А. Мюнхгаузен Фантастические рассказы

Александр  Мюнхгаузен (Эйпур) (ЛУКОМОРЬЕ)

РАЙСКИЕ КУЩИ или Я НЕ ХОТЕЛ БЫ РОДИТЬСЯ НА ЗЕМЛЕ.
               
Лучше нету того Свету…

Местечко наше старожилы называют Лукоморьем, перенял и я за ними. Славное местечко. На Тверди о таком мечтают, но знают, что их ждёт после, тысячи из миллиардов – процент ничтожный. Идти на Твердь, вновь родиться – значит, отдавать старые долги, чему-то новому научиться. По меркам Лукоморья, большим спросом пользуются инкарнаты, освоившие творчество в какой-нибудь определённой сфере. По большому счёту, я тоже мог, но решил для себя на днях: больше на Твердь ни ногой. Семья не против. Жена обрадуется – образумился, наконец. Дети на всякий случай уточнят: «А если там конфликт, друзья твои пострадают?» – «Все сюда вернутся». Сюда – это в райские кущи. Название, конечно, я бы изменил. Там при входе, кириллицей, огромными буквами, так и полыхает, точно это что-то меняет. А вот жертвы транспортных катастроф, прибывающие на центральный вокзал, и без напоминания знают, куда занесло. Проводники в вагонах настолько доброжелательны – хоть к ране прикладывай.

Райские кущи. Со стороны выглядит, как на картинке, особенно небо и сады. Стою я как-то при въезде на объект, название критикую, про себя, само собой. Пролетал неподалёку шестикрылый Серафим, из кружки поливал местную тлю. Меня заметил – завернул для разговора:
– Любуешься?
– А чем ещё можно заниматься?
– Название поменять не хочешь?
– Столько веков одно и то же. Вот бы референдум…
– Правила знаешь.
– Я не хочу на Твердь.
– Многие не хотят. А родина в опасности?
– Здесь моя родина.
– Все так говорят. Стоит пойти на очередной круг – Бога нет, прогресс нуждающихся обеспечит, и всё такое: нам хоть уши затыкай. 
– Я на Твердь не хочу.
Серафим поискал под четвёртым крылом. Достал записную книжку с самописцем, сделал пометку и отправился дальше. Неужто взял на карандаш? Эх, чего же я не перевёл беседу в иное русло? Надо было спросить – откуда тля?.. На свой вопрос я получил ответ уже под вечер. Посидели с друзьями за кружкой местного эля да и разбежались. Прихожу домой – мать честная! Шпиль вымахал посреди цветочной клумбы. Сначала думал, супруга решила экспозицию изменить, к юбилею; у дамского пола юбилеев на порядок больше, чем у нас. Не сама, чтоб целиком, а та её часть, которая никогда не спускается на Землю. Ходит, как призрак, как первая ступень ракеты, пока другая часть на Тверди распевает песни… Вот эта призрачная часть заметила моё стояние над клумбой и вышла подышать, механически обмахиваясь от комаров. В прошлой жизни, а это наукой подтверждённый факт, жена перебила комарья – иным не снилось, поэтому за ней спустились Ангелы и прибрали – в расцвете сил, для окружающих к неожиданности полной. По пути доступно объяснили: «Видишь ли, сие местечко приготовлено для мелких грешников, чтобы минуты покоя по пальцам считали, ты же местную науку поставила в тупик; они комара занесли в Красную кни-гу». – «Только из-за этого?» – спросила она.– «Шутка, конечно. Муж развоплотился твой, заявку сделал, чтобы тебя немедленно в семью вернули… Кажется, нужда возникла: горы посуды накопилось, дети сами не в том возрасте, чтобы догадаться, очередь кому возглавить. Оно вполне объяснимо: родители в командировке. Дед не авторитет, бабушка накануне отправилась в очередное приключение – семья её набожная беспокоит; поживёт у них мальчиком, до восемнадцати лет, а там – армия, с воинскими почестями похороны. Перед отправкой пригрозила: вернусь и найду посуду в том же состоянии – берегитесь».
Итак, мы с половиной жены торчим у клумбы, она отмахивается от комаров.
– Перестань! Здесь кровопийц нет.
– Извини, привычка.
Пока мы помолчали, шпиль подрос почти на метр.
Я прищурил правый глаз, вполоборота глянул на неё. Защитница:
– Это не наши. Им некогда ерундой заниматься.
Я выдал законное:
– Если не наши, то кто?
– Этого я не могу сказать. Знаю, наши пытаются сплести верёвку и подключиться к интернету.
Я прижал к сердцу половинку, руками ощутил, как она прибывает в весе. Иногда раздражает страшно: слоняется тенью, поскуливает от бессилия… Пока даже поругаться толком не может, да ничего: скоро снова будем вместе. Как быстро она входит в курс событий, стоит умереть там.
Но тема затронута, нельзя невнимательным показаться:
– Такой верёвки никто сплести не сможет.
– Страшнее другое. Кто-нибудь за верёвку дёрнет – они и сверзятся на голову какому разгильдяю. Так всегда: за яблоками полезешь – останешься без штанов. – Жена сталкивается с подобным всякий раз, пока сторож не проучит. – Нет, это не пустые слова. Кто-то упал отсюда, внизу шёл инкарнат – в полном снаряжении: душа на месте, чакры безукоризненно качают энергию и отдают. Бах – сверху вторая сорвалась. По правилам гостеприимства, душа-хозяин обязан убежище предоставить, вплоть до выяснения причин и удаления сорванца.
– Представляю: в танке два экипажа, – заметил я.
– Не знаю, в танке побывать не доводилось. Говорят, в нём сексом невозможно заниматься.
– Было бы желание.
– Не верю. Одна знакомая… ладно, это в прошлом. Что с этим будем делать?

Мы молча наблюдали, как растёт шпиль. Она принесла рулетку. Несложные вычисления поставили нас перед выбором: или мы обратимся к местным органам, или сами устраним аварийное вторжение. Мало того, что вознамерились к нам с нечистыми планами, без согласования проекта, шпиль может проткнуть следующее небо. Живут там такие же, как мы, чуть лучше. Но если мы ничего не сделаем, они тем более… Поэты, музыканты – дай молоток, останутся без пальцев. Это мы простые, звёзд с неба не хватаем…
Жена принесла молоток, монтировку и плоскогубцы. Она любит наблюдать за моей работой; соскучились руки по настоящей, вот она и подвернулась. Сначала из иглы шпиля я выгнул фигуру, не имея ввиду ничего конкретного. Жена подала протест: «Это же Макдоналдса реклама». Я пока туговато соображал, эти перемещения с уровня на уровень, эти бесконечные просьбы знакомых – замолви там за меня словечко… Разве во сне увидишь такое: являешься на Небеса, весь в новом, ни пятна, ни складочки, и вдруг, с порога: «Там у меня приятель. Просит помиловать за ограбление банка. Нет, так он честный малый, совсем не жадный, просто однажды чу-точку не повезло». – «А ты не сказал ему, что сам в таком же положении, что скоро собираться в обратный путь?» – «Кажется, говорил». – «Хочешь вернуться и уточнить?» – «Не стоит». – «Это же твой друг! Деньги-то немалые пропили». – «Я банк не грабил». – «Будьте добры, напомните эту фразу перед следующей отправкой, у нас к вам будет предложение попробовать себя в ином качестве». – «Хоть намекните». – «Так и быть. У нас там активы затерялись». – «А я слышал, деньги вас не интересуют». – «Экий вы дотошный! Просто для порядка, пусть растут проценты».

Очнулся у себя в постели, жена рядом.
– С прибытием, дорогая! – Я обнял супругу. – Давно умерла?
– Сорок дней, как… Думала, не заметишь.
Вообще-то я многое замечаю, чего и не следовало бы, порой. Теперь вот – шпиль. А над нами соседи. Художники, композиторы разные. Мы люди простые… вот, тоже не отвыкну. Но это чистая правда: война – мы пушечное мясо, революция – мы вдохновлённая толпа, авария – мы пострадавшие; травмы, не совместимые с жизнью – это тоже мы… Мы гинем тысячами потому, что, как личности, себя не проявили. Мы – масса. Нам образование не даётся, мы заменяем павших у станков. Мы плодимся для статистики, мы кормим общество, мы скулим на кухнях, без телевизора мы не умеем жить. Это он, как представитель правительства, находится постоянно в доме, всё видит,слышит. Он всегда сообщает, что у других куда хуже, просто надо потерпеть.
– Принеси ножовку.
Она знает, где у меня и что лежит. Принесла – с вопросом подаёт:
– Ты со сколькими переспал?
– Кто теперь считает?
– Самец, чистый самец!
– Так статистика, президенты, цари и феодалы – с утра до вечера: «Плодитесь, плодитесь, плодитесь и размножайтесь…» – Точно без последнего слова не понятно. Чтобы до нас дошло, чтобы не забывали. Всё лучшее детям, себе – что осталось.
– Но для этого и существуют передышки. Ты вообще-то планируешь?..
– Больше я на Твердь не пойду!
Жена повисла на моих плечах. Ножовкой очень трудно пилить и обнимать. Одновременно невозможно. Как бежать из концлагеря и тут же входить, с новой партией. Эти партии растаскивают нас по сторонам, то стравят, то на демонстрацию позовут – просто никакой личной жизни. В прошлый раз я сказал себе – хватит! Никакой политики, семья и школа. Так школа подбросила сюрпризец. «За активное участие в жизни школы, ваша семья награждается младенцем из нового роддома. Родители не определились, им нужно поскорей к станку, да и педагогических навыков никаких. У вас хорошая семья, справитесь. Люди должны друг другу помогать».

Люди, население, электорат, толпа, масса, трудящиеся… По большому счёту – болото, комары да муравьи. Вот элита – не идёт, а плывёт, не дышит, а вдыхает, не трясётся, а на амортизаторах. Очереди не для них. Помню, водки захотелось… Смотришь в стакан – что за жизнь? Почему отец не отдал в институт? Тоже смотрел в стакан и спрашивал о том же. Нам нет дороги наверх, надо потом и кровью искупать какие-то древние долги. Одна бабушка – очень мудрая женщина, гадала мне: «Ты был царём однажды, тысячи слуг вокруг. Теперь тысячи раз слугой отработаешь тот единственный раз. Все мы бывали царями да царицами, чтобы тысячу лет и жизней спины гнуть. В долг залазить просто. Загляни в банк, посоветуйся – тот же случай. Заруби на носу: на чужой каравай рот не разевай». Так и живём: тут – бочку соляры, там – сахара мешок. Никогда не выйдем из замкнутого круга, пока за ум не…

Немного увлёкся, давно с женой не виделись настоящей. Ножовка подросла вместе со шпилем. Сходить, что ли, попроситься к старшему этажа? Комнатка у них там есть, где можно посмотреть со стороны, как бы между перекрытиями. Говорят, если недолго, оттуда хорошо просматривается пол нашего этажа и потолок нижнего – то есть, жителей Земли. Объект секретный, для особо доверенных. Можно многое разглядеть с потолка: куда гнут политики, где неоткрытые месторождения, какая валюта станет главной завтра – одним словом, «много будешь знать». А когда много знаешь – вперёд, на Твердь. Стать посмешищем для атеистов: «Я знаю Бога». – Они: «Бога нет – есть министерство образования». Сломался, отступил от веры – ступай на новый круг.
Для особо доверенных имеется в комнатке особая труба: заглянул – и видишь, чем в аду промышляют, какие ценности, за что бьют. Но я не вхож, не льщу себе, как и другим. Кого-то обогнать, успеть, добыть – это не моё.
Взглядом поправил угол дома; в моё отсутствие некому. С детьми всё труднее: мы их не понимаем, они нас, почему-то дед с бабой с ними – не разлей вода. Вот стану дедом – я себе внучат нарожаю, тогда и посмотрим, кто кого переплю… Нет, до этого ещё дожить… По закону, надо сто сорок чужих вырастить, чтобы тебе внуков разрешили. Если при жизни там не нарушил первоначальный образ, то всякий раз, пускаясь в очередное приключение, красивше и красивше облик получаешь; те, которые идут к пластическим хирургам, всё хуже и хуже с каждым разом. Последнее предупреждение – и отправляйся в плаванье с одной ноздрёй, с одним глазом, без рук, без ног, раз без головы…
– Не ходи туда, – говорит жена. – Я соскучилась. Слышала, кто там побывает, записывают в члены профсоюза.
– И давно это? – Последнее решение я стал вытаскивать из эфира – пока не укоренилось, всё можно отменить. Стать членом профсоюза – как кресло пробить головой и на плечах оставить. Стыдно сказать, на чужих собраниях сидеть, поднимать руку, голосовать за чужую волю… Лишь в одном воплощении удалось улизнуть: в Новой Зеландии, папуасом. Двадцать семь лет беззаботной жизни, только слушайся вождя. За партой не сидел, зато правило усвоил: кто первым нападёт, тот и победил. Мы напали первыми. Самцов убили, детей съели, жён увели с собой… Именно с той поры у меня к людоедам стойкое отвращение. Рыба вкуснее, поэтому у нас в доме по четвергам рыбные дни. Стоит услышать, что кого-то съели – меня так и выворачивает наизнанку. Стойкий рефлекс, на двенадцать жизней прививки хватит. С тех пор я больше рыбаком: китайским был, норвежским; китов не бил: что-то подсказывало мне, в долги большие влезу.

Сели ужинать, я у окна. Пик здания клумбу разворотил вконец. Ножовка видна снизу, свою по рукоятке из тысячи узнаю. Жую, ломаю голову над задачей. Пусть кто скажет, что здесь жить легче. Нет, я согласен, против Тверди. Главное отличие – лестницы запрещены, только силой Духа можно подниматься и вершить дела. Само собой, греха нет и Серафима попросить. Только может оказаться, он набирает добровольцев для военного конфликта: сунешься туда, а там уже стреляют, рвутся бомбы, мины. Это раньше дурака валял, то к националистам примкну, то к религиозным фанатам…
– Али рыбу разлюбил? – Жена приготовила, постаралась. Секунды за две стол накрыт, всё в лучшем виде. Дети на диете, им домашняя пища не подходит. Пища предков, как дурное наследие. Слишком занижена самооценка: они всё норовят изобрести нечто своё, уже название есть – кыштин: это не рыба и не вишня, а нечто среднее.
Я ломаю плавники, отделяю мясо от хребта. В рыбьи глаза могу засмотреться и вспоминать…
– Что происходит? Кто тебе там дорогу перешёл?
– Знаешь, была одна скрипачка. Попалась на глаза. А как смычком волшебным выводила – не забуду, видно, никогда.
Жена исчезла, пробежалась по соседям. Не успел поужинать, она со скрипкой появилась. Хочется думать, одолжила.
– Теперь я тебе буду играть! Мне две песенки показали.
– Попробуй.
Она старалась очень, с протестом соседи все почти сбежались. Меня потряхивало слегка на поворотах, но не более того. Она загадочно улыбнулась. Она у меня понятливая, как никто другой, с неподдельным сожалением отнесла скрипку владельцам, вернулась через минуту.
– Расскажи, как она играла?
– Боюсь, словами то не передать.
– Я разденусь догола. Спляшу для тебя на подоконнике.
– Это совсем не то. Там умираешь от первой ноты, но она тебе не даст… я даже не знаю, с чем сравнить.
– Ты хочешь покинуть наше сословие?
– Пока не думал.
– Хочешь, хочешь. Поэтому и ножовку забыл, чтобы был повод подняться на этаж.
– У меня есть другая, буду той пилить.
– Ты как-то сказал, лучше этой нет.
– Ну, говорил. Кто меня пустит наверх?
– Экскурсии туда не так уж редки. Завтра, по-моему, тоже. Соседка записалась.
– Та, у кого скрипку брала?
– Скрипок больше нет ни у кого на этаже. По крайней мере, в нашем подъезде.
– Подумай, жена родная, и ответь: почему только одна скрипка на такую массу?
– Чтобы заронить зерно. Она своей игрой многих заразила. Пойдут на Твердь – станут композиторами, в ресторанах будут руку набивать.
– Это вряд ли. Если бы они здесь её курсы посещали, брали уроки…
– Ты сам сказал: нас много, скрипка одна.
– Поэтому и нет желающих. Все думают, там очередь до конца Света.

