Жизнь как одно мгновение

Едем как-то с другом Генналием Михайловичем Липинским с очередной охоты, почему я назвал его полностью, да потому что человек он непростой, а писатель, орнитолог, геодезист, преподаватель, да просто человек с большой буквы, которым не грех и похвастаться, что ты имеешь такого замечательного друга. Вот я и говорю:
- О чем бы, Михайлович, написать? Мелкие рассказы мне надоели, которые получаются за один присест.
- Да напиши ты, Парфенович, про свою жизнь. Она у тебя любую Санту-Барбару за пояс заткнет. Только пиши не торопясь, обстоятельно, может и роман получится.
Задумался я, а ведь он правду сказал насчет Санты-Барбары. Решил написать. Роман не роман, а большой получится точно. Разбудил свою память, а в ней всё как наяву. И как маленьким был и сестру на саночках катал, от мороза красные щеки, скрип снега, запах мамкиных пирожков. Ну, думаю, больших провалов в памяти нет, надо попробовать.
Бог любви подарил меня двум интеллигентам. Марии Михайловне – учительница и Парфёну Кирилловичу – директору Дома культуры. Так как первенцем была дочка Антонина, ждали, конечно, мальчика. И я оправдал все ожидания. Стал любимчиком как для своих родителей, так и для бабушек и дедушек. Счастливее своего детства больше ничего и не повторилось. Родители мои очень редко когда бранились. Запомнились они мне как два воркующих голубочка, сидящих на диванчике и  держащих друг друга за руку. Ну если же между ними возникала сора, и они замолкали и то ненадолго, для нас это было самое страшное наказание. Не находили себе места. Пропадал аппетит. Видя как мы мучаемся, им поневоле приходилось мириться. И мы снова были все счастливы. Денежных средств нам на жизнь хватало, хоть и выплачивали суду, взятую на строительство дома. Мать старалась и работала в две смены, а отец кроме заработной платы получал еще пенсию по инвалидности, которую заработал на войне. Согнула она проклятая в три погибели. Колхозники получали самое большое на руки шестьдесят рубликов, ну а родители – сто двадцать, а то и больше. Отцу как ветерану войны по праздникам можно было купить дефицитные товары, да еще вне очереди, так что в подполе у нас оказывался ящик яблок, а то и мандарин или апельсин. Это в те времена считалось большим дефицитом и роскошью. Хочу сказать большое спасибо своим родителям за то, что они меня с детства научили трудиться, да и отцу выполнять тяжелую работу как инвалиду было нелегко. Поневоле деревенский мужской труд лег на мои плечи. Так как ребенком я был крупным, я уже в седьмом классе косил и пилил дрова пилой «Дружба», а уж стаскать картошку с огорода в подполье, наносить воды, вычистить стайки, прополоть и огрести картошку, про это даже и речи не было. Сейчас страшно становится, как подумаешь, а вдруг вся работа закончится, что я тогда делать буду. Да зря я об этом печалюсь. В нашей стране она не только не закончится, но и легче не станет. Если мы что-то построим, то опять разломаем, вроде бы не так построили. От старых технологий отказались, новые не внедряем. Вот он у нас и остается всё тот же черный, рабский труд. Не зря говорят, что в заключение уж сильно долго срок тянется, когда одиночная камера, да нет никакого заделья. Помню, со школы приду и сразу же за уроки. Выполнение домашнего задания у меня занимало не больше часа, но а потом гора – лыжи, речка – коньки, городки, днем дома не застанешь, ну а вечером выполнишь работу по хозяйству, никто и слова не скажет, но а если забыл почистить стайку, то идешь чистить ночью, ища катехи в соломе на ощупь. Весьма неприятное занятие. А за столом большая сковорода, картошка с мясом, быстро становилась пустой. Отец ел быстро. Это у него осталось с фронта, ну и мы от него не отставали. Как говорит пословица «В большой семье клювом не щелкают». А помню еще, как маленькую сестренку Катюшку возил на саночках в садик, а она вся закутанная в санях в доху, «шарко, да шарко». Подвезу её к проруби (в садик возил по речке) и говорю ей:
