В лодке

   В     ЛОДКЕ.

  Боже  ж   мой,   какой  невыносимый   запах  стоял   в  палате.  Вонючий    воздух    захлестывал  с  головой  ,  едва  переступался   больничный   порог.   Это   была   гремучая   смесь.  И  никакими  цветами ,  зелеными  листьями (хотя  все   окна  и  двери  на  балкон  были    распахнуты  настежь),  дождем , землей , прогретой  лучами   ,  здесь  не  пахло.   А  пахло  мочой  , ядовитой  смесью  капельниц ,  гниющей  человечьей    материей  и  страхом.   Да ,  страх  ,  а  точнее, высшая его  степень-   ужас  , тоже  имел  запах.
  Впрочем  ,  медперсонал , сновавший  из палаты   в палату ,  на этот    дух  внимания  не  обращал. Все  до  того  привыкли  к  нему ,  что   в  праздничные  дни    легко  выпивали   и  закусывали   в   ординаторской ,  пили  чай  с бутербродами   в будние  дни , а  потом  вновь    отправлялись    исполнять  свои    постылые  обязанности.
   Два   старика   лежали   в  двухместной   восемнадцатой   палате   неврологического   отделения   военного    госпиталя .  Оба  с  инсультами ,  у  боцмана ,  старшины   первой  статьи   потяжелее, у  майора  медслужбы -  полегче.   Майору  нянечка  Наташа   должна была  поставить  клизму .   Майорова  дочка  ,  давая нянечке   гривны , настаивала  на  клизме, но  нянечке    все  было  недосуг , а  когда   она  вспомнила   и  пришла  в палату , старики   давно  спали.
  Нянечка  задумчиво  постояла   на  пороге    минуты  две    вслушиваясь  ,  а  потом  ,  зевая ,  пошла  в дежурку.  За  свою   работу  :  мытье  туалетов ,  полов, клизмы  ,  подсовы,  перестилание    белья  под  лежачими,  она   получала  всего   200 гривен  в месяц, поэтому  те денежки ,  которые    ей  клали  в карманы родственники   ,  были  ей  позарез  нужны, они  помогали   хоть  как-то   кормить   семью ,  состоявшую  из  мамы- пенсионерки   и  двух  дочек.   К  работе    своей  она   привыкла  и  уже    не  стеснялась    тощих  стариковских   задниц  и  бессильно  висящих  членов. Когда-то   в своем  невообразимом  далеке  она   мечтала  быть   медсестрой   и  ходить  в  хрустящем   белом  халатике  по отделению  , делать уколы  или  подавать   инструменты  в операционной  симпатичному   хирургу. Работа в том далеке   казалась  красивой  и  очень значительной. Тогда  у  нее еще  была    пушистая светлая  коса  ,  ямочки  на щеках, и  надежда  понравиться   молодому хирургу.  Сегодня  от  косы   ничего  не осталось , ямочки   куда-то  подевались   вместе  с  надеждами , жизнь  текла  уныло  и однообразно. 
  В дежурке   Наташа  прилегла на   диванчик  и  перед тем  , как заснуть    пообещала сама   себе  , что  рано утром   поставит  деду из восемнадцатой   клизму  и  посадит  на горшок.  Засыпая ,  она попробовала  помечтать  о  чем –то хорошем , например , вдруг   на  нее   обратил бы  внимание   какой-нибудь  нестарый   военный  из выздоравливающих.   Так  ей   вдруг  захотелось  ласки  и   каких-то перемен  в жизни…Так  надоели  эти  горшки,  ей  Богу и  эта нищета  беспросветная ,  что бросив  мечтать  о   военном , она   вдруг  поместила   себя   на  место героини   из  вчерашнего   кино  по телевизору. И   увидела  себя  молодой ,  богатой  и  красивой ,  идущей  по  набережной  какого-то   итальянского  города  с  трудным  названием.  На  этом  сладком  и  многообещающем   мечтании она и  заснула…
…Деды  в восемнадцатой  одновременно   проснулись   от  легкого   скрипа  закрываемой   нянечкой  двери  и  какое-то   время   молча  пялились  в темноту  , пересекаемую  тонкими  полосками   света…
-Михалыч ,  спишь,-  сипло   спросил  боцман..
-Не,-  ответил  майор.
-И  шо  мы  будем   до  утра делать? А?
Так  как за  предыдущие  ночи   почти все  темы :  кто где   служил , на  каких кораблях   и т.д., были уже  обговорены , а   о политике говорить   ночью   не хотелось ,  то  старики    на  некоторое   время  опять  замолчали.
- А  ничего эта девка  Натаха,  верно?-  задумчиво  проговорил   боцман. И   добавил :-  Если  бы десяток   лет  скинуть…
-Не  знаю , мне  не  нравятся  бабы в очках .