Наш атакующий разговор продолжение обещал. С посудой она разобралась секунды за три. Тарелки, ложки – всё на своих местах, натёрты до сияния, только не солнце. Наша бедная клумба превратилась в обелиск, без дат и без имён павших. Я попросил принести лопату. Это, конечно, не совсем честно, но вдруг? Этому несчастному фантазёру снизу, может, песчинка в глаз попадёт, и тогда строительство прекратится… И что он там затеял? Воздушные замки, если смотреть снизу, никому не мешают. Но если смотреть сверху… Лопата можно выронить случайно. Пожалуй, нет. Пора бы уяснить: случайности не будет. За минуту до падения лопаты Ангелы уведут мечтателя за версту от точки падения, потом Серафим заглянет к нам домой: «Вам не знакома настоящая вещица?»
Я копал. Я копал, как ни в одной жизни. Помню, засыпало всю бригаду в штольне, расклад известен: десять тысяч тонн угля добыли – минус одна жизнь. Шахтёра хлеб не столько опасный, сколько недолговечный. Не болезнь, так карачун. Рапортуем наверх, с колен не поднимаясь; директор шахты – из комнаты отдыха, в крайнем – из кабинета.
Ножовка упёрлась в потолок, её изогнуло донельзя, а я копал. В два роста яма, почва стремилась назад, чтобы равновесие восстановить. Мы с женой услышали торопливый шаг.
– Давай руку! Застукают – стыда не оберёшься.
Очень своевременно. Она предугадывает опасность. Она помнит последние двенадцать воплощений. Ей, когда меня на Твердь сошлют, нет лучшей цели, как отправиться по пятам. Я могу с уверенностью сказать: мы дважды расписывались в загсе, один раз венчались в храме. Она преследует меня, при первой же оказии колечко надевает на мой палец. Это она… Уже подала гостю чай. Старший по этажу дул на кипяточек да поглядывал невзначай по сторонам. Претензий к нам быть не должно, мы соблюдаем все предписания. 
– Какие новости на этаже? – Жена талантливо предложила тему.
– Тут один чудак приватизировать собрался райской кущи пядь. Ты – что? Гайдар? Чубайс? – с чудаками трудно говорить. Короче, пришлось заколдовать: как только слово «приватизация» придёт на ум, язык в обморок падает, до утра. – Старший поставил чашку, прогулку устроил по нашему саду. Жена следом. Он спотыкается об остатки клумбы: – Ой, что я вижу?
– Вот так и живём. Он там в своё удовольствие воздушные замки строит, у нас клумбы пропадают, а ему нет дела.
– Осыпалась, что ли? Завтра механиков пришлю, непорядок. На будущее: если где осыпь пошла, меня найдите. Я ведь всегда на месте. И это первое предупреждение.
Спорить со старшим – навредить себе.
– Чай будете допивать?
– Спасибо, вашими молитвами сыт.
Жена, проводила только за порог, спрятала лицо в ладонях:
– П-фу! Пронесло!
– Как же, простака нашла. Завтра механик, потом инспектор, пробирная палата, средства информации, сюжет в экстренном выпуске…
– И что? Любому журналисту рот заткну. Мало ли… Осколок вулкана, метеорит, в конце концов!
– Их траектории проходят мимо…
– Мне ваши цифры ни о чём не говорят.– Вдруг бросилась ко мне, поцеловала в губы: – Милый! я решение нашла! Только пообещай, что исполнишь всё, что я попрошу.
– Обещаю.
Иногда надо женщинам потакать. И вот что придумала моя лада. Сбегала к соседке, икону одолжила. Встал я на колени рядом с женой, прямо под яблоней, усыпанной плодами. Стали мы творить молитву (главное условие, не меньше двух одну молитву пели), чтобы этот фантазёр строительство объекта отменил в известном месте и затеял где-нибудь… от нашего сада подальше.
Перед самым сном я вышел на крылечко подышать. Жену позвал:
– Смотри!
Шпиль проседал рывками и довольно шустро. Любимую ножовку вскоре выхватил я без единого усилия, и после того, точно поймав порцию динамита, конструкция ухнула в поднебесное пространство.
Мы опустились на колени, стали вглядываться во тьму. С учётом строительной пыли, ночного времени и совместной молитвы, разглядеть фантазёра нам так и не удалось. Как говорят у нас, его ум перенастроили на более приземлённые вершины. Применение таланта вдоль горизонта не возбраняется. И там работы край непочатый.


Сны, снова сны, как надсознательное состояние. Снова видел Серафима, точно приставили ко мне на предмет сбора компромата. Для отправки вниз совсем немного надо. Вообще-то Серафимы вездесущи, ибо вхожи в четвёртое и в пятое измерения, куда уж нам. Только к станку или на баррикады.
Жена разбудила поцелуем, я ей так ответил:
– По-моему, Серафим выбрал меня для выполнения плана.
– Хочешь, я с ним поговорю?
– Ты? Клумбу иди, приведи в порядок… Что ты ему скажешь?
– Не гони лошадей, всему своё время.
– Это ты мне или ему?
– Сначала позавтракай. Скажи лучше: станки не снятся?
– Я ночью что-то говорил?
– Орал: резцы точите, я токарем иду.
– Это плохо. Две жизни токарем я отбомбил. Нет, только не к шпинделю… обороты, подача, реверс… обратный шаг и мастер сволочь.
– Тогда милиционером.
– Наелся тоже.
– Да ешь ты, ешь! Короткий меч, война на окраине империи.
– Далековато. Погоди, откуда ты берёшь?
– Раненько сбегала на базар, послушала, куда добровольцев набирают. Кваску бодрящего или?
– Ты и это достала?
– Я же твоя умница. А вон и механики… Инспектор следом.
– И кто-то ещё, третий. – Завтрак проглотил, даже не заметив. Когда много начальства чешет к твоему дому, хочется деревом обратиться. Однажды как-то неожиданно получилось. Потом долго отходил, пока движение соков внутри не прекратилось. Жена говорит, от меня до сих пор яблоками пахнет. – Пойди, что ли, встреть. Да, и про ножовку ни слова. Впрочем, как знаешь. Я не хочу на Твердь.
Жена постояла с грустным лицом, видно, как боролась с искушением.
– Что ещё?
– Милый, только не огорчайся крепко. Я сама в шоке, как узнала.
– Не тяни!
– Ладно. – Она развела руками, как бы предлагая этот мир, сразу после завтрака. – Это не райские кущи. Это жалкая пародия здешних руководителей на те кущи, что над нами. Я и сама вдруг поняла: времена крайние подошли, как говорят – последний выбор. Либо музыку начнёшь сочинять, стишки там или малевать кисточкой, либо – вечный столяр-электрик и токарь-землепашец на следующие десять тысяч лет. Смена эпох, следующая раса вытесняет пятую.
– Что ты несёшь? Вы сговорились, что ли? Тебе, наверное, шестикрылый вложил, как меня отправить.
– Я боюсь Серафимов, меня на километр…
– Погоди. Выходит, скоро так просто не отправишься на Твердь. А ведь древние предупреждали. – От такого озарения не просто вспотеешь. Все беды от крутых мыслей и бёдер… И я увидел огромную очередь. Духи быстро сообразили, что если не сейчас, потом будет поздно. Наверное, и мне следовало примкнуть. Возможно, это последний пароход.

По сценарию выживания семьи, мы разыграли идиллию, будто происходящее вокруг нас не касается. Комиссия подошла к нарушению целостности мира с утренним размахом. Механики даже не поинтересовались, откуда неприятность. Знамо дело, не в первый раз корабль наш латать. Не в первый раз мы наблюдаем инструмент: труба трубой, на поверку – пустотелая, но хлещет из неё состав, местная твердеет Твердь, на нижней может дождичком показаться. Всё относительно: где верх, где низ.
С замиранием сердец мы караулили окончания процесса.
– У тебя одно предупреждение было вчера. Нынче второе. Что не сидится дома? Красавица-жена, павлины… – Инспектор кошке наступил на хвост, иначе бы сбежала. – Вот, и божья тварь. Ты ей вчера хвост отдавил.
– Вы же…
– Я исправил.
Спорить бесполезно. Главное – чтобы закончили сей же час. Инспектор поторапливал механиков, была бы лопата под рукой – черенок обязательно бы примерил. Кабы имел зубы, то я издал бы что-нибудь, в тональности известной. И здешней кожей ощутил ситуации наготу: тучи сгущались, как националисты на майдане. Более того, третий посетитель участия не принимал и дышал отстранённо как-то. Лишь механики с начальником убрались, третий заговорил почти стихами… Что-то в общих чертах: с высоты полёта, плодородные почвы, тяжела доля земледельца, да их и осталось…
Под ногами вдруг разверзлось озеро, как тонкое стекло. Континенты – без границ и флагов государств. Города, бульвары и улицы, площади со светофорами, – что ж, начало неплохое. Но городишко съехал в сторону, план подали крупнее: мех двор, через дорогу свиноферма. Сорняк объявил войну, пока не подвезут солярку. Хлопчики-холопчики, возраст не помеха. И тут подмечаю посреди сверстников одного верзилу. Это пустышка. Любой может поселиться, под кулаки такие, под гриву золотую. На чистокровного блондина спрос огромен… – Я мысленно перевёл взгляд на жену. Жадными глазами она там уже. Проследил за её взглядом. Обычно, предлагают три варианта, но она выбрала второй. Путёвка за экватор. Ей предстояло полный список взять: рождение, кормление, в двенадцать выйти замуж. Я к тому времени, в другой семье, дочерей к венцу готовить буду: у старшей зять похуже, на соседский взгляд… пардон, это дочери старшего брата. Так-так, откуда он возьмётся?
Сумасшедший дом, да и только. Ты видишь сразу многих, не успеваешь линии родства между центрами пробросить. Вот благородная семья, и ниточка твоего запроса просвистела рядом… Снова лотерея. В благородные с наскока не попасть, разве через политические микрофоны. Да идут в политику выскочки, в основном; настоящих лидеров единицы.
Условия отправки на Твердь одинаковы для всех, разве миссию – хоть крохотную выхлопотать. Скажем, поэт должен написать то самое одно, остальные – ступени к главному. Или певец – ради одной-двух песен, потом можешь уходить. Обычно три семьи дают на выбор – смотришь сверху сам и выбираешь, но так уж устроен мир иллюзий: то, что кажется отсюда полной чашей, на деле – полная дыра. Заслужить миссию – почти нереально, за какие фантики? Кто бы слово замолвил… Где он, мой Ангел-Хранитель?
Он и появился рядом. Сияющее существо с лицом, глядящим не на меня. Из глубин памяти всплыл наш последний разговор. «Тебе, видимо, придётся пройти самую испепеляющую процедуру. И я себе подберу другого». – «А что со мной?» – «Энергию дурную вычистят, матрицу в запасники поставят». – «Что со мной?» – «Тебя нынешнего уже нигде не будет. В архиве, напротив твоих данных, появится запись – неудачная попытка. И вот, представь: заходит в запасники кто-то из учителей, для конкретной миссии подыскивает кандидатуру.Запись по твоей матрице насторожит его. Он пройдёт мимо. Как пройдут тысячи других. На Тверди пролетят столетия, и то,  что не твоё, на чём ты ездил столько воплощений, может никого не заинтересовать». – «И жена не вспомнит, дети?» – «Память им подчистят. Она полюбит нового, дети отцом будут считать другую личность». – «Чтобы не травмировать, я помню. А моя травма уже никого волновать не будет». – «Безусловно. Тратить энергию на того, кто всякий раз за старое берётся. Знаешь, полно желающих. Твоё место приглянулось десятку соискателей. Парням не терпится допуск получить». – «И больше нет ни одной попытки?» – «А смысл? В прошлый раз, и в позапрошлый ты эти самые слова говорил». – «Теперь вспомнил, было».
О чём Ангела просить, ума не приложу. В прошлый раз он по инстанциям пошёл, стал за меня просить, выбил путёвку. В третий раз или в пятый.
– Я и на этот раз образования не получил.
– Ты упустил возможность. Самообразование никто не отменял.
– Всё бабы, будь они неладны.
– Рядовое искушение, его проходят все. Чего ты хочешь?
– Вот скрипку слушал.
– Твой слух высокое не воспринимает. 
– Клянусь! На этот раз проняло. Меня до содрогания отвернуло от всего, к чему привык.
Ни слова не говоря, Хранитель отлучился. Я глазом не успел моргнуть – он снова здесь. Прибор диковинный в руках. При виде оного, меня пробрала дрожь, зубы отбивали мелкую дробь и правый глаз сбился с оси… Странное ощущение: будто видишь предметов внутреннее устройство.
Ангел закончил зондирование, на лике светлом не дрогнул ни единый мускул.
– Ты сказал правду.
– И что? Есть хоть какая-то надежда?
– Будет очень трудно убедить Совет. Знаешь, давай поговорим об этом после.

Я дни считал, как классик гонорары. С семьёй старался ладить, как никогда. За спиною слышал: «Что это с ним?»
Клумба оживала, новый сорт цветов одним желанным утром обнаружил. В постель жене любимой принёс напитки.
– Ты на базаре купила диковинные цветы?
– Мне не до цветов. Путёвку видела. Никогда не думала: в Африку идти. Надолго же разлучают нас.
Я промолчал. Если бы ты знала…
Хранитель к ужину явился. Снова по лицу ничего не скажешь.
– Совет отклонил. Завтра схожу к музыкантам. Если и там…
– Понимаю.
На звёзды я прозрачные смотрел – будто впервые видел. Созвездия живут своею жизнью, пока на них кто не посмотрит. Кажется, мною заинтересовались тоже. Одна звезда подмигнула, вторая улыбнулась…
Утром за женой пришли, упаковали в кокон. Любит экзотику она, как и в прошлый раз, её понесли красивые мужчины.
Я правый глаз стряхнул – оказалось, это роботы, в облике человечьем.
Хранитель мой посторонился, процессию словом негромким проводил.
Я замер в нетерпении. Я имя божие не знаю, а Он нас всех – по именам и датам. Всемогущий! Не дай пропасть!
Накрываю стол для гостя. Дети подглядывают из-за дверей.
– Что сказать? Есть крохотная ниша. Девочка со скрипкой. Смерть в восемнадцать лет.
– Я согласен!
– Ещё бы. Теперь главное: никакого секса. Чистейшая оболочка. С таких стартовали лучшие музыканты Тверди.
Мне послышалось - Верди.
– То есть, не в этом, в следующем воплощении…
– Фундамент если заложишь прочный, то обязательно. Просите – и будет вам дано.
– Когда отправка?
– Как обычно. За тобой придут.