- Если не перестанешь ныть, сброшу тебя в прорубь. Вот она и перестанет, а как-то раз затащил её домой, поставил всю закутанную на пол напротив угла печки и скорей закрывать двери. И надо же ей повалиться и прямо лбом об угол печи. Лоб-то и рассекла. Сколько рёву, крику было. Так шрам на всю жизнь и остался. Трое ребятишек считалось маленькой семьей. Нормальная – это пять – шесть, а сейчас один да два ребенка в семье. И считают это нормально. Откуда у нас прирост населения появится, коль рождаемость такая низкая. А еще был у меня любимый дядя, дядя Ефим. Левша. А как полагается левша какой-то области талантлив, но если не во всех. А мой дядя талантлив был в изобразительном искусстве. Как он здорово рисовал! В Иркутске институт творчества его приняли без всяких экзаменов, только он учиться там не стал, из-за солидарности к другу, тот не поступил. Закончили они в Улан-Удэ педагогический, факультет физики и математики и стали преподавать в школе вечерней молодежи, где изобрели приборы по физике, которые определяли величины у некоторых физических явлений с большой точностью. Защитили их в Москве и получили авторское свидетельство на изобретение. А еще мой дядя страстно любил охоту. Охотился в основном «по перу». Это рябчики, тетерева, глухари. И надо же было ему заразить и меня этой охотой. Когда я учился в шестом классе, купил мне дробовичок, и стой поры всё моё свободное время это в лесу на охоте. Все говорят, что это пустое времяпровождение. Да, в какой-то степени они правы, но разве богатство человеческой жизни заключается в том, чтобы зарабатывать деньги и улучшать свое материальное благосостояние?! Да нет же. Ценится она в свободном от работы времени, и  как его мы проводим. Охота – это прежде всего полезная физическая нагрузка, свежий целебный лесной воздух, общение с природой и с друзьями. А сколько вырабатывается адреналина при встрече со зверем. Тайга, ягода, шишки, черемша, поляны цветов – это всё моё. В двух словах обо всем этом не расскажешь. И все-таки большое спасибо моему дяде, что он увлек меня охотой. С охотой я сохранил свое здоровье. Кроме дяди Ефима, по отцовской линии, был ведь еще и дядя Саша, не менее любим мною. Красивого мужчину встретишь редко, но этот – вьющиеся черные кудри, лицо открытое без единой морщинки, нос прямой, высокий, весь «сбитый». Моя мать бы сказала: «Косая сажень в плечах». Моряк, моторист, труженик. Очень приятный собеседник. Душа-человек. Только вот жалко уж слишком рано ушли они из жизни. Ни дедушка, ни отец, ни его братья так и не дожили до 60. Роковой 59 год жизни. И все вроде бы сегодня на ногах, а завтра уже их нет. Вот теперь и думай, как прожить этот роковой, если на роду написано, но зато по материнской линии, а их братьев и сестер в семье было шестеро, прожили в основном все за семьдесят. Дай, Бог, пожить бы по материнской родове, да не болеть, а то жизнь становится не в радость. Ну что-то я о плохом. О плохом думать никогда не надо. А помнится мне Большекуналейская школа и девочка Надя. Голубые глаза, волнистый, золотистый волос. При встрече с ней я краснел и не мог вымолвить и слово. Сколько я просидел над фотокарточками ночами, печатая её фотографии. С первый по десятый класс смотрел на нее как на икону Божьем матери, а объясниться так и не смог. Закрутило, завертело карусель судьбы, и всё осталось в прошлом. А какие замечательнее учителя учили нас. Не выучив домашнее задание, к таким учителям стыдно было прийти на урок. Делали удивленный вид:
- Гена, и ты этого не знаешь? Ты правда не выучил урок? Ну как ты мог. Как ты меня огорчил.
Или
- Гена-то уж обязательно знает и скажет.
После таких слов стыдно не подготовиться  к уроку и было просто невозможно. Громадное им спасибо. Какой они дали багаж знаний, он до сих пор в моей голове. Приятно вспомнить Анну Семеновну Орлову, Полину Ильиничну Яковлеву, Петра Александровича Марфина, Лилию Кирилловну Марфину, Евгения Петровича Никитина, Ульяну Акиловну Алексееву. Учителя от Бога. Низкий им поклон. Школьные годы пролетели незаметно. Учеба, охота, лаборантом в школе, кочегаром к клуб, летом на Кирзаводе, а то и с геологами лесоустроителем. Все куналейские леса прочесал, разделили их на квартала. Сено, огород, картошка, ягоды, грибы, шишки, а в заделье время летит быстро. Институт. И надо же не выбрать профессию «инженер-механик». Сейчас так она вообще не востребована. Вот думаю, надо было бы поступить на журналистику или куда-то в электротехникум. С физикой-то я дружил, но близко локоть да не укусишь. Как-то на третьем курсе учебы приезжаю домой, а мать мне и говорит:
- Ой, сына, к нам в школу молодые учителя преподавать приехали. Одна даже на баяне играет. Да такие веселые.