-Не, ничего , девка – кровь  с молоком , в  теле,-  продолжал  боцман. Говорил  он   с трудом, глотая буквы и растягивая слова. Язык еще  плохо слушался его , так же как  руки  и  ноги.
  Заговорив о нянечке , оба опять  замолчали.  Вероятнее  всего  ,  в  головах   у обоих    замелькали картины давно  ушедшей  молодости , когда  ни инсультом ,  ни горшками  еще не пахло.
 Майор медслужбы  вспомнил,  какие   клеши  носил  в 47-м,  когда заканчивал медучилище ,  и  как долго ходил   по  дворам , разыскивая  понравившуюся  девушку из  Медина. А если  бы он ее тогда  не  нашел , то и  не  было  бы  дочки , оставившей  нянечке  денег  на клизму.
  Еще  он вспомнил   Дунайскую  флотилию , в которую  попал семнадцатилетним  пацаном , и то, как  берегли  его   старшие- не выпуская во  время   налетов  из трюма , и  веселый город Будапешт   припомнился  , в котором  весь  личный   состав    подцепил  гонорею ,  кроме него  и   еще  двух  таких   же  салаг , которых   будапештские   проститутки  еще не интересовали.
 Много   чего  припоминалось   дедам,  лежавшим  в вонючей палате  в кромешной   тьме   знойной июльской ночью.
- Кому она  на хрен  нужна  такая жизнь ,-  сердито сказал  из   тьмы  вредный  боцман,-  нет , чтоб  сразу   помереть , так  еще  и  помучиться  перед  этим заставляют. Зачем, а?
   На  какое-то  время оба  замолчали ,  представив себя  на секунду  лежащими  в гробах
Майор  придирчиво  осмотрел   всех,   стоящих   вокруг :   и  жену ,  и  дочку ,  и  внучку ,  и  правнука ,  и  дочкиного  мужа. Увидел  лица   других  родственников ,  соседей. Людей  было  совсем  немного-  друзей   уже  не  осталось, они  все  вымерли , как  динозавры…Осмотрел   цветы  и  надписи  на  венках.  Себя   он  никак  не  мог  увидеть. Не  удавалось .  Потому  что  все  время   вертел  головой  ,  рассматривая   собравшихся  вокруг  него…
- Понимаешь,-  продолжал   тем  временем  боцман,-  похорон  стоит   никак  не  меньше   полутора  тысяч  гривен,  это  триста  зеленых, я знаю ,  я  ходил   в похоронное   бюро,  интересовался.  Дома   таких  денег   нет , что  было  -  ушло  на  больницу,  и  конца  этому  не  видать-  лекарства,  капельницы,  клизмы…Короче ,  мы  с  этой  больницей   в  такую  трубу  вылетели ,  что  похороны  нам  сейчас  не  одолеть,  значит,  надо   пока  крепиться…
-  Да  хрен  с  ним ,  пусть  государство  хоронит,-  махнул  рукой    беспечно  майор.
- Пока   оно  тебя  похоронит ,  ты  так  завоняешься , на  километр  никто     не  сможет  подойти…
 Они   снова  замолчали. Лежать  в  темноте   становилось  все   страшнее. Ничего   хорошего   из  этого  лежания  в  перспективе   не  виделось.  Как ,  впрочем  и  во  всей  жизни   впереди.  Все  хорошее   уже  прошло.
  - Слышь ,-   вновь   начал   боцман ,-   если   вдруг  что  -  никто  сейчас и  не  прибежит, все   дрыхнут ,  так  что  - звони  не  звони  ,  никто  не  откликнется.
   Боцман   знал  , о чем  говорил:   неделю назад   он  в  темноте  побрел в  туалет и  ,  упав,   пролежал  на  полу   до  утреннего  обхода.
  После   этого  они  стали  бояться    ходить  по  ночам  в туалет  и  потребовали  подсовы ,   которые    стояли   на  стуле  перед  каждым ,  похожие  на   лейки  с широким  носиком.
-  Да ,- подтвердил  майор,-  глухо  ,  как  в  подводной   лодке.  Кричи  не  кричи-  никто  не  услышит.  Так  что   надо  крепиться  и  ждать  до  утра.
  Тьма ,  обволакивавшая   их ,  и  впрямь   напоминала  толстую    оболочку    подлодки.  Которая   потерпела  бедствие ,  легла  на  дно   и  не  может  всплыть. Стало   жутко. И  чтобы   развеять  жуть,  боцман  включил  транзистор.
-А  теперь  о  погоде ,-  сказал   сонный   мужской   голос.-  Завтра  в  Одессе   ожидается  сухая  и  ясная    погода ,  температура    воздуха  плюс  27,  температура  морской  воды…
 Боцман   переключил  частоту:
      -Послушай,  муа-муа,
        Послушай,  джага-джага,- надрывалась  певица.