Хранитель уходил, а я готов был целовать следы его ног. Но не заметить было трудно: каждый шаг ему с трудом давался. И что-то лопнуло внутри, как под наседкой скорлупа.

Тот день запомнился особо. Плановый налёт на постояльцев выглядел, как цеха подпольного арест. На Тверди массово освобождалось много мест, поэтому хватали здесь для заполнения пустот. Отправки многие не желали, как я недавно. Каждый потребитель однажды сытой лени выберет лимит.
Впервые вижу я корабль – огромный и плечистый, по трапам должников упрямых волокут. Проститься многие не успели – корабль отчалил. На этаже нас уцелело два десятка. Оглядываюсь – и начинаю понимать: остальных подвергнут раскодировке. Пустые матрицы пойдут в запасники.
Спецслужбы – как по расписанию: явились в чёрном, ни с кем не церемонясь, световые арканы набрасывают ловко, но даже этого не замечают постояльцы. Иным кажется, их просто ветром затягивает в крытый грузовик…
Мимо меня проходили дважды. Я имел веру, что за мной придут другие. Не тронули. Не успел я дух перевести, грузовик исчез. И зазвенели флейты: началась генеральная уборка этажа. Музыканты наигрывают, роботы чистят. Ко мне подошёл один, вручает скрипку.
– Я ни разу…
– Давай, помогай! Когда-то надо начинать.

*   *   *
Верится с трудом,чтобы в наши времена случались чудеса, тем не менее, в школе № 2 юное дарование объявилось. У Дарьи Понежирь в руках оживают самые старые и даже испорченные инструменты. Газеты точно сговорились: она побеждает на районных конкурсах, ей пока не находят равных, да и не ищут. Учитель музыки и пения завтра везёт Дашу на городской конкурс, и все желают ей только победы.               
                31.05.2014 \05.06.2014г




Александр Мюнхгаузен (Эйпур)  КУСТАРНАЯ РАБОТА 24.05.14

Как обычно, команда Коо Свелки посиживала в засаде, почти в кустах, рядом с оживлённой трассой контрабандистов. Работы хоть отбавляй, но и себя забывать не стоит. Лейтенант накануне объявил выходной, сегодня можно появиться хоть в трусах и не получить за это нагоняй.
Кусты патрульному катеру заменяли нагромождения метеоритов. В удобных местах были установлены стационарные радары, и, стоит захотеть, с их помощью любого путника можно прижать к стенке да призвать к ответу. Дело в том, что некоторым, мягко говоря, представителям разума тех-ника не нужна вовсе; они, как следует из протоколов, перемещаются в пространстве при помощи пс-энергии. Попробуем посвятить слушателя в мудрёный перечень инструкций (меж нами – древних заклинаний, в тональности Ре мажор). По сообщениям задержанных, каждый из них применяет свою систему. Один говорил – достаточно чистоты помыслов и образного представления, другой ссылался на достижение веса тела ниже нормы, третий уповал на громкость, с какой произносишь закли… то есть, зачитываешь инструкцию перед отправкой, четвёртый... Короче, Жюкрет не верил ни одному страннику, как бы прилично он ни был одет. Вот если бы кто путешествовал в скафандре, а ещё лучше на космических лыжах – этот факт можно рассматривать, как уже научно обоснованный, без претензий на сверхъестественное.

Выходной выходным, но службу никто не отменял. Раза два-три надо заглянуть в радары – на случай отказа двигателей кометы, например. Однажды капралу удалось предупредить начальство о комете, сорвавшейся с орбиты. Не вмешайся Жюкрет, она угодила бы в Солнце… Ему так и сказали: «Проделала бы дырку в бублике, а кто погрызенный есть станет?» Одним словом, Жюкрет доказал, что хлеб жуёт не даром, что эта часть Все-ленной защищена, как никакая, что пора организовать семинар по обмену опытом и пригласить Жюкрета, как представителя Галактического патруля с приличным опытом.  Бамберу все эти попытки продвинуться по служебной лестнице казались детскими развлечениями, устроенными с единственной целью – досадить ему. Реагировал он по-разному: когда молча, с ухмылкой ядовитой, когда выдавал тираду из одних междометий, скрепляя их парочкой глаголов, без запятых и многоточий. Во всяком случае, они и не стремились к пониманию, как представители разных поколений, школ и жизненных позиций. «Давай, давай!» – подначивал капрал, едва заметит, что режет по живому. Сжаты кулаки, скулы в два раза больше обычного – «Давай, давай, сын кучера и дуэлянта!» Тут бы уточнение пригодилось вновь: поймав на вранье, так просто собеседника линчевать при первом случае, как это делает капрал. Бамбер виноват не меньше. А кто его просил открывать рот после бочки пива? Жюкрет выменял её у проезжего диверсанта на устаревшую карту Подмосковья. Лабораторные анализы подкрепили годность товара, что и стало решающим… Собственно, диверсанта без сопровождения всё равно не отпустили: Бамбер набил ему на каблуки набойки, с какими «только и ходят в Подмосковье»; Жюкрет зарядил шнурки сверхчувствительной антенной,в наконечники шнурков вклеил маячки. Теперь они могли по первому желанию уточнить, где находится лазутчик. Этот простофиля приземлился даже не там: из Владивостока ему пешком – слишком далеко и долго… Вот эта их совместная победа иногда объединяла, до тех пор, пока у кого-нибудь не накапливалась желчь в количестве, достаточном для опрыскивания окружающих.
Что касается пьяных разговоров, то на пиве проговорился Бамбер, что отец у него первый дуэлянт.
– В прошлый раз ты говорил – был кучером, то ли у олигарха, то ли у королевы.
– Врёшь ты всё!
– Лейтенант! Подтверди…
Коо Свелка не вмешивался в разговоры старших, так его учили с детства. В лучшем случае, он мог прильнуть к приборам, спрятаться в наушниках или в животе скафандра, вызвать реакцию желудка в самой тяжёлой форме. Служба с подчинёнными, старшими по возрасту, накладывала отпечаток на поведение; как бы выжить рядом с ними – кажется, другой задачи он перед собой не ставил.
– Клянусь, он только что был здесь!
– Значит, пошёл гадить на лужайку.
Лужайкой они называли окрестности, прилегающие непосредственно к «кустам», как того требовал закон; в шестой главе так и сказано: «Блюстители порядка не должны прятаться в кустах». Разве кто-то назовёт слипшиеся нагромождения метеоритов кустами? Ни один судья.
– Молодое поколение слабовато на живот. Вот я на сухом пайке могу две жизни продержаться.
– Конечно, ты же лауреат у нас…
Возможно, приятели развивали бы тему дальше, но автоматика на этот раз не подкачала. Тревожное сообщение о попытке провоза контрабанды появилось на дисплеях.
– Ё-моё! Забыли! Надо лейтенанта звать!
– На самом интересном месте? Я один, бывало, выходил против…
Пауза вмешалась вовремя, чтобы не оснастить оппонента сверхсовременными уликами. Патрульные прихватили оружие, портфель с бланками и ступили на трап катера. Три шага с крылечка до трапа – по инструкции, ближе не рекомендуется. Бамбер оглянулся напоследок, рукой махнул: сам поймёт, когда отпустит. Сообщение оставалось на экранах до следующего «ё-моё».
Катер брызнул дежурной кляксой в легальный переход. Скорость не превышала разумных пределов, но и не оставляла шансов злоумышленникам: трезвый расчёт, безудержная виртуозность исполнения трюков – это всё о Бамбере, когда он у рулей.  Жюкрет, как в детстве упал с велосипеда, так с тех пор у него сложные отношения с летающим и со стоящим транспортом.
Древняя шхуна готовилась к отражению атаки. На палубу из трюма поднимали сорокаядерную пушку, сейф за борт (кольца, серёжки, браслеты и наличность спасали по старинке, хотя время предлагало новые формы). На палубе пошли выяснения: кто везёт контрабанду? Обычные перевозчики долго проверяют новых членов команды – не купится ли на дешёвку, устойчив ли морально? Нынче этих правил – хоть детектор лжи выноси из каюты…
Одним словом, приближалось время обеда по распорядку дня. На судне стояла лютая ночь, когда все графики с часовыми поясами ушли в свободный измельчитель.
Катер взял на абордаж старинную фелюгу, настолько старинную, что её следовало содержать в музее, как самую ветхую проститутку. Жюкрет поправил крепления бронежилета, основное вооружение спрятал под ним, а для острастки взял гладкоствольную трубу, диаметром в два дюйма. Именно гладкая труба, с заводскими номерами, с клеймом министра обороны, внушала ужас всем, у кого с совестью нелады, этот факт проверен был на практике не однажды, и наука не сподобилась объяснить эффект. Возможно, соотношение диаметра и длины имеет крамольное соотношение, на языке цифр, некоторые учёные как тогда закрыли глаза, так до сих пор не открывают. Представители Галактического патруля заняли очередь в ожидании ответа, пока неизвестный студент получит свой диплом и явится в храм науки со своим объяснением происходящего.
Бамбер ограничился лопатой – довольно примитивное орудие труда, известное поколениям многим, но в нашем случае это был удачного подражания образец. Иными словами, самоходная установка – о двух ногах, со своим вычислительным центром и командным пунктом. Рядовые пальцы могли лишь исполнять приказы да черпать из походного котелка.
Паника на борту повеселила примерных граждан, в проверяющих уверенность вселяла. Пассажиры покидали первый класс и поспешали во второй, к местам, согласно купленных билетов. Создавая неразбериху эту, кто-то надеялся затуманить бдительное око. Бамбер останавливал каждого второго, Жюкрет – остальных. Они дышали ровно, просто знали, чего ждать.
Наконец, в конце главного коридора, появился член команды с пасмурной тележкой. В неё пассажиры швыряли деньги на текущие расходы.
Жюкрет в сомнения погрузился:
– Ты тут разберись с мелочью, а я спущусь в трюм. Что-то мне подсказывает, они этого боятся.
– Ты мне доверяешь? – Бамбер сам был в шоке. Он не мечтал разбогатеть именно так, есть множество способов дешёвых. Опять же: что делать с тем богатством? Нарушится привычный распорядок дня, пойдут мелькать невесты – одна другой краше, так и зрение угробишь, аки сварщик… Сидеть на пляже, потягивая коктейли в ожидании, пока на тебя не упадёт гнев божий – в виде неоплаченной кометы. По новой теории вероятности, в свободном космосе встретиться с кометой куда труднее, чем на пляже. Словно кое-кто на бездельников объявил охоту.
Почивавшие дамы выскакивали на коридор, – их каюты капрал безошибочно находил вопросом: «Не здесь ли спуск в трюм?» Поравнявшись с тележкой, капрал оценил содержимое другим вопросом: «Здесь около четырёх миллионов?» – «Если по весу, то около пяти», – отвечал стюард, опустошая свои карманы для общей пользы. – «Я запомнил номера купюр. Постарайся довезти в сохранности вон до того парня. Я позже подойду». – Жюкрет потревожил спящих очередной каюты. Здесь он и нашёл то, что искал: ступеньки были завалены разноцветными полосатыми шарами, напоминающим крыжовник, два отверстия для надувания – как документ, сообщающий, где произведён товар. Живут неподалёку двухголовые люди – одна голова над другой потешается, и каждая считает себя умнее.
С трудом пробившись через искусственное препятствие, капрал снова нашёл то, что искал. В аквариумах ползали жабы с хвостом угря, золотые рыбки линяли до серебряных значений, а вот порода тварей, напоминающих собак и кошек. Ложится спать, скажем, кошкой, просыпается собакой… Пока ничего серьёзного, но капрал знал: открытия за полчаса не сделаешь, надо найти ещё чуть-чуть. В самом конце его дождались контейнеры с лечебными замками. На лобке для данных – ни адресата, ни отправителя.
Приловчилась труба, приложилась для храбрости – тут и капитан попался под руку, с прошением о помиловании: «Ошибка закралась, не в тот трюм запихнули». – «На судне имеется второй трюм?» – «Как без второго? Налоги не щадят тех, кто ходит с одним трюмом». – «Хорошо, я поверю на слово. Что там?» – «Мячи». – «Так я и поверил». – «Мячи для поднятия общественного мнения». – «Вот теперь не спорю. Как используются они?» – «Собирается на площади толпа, люди требуют выйти чиновников из кабинетов. Выносят эти мячи и бросают в воздух. Тысячи людей должны в течении трёх суток ударами загонять мячи в небо. Если людям это удалось, чиновники пересматривают цены и тарифы в одну из сторон…» – «Так в сторону увеличения или уменьшения?» – «По замыслу разработчиков, должно быть так: раз – туда, раз – сюда». – «А если не получается туда и сюда?» – «Значит, не те мячи. Подделка. Мы же с вами знаем, какую ерунду шьют в сараях в Антарктиде. Китай завалил жалобами ООН на недобросовестных конкурентов».
Жюкрет сунул руки в карманы. По идее, можно уходить. По дороге можно придумать что-нибудь для лейтенанта…
– В конце второго трюма есть похожие контейнеры?
– В них игрушки для школьников. Самолётики из бумаги.
– В чём их достоинство?
– Они не падают, если мысленно поддерживать их полёт.
– Хорошо, а за теми контейнерами вход в третий трюм?
– Мы им не пользуемся. Прежний хозяин тоже не советовал туда нос совать, – я же себе не враг.
Жюкрет сунул руки в карманы. По идее, можно уходить. По дороге можно придумать что-нибудь для лейтенанта…
Он коснулся головы, стал массировать виски – и изображение поплыло. Капитан исчез, исчез трюм и коридор, каким следовало вернуться… Превозмогая собственную лень, капрал восстановил по памяти обстановку шхуны, как можно быстрее поднялся по ступенькам и выскочил в коридор, прибавил шагу. Бамбер рылся в содержимом тележки, стюард настаивал на первом предложении, вгоняя сержанта в краску.
Поравнявшись с ними, Жюкрет выдохнул: «Ничего не бери! Уходим!»
– Как? Почему я должен… не должен? – Но опыт подсказывал ему: капрал даром не бегает наперегонки со своей тенью.
Едва они вернулись на катер, корабль-призрак пропал из виду. Переведя дух, они подружились на ближайший квартал, как минимум.
– Что скажем лейтенанту?
– Сейчас что-нибудь придумаем.

В ту самую минуту, в «Кустах» случилось вот что. Коо Свелка шваркнул о камень игровую приставку «Визуальные игры. Система наваждений». В сердцах пнул обломки и обратил взор в сторону планеты Земля.
– А продавец говорил, не пингвины делают, им далеко. Я ведь с ним поспорил – написано: «Антарктида». Когда уже дадут отпор подпольным корпорациям, кто гонит брак, прикрываясь логотипами мировых брендов?
 25.05.14

 Александр Эйпур ВЫХОДНОЙ или Что значит, открытый космос.25.05.14г.