Ну что, раз маме нравятся, то надо познакомиться. Да лучше бы тогда она ничего не говорила. Говорят же, в любви советчиков нет, а может я ищу третьего, кто виноват. А виновным всегда нужно считать самого себя. Вот и познакомился с той, которая на баян играла. Знавалась она Татьяна. Прожили мы без любви семнадцать лет. Родилось два сына Василий и Анатолий. Как и почему развелись, долго рассказывать, но годы пролетели быстро и незаметно. Сельхозтехника, школа, спортзал, тир, тайга, охота, рыбалка, хозяйство, машина, мотоциклы, строительство, огород и картошка. И глазом не успел моргнуть, а семнадцать лет совместной жизни прошло, как не бывало. И как на стихи Есенина поется:
- И ничего в прошедшем мне не жаль.
Только жалко сыночку старшего Василия. Не смог я его сохранить, уберечь. Прожил он всего лишь двадцать девять лет и умер от рака коры головного мозга. На Рождество Христово родился и на Рождество и умер. Никогда не надо отдавать воспитывать детей бабушкам и дедушкам. Потом уже они не такие, какими хотел бы ты их видеть. Дети ведь они как промокашка. Ей ведь без разбору, что в себя впитывать – чернила или чистую воду. Когда же я посмотрел на эту промокашку, моих чернил-то на ней оказалось совсем мало. Самое большое горе, которое можно пережить, это смерть детей. Этого не пожелаешь и врагу. Жизнь, она продолжается, и время стирает всё, но может и не совсем, но такая утрата уже становится не только болезненной, а жизнь продолжает преподносить всё новые «подарки». Прожил я один всего лишь один год и как-то на уроке физкультуры у ребенка сломалось крепление на лыже. Вот он и плачет. Я его успокаиваю.
- Ну, ничего, Артем, отец дома наладит.
- Да нет у меня отца, – и продолжает дальше реветь.
- Ладно, – подействовали на меня детские слезы, – вечером приду, налажу, только скажи мне свой адрес. Раз пообещал, надо выполнять. Прихожу с инструментом, а Артемкина мать и говорит:
- Сначала поужинаем, а уж потом за лыжу.
Всем давно уже известно простая истина, что путь к сердцу мужчины лежит через его желудок. Вот так мы и поженились. Наступили годы перестройки. Суета, неразбериха. Всем вдруг захотелось стать богатыми, а кто не захотел и не смог, просто ударился в пьянку. Вот и мы с Надеждой решили стать богатыми. Покататься на «белом коне». Тут осетин подвернулся, и продавал он цех по выделке шубно-мехового сырья. Вот и клюнули мы на эту удочку. Цех был, правда, еще не запущен и продукцию не выпускал. А где наша не была! Сняли мы суду под большие проценты и купили этот цех. Когда я сосчитал, что мне придется выплачивать с моей школьной зарплаты 20 лет, при этом не принося домой ни копейки, я за голову схватился, но у страха глаза только велики, но и спасибо Господу Богу, что послал он на нашу страну денежную инфляцию, что нам и помогло расплатиться с ссудой. Ну и конечно же, цех по выделке шкур мы запустили. Трое рабочих, не считая меня - начальника цеха, жена – бухгалтер, своя швея. Шили из выделанного меха шапки, шубы, рукавицы, чехлы для сиденья машин и на Байкал рыбакам. Меняли на рыбу. Рыбу реализовали, и дела наши заметно пошли в гору. Купили машину УАЗ-469, но не понравилось наше быстрое развитие нашей налоговой инспекции. Вроде бы не за всю прибыль налоги платим. Вот и пришли они к нам «в гости» с проверкой и накапали за то, что мы неправильно заплатили налоги штраф в размере себестоимости нового УАЗика. Духом не пали. Уплатили, правда, пришлось потуже подтянуть пояса, так как снова пришлось брать суду. Только мало дело оправились от долгов, как они опять пришли к нам «в гости» и в очередной раз оштрафовали нас на кругленькую сумму. Так что настучали нам по рукам и производство пришлось закрыть. Только зря время потратили на изучение технологии. Где мы только не побывали. И в Кяхте, и в Хоринске, и в Иркутске, перенимая опыт и добывая необходимые компоненты для выделки шкур. И всё коту под хвост. До сих пор не понятно, почему не поддержало нас правительство. Ведь какое-никакое, а производство, и шесть человек было трудоустроено. Может быть в дальнейшем производство бы расширилось. Но под неразбериху перестройки попали не только мы. И не одним нам настучали по рукам. Только вот потраченные силы и утерянное время жалко. Вот и пришлось нам заняться торговлей. Купи – продай, а кто что производить-то будет? Вот и открыли мы магазин в родительском доме в Большом Куналее, киоск в Тарбагатае. Закупали на Байкале рыбу и торговали ею, ну а также продуктами. Вставали ранешенько – ложились позднёхонько. Держали корову, свиней, и всё у нас получалось. Родили дочку Аленку, в которой души не чаяли. Два наших сводных сына – Артемка и Анатолий – помогали нам во всем. Купили тракторишко. Пахали землю. Садили по много картофеля и зеленки. Всё бы ничего, всё есть – и работа, и здоровье, и дети, и любовь, и надо же было Надежде заболеть, да такой страшной болезнью, как лейкемия. По-народному, рак крови. Шесть месяцев проболела Надя. Шесть месяцев просидел я возле её кровати. Сколько родственников, друзей, тарбагатайсцев и куналейцев сдали ей крови, спасибо всем им громадное. Какие препараты только не перепробовали, но медицина оказалась бессильной, и смерть забрала её, и остались мы вчетвером: Артем – студент первого курса ВСТИ, Анатолий – в ПТУ-13 и трехгодовалая Аленка у меня на руках. Прожили мы таким макаром (промучались) три года. Магазин пришлось закрыть. Цеха по выделке шкур не стало. Мало дело теплился только киоск. Может быть в рюмочку не заглядывал, дела бы были не так уж плохи. Да и жениться надо было сразу. Как с маленьким дитём да без материнского тепла и ласки?! Спасибо младшей сестренке Катюшке. Где Аленку заберет, где обстирает. Жениться, а на ком? То я не подхожу, то мне по нраву. Вот как-то мне и говорит Катюха:
- Гена, а ведь Наташа-то Лапина не замужем.
