле Церестры. Даже во рву, куда сливались все нечистоты замка и окрестного посада, казалось, вода была совершенно чистой и прозрачной.

 
          Когда голова отряда проследовала через кривые улочки с чахлыми покосившимися избушками местных жителей и приблизилась крепости, стражники на башне стали громко приветствовать солдат из копья сэра Гулгойна и незамедлительно, с жутким скрипом, отворили им ворота внутрь, после чего Виктор, вместе с дружинниками рыжего диверсанта проследовал в резиденцию баронета Туголевака.


          К тому времени, как почетный пленник подъехал к широкой коновязи, его уже лично поджидал там благородный предводитель отряда.
          –     Ну, вот мы и прибыли, сэр Виктор! – радостно сообщил он. – Нам с вами крупно повезло – сэр Туголевак здесь, в замке! Он прибыл вчера вечером. Так что слезайте с лошади, и я представлю вас баронету. Удачно подгадали, – добавил предводитель отряда, с удовольствием разминая затекшие от езды в седле ноги, – поспели прямо к ужину. А вот, кстати, и наши замечательные гостьи подъехали.


          Услышав это, его собеседник, как раз, соскочивший на землю, обернулся и увидел въехавшие во внутренний двор замка кареты.  Дверцу передней повозки открыл подскочивший солдат и весьма галантно помог сойти на землю Энджи и Бетти.

 
          Оказывается, в отряде были не только хамы и негодяи, отметил про себя Виктор, но затем вспомнил трупы в лесу и  подумал, что не все из них, возможно, хамы, но по поводу негодяев он, пожалуй, погорячился.
          –     Так вы идете? – поторопил его сэр Гулгойн, отвлекая от размышлений, и добавил, кивнув на девушек, кокетливо болтавших о чем-то с услужливым солдатом. – И дам своих захватите с собой. Заодно, пользуясь случаем, представите ваших кузин баронету.
          –     Неплохая мысль, сэр Гулгойн, – согласился Виктор и крикнул, обращаясь к своим спутницам. – Милые кузины, прошу вас следовать за мной и сэром Гулгойном. Я намерен представить вас баронету.
          –     Это невозможно! – громко возразила Энджи, когда девушки подошли к нему. – Мы неодеты для светского приема. Какое впечатление мы произведем на благородного баронета?
          –     Поверьте мне, – успокоил её сэр Гулгойн, вклинившись в разговор. – Баронет опытный солдат, почти всю свою жизнь проведший в походах. Он запросто ночует в степи под открытым небом, конское седло ему удобнее подушки. Но сэр Туголевак совсем не искушен в тонкостях этикета и не избалован красотами женских нарядов. Так что вполне сойдет и ваше нынешнее платье. Тем более, что оно у вас по-военному подогнано по фигуре и, на мой взгляд, намного приятнее этих ваших идиотских пышных вычурных цветастых тряпок, которые почему-то столь ценятся у изнеженных дворцовой жизнью прибыградских модников.

 
          Услышав эту тираду, Виктор вспомнил светские рауты, на которых маялся несколько недель перед походом в просвещенной столице Севера и мысленно согласился с рыжеусым рыцарем по поводу изнеженных модников.
          –     В таком случае, – вслух сказал он. – Прошу вас, дорогие мои кузины, прошу вас.


          Виктор указал рукой вслед за двинувшимся ко входу в замок, не дожидаясь остальных гостей, сэром Гулгойном и девушки послушно направились в указанном направлении. И сам уже собираясь пойти следом, он заметил, как тот же солдат, что давеча галантно помогал дамам выйти из кареты, распахнул дверь арестантской повозки, и под присмотром еще четверых дружинников, вооруженных арбалетами, взятыми наизготовку, совсем недипломатично сначала бесцеремонно выволок из неё за шиворот  зеленую, изящно выгибающую свое тело в попытках сопротивляться силе королеву дриад, а следом, понукая громкими выкриками, под одобрительные возгласы остальных, грубо вытолкал оттуда и старика-друида.


          Нет, окончательно решил Виктор про себя. Все-таки все они хамы. Хамы и негодяи. Все до одного.


          И не оборачиваясь больше, чтобы не видеть такие знакомые ему сцены унижения невольников, уныло побрел по направлению к замку.