Разбор полётов провели, не откладывая в долгий ящик.
– Говоришь, вышла из строя, – Бамбер понюхал микропроцессор игровой приставки: – Птичьим помётом пахнет, вроде. Пингвины делали, под Китай. Я так понимаю, самцы развлекаются, пока самки не готовы к спариванию.
Коо Свелка искал сочувствия. Жюкрет сунул руки в карманы и отошёл в сторонку. По идее, можно рапорт подавать, не сработались. Пришлют другого лейтенанта, а этот может уходить.
Что же по дороге они придумали для лейтенанта? Сказать, что ничего, значит солгать. Сотни две вариантов есть как минимум, у самого старшего и поболе. Можно прибегнуть к варианту № 81: «На лайнере пролетала твоя мама, пришлось отпустить без задержки. Не выставлять же службу в неблагоприятном свете». В последнюю минуту план рухнул. Некая девица сидела в офисе и с документами на руках доказывала, что отец её ребёнка – Бамбер. Эта фурия предупредила: руководство патруля в курсе, там обещали к способностям осеменителя некие санкции применить.
Сержант поначалу заелозил, пока Жюкрет не сравнил фотографию мамаши с той, что висит над кроватью сержанта.
– А вот и факты, – Жюкрет положил на стол прелестницы портрет.
– Ребята, это вырезка из журнала! Просто понравилась мордашка.
– Что ж, смазливая, согласен. И журнал такой в киоске видел. Но я не повесил у себя над кроватью. – Жюкрет подошёл к младенцу, заглянул в глаза. – Бог мой, тут и говорить ничего. Вы только посмотрите! Второй Бамбер, только очень маленький.
– Тогда и я скажу: именно лейтенант привёз журнал, который скомпрометировал меня, – сказал сержант.
Коо Свелка ситуации не понял: капрал приглашал встать на его сторону и бомбить виновника до упора. Конечно, ему пока не до того: лейтенант обратился к красотке с просьбой: «Вы же понимаете, мы не имеем права отлучаться. Не сочтите за труд, сдайте эту приставку: не выдержала гарантийного срока. И мы пойдём навстречу, примем на довольствие ребёнка».
Лейтенанту повезло необыкновенно: у неё при себе оказалась точно такая же приставка, в рабочем состоянии. Не мотаться же в такую даль, – освободившись от обузы и взяв неисправную приставку, красотка пригласила лейтенанта проводить её. Он испугался, глядя на дитя. Ей-то что: окрутила самца, после разыскала отца, сбросила младенца – и живи, как полотенце… то есть, в удовольствие своё.
– Капрал, возьмите Бамбера и проводите даму до трапа.

Зря он их отправил. Теперь они объединились против него, в который раз… Проводив даму, оба вернулись с превосходным планом, хотя в офисе их ждал другой. На столе лежала карта сектора, условные обозначения и главная линия провоза контрабанды. Коо Свелка вступил в бой, без предупреждения:
– Как мы видим, наша точка хорошо видна лишь на этой карте. Теперь зададим себе вопрос: как троечница смогла безошибочно найти базу, если по основным предметам выше «тройки» не имеет? Ответ – подослали. Нам осталось провести статистику правонарушений и выйти на главного противника, кто решил опорочить отряд с тем, чтобы освободить себе дорогу. Итак, кому мы больше всех насолили?..

Статистика не подвела: имена названы. Все они оказались дальними родственниками Бамбера или Жюкрета. После сколько-нибудь понятных претензий и обвинений, патрульные вернулись к теме дня: пора дело замять. Но Коо Свелка не заметил, что его ковбои убрали кольты: «Коллеги, чего вы взвились? Выходной!»
Коллеги опомнились. Одно из неписаных правил гласит: «В выходной ни слова о работе». Выходной для чего человеку? С детьми побыть…
Бамбер опомнился:
– Чем его кормят?
– Сухими пайками, – капрал прислушался к звукам с трассы. Поблизости гремели двигатели любителя наплевать на знаки. Подумав чуть, он добавил: – Если нет молока. Долго он не протянет, и ты снова обретёшь свободу.
– Да как вы смеете, капрал! Это же ребёнок! – Коо Свелка едва не вышел из себя, вовремя остановился. Одно уяснил: парни слишком хорошо устроились, надо бы их проучить.
Радары подняли тревогу. Очередной корабль решил поискать счастья в выходной для патруля день.
– Лейтенант, ты снова разыграть нас хочешь?
– Помилуйте, я с приставки упаковку не снимал.
– Тревога! Боевая тревога!..
Коо Свелка поверил в искренность и в удивление подчинённых. Выходило, на прорыв собрался кто-то посторонний, не из числа родни. А тут младенец разорался, что делать?
– Пищу оставила мамаша?
– Вот, какая-то штука, – предъявил сержант конструкцию на ладони.
– Это соска! – Коо Свелка быстро соображал: – Какие у нас есть консервы, сержант?
– Надо в погребе смотреть. Выключатель справа.
Жюкрет отстранённо наблюдал за хлопотами, потом заметил:
– Дай ему соску. Пусть привыкает к суровым будням.
– Вы – чудовище, капрал! – огрызнулся Коо Свелка, дёрнул кольцо в полу и стал спускаться в погреб. Выключатель нащупал, свету дал. Оттуда послышался его удивлённый голос: «Да, разнообразия никакого. Одного цвета и размера… Что? Консервированные дрова? Где наш продуктовый склад?»
Подчинённые высыпали на крыльцо. Пейзаж стал неузнаваем. Пока они с младенцем занимались, объект «Кусты» потерял свою привлекательность вдвое. То есть, часть метеоритной массы откололась от основного офиса и медленно удалялась в сторону Земли, точно давно задуманная провокация. Вместе с боевым катером, с продовольственным складом, со шлагбаумом, который перекрывал путь по случаю выходного. Трещина прошлась в двух метрах от крыльца, поэтому столь велики потери.
– Верёвку надо!
– Нет у нас такой, не числится, хотя я сигналил руководству.
– Надо коллективно просигналить. Ой, что теперь будет?
– Дождались! Теперь у контрабандистов затяжной праздник. Лети – кто хочет.
– У нас же выходной!
– Потом скажут, катер пропили. Пустили на запчасти.
– Это она, твоя красотка!
– Она же в физике полный ноль!
– Прикидывалась дурой. – Жюкрет стал загибать пальцы: – Избавилась от пацана. Заложила фугас. Оставила без транспорта. Короче, вывела из строя боевую часть Галактического патруля… Не удивлюсь, если выяснится, что эту операцию готовили давно и тщательно, и всё началось с журнала. Россию тоже забросали глянцевой пропагандой.
– Номер у противника не прошёл, нашлись дальновидные…
– И слава богу. Давай-ка, доложи командиру, я обойду окрестности – гляну, с чем остались мы. Что-то я уже не слышу запахов знакомых, где нивы делятся зерном с родниками, и пшеница золотая начинает миграцию на север, с температурными рекордами и ограничениями…

Забегая вперёд, скажем так: ничего не осталось, Жюкрет просто тянул время, хотя финал очевиден. За счёт уменьшения массы, кислород мог улетучиться в открытый космос, – капрал потянул носом. Нет, пока на месте.
Здесь нужно пояснить, приоткрыть тайну; капрал не знал об этом. Глыбу замёрзшего кислорода обнаружили барды, сообщили, куда следует. Можно сказать, именно поэтому служба выбрала это нагромождение для устройства поста. Бардов отсюда попросили, как просят иногда не нарушать порядок. Палатку экспроприировали в доход правительства, в счёт уборки территории после посещения туристов. Правда, эти не успели насорить или не умели. Итак, палатка стала офисом, а прилегающие территории вошли в состав федерации. Уж сколько раз прилепится шальной метеорит, передохнёт – и отчалит по своим законам… Между нами, случай приключился раз: золотой слиток, размерами превосходящий офис, прилепился перед обедом, на восточной части. Война войной, а обед – все понимают, даже пингвины. Так вот, после обеда выбрались сержант с капралом за добычей, взяли мешок, пилы, молоток с зубилом. Понятное дело, отколоть кусочек, чтобы подать в отставку. Однако, метеорит их не дождался – отлепился и барражировал метрах в сорока, поднимал давление в котлах. Тогда-то Жюкрет и поднял вопрос об отсутствии нужного оборудования на посту, в частности – верёвки. Но вернёмся в офис.
Бамбер застал сынишку в обществе лейтенанта. Тот не устоял перед соблазном, вскрыл упаковку. Возможности своей приставки изучать собрался – потянуло его в сельское хозяйство. Материализовал настоящую корову и, пока безуспешно, пытался выставить из офиса, на травку.
– Куда? – переспросил сержант.
– На подножный корм. – Лейтенант уверенно висел над клавишами микропроцессора, складывалось впечатление, больше в заблуждение вводил. На миг оторвался от экрана: – Глянь в окно, уже должна сойти со ступеней.
Бамбер отдёрнул занавеску, ахнул.
– Не тяни, – попросил командир.
– Сиреневая…
– Ну, цветовой спектр изменить недолго. Где тут у нас цветовая гамма… – И снова погрузился в программы, файлы и дополнения.
На своём столе Бамбер обнаружил сотню бутылочек для детского кормления, новые соски и доильный аппарат. Его сынок присосался к продукции местного производства, успешно выполнил первое в жизни задание и сонно развалился в кресле командира. Кажется, Коо Свелка готов встретить любое испытание и выйти из него с честью, а если ему помочь… Корова вновь ворвалась в офис.
– Давай вместе вытолкнем корову, – предложил отец.
Новое испытание настигло их, в лице капрала. Выйти он хотел первым.
– Разве животное не должно уступить дорогу патрульному?
Коо Свелка хлопнул себя по лбу:
– Виноват, не предусмотрел. Но и это мы сейчас исправим…

Спустя час, объект «Кусты» до неузнаваемости преобразился. Мало того, что трава получила-таки сочный, изумрудный цвет, рогатый скот стал проявлять внимание к дорожным знакам и к разметке. Двойную сплошную бурёнка переступить не сумела, будто с первого класса проходила факультатив по правилам, куда нельзя даже заносить копыто…
Мимо поста пролетали дальнобойщики – пост немного развернуло по оси, и из окон офиса трасса видна, как на ладони.
– Командир… – начал издалека Жюкрет.
– Напомню, сегодня выходной.
– Да, я помню. Просто у нас непредвиденные расходы…
– Ребёнка накормить – нет важнее дела.
– Я же не против. Просто… как бы помягче…
– Смелей, капрал! С приставкой этой не страшен нам любой противник… Или я чего-то не заметил?
– Так точно, лейтенант, нужна приличная верёвка. У нас угнали катер!
– Как это случилось?
– На объект совершено покушение. Он разделился на части…
– Мы на какой?
– Думаю, на основной. Катер уносит в открытый космос, и я ничего не могу изменить, пока нет верёвки.
Коо Свелка расстроился:
– Придётся закрыть сельское хозяйство. Но с ребёнком на руках…
– Я понимаю. Однако, с кого потом за катер спросят?
– В крайнем, спишут.
– В руки врага вдруг попадёт?
– Потери неизбеж… да, этого нам не простят. Что ж, верёвку – значит, верёвку. Сколько метров?
– Пойду – уточню… – Через минуту Жюкрет вернулся: – Дальность – сорок два метра, плюс шестьдесят, чтобы за талию привязать.
– Спите и видите талии, капрал. Как вам ни… – Коо Свелка убрал пальцы с клавишей приставки, кивнул в угол палатки: – Берите. И чтобы мне через полчаса катер был на месте. Бамбер, помогите капралу.

А подчинённым всегда интереснее убраться из офиса, под официальным либо под надуманным предлогом. Красотища – покой и тишина, волны звёзд, облака туманностей и вспышки левых фар.
– Что значит, открытый космос! – Бамбер умелым движением метнул лассо. Петля долетела до отделившегося государства, скользнула по фюзеляжу катера и зацепилась за стартовые крюки. – Раз-два, дружно!
– Что значит, открытый космос! – Жюкрет потянул за конец, поднялся по ступенькам. Ловкими руками собирал верёвку в бухту, чтобы вернуть в офис, по окончании операции. Глыба с катером сопротивления не оказала, за что её, чуть позже, поощрили якорями, – новый заказ исполнил лейтенант, уточнив: «Если больше ничего не нужно, я запускаю сельское хозяйство».
Жюкрет, сложив верёвку в бухту, внёс её и предложение в офис:
– А зачем корова нам? Она занимает слишком много места. Давайте учиться у природы. В природе ребёнка выкармливает грудь. Пусть даже две. Две молочные железы избавят нас от мычания, от непонятливости, а то ещё и норовистости. Её в коровник не загнать, коль бычка заприметила, соседа.
– То есть, нам женщина нужна, – уже соглашался лейтенант.
– Я так не говорил.
Коо Свелка задумчиво потрогал клавиши приставки:
– Куда же мы их прибьём? Стены-то брезентовые.
– Их можно носить, как… как форму. Сегодня я поношу, в своё дежурство, завтра отец.
Коо Свелка послал запрос на поэтапное изготовление заказа. В дополнительном окне открыл главу из пособия «Правдивое устройство человеческого тела». Мышкой локализовал зону интереса,осталось только запустить процесс, и тут до него дошло:
– Представим, вырастет наш мальчишка. Как вы объясните новому поколению, что люди устроены несколько иначе?
– А зачем ему расти? Пусть маленьким и остаётся, нам на радость. Вот что значит, открытый космос!
– Что вы за человек, Жюкрет? Одумайтесь!
– Я видел Бога. Шесть минут назад.
Лейтенант едва не выронил приставку. Совсем немного заикаясь, он спросил: «Как же Он выглядит?»
– Если честно, на Бамбера похож.
– Шесть минут назад сержант был в офисе.
– Знаю. Вот поэтому я и говорю…
– О чём вы говорили с Богом?
– Он подсказал, какие неприятности нас поджидают.
– Ах, даже не одна? Что ж, удивляй, послушаю охотно.
Жюкрет иронии не принял:
– Всё слишком просто. Ребёнок станет знаменитым, как узнает мать…
– Мы не отдадим!
– Выкрадет. Наймёт бригаду. Дело в том, что многие мамаши без ума мечтают, чтобы дети маленькими оставались. И наш мальчишка мигом угодит в «Книгу подвигов Г.», на восьмую страницу. Она будет, тут как тут.
– Я повторяю: мы не отдадим.
– К сожалению, закон на её стороне.
– Это в том случае, если мы стоим лицом к Солнцу. Или к зеркалу. Но развернёмся на 180 градусов, и результат получится другим… – Коо Свелка дирижировал пальцем над заветной клавишей. Возможности новой приставки почти безграничны, хватило бы терпения: для программного обеспечения всякая пауза вызывает спазм памяти. Быть или не быть – решал один контакт.
– Может, у сержанта предложение появилось?
Бамбер по-отцовски подкачивал коленом кресло, чего сам не познал в такие же годы. Он вырос в джунглях, среди чиновников и бюрократов, вокруг ни одного человека; подрос – стал задавать неудобные вопросы (например): «Дяденька, вчера вы брали пятьдесят, сегодня вдвое. Что изменилось?») И сослали любознательного в училище Галактического патруля; суворовцы и нахимовцы к тому времени из моды вышли. Закончил на крепкую «четвёрку», здоровьем – на балл выше. И вот, как водится в миру, выпуск на носу: контрабандисты к дорогим гадалкам – кто нам опасен из вы-пускников этого курса? – «Бамбер». Суть понятна: дочку мать находила по утрам в постели квартиранта, пятый курс не имел права жить в общежитии для новобранцев. Не хотел жениться на её дочке, вот старуха и сделала ему рекламу.
– Есть, конечно. К молочным железам прилагается кое-что ещё…
– Боже, упаси! – вскричал Жюкрет. – Скандалы, ревность, одной помады чемодан!
– Ну, я не был бы столь категоричен. Я бы заказал… один момент.
– Как тебе ни совестно, битюг! Твой момент ребёнка не прокормит!
То ли Коо Свелка с сержантом согласился, то ли руку удерживать сил не осталось – контрольный палец запустил программу. Затем поднялся на резвые ноженьки лейтенант, сказал голосом, полным надежд:
– Пора, ребята! Операция «Выходной» получает продолжение. Противник уверовал, что нынче любой груз проскочит. Ребёнка подкинули, разложили коллектив, – я удивляюсь, как спиртного не подсунули…
– А я видел бочку. В ней заяц, в зайце утка, в утке канистра… На той стороне глыбы, которую на родину вернули, – сказал Жюкрет.
– Итак, до конца операции пробку не вскрывать. Отпразднуем потом!