- И это правда? – обрадовался я.
А Наташа – это Катеринина подруга. Вместе они учились в педагогическом. И надо же как-то было Катерине привести к нашим родителям помогать копать картошку. Смотрю я на нее, глаз не отвести. Бывают же такие красивые! И надо же было мне так рано жениться, да на какой,  а эта-то вон какая! Только и полюбовался. Не знал я тогда еще, что судьба сведет нас снова. Заводим мы с Катериной наш УАЗик – и свататься в Каменск. И всё у нас получилось. Наташа согласилась, и родители были не против.  Пришел конец моей разгульной холостяцкой жизни. В доме чистота и уют. В огороде не травинки. Аленка чистенькая, наряженная и радостная. Ходит по избе, за мамин подол держится. На столе разносолы. Наладилась и торговля, и жизнь моя тоже.
А еще мне хочется написать о моем отце. О фронтовых его подвигах я уже написал, а вот о его жизни нет. В семье он был старшим, и мать частенько заставляла его водиться, то с Ефимкой, то с Сашей. Бегает по двору, ищет его:
- Парфенка, Парфенка!
А Парфенка забрался в бочку из под квашенной капусты, которая стояла посреди двора и почитывает Жюльверна. Уж сильно он любил читать, а Капиталине Сергеевне и невдомек, что он сидит в бочке. Сколько он прочитал литературы, одному Богу известно. Образование получил всего лишь три класса. Надо было помогать по хозяйству дома. Мой дедушка, Кирилл Гаврилович, был прекрасным столяром и первую игрушку, которую смастерил дедушка для Парфенки, была водяная мельница. Сделал без единого гвоздика. Льешь воду на колесо, и начинают вращаться жернова. Ну, а про рамы, табуреты, комоды и шкафы и разговаривать нечего. Всю мебель в доме дед изготовил сам. Всё это мастерство и передалось отцу. А еще мой дед был коммунистом. А бабушка моя, накануне как её семью раскулачили, собрала узелок да бег(о)м к дедушке. Поэтому она осталась жива одна из всей семьи. Вот, а когда они сорились, в основном, когда дедушка переборщал со спиртным, он ей выговаривал:
- А тебя кто тебя звал, ты ведь сама прибежала.
Бабушке, конечно, было обидно.
- Нарожала тебе детей, а теперь «кто тебя сюда звал».
Ссоры эти да и ссорами назвать было нельзя. Так, только бранились для порядка. Некогда было сориться, уж сильно много было всякой работы. Дедушку избрали председателем колхоза, а колхозов в Большом Куналее было четыре. Между колхозами велось соревнование и вот, тому председателю колхоза, которым был отстающим, на грудь вешали большую деревянную черепаху, и попробуй только сними, пока в передовые не выйдешь. Вот как-то досталась эта черепаха моему деду, а сосед-просмешник тут же и сочинил частушку:
«Две кукушки куковали,
У Истрата на трубе, (сосед, который жил напротив)
А у Кирилла Гуслякова,
Черепаха на груде».
Совсем про отца забыл. Отец мой прожил нелегкую жизнь, но никогда не унывал и не жаловался. Прошел всю войну. Награжден не одним орденом и не одной медалью. Ни одного ранения, а вот последний день войны, 9 мая, ему крупно не повезло, получил тяжелое, два года в госпитале, но медицина не помогла, и остался мой отец на всю жизнь горбатым. Если согнуться и пройти сто метров – тяжело, а он согнутым