 Песня   была  непонятна  абсолютно ,  будто  пелась  на  чужом  языке.  О  чем  пелась,  что  хотела  сказать  этой  песней   певица,  отчего  она  так  надрывалась?   Вообще  же  было  ясно  одно-   мир   предназначался   только   молодым   и  сильным.  Старикам   в  нем    места  не  находилось.  Жизнь  заканчивалась   в  атмосфере   абсолютной   ненужности.  Может,  где-то  за  океаном  и  были   счастливые  восьмидесятилетние   люди,   которые  сидели  на верандах  в  удобных  креслах   и, попивая  колу,  любовались  закатами. Или путешествовали по  свету   на  больших  белых  теплоходах.  Или  общались   в  обстановке   дружелюбия  и  радушия.  И  на  все  там   у  них  денег  хватало :  и  на  лекарства,  и  на  путешествия ,  и  на  приличные  похороны…Правда ,  здравый   смысл  тут  же  подсказывал ,  что  нет  , не  у  всех ,  конечно  хватало ,  и  есть  еще  миры  и  страны,  где   в  эти  же  секунды   миллионы  стариков  и  старух   заканчивают  свои  дни  на  грязных  нищих  постелях ,  а то  и  вовсе   где - нибудь  под  заборами .
-Ты  не  знаешь ,  какого  х…    мы кровь   проливали,-  хрипло  выдавил  моряк.
-  И  хорошее  настроение   не  покинет  больше   вас,-  нежно  пропел   приемник.
-Настроение   бодрое,  идем  ко  дну. Открыть  кингстоны,-  мужественно   произнес  майор.
  А  толстый   полупарализованный  боцман   в густой   тьме  отчетливым  голосом   неожиданно  громко   пропел   с  соседней   кровати:
       -  Наверх  вы,  товарищи ,  все  по  местам…
Майор   тонким  стариковским   фальцетом  подхватил:
         -Последний  парад   наступает…
-Врагу  не  сдается  наш  гордый «Варяг»,-  выкрикнули   оба , и  чтобы  легче  кричалось ,  им   пришлось   сесть  на  кроватях.
  Слова  «Варяга»   просочились   в соседнюю палату  и  разбудили   капитана   1-го  ранга:
      -Все   вымпелы  бьются  и цепи  звенят,-  пели  уже  три  палаты.
      -Наверх   якоря  поднимают,-  присоединился  бывший  подводник  из  четырнадцатой.
      -Готовые   к   бою  орудия  в ряд
      -На  солнце   зловеще  сверкают.
 И  далее ,  далее  ,  сквозь  тонкие   стены  и  общие  туалеты  «Варяг»  несся  по  отделению.
      -  Прощайте ,  товарищи ,  с Богом ,  ура!- прогремело   по  всему  отделению.
      Кипящее  море  под  нами.
      Не  думали  с  вами  еще  мы вчера ,
      Что  нынче  умрем  под  волнами…
  «Варяг»   пели   летчики  и  штурманы ,  танкисты ,  контрразведчики  и  пехота.Те, кто  мог  стоять, дошли до  дверей   и  распахнули  их ,  остальные  пели  сидя.  Не  пело  только  несколько  человек ,  лежавших  под  капельницами  без  сознания.
  Впрочем ,  до одного    бессознательного    кавторанга   что-то  все-таки   донеслось ,  потому  что   в   черной ,  без  дна  дыре,  в  которую   он  давно  уже  провалился,  вдруг обнаружилась    зеленая  трава , он  шел  по  ней   и  видел  ясно , будто со  стороны :  свои   черные клеши  и  белый   с  погонами  парадный   китель,  и  кортик  болтался  сбоку…
  А  в  самом  конце    поля  плескалось    ослепительное   синее  море ,  оттуда  доносился «Варяг»,  и  стоял   его  эсминец  и  ждал  его ,  и  флажками  сигнализировал ,  мол,  торопись ,  братец…
   А   после  все  отделение   ,  и  весь  госпиталь ,  успокоилось ,  и  старики   заснули  с  мокрыми  щеками. Как    наплакавшиеся   дети   малые.  Отделение  сверху   напоминало    светящимися  окнами  корабль ,  который  несся  с  невероятной  скоростью  ,  увозя   стариков   в какие-то  совершенно  неведомые  дали.
  Лишь  только  тихий   смех  и  страстный   шепот    девятнадцатилетней    медсестры  Лидочки ,  которая в этот   полночный   час   в  пустой  и  темной  палате  № 2   ,  отдавалась   умелому  в любви   старшине  первой  статьи  Сереже ,  вносил   диссонанс  и   нарушал    это  равномерное    и  безостановочное    движение  в   печальные  дали ,  рождая    надежды  и фантазии  и  будя   воспоминания   о  жизни ,  которая  заканчивалась,   у  стариков ,  спящих   в соседних  палатах. 
…Стояло  лето ,  все  окна  были  распахнуты  настежь ,  и  страстные стоны  и  крики  любовников  разносились  по  всему  отделению…      

 2004г.