И вышли они во чисто поле, и бились с недругом; фургоны падали в кюветы, иные в панике разворачивались и бежали, сокровища теряя и ширпотреб… Неба не видно из-за стрел, мечи нагрелись, землица обильно полита кровью вражеской, но каждый из богатырей помнил, что у него за спиной остаются: маленький Бамбер, зелёная лужайка с пятнистою бурёнкой, канистра спирта да комплект носимый – пусть, как запасной, дежурный вариант, которому имя не придумали пока… Конец 26.05

Александр Эйпур   После выходного.26.05.14

Воротились богатыри в офис – мать честная! Две девицы со младенцем, стали спрашивать – кто тут капрал Жюкрет?
– Ну, я. А по какому делу-то?
– Отдыхал ты, батюшка любезный, как-то в краях наших, в двух деревнях, по неделе. Наши матушки перед смертью и признались, вот в чём дело. Оказались мы по отцу две сестрицы, да братика недавно отыскали. Трудно было, но нашли. Люди говорили – не найдёте проходимца, только ноги стопчите даром, не признает вас за дочерей.
Глянул на одну красотку Бамбер – захолонуло сердце, глянул на другую Коо Свелка – чуть не рухнул. Смекнул Жюкрет, чем дело пахнет, уже букеты разглядел вокруг и многочисленную родню, во главе с попом… И так ему сделалось не по-русски, что рухнул сам без памяти. А как очнулся, глядь – загс и аптека, детсад и две школы… ну, чтоб у детей был выбор хоть какой. Ну, думает, сейчас до выборов дойдёт. Как дойдёт – то сигналом станет: пора и отсюда ноги уносить. Не любил демократических лозунгов над флагами воровства, не любил толпы лизоблюдов и очковтирателей. Потому и выбрал героическую профессию, чтобы в тишине побыть. А уж тишина, известное дело, по-своему распорядится: прописаться в этой местности либо ступать дальше, – не мы ей законы пишем.
Сестрицы тут выдали такое…
– Батюшка любезный, не помнишь ли, как ту, единственную звали?
– Как ни помнить? Партия. – Жюкрет призадумался, пустил слезу. – Как вспомню… Из одной деревни, во вторую, назад через неделю. Голову себе ломал – люблю ту и другую, а почему – кто ответит? Уже никто.
– Мы ответим. То наша матушка, за тобой по следу, прописки не меняя, ходила ночевать. Щи со сметаной, баранины кусок изрядный – последнее на стол…
– Баранина уж больно хороша. – Капрал промокнул рукавом глаза, тут до него дошло: – Так вы дочери одной матери, одного отца?
– Так не бывает, разве? Матушка перед смертью тоже сомневалась, что ты первую Партию признаешь во второй.
– По партийной линии взыскания – как не отличить? Мальчонка, стало быть, оттуда?
– На лесоповал поехала за тобой. Живот был ей пропуском повсюду. Как братца родила, тебе устроила побег – на себе вынесла за проходную…
– О, да, я был тощим, что верёвка. Обмотала меня вокруг и прошла. Я боялся, как поймают – по партийной линии пройдутся, вплоть до исключения. Какой же это год?
– 2147-й от революции поганой, реформа сновидений. – Одна из дочерей приблизилась к отцу, поцеловала: – Это от маменьки. Просила очень.
Другая дочь, соблюдая очередь, застряла сзади. Мальчишка встал за ней, не отрываясь от приставки личной, аудиенции терпеливо ждал. Слёзы и поцелуи чередовались с церемонии невидимым концом, иначе говоря, капрал всякий раз думал: это конец. 
Очередь младшего подошла, отец открыл бездетный свой словарь, открыл – и видит: сыну нечего сказать. Нет, вдруг нашёлся:
– В какие игры нынче молодёжь играет?
– Вычисляем проходимцев, кто деньги переводит за границу.
– Чего ради?
– Придут новые, из нашего поколения. Привитыми от воровства придут. Последнему расхитителю отрубят руку и освободят досрочно.
– А потом?
– Будут возить по городам и весям, пока сам не помрёт. Сердечный спазм на полпути к Ивановке, что за Байкалом. Так будет, и поверь, когда о таком мечтают миллионы, им будет некуда бежать.
Вздрогнул Жюкрет, будто от сна очнулся.
– Как же вы меня нашли, добрались как?
– Комитет узников реформы снов организовал экскурсию по местам, куда реформа щупальцами не дотянулась. Корабль уже пришёл за нами.
– И… и что?
– Наши имена хоть услышать хочешь?
Жюкрет всем телом ощутил невыразимую тоску и тяжесть. Туша корабля почти над ним зависла. Вот уже прозрачный лифт поехал вниз, скорое прощание предвещая. Дети… Его дети ничего от отца не получили, что же ждать ему взамен? Разве мать воспитала, чтоб с уважением: «Это вам отец родной, как бы ни сложилась жизнь».
Жюкрет осунулся, чем-то стал напоминать верёвку, сползающую по столбу факта. Чужим языком произнёс: «Был бездетным – и останусь».
Сын предпринял отчаянную попытку:
– Батя! Родной мой! Что у тебя есть дорогого?
Капрал указал рукой на офис:
– Баночные дрова.
– Ладно, тогда до скорого. Нельзя нам дольше находиться здесь, иначе останетесь без кислорода. До встречи в другом измерении.
Он не видел, как поднялся лифт, как отошёл корабль. Он и уснул прямо на льду, рядом с зелёной лужайкой, и корова вылизала ему всё лицо.
Утром прибыло руководство – самое недосягаемое обычно. Генерал был краток:
– Выстояли, молодцы. Теперь о деле. Конечно, мы рисковали. Бармалеи раструбили в трёх измерениях, что нашли управу на моих парней. Мы ещё разберёмся, почему выбор пал на ваш пост. Пока специалисты проводят зачистку объекта, подумайте: что мы можем сделать для каждого из вас? Может, настоящий выходной, отпуск за мой счёт.
Галактический патруль объекта «Кусты» оставался неподвижен. Лейтенант Коо Свелка прочистил голосовые связки:
– Думаю, я выражу общее мнение. Никаких выходных! Наш отдых – служба, и только служба. 26.05.14


А. Мюнхгаузен (Эйпур)
Что значит, открытый космос(2) или Домашние заготовки 26.05.14

Им, кажется, всегда виднее, начальству. Почему-то генерал даже не заикнулся о том, что объект «Кусты» получил заметное вращение по оси. Трассу всякий раз следовало найти в пространстве. Словоохотливый сапёр перед отбытием успел подсказку дать: «Не так пришвартовали глыбу». Спасатели отчалили, патруль остался наедине с новым обстоятельством. Страшно голову поднять. Именно так и происходило: стоит за объект проходящий зацепиться глазом, почва тут же уходит из-под ног, всякий раз приходится искать дополнительную опору.
– Привыкнем, – утешил Коо Свелка после падения.
– Это похоже на повышенные обязательства перед… – Жюкрет осмотрелся. Трава на месте, нет коровы. Бамбер повторил его движения, добавил опасений: «А мне хотелось бы знать, сын существует на самом деле?»
В офисе они нашли молочные железы, один комплект, знакомую верёвку. Ни бутылочек, ни одного постороннего.
– Кажется, я понимаю. В прошлом у каждого из нас есть страницы, которые мы хотели бы вырвать и предать огню.
– Прошлое не изменишь. Просто надо жить дальше, не зацикливаясь на промахах. – Бамбер дополнил соображения капрала, кивнул лейтенанту.
– Из нашего случая я понял единственное: научись прощать – и ни одна собака не сможет укусить.
– Откуда в открытом космосе соба… Ах, вот что ты имеешь ввиду.
Новый день начинался, как обычно. Трасса замерла в ожидании смельчака, кто настроение патруля проверит на себе. Глядя чуть сверху, команда нашла, что в новом положении есть свои плюсы. При вращении, трасса уходила из сектора обзора на двадцать секунд, это как упражнение «взгляни свежим оком». Чтобы проскочить в тылу офиса, этого времени недостаточно. Разве найдётся сумасшедший или новичок.
Ожил телеком, молчавший три квартала. Тот самый, вчерашний генерал внёс ясность: «К вам заглянут медики, они где-то на подходе. Так вы уж там не фантазируйте. По большому счёту, вас заменить некем».
Мигалку они заметили по расползанию транспортов и галер. Современная шестиместная торпеда для перевозки четырёх пострадавших уверенно уничтожала осевую; завтра кому-то из них придётся взять в руки ведро с краской… Офис оставил трассу на свои двадцать секунд, когда трасса попала в сектор обзора, хвост торпеды торчал из кювета, медики приводили в чувство водителя, под знаком «окажи помощь ближнему». Излишне самоуверенный курсант перед девчонками нажал педаль поглубже…
Плечо к плечу, патрульные почти решили, кому идти. Сержант захватил верёвку, банку дров, – его героическая фигура запрыгала по скальным выступам и трамплинам, срезая путь. Тот короткий отрезок пустоты до псевдо полотна можно преодолеть с разгона, а можно на руках, по гладкой спице. Вторая спица, шероховатая, для возвращения в кусты.
Бамбер перемахнул пустоту с разгона и немного не рассчитал – врезался в лыжника. Оба свалились в кювет. Лыжник ударил первым, чем ответил сержант, узнаем через двадцать секунд… Получилось через девятнадцать: соперник оказался на голову выше, руки длиннее, и один удар из трёх проходил до цели. Коо Свелка поймал миг, когда сержант метнул взгляд на офис.
– Я иду!
Жюкрет остановил его в дверях:
– Не торопись, имеется у нас домашние заготовки.
– Консервы? Но при чём тут они?
Капрал снял со стены карту. Под ней оказался рычаг с круглым наконечником, низ рычага покоился на шарнире с тягами.
– Учись, лейтенант. Наблюдай за остальными.
Откуда ни возьмись, кажется, из скального образования, вылезла железная рука. В умелых руках капрала, она восстановила спокойствие на трассе до того, как дальнобои стали делать ставки.
Лыжник уже приносил извинения, котёнком болтаясь в метре от псевдо асфальта. Бамбер вёл учёт синякам, массируя локоть. Резким движением подбросил одну лыжу и рубанул ладонью поперёк, – она брызнула кусками основы серебристой. Котёнок в лице переменился… Коо Свелка ахнул:
– Это не монтаж? Господи! Какой монтаж? Лыжи «шенка» выдерживают три тонны на квадратный…
– Я и говорю, есть домашние заготовки. Теперь всё от Бамбера зависит: отпустим с миром либо бумагу потревожим.
Через девятнадцать делений на таймере мир стал добрее на две единицы, одна из которых метнулась к медикам, вторая остывала на доступной для прохожих высоте. Водители всё внимание уделили уцелевшей лыже; ввосьмером попробовали сломать, да ничего не вышло. На пост Бамбер возвращался в составе полноценной делегации. Медики вошли с некой настороженностью, по своим каналам что уже им наплели, не признаются под пыткой. Сестричка в вызывающе длинной юбке оценила условия про-живания и поставила «двойку» по чистоте. Жюкрет вернул на место карту, она исправила на «тройку».
– Как так можно? В детском саду без воспитателей порядка больше.
Коо Свелка рот открыл… Бамбер палец приложил к губам – терпи, дескать, мы терпели не такое. Пока лыжник изучал карту, больным шлёпнули по уколу… По трассе шёл сплошной поток, без всякого намёка на справедливость. Девушки стали жаловаться на головокружение, нищенская обстановка действовала на них угнетающе; одна другой прошептала: «Вышла бы замуж за такого – и прощай, молодость».
Лыжник за ногу вытащил из-под стола мальчонку. Оттуда покатились бутылочки для детского питания. Бамбер побледнел. Коо Свелка отправился по поиски коровы. Девчонки взбеленились: «Мне можно подержать на руках?»  – «Чей принц?» Жюкрет надменно завернул: «Это пере-ходящий приз. На место положите». Лыжник что-то фиксировал на диктофон. Комиссия учла условия максимально приближёнными к боевым условиям детского сада без воспитателя, тут и рад бы меньше «пятёрки» поставить, да не выходит… Одним словом, медики составили праздничный отчёт, отправили по факсу. «Теперь гони их в шею». – «Кого?» – не понял Бамбер. – «Ладно, пусть уходят сами. Что делать с этим?» – «Отпускаем». – «Я тебе сейчас отпущу, и не только грехи…»
– Смотрите, как улепётывают с галеры! – Отпетый лыжник прислонил голову к акустическому окну. Водитель умышленно полез под капот, охранники не успели расположиться по периметру, и три славных мушкетёра рванули в сторону кустов.
– Они думают, здесь можно залечь.
– Вы лучше знаете, у вас пещеры есть?
Капрал ответил лыжнику:
– Что толку? Это глыба льда. Каждого из них я увижу насквозь.
– Помощь окажете охране?
Жюкрет нахмурился:
– Откуда ты такой взялся? Своих забот по горло… Пишешь на диктофон, что ли?
Лыжник спрятал диктофон, уставился в окно. Охрана неумело перебиралась через пустоту. Симметричность действий предполагала, что беглецы будут переловлены через полчаса, таймер предлагал побиться об заклад, издав сигнал «время пошло».
– Интересно, кто такие?
– Пора бы разбираться в знаках. Националисты. Вытурили с планеты, так они пристроились вдоль трасс и мелочёвкой промышляют.
– Я спортсмен, мне не до политики. Значит, голубой с жёлтым – знак националиста?
– Украинская диаспора, обломки фашизма. Отсидятся на хуторах, свободу чуть почуяв, вылазят. И без оружия не ходят. На трассе половина грабежей. Сами не хотят работать и другим не дают. Бандами ходят, блоки и партии для журналистов создают. То баба руководит, то какой очкарик, – недели три назад банда на банду пошли. Бабу эту растерзали свои же. Так что пока тихо.
За дверьми замычала корова, следом появился лейтенант.
– Хорошо вы тут устроились: травка зелёная, молочко.
– Сейчас и тебя трудоустроим, – пообещал лейтенант.
– Давайте просмотрим запись. Он первым на меня налетел.
– На записи видно, кто ударил первым?
– Конечно… Сами смотрите!
Коо Свелка хлопнул по столу:
– Ребята, надо с ним что-то делать. Восемнадцать секунд.
Лыжник встал спиной к стене:
– Я продержусь гораздо дольше. Вы мне угрожаете?
Патрульные прошли мимо него, капрал обронил на ходу: «Ты и это-го не заслужил. – Взял верёвку, добавил: – Она не для коровы, не думай. В былые времена, оторвут дебоширу голову, приставят по новой – и куда что подевалось? Примерный семьянин, улыбается с Доски почёта».
С трассы сигналили гонщики и перегонщики, благодарили за предоставленную возможность. Везут, везут всякую всячину на Землю, точно бездонная бочка там. Оттуда вывозят книги. Пользуются повышенным спросом, изданные на трёх-пяти языках: изменил угол – и читай на своём родном.
Надо было лыжника к протоколу наручниками приковать. Он вышел следом за служивыми, стал наблюдать за отделением дестабилизирующей глыбы от основного массива. Работа кропотливая, требующая ювелирной точности и расчёта. Верёвку закрепили, для надёжности, конец к корове привязали… Тут сразу возникли опасения – а ну, как обломок перетянет? За счёт динамики вращения, кинетическая скорость и всё такое… Сняли якоря, сержант на всякий случай сел верхом на корову. Она вывернула шею и упрямо таращилась на него. В её грустных глазах вопросы менялись каждую минуту; попробуем зафиксировать хоть несколько: «Хорошо сидим? Ты, часом, не с Луны свалился?.. Оседлый образ жизни – это не здесь… Ни-где не жмёт?.. У вас закончились стулья?.. А день так хорошо начинался… Если хочешь знать, лошадь молока не даёт. Мне переквалифицироваться? Купи седло».
Бамберу было не до неё. Он думал о подрастающем поколении. Что он может дать сыну? – пошарил в карманах: почти ничего.
– Почему вы не проверяете транспорты с Земли? – спросил лыжник.
– Что вы там хотите найти – книги? – Жюкрет умилялся наивности спортсмена. Они ни в чём не разбираются, кроме лыжной смазки.
– Предположим, вывозят женщин, девушек.
– Откуда сведения?
– Мою невесту обманом увезли…
– И ты за ней погнался. На лыжах.
– Почти догнал. Если бы не ваш сержант.
Капрал задумался.
– Ну, что я могу сказать? Красиво работают, красиво следы заметают. Это же додуматься – медиков спустить в канали… в кювет, если быть точнее.
– И патруль пошёл у них на поводу?
– Стечение обстоятельств.
Лейтенант с капралом пристыковали глыбу – наверное, с северной стороны там мох растёт, а север… где-то есть и север. Коо Свелка стал сверяться с секундомером. Через десять минут был замечен прогресс – «Кусты» стали притормаживать. Жюкрет контролировал четыре основных якоря, и в данном случае не схалтуришь; поскольку он редко упирался, сегодня попотеть пришлось: «Долго ещё?»
– Пятнадцать минут. По справочнику, объект должен стабилизироваться. Именно тогда установим стационарные якоря.
– Я не осилю…
– Помощи ждать неоткуда. Хочешь остаться – надо постараться…
Капрал обнаружил под ногами отверстие. Это была естественная вентиляция одной из пещер. Он встал на колени, выдохнул: «Меня ещё никто не ставил на колени во вторник. Есть кто?» – «Што табе трэба, маскаль?» – «Если жизнь дорога, держи верёвки». – «Хай вона горит синим огнём, такая жизнь». – «Хорошо, я спрячу тебя от охраны». – «Хай зобирають, я вже змирз». – «Заработать хочешь?» – «Кильки?» – «Значит, договоримся. Держи!»
Верёвки уползли под лёд, но мерзавцу глупо доверять, – Жюкрет притащил струбцину, протолкнул захват в то же отверстие и придавил бол-том контрольным.
Снизу послышался придушенный шёпот: «Буду працуваты задарма, отпусти!» – «Потерпи. Как охрана увидит, что прикован к глыбе, оставят тебя в покое». – Снизу послышалось удивлённое сопение: «Это конец! Законы так поменялись, а мы не чули… Ладно, терплю».


Теперь надо очень постараться, чтобы оценить масштабы происходящего. Охрана сунулась в пещеры, прочесала вдоль и поперек. Двоих беглецов достали, третьего найти не могут. Начальник видит контуры преступника снаружи, в преломлениях и искажениях, прислонившись лицом к массиву, руководит поисками по рации, да всё напрасно: загонщики и сами иногда замечают призрака в хрустале и в наваждениях, но он и сам не торопится сдаваться.
Застрявшая у обочины галера, конечно же, создала помеху для движения; пробка вырастала на глазах, и возмущённые контрабандисты потребовали навести порядок – стали фарами сигналить, левыми мигалками, жестами приличными и не очень. Наиболее продвинутые сумели прорваться в эфир, на частоту Галактического патруля: «Эй, на глыбе! У вас под носом пробка, неужели надо скинуться и регулировщика заказывать?.. Кстати, теперь глыба смахивает на бюст. Одну минуту, сейчас уточню, кого она напоминает… Точь-в-точь, на вождя мирового пролетариата, годы жизни – 1870-1924. Ответьте, как слышно. Приём».
Коо Свелка не мог бросить труд на середине пути. Морщинки на носу сбежались не для того, чтобы высморкаться; порой его выводили из себя законные требования проходимцев и пиратов. Закрепить струбциною осталось, и тут он обнаружил оную под ногами. Обрадовался, что не нужно идти в офис, открутил эту, сказав себе: иногда и в беспорядке пользу можно отвинтить. Ловкими движениями установил крепёж, полюбовался на работу. Наконец, по его мнению, обломок был закреплён, как полагается; секундомер за ненадобностью можно вернуть в ящик стола. Проходя мимо Бамбера, сказал:
– Можете слазить, сержант. Спасибо за помощь. Теперь возьмите штопор и ступайте вниз, разберитесь с пробкой.
– Я отец-одиночка. Разве у меня нет дополнительного часа в сутках для кормления ребёнка?
– Закон на вашей стороне, но сутки мы растянуть не можем. В крайнем, я подою корову и покормлю малыша.
– Какого малыша? – переспросил лыжник, разминая мышцы, как перед стартом.
– Сына Бамбера. Ты же сам его вытащил из-под стола.
– Не видел я никакого мальчика. Я понял: вы хотите вменить мне употребление допинга… У вас ничего не выйдет!
– И как мы можем доказать обратное, сударь? – Коо Свелка вытирал руки акустической салфеткой, взглядом провожая сержанта со штопором в дорогу.
– Да я вижу получше вашего, лейтенант! Вон, идёт прогулочная яхта. В трюме битком красивых женщин, три невесты прямо из загса.
– Что ж, сейчас проверим. Капрал, снимите с задержанного алкогольный бинт и установите кляп. Не то до Нового года не разгребём…

Лейтенант жезлом указал рулевому прижаться к обочине. Вчетвером поднялись на борт, четвёртым был вопрос: «Что из запрещённого есть на борту?» Весьма уместный ход, ибо владелец яхты на минутку замолчит, а из трюма, если не лень, дамы голос подадут.
Абсолютная тишина на размышления наводила, если не пугала.
– Проводите нас в трюм.
– Господа офицеры! У меня коньяк отменный в заблуждениях есть, в жизни не отведаете такого, если я не угощу, – засуетился гражданин.
Коо Свелка бесстрастно указал перстом вниз.
Как и наобещал лыжник, трюм был набит доверху. Туфли, чемоданы, дамы. Непроницаемый слой духов не позволял вдохнуть бесплатно. В приглушённом мраке угадывались три фаты и те, кто под ними прятался. Косметика тут же пошла в расход, ибо в толпе не до того. Первым делом, лейтенант спросил: «Все ли здесь по своей воле?»
– Давай, лейтенант, поскорей обыскивай да проваливай, – огрызнулась дама, занимавшая место под ступеньками. К ней и обратился Коо Свелка:
– По какой причине вы покинули родную планету?
– Сосиски кончились. Стоит педагогам протиснуться в коридоры власти, они найдут, к чему придраться.
– Что на этот раз?
– Нашли сходство с половыми органами. Закон вывернули наизнанку.
– Неужели стали изготавливать в форме бубликов?
– Представьте себе, да.
Лейтенант отправился дальше, стал опрашивать других беглянок. У каждой своя, веская причина бежать… Невест он оставил на закуску.
– Что у вас?
– Соседка утопила котят. Я не могу жить в этом доме!
– А у меня беда похлеще. Воруют журналы из почтового ящика.
Третья невеста думала отмолчаться. Коо Свелка выждал паузу, любуясь бриллиантами, взятыми напрокат, затем сказал: «И всё-таки?»
Она прикрыла руками ожерелье, подвески и браслеты:
– Не подумайте только, что я бросаюсь на первого встречного. Я, как увидела вас, так и поняла: вот она, моя судьба! До гроба! Или до полной замены шеи, конечностей и эпидермиса. Или вы, лейтенант, сейчас же даёте согласие на брак со мной, или я наложу руками... такой грим, что никто на меня впредь не посмотрит!
В трюме заголосили, и настолько похоже с известным киноэпизодом, что капрал не выдержал:
– Едете снимать продолжение «Белого солнца пустыни?» Дуры вы, дуры! Второго такого никто не снимет. Кинематограф себя исчерпал… Нет, ещё обязательно родится гений. Быть может, его отец сейчас извлекает пробку где-то. Я правду говорю, лейтенант?
Коо Свелка глянул в иллюминатор. Так и есть: Бамбер пустил основной поток по обводной, временно адекватной трассе, и занялся галерами вплотную. Охрану загнал на борт фигуральными пинками, употребив словарь и домашние заготовки.
Невесты ждали. Коо Свелка подыскивал ответ. Его тотчас осенило – что значит, открытый космос:
– Видите ли, сударыни, мы придерживаемся местного законодательства. По очереди, я третий. Капрал у нас в парнях засиделся, затем сержант с ребёнком. Коль очередь с вашей помощью очистится, я предложения рассмотреть готов.
Девочки оживились:
– А каковы условия проживания у капрала и у вашего сержанта?
– Комиссия врачебная побывала накануне. Поставили «отлично».
Из-под лестницы, как видно старшая, к порядку призвала:
– Ну-с, девочки, кто рискнёт?
На лицах недовольство, как сомнения.
– Хорошо, у меня одно пожелание. Чтобы стиральная машина и плита на берегу моря окопались, пусть даже у озера, я на всё согласна.
Жюкрет нахмурился:
– Можно, я посовещаюсь? Вы тут подумайте хорошенько, а нам ещё каторжника ловить. Пойдём, что ли, лейтенант?

В офисе они застали лыжника. Он доедал батон печенья.
– Откуда новости?
– У вас там… баночные дрова. Я слышал, внешность не всегда соответствует содержанию, потому взял да и вскрыл одну банку.
– Вы не имели права, это стратегический запас, на случай военных действий.
– Так это… если кто пальнёт, от ваших «Кустов» ничто не уцелеет.
– Есть примеры?
– Сколько угодно. Например, здание полыхает. Сколько в нём сгорает противопожарных шлангов и систем, представляете? Бомбоубежища те же возьмём. Сколько веков нам головы дурили, будто они способны население спасти? Это же просто братские могилы, случись что. Но средства жрут в семь ртов. То ли дело здесь: бомбоубежища нет, поэтому не шастают придурки с бляхами инспекторов… Мне понравилось у вас, выделите уголок, и я мешать не буду: живите – как жили раньше.
По закону, Коо Свелка не имел права выгнать нарушителя на ночь глядя. За окном темнело, вдоль трассы ручьём растекалось освещение; пусть всевдосвет и не настолько хорош, как безаварийные мачты с гроздьями ламп. Проезд по освещённой трассе даже днём оплачивается по повышенному тарифу. Забудет Бамбер… или автоматика – и до вечера горит. Потом дальнобойщик возмущаются – а я не просил свет включать.

Не всё так просто в открытом космосе. Галеры если ломаются, то это надолго. Однако, охрана стояла гуськом, наученная опытом прошлого по-бега. В тамошнем карцере одна камера пустовала; по всей видимости, начальник галеры надеялся на возвращение преступника любой ценой. Его заместитель пошёл с шапкой, коридорные скидывались, кто сколько мог.
Яхту с контрабандным контингентом поставили на штрафстоянку, дежурною верёвкой застраховали до утра. Вечерний романтизм проник в дамское общежитие под видом новостей, и бабы – а к вечеру дамы утрачивают неприступность – заголосили. Народные песни известных композиторов и поэтов потекли из иллюминаторов, как на закате. Запахи жасмина и сирени затеяли сражение за электорат. Коль прошибёт слеза – считай, концерт удался. Сюда бы соловья, для полноты ощущений да приватизированные метры: пусть бы кто из патруля сообразил пуститься первым в это непростое дело.

Обратного вращения они предвидеть не могли: объект мог со временем сорваться со стационара и отправиться блудить по тёмным закоулкам. Такое только в страшном сне привидится да на подъезде к загсу: очень многие знаки судьбы покажут свои спины, если не в свои сел сани.
Утро не порадовало результатом: трасса исчезла из поля видимости, хотя прочие поля приборами отмечались. Поднятый по тревоге гарнизон обнаружил потерю на заднем дворе. Они встали, как вкопанные, кто с чем.
– Причины? – строго вопросил Коо Свелка.
Жюкрет почесал загривок.
– Сдаётся мне, один каторжанин привносит дисбаланс. Надо бы выкурить из пещер… странно, денег за его голову не принесли до сих пор. Будто они нам могут перекрыть газ, а не мы им… Иных причин не знаю.
– На ой ляд, угая на овехности ежит. – Бамбер вытащил изо рта зубную щётку. – Виноват. На мой взгляд, другая на поверхности лежит. Эти сосущие песни со штрафстоянки. Как затянули верёвочную тоску – хоть в банку с вареньем лезь. Со мной нечто невероятное происходит, точно акустическую гранату проглотил. Кстати, сына моего кормил кто?
За стенкой палатки заскрипели пружины раскладушки; там, отделённый от основного помещения служебным пододеяльником, как шторой, обозначил личное пространство вчерашний лыжник.
– Вы думаете, я один вчера батон печенья уложил?
– Ты же не видишь его, сына нашего полка!
– Зато отлично видел, как продукт исчезает.
– Ладно, спи дальше. – Командир перешёл к более насущным вопросам: – Кто знает, чем кормят детей в этом возрасте?
– А сколько ему? – Все уставились на Бамбера, будто он один на белом свете, кто может дать ответ.
– Вот, на штрафстоянке переночевали, эти точно скажут.
На ловца и зверь бежит, – постояльцы вышли воздуху глотнуть. В эту разухабистую рань дамы снова неприступны. Старшая эмигрантка, та самая, из-под лестницы, как видно, повидала на своём веку не только белые пароходы, лайнеры и яхты:
– Сколько вы намерены издеваться над гражданками Земли?
– Вопрос неуместен.
– Так давайте, связывайте нас верёвкой своей и делайте, что хотите!
– То есть, вернуть на планету? Вы сами знаете, что мы не можем пост оставить. – Коо Свелка попытался в толпе обнаружить хоть одну из невест. Глупое занятие, раз отступила ночь. Ещё ни одна невеста не додумалась выйти к завтраку в фате. Хотя времена скользят, на гололёде – и того быстрей.
Люди всяко говорят. То жених упился так, что честь девическая не была поруганной в ванне, полной шампанского. То начались схватки. То вызвали на экзамен. То старые дружки запугали молодого… Стоишь на трассе, мимо пролетает столько чужого горя, что вспоминать не хочется о своём.
– Итак, мальчики, мы посовещались. Засидевшегося в парнях возьмём. С ребёнком парня – одна попросила сутки на размышление. А за лейтенанта выйду я сама, кому-то же надо заполнить сей пробел. – Старшая поправила бюст, – он стал вдвое. Подняла глаза, как бы спрашивая: ещё? Потом она прицелилась в лейтенанта, говорит: – Внешность обманчива, не верь глазам, мой рыцарь! Сосуды, суставы, сердце – им сегодня восемнадцать лет. Оболочку я напялила ради того, чтобы границу перейти. Старух не трогают.
Коо Свелка покраснел:
– Восемнадцать, говорите? Чересчур моло…
– Я состарюсь, было бы желание!
К нашей компании подрулил лыжник, утренняя зарядка явно пошла ему на пользу; в руках он держал по банке дров, вместо гантелей.
– Вчера я вашу всю команду разглядел лишь наполовину.Были бы иллюминаторы пониже.
– Хам!
Мнение эмигранток в отношении спортсмена сложилось тотчас. Что есть спортсмен? Только знает – качать мышцы да любоваться в зеркало собой. От него одни хлопоты, как у судна на мели.
 Жюкрет изредка поглядывал в сторону пещер, откуда доносился временами стон. Бамбер вскользь уточнил: «Ты на ночь холода добавить не забыл?» – «Как я мог?» – «Тогда скоро выйдет». – «Может, сходишь? Вдруг он там примёрз?» – «Ты сына мне накормишь, воспитаешь?» – «Ладно, ждем полчаса».

По трассе порхали развесёлые спекулянты, миллионеры, миссионеры, пионеры... Весть о том, что патруль занят личными делами, быстро разнеслась. По скоростным полосам мчали невиданные прежде корабли: шестиэтажные, восьмифюзеляжные, даже парочка военных прошмыгнула. Именно их появление отметил Бамбер: отойдя шагов на десять, чтобы никого не посвящать, свернул потайной стоп-кран. И всё! Дальше уже будут действовать службы перехвата, он свой долг исполнил.
– Вышел! – обрадовался капрал. Дамы и кавалеры разом повернулись. На поверхности «Кустов» обозначилось существо, всем видом говорившее: «Я готов совершить посадку на Солнце. Кто со мной?»
День обещал быть интересным. Во всяком случае, для капрала.
Его почти рентгеновский глаз выцелил в веренице флибустьеров, условно говоря, неприметный «Запорожец». Жесты говорили куда больше: этого берём. Уж больно аккуратно скорость выдерживал, нежно перестраивался в соседнюю полосу, всем уступал дорогу и извинялся… Бамбер раскатал поперёк трассы «колючку» с управляемой вертикалью; мирные граждане пусть едут с миром, ваши колёса не скоро увидят шиномонтаж.
Коо Свелка с любопытством наблюдал за капралом. Быть может, когда-нибудь он пригласит скульптора и сделает заказ на изваяние передовика производства, примерного семьянина и прочая, прочая… Какое незабываемое зрелище, этот Жюкрет в момент обострения нюха и прочих сверхъестественных способностей по четвергам. Постановка головы, выражение лица, редкостное подрагивание мизинца, шестнадцать волосков за левым ухом, и это – раз в неделю, по четвергам. Или пятница сегодня?
Бамбер опытной рукой лишних отметал – гони, гони, не по твою душу вышли. Транспорт самозабвенно набирал обороты и уходил с трассы. Сердец удары пробивались сквозь обшивки: «Ой, как сегодня повезло! Случится же такое!» – «Да, надо бы этот день запомнить». – «Может, ленточку победы вывесить на антенну?» – «Есть? Давай!»
Занервничал «Запорожец», условно говоря, чуть дух не испустил. Вышел на трассу – не сойдёшь; сзади подпирают, скандалы затевают… Точно на дыбу, двигает рулевой, зыркает вправо – не померещится ли где просёлок?

Его остановили по закону. По громкой связи зачитали положение о проверке, права на обыск и на задержание, о последствиях попытки скрыться, – они там, в салоне, застыли макаронами, медленно перетекали в состояние киселя: друг от дружки не отличишь. Лейтенант первым поднялся на борт, с невиданным доселе удальством сорвал двери с петель:
– Простите, не в эту сторону открывается?
Бамбер хрюкнул скромно: повезёт, ещё и не тому научишься у нас. По случаю операции, конечно же, он напялил смерти плащ – чисто психологический трюк с эффектом умножения. Некоторых дисциплинирует до дрожи в пятках. Его полосатый жезл видоизменился (это всё домашние за-готовки) на фальшивый уд – так бы сказали старики, нынешняя молодёжь таких коротких слов не знает. Плот современных знаний языка всё уже, хлипче, водоизмещение скользит к «нулю», и недалёк тот день, когда уйдёт на дно с балластом.
«Запорожец», условно говоря, коллекциями располагать не постеснялся. Картины – двойники копий, скульптуры, массовая посуда, эксклюзивы под стеклом. Патруль не задержался здесь, прямиком к шикарной рубке. Янтарная комната фрагментами разбавляла обилие приборов.
– Неприлично много, не находишь? – Сержант коллегу озадачил.
Коо Свелка растерялся тоже: янтарная комната среди приборов. Ценители искусства, куда уж нам.
– Не туда смотришь, лейтенант…
Хозяин прислал напитки в упаковке юных стюардесс. Дешёвый трюк, фальшивые улыбки, хотя та рыженькая, справа… И настольная блондинка, правда, суховата; вот две дородные матроны потеснили тонкие берёзы. 
– Кто хозяин?
– Приболел. Там у него…
– Проводите в трюм.
– Как мы рады, как мы рады…
– Сержант! Оставайтесь у входа. Никого не впускать. Если останемся в живых, выпустишь.
– Как вам будет угодно, лейтенант.

Лампочки вкрутить забыли, капрал заменил электрика на полчаса, затем зашёл в расчётный сектор и попросил оплатить услуги. Там ему, кроме справедливо заработанных купюр, выписали премию за установление факта экономии, пригласили пообедать.
– Извините, вынужден отказаться. Как найду то, за чем пришёл, тогда и загляну к вам, поговорим.
Трюм они перевернули кверху дном, капрал двигался в арьергарде, реагируя на все препятствия и неровности почвы: «Тут яма. Ниже голову, игла. Здесь придётся ползком. Так, я порвал китель, вам не советую сюда… Идём дальше. Это бриллианты супруги редактора «Вечернего Минска». Подделка. Лет пять назад были в розыске, пока один директор банка не подарил их сельской школе.
– Вы сами, капрал, откуда родом?
– Мой прадед имел лучшие виноградники во Франции. Правительства Франции и Германии налогами задушили кур, которые несли золотые яйца. Цыплята все сбежали, до одного. Практика двойных стандартов взяла край, и, с развалом Евросоюза, люди просто двинули в Россию. Очень скоро простые россияне поняли разницу между вином и бырлом; культура пития вышла на совершенно непредсказуемый уровень. Алкоголизм пошёл на спад. Производители водки ушли под юрисдикцию похоронного бизнеса, вино виноградное экономически убило подпольное самогоноварение. Виноградники от Питера до Магадана…
– Ты в порядке, Жюкрет?
– Что случилось?
– Я думаю, четверг сегодня.
– Что? Может быть. Это я к чему? Прежде делали деньги на людском горе, теперь – на радости жития. Мой старший брат владеет виноградниками и своим заводом… 
– Что ж не пристроил?
– У меня от вина икота. Стоп! Дальше дороги нет. Но есть у меня наводочка одна. На палубу вернёмся.

Пока они блуждали, не видя солнца, наверху свои дела крутились. Лыжник зубы заговаривал сержанту (это не значит, что тот нуждался), периодически обнаруживая торс перед любителями драить палубу, ну, и перед дамами, очевидно. Дурака валял с определённой целью, по рекомендации сержанта:
– Ты их всех должен обойти...
– Лыжи сломаны, забыл?
– Я не спортсмен, но немного представляю: выходишь на отметку «до финиша 12 тыс. км», выворачиваешь карманы, отмечаешься в журнале, получаешь визы – и в номер отеля.
– Лично я иду до финиша, без остановок, когда остаток знаю.
– Это я к тому, – Бамбер перешёл на шёпот, – что рулевой ненастоящий. Первый штурман к нему с депешей, служба безопасности и главный механик.
– И что? Они после вахты в картишки, может быть, садятся.
– Потом – кок подписывал меню на завтра.
– Это уже серьёзно.
– Так вот. На мачте, перед рулевым висит то ли фрагмент старинной карты, то ли дорогущий раритет. Он на него молится, что ли. Подойди с умом.
– Понял! Разрешите действовать, сержант?
– Валяй.
Что он там насочинял, Бамбер не прислушивался; есть специальные приборы, пусть поработают они. К концу беседы задержанного с рулевым, из трюма выбрались наши. Жюкрет прямиком направился к рулям, для посторонних ушей излагая строчки из священного устава: «Коль в трюме ничего, хозяину нечего бояться».
– Так и есть, ничего. Пора принести извинения и покинуть судно, – автоматически отбарабанил лейтенант.
Бамбер принял к сведению сигнал – именно такой порядок слов (это всё опять домашние заготовки). Именно теперь он отступил от входа в трюм. На уровне груди, к двери присосался крохотный, с пуговицу прибор, по должности – горизонтомер. Он-то и зафиксировал осадку – то есть, реакцию плечами на желанные слова. Ну, а дальше – дело техники. Жюкрет меланхолично поднял с палубы монетку:
– О! В моей коллекции нет такой. – Шагнул к рулю, спиной стал к мачте с иконкой. – Давно за рулём?
– Третий м-м… год.
– Не густо. Как называется вот эта штука?
– Компас.
– А эта? – капрал отступил и указал на иконку.
– Не знаю. Меня поставили к рулям, она была здесь.
– Зато я знаю. Достаточно присмотреться, что изображено.
– Я не присматривался, к сожалению.
– С твоего места легко заметить изображение кота на цепи, на фоне дуба. Русалка не ветвях, избушка там… Тупица! Это фрагмент секретного объекта «Лукоморье». Деталь не самая ценная, как провод, без которого компьютер не проснётся.
– Не знаю, спросите у кого-нибудь.
– Я спрашиваю хозяина яхты: каким образом этот фрагмент оказался на вашей яхте?
– Кто – я хозяин?.. – лжерулевой разразился хозяйским смехом.
В тот же миг на борту оказался беглый кусок льда, зарядил с ходу:
– Дай, я ему вмажу! Хоть согреюсь.
– Но-но, на борту моего судна руки не распускать!

Задача выполнена, яхта поставлена на стоянку, экипаж отправлен в отпуск, капитан оставлен для уточнения любопытных фактов. В том числе, сколько баночных дров уцелело в погребе. (29.05\14.06.2014г.







А. Эйпур. Жертвоприношение      14.06.2014г

Примерно через неделю мы снова заглянули к нашим знакомым, по случаю сопровождения традиционного груза. Трасса дышала в обычном ритме, колонны сухогрузов неторопливо вклинивались в просветы, как бы утверждая незыблемый портрет сплошного изобилия.
Как и в прошлый раз, нас задержал сержант, но я мог поклясться, сделал это он для отвода глаз. Не иначе, Жюкрет распорядился. Про четверг только новички не знают: надо провезти какую ерунду, в четверг не суйся.
Патруль двинулся вдоль колонны.  На панелевозах фрагменты Стены, сплошь под номерами, документация и годы выпуска. Великая Стена меняла место постоянной прописки: нашли китайские космонавты подходящую планету, приватизировали способом пиратским… так говорят. Общественное мнение в приличном обществе надо создавать. Там, на Пекине, как будто нашли старинные пещеры, расшифровали надписи и прочли: «Как только великий народ здесь пустит корни, Вселенная…» – на этом слове расшифровка зашла в тупик, но учёные не отчаиваются, столько возможностей впереди.
Спросил я у Бамбера – сына часто видишь, признал ли? Спросил для поддержания беседы. Лейтенант фамильярности не одобрял, но и не препятствовал налаживанию связей с общественностью.
Вместо прямого ответа, Бамбер стрелки перевёл:
– Японцы хорошо устроились?
Ну, сегодня об этом судачат на каждом перекрёстке. Япония не отстала от Китая: планету присмотрели, с дальним прицелом. Когда на ро-дине Америка пошла под воду, правительство Акиры предложило переселиться уцелевшим на острова вулканического происхождения. Деваться некуда – снялись с насестов: флажков пёстрых своих набрали, и на лайнер. На всех места не хватило – прицепили скотовоз. Разумеется, недовольных пруд пруди: «Я на таком гадюшнике не поеду!» – «Тогда оставайся. Другой возможности не будет». – «Разве нельзя зафрахтовать у других компаний?» – «Мы пытались. Как только заслышат, что перевозить американцев, в одно слово – и разговора быть не может. Любят всюду вас, помнят». – «Но это дурное наследие, почему мы должны отдуваться за прежних президентов?» – «Эти вопросы вне нашей компетенции. Итак, вы отказываетесь». Что подумает про себя последний американец? Мнений много разных, и вот одно: «Русские добились своего».
Последний американец по трапу поднимался, поспешным взглядом охватил возможности терминала; куча лайнеров готова принять любое количество пассажиров, кроме звёздно-полосатых:
– И чего они добились? Жить по-честному никому ещё не удавалось.
– Что вас не устраивает?
– Надпись на грузовике.
– Там же по-русски…
Последний американец с огорчением признал:
– Теперь все по-русски научились. «Перевозка жвачных» – как издевательство.
– Не драматизируйте. Гуманитарная помощь может принимать самые разнообразные формы.
Эту историю поведал мне представитель таможенного комитета. Он так и сказал: «Отправили последних – и на сердце полегчало».

Я не забыл про сержанта:
– С Пекином поселенцы Токио заключили вечный мир, часть Стены принимают, как подарок.
– То-то я смотрю, с адресом что-то не так.
– Лыжник с вами?
– Сборной по хоккею приглянулся, сказали – флаг перед матчами выносить будешь, заработаешь на второй комплект лыж.
– Верить хоккеисту, – попытался возразить я, сержант не дал:
– Давно не так. Новое племя воцарилось, шестая раса. Русские задают тон во всём, за версту обман раскусят.
– Там от чиновников…
– Ты будто на Луне родился. – Бамбер покосился на меня.
– Так Стену и доставляют частями на Луну. Легче с погрузкой. – Тут до меня дошло: – Чиновник вымер?
– Кто не принял новых правил. Пришла молодёжь – бегут крысы; один недавно жаловался: «Вот, от правильных удираю. Представляешь, сержант? Он мне говорит – ты же сам пострадал от произвола, почему же идёшь по стопам предшественников? Я так не могу. Он смотрит мне в глаза и видит, что в голове моей. Я в уме складываю и вычитаю, процент с продаж – скромнее не придумать. В течение минуты, он мне по полочкам разложил: «Процентов не видать. Добытое обманом обратится в прах» – и цифры в доказательство нанизал. Вот я себе и подумал: подамся к израильтянам. Третью планету застолбили, золота, правда, не нашли, но на достигнутом не успокоятся они. В космосе золота полно, только не ленись; знающие говорят, метеориты кусками и слитками шляются в округе».
Жюкрет с Бамбером переглянулись, капрал заметил:
– Да трепятся для куражу, не верь бывшим обитателям нор.
Осмотр колонны подходил к концу, Коо Свелка всё чаще поглядывал на капрала – всё ли в порядке? Жюкрет направился к очередному панелевозу, просунул руку в древнейшую из трещин. Я туда ничего не прятал, в его же власти выстраивать предложения без местоимений:
– Почтарём всё же подрабатываешь. В прошлый раз доказательств было маловато. Стоило покинуть Землю, вдруг на прозу потянуло, поголовно.
– Передать записку – не значит почту перевозить. – Я не знал, как поступить: с капралом на обострение идти не хотелось. Домашних заготовок хватит у них на век вперёд.
Жюкрет подслеповато щурит глаз:
– Мелковато, но я разберу. Что обозначает «шв»?
Я понял, это надолго:
– Капрал, слово целиком прочти.
– Спешишь куда? Встречаемся не так часто, давай посидим, поговорим.
– На пятнадцать суток?
– Если глубже не копать. – Капрал в воздухе прописал пальцем обе буквы, «ш» и «в», принюхался к конструкции виртуальной. – Лейтенант, можно вас на слово?
 Коо Свелка бодро подскочил, приторочил вид добросовестного гражданина. Буквы должного эффекта на него не произвели. Капрал, намекая на иные способности, потрогал нос. Принюхался лейтенант, сделал су-дорожный вдох, точно хлопнул спирта.
– Крепкий напиток, неизвестного происхождения.
– Шотландский виски, по буквам подходит, – капрал подытожил, по-хорошему улыбнулся мне. – Вы что-то хотели сказать?
– На оригинальных бутылках написано по-латыни.
– Ах, вы не слышали про реформу русского языка… Следует иногда с Луны свалиться и послушать, чем на Земле живут. Когда уцелевший мир обратился за помощью к русским, те согласились, в обмен на единственную строчку. То есть, на товарах, где первые строки писали по-английски, русские заполонили слова и буквы. Мода на всё русское пошла – даже на глупости и шутки. Мир стал проникаться спецификой юмора, заработали целые институты по проникновению в глубины древности. Всяк норовил отыскать общие корни своего народа со славянами. Дальше продолжать? – Жюкрет медитировал на обе буквы, затем ему открылось: – Нет, если партия большая…
– Какое там? Богатая дама, для коллекции. Дюжину бутылок.
– Это понятно: «ей» – третья и четвёртая буквы. Далее следует трудное для понимания слово «царский». В современные не укладывается ритмы.
– По всей видимости, речь о шампанском, – сказал я.
– Уже теплее. – Капрал прервал размышления вслух: – Ты куда?
– Сына кормить, – Бамбер торжественно покинул ристалище интеллектов. Они с пацаном помаленьку осваивали технологию распознавания: не открывая банки, учились содержимое определять. Вчера, например, безошибочно обнаружили манную кашу, в сухом месте и в составе.
– Успеха, сержант! – Коо Свелка сосредоточился на последнем слове. – По-моему, попахивает крупной партией. Что с ним делать?
– Возьмём его – никогда не узнаем, кто работает против нас.
Лейтенант начал сомневаться в том, что сегодня четверг:
– В прошлый раз это нас не остановило.
– Действительно. Мы приводили рабочее место в надлежащий вид. Астероид раскрутило в обратную сторону. Нет, когда мы свободней, порядок на трассе есть, по высказываниям проезжих. Младенцы нам, конечно, затрудняют сам процесс. Временные помехи по плечу не только героям. Или вы, лейтенант, ожидаете чего-то другого?
– Боюсь, да. У нашей коровы завидный аппетит. Травы плодоносят, уровень потребления не падает… выход где?
– Молоко поступает? И всё, не забивайте голову. Это же открытый космос. У коровы, может, какие-нибудь приобретённые навыки проявились. Вот назови её глупым животным – глядишь, она и ответит классическим способом. А так – видит, что всячески поддерживаем чистоту…
– То есть, она – как член нашего сплочённого коллектива.
Жюкрет поразился исключительности вывода:
– Какие открытия, и сколько новых, нас ожидают впереди, лейтенант. Ребёнок не растёт, корова изменила устоявшейся привычке. «Кусты» нам удалось привести в боеспособное положение. Помалу всё образуется.
– Так мы разбегаемся? – уточнил я.
Капрал ответил:
– На той неделе ты получил досрочное освобождение. Так сказать, провёл разведку боем, позиции и распорядок дня выведал у самого юного из нас.
– По-моему, он говорить не научился.
– Ты взял его на руки и носил по всей заставе, в ленинской комна… что я несу, вот память! Так что готовься, сегодня по косточкам разберём.
– Груз без меня не уйдёт. Испортится, если вовремя не доставлю.
– Пусть портится. Явку с повинной оформим – и шагай.
– Я не знаю, что вам нужно.
– Порядок. Почему по четвергам стремишься контрабанду провозить?
– Совпадение. Вчера грузчики бастовали.
– Видишь, и грузчики заподозрили неладное, позвонили сюда.
Мы вошли в здание, – в моём положении, эта палатка приравнивалась к зданию. Я заметил обновку: при входе появилась тумбочка с телефоном, провод от которого был свёрнут в бублик и лежал сверху. Слышал где-то краем уха, если телефонный шнур расположить под правильным углом, то сигнал пробьётся через любые расстояния.

Бамбер дразнил сынишку. Тот забавлялся с баночными дровами, вместе строили и разрушали замки. Отец терпеливо ждал подсказки, которую вскрывать. Я рот разинул: у малыша губы в каше, но банки никто не открывал ещё. Отец того не заметил, терпению учился, полагая: надоест – укажет. Сынок подносил к губам очередную банку, как будто нюхал – и браковал. Но во рту места пустого не имел: кажется, компот пришёлся в самый раз.
– Открой ротик, – вдруг сообразил отец. Он не понимал, что компот легче всего спрятать. Счастливое лицо мальчугана изменило спектр, оно как бы говорило: «Всё сам да сам, пора подумать и о других». И протянул отцу одну из банок. С характерным шипением содержимое показалось в точке контакта с губами. «Товар испорчен? – Сержант лизнул. – Да это же шампанское!» Пошарив оком по сторонам, Бамбер скромно произнёс:
– Вам, молодой человек, ещё рано, а мне… Банку ведь не заткнёшь.

Капрал засел за протоколы. У него – как когда идёт удача: то до Нового года просидит над письмом подмётным, то документ в упор не видит.
– Послушай. Там, на трассе, колонна выглядит вдвое.
– Меньше или больше? – растерялся я.
– Вот ты и признался.
– Ещё не начинал.
Жюкрет протянул мне чистый лист:
– Бери. Через час здесь будет твоя явка с повинной.
– Самописцы оставил в каюте.
– И я свои забыл там же. – Задумался капрал на миг. – Что-нибудь придумаем.
В этот миг корова вошла без разрешения. Сунулась к ведру с водой, аккуратнейшим образом слизнула крышку, на тумбочку положила. Затем сделала два-три глотка – и удалилась. В другом месте ей указали бы на двери. Здесь все свои, и Бамбер накрыл ведро, согласно уставу.
– Вот что я придумал. – Капрал подозвал Коо Свелку. – Лейтенант, надо помочь альтруисту: запутался парень. Скопировать его колонну, размножить в трёх экземплярах. Один – на стоянку, другой для основательного обыска, а с третьим может отправляться… Я не сказал, прямо сейчас. Жребий.
– Я должен тянуть? – До меня дошёл весь ужас моего положения.
– Не суетись, мы и так глаза закрываем на прошлые заслуги.
– Можно взглянуть на ваш комплект?
Из оружейного ящика Жюкрет выудил обычный кубик с плоскостями, исчезающими в воронках. То есть, никто не знает, что выпрыгнет оттуда.
Я метнул.
– Ну вот, поздравляю. – Капрал даже не взглянул на результат, словно ухом видел. У меня отняло речь. Все бросились к столу, сынишка тоже был напуган. Выпало «жертвоприношение». Голова моя пошла работать на износ.
– У вас имеются документы на эту услугу, капрал?
– Иначе бы не предлагал.
– К слову. На Луне, после нескольких случаев смертельных, эту мо-дель вывели из обращения.
– Всё правильно, пока приказ доставят, хоть где-то аукнется ещё. В городе книжки, которые не читают, переправляют в сельскую местность, там всякому подарку рады.
– Не наблюдаю повода для радости.
– На первый взгляд. Давно присматриваюсь к тебе.
– На вашей трассе я не появлялся прежде.
– О чём это говорит? Ждали тебя. Что ж, думаешь, слухи не доходят? В первую очередь. Схемы рисовал, как преграды обойти, а сбоку телевизор. На глаз не определишь, насколько он подрос для хорошего обзора. Я не скажу, что сам включился: внимание он не привлекает, когда надо. Схемы твои в архиве, так что – не обессудь.
Я чудом прицелился на стул, напряжение зашкаливало, – в моих руках таблетка оказалась: «Выпей. Подайте из ведра».
Всё дальнейшее проистекало, как во сне: я пил, когда предлагали, я отвечал, когда и не спрашивали вовсе. Меня не покидало ощущение, что в моё тело вселился некто и выдаёт самое сокровенное. Потом заснул – меня осторожно перенесли на раскладушку лыжника, где я себя потом нашёл. Сквозь шум в голове капрала услышал шёпот: «И ведь до сих пор не изучены ферменты коровьей слюны. Малая капля – полюбуйтесь, творит чудеса. Вот и она, явка с повинной, на шести страницах. Но я не мог остановить словесный понос… А ещё жертвоприношение предстоит. Парню сегодня не повезло».
Потом меня подвели к окнам. Все три колонны тараканились на дополнительной полосе.
– Которая моя?
– Какую выберешь. В одной из них есть то, что провезти собрался.
– Вы разваливаете мой бизнес.
– Не мы – закон. Кто мечтает скоробогатым стать, с ним столкнётся непременно. Хапнуть – и потом валяться на диване? Лучше смерть. Не знаю, как на Марсе или где ещё, а на Земле никому не удавалось. Всем поровну, иначе съест элемент гордыни: я лучше других! И пропал: первый последним станет. Только вместе, только по заслугам. Труд ежедневный над собой, немного скромности для начала, и твой талант придёт по адресу, точно к сроку.
Я постепенно приходил в себя. Малыш играл – на банках катался, как на самокате; безоблачное детство на астероиде: не с кем померяться силой, не у кого отбить девчонку. Корова – лучший друг человека. Ну и гости заморские, с игрушкой заводной, с говорящим попугаем.
– Что представляет, по-вашему, приношение…
– Выглядит аппетитно.
– Но я никому не сделал…
– И уже не сделаешь. Таблетку дать?
Отказался. В здешних пряниках запечены сыромятные кнуты. Парни готовились к ритуалу с тщательностью дотошной. Коо Свелка материализовал на столе портфель – давно таких не носят. Ну, думаю, если для ребёнка, то всё верно: у каждого должен быть гараж, маленький складик и убежище. На первых порах малышу хватит, расширяться есть, куда.
Пока я присматривался к появляющимся предметам, мысль о розыгрыше неотвязно возникала в области носа, сверлила уши и глотку. Не знаю, давно на родине бывал, – может, нынче именно с такими играют дети. Масса мелких деталей, всевозможных расцветок, – кроме Машины Времени, построить можно суток за двое, летающий аппарат за неделю, и так далее. 
Жюкрет размочалил по такому случаю пиратскую сигарету, воскурил кадило из покрышки… я в подробностях ритуала не понимаю, так что просто живу свидетелем очередного чуда.
– Твоя очередь, приступай. Задача такова: из предоставленных дета-лей построй для сына полка точную копию каравана. Должен понимать, у мальчишки ничего нет. Эта твоя лепта в его образование, мы же пока пойдём и принесём в жертву кого другого; с ребятами посоветовались, постановили: ты не законченный мерзавец, совесть обнаружили приборы. До утра справишься.

Патруль покинул помещение, распевая гимн хранителю объекта «Кусты», послышалось именно так. Что ж, легко отделался. Глядь на малыша – он будто всё понимает.
– Дядя сделает тебе настоящую игрушку, таких больше ни у кого не будет. Она пойдёт по твоей новой трассе, корову постарайся близко не подпускать. Контакты будешь протирать раз в год… погоди, не подходит. Значит, ставим защищённые от холода и влаги. Пульт управления…
Наследник Бамбера, мне показалось, был не менее счастлив, чем я, нашедший удовольствие в том, что из-под моих выходит рук. А оно ещё как выходило! Полная достоверность, пропорции соблюдены, как в весе, так и в размерах: свыше двухсот человек охранниками я трудоустроил, начальника экспедиции придумал, взвод разведки, взвод ликвидации, – масштабы любого мальчика в плен возьмут.
Наследник засыпал и просыпался, держа вроде бы под контролем главные фазы производства. Мне кажется, задержись я на год, «Кусты» мы превратили бы в полноценную Рощу... К трём часам пополуночи, когда на трассе редкие мелькали фары, основная концепция была собрана идеально, оставалось дорожные расставить знаки и этих… Капрал, сержант с сынишкой, юный лейтенант, корова и подкалиберные пещеры (может, в справочнике и описка, но так в нём обозначены пещеры: «подкалиберные»). Весь комплект занял сорок этажей, под самый потолок; как только вынесем на лужайку и расставим, кое-кто от зависти погибнет… Известно случаев не-мало, когда дедушка игрушку не возвращает внуку: «Папа, веди ребёнка домой!» – «Мы ещё немного поиграем», – слышится в ответ.
Погрузкой Великой Стены я занялся под утро, хотя желание сомкнуть глаза хоть на полчаса казалось мне уместным. Наследник вовремя очнулся, словно подбодрить меня. Когда под рукой оказалась банка, с такой знакомой наклейкой «Баночные дрова», я смело вскрыл заглушку, сделал глоток. Шампанским меня ещё никто не угощал, это правда, но как малыш… Какие вообще здесь работают законы?
– По-моему, кроме нас с тобой никто не заинтересован, чтобы тебе хватило занятия лет до двадцати. Нет, ты сам усовершенствуешь, что-то пере…
Он всё понимал. Он ножкой подтолкнул макет Стены, по документам – № 223344. Панелевоз охотно принял груз, по правилам транспортировки закрепил… Я даже микропломбы установил, чтобы приблизиться к оригиналу максимально. Я отступил на несколько шагов и пришёл в небывалое восхищение перед содеянным. Боже мой! На что я потратил свои лучшие годы?
Ночь без сна – оно понятно. Но ничто не могло затмить это безудержное ликование пред гением… тише, тише, поаккуратней на поворотах. Перед самым завтраком я растянулся на раскладушке и пропал для всех. Трудно передать, с каким настроением выглянул из офиса. Вся конструкция в сборе. Трасса кипит, патруль проверяет грузы. Стоп!  А вот те блоки я не планировал создавать, да и к чему? До Луны неблизкий путь. Да тут ошибиться – ничего не стоит; на содержание трассы моих аккумулято-ров не… Ребята догадались свои подсоединить.
Капрал с пульта отправил караван в обратный путь.
– Хотите проверить, не сходил ли я с маршрута? Напрасно тратим время. Могу принести бортовой Жур…
За входом в основную пещеру покоилась бледно-оранжевая Луна. Терминалы, номера, маршруты и метки к отправлению, – я разглядел шлюз, из которого Стена отправилась к японцам.
Коо Свелка достал из кармана копию человека. На мой взгляд, у нас с ним ничего общего, хотя…
Жюкрет установил коротышку перед входом в терминал, бормоча при этом: «Ну-с, покажи, где нужно положить весьма редкую вещицу».
Коротышка с крохотным контейнером остановился у фрагмента № 223344. Я пропал!
– Это связано с завихрениями в пространстве, когда восстановить приходится небольшой момент истории. Пока это не та Машина Времени, как многие мечтали, но уже что-то. Полагаю, мы на верном пути.
И вот тут корова подала опознавательные звуки. Её впервые привязали к воротам штрафстоянки. По-моему, она промычала нечто в таком духе: «В следующий раз вы просто не догоните меня". 16.06 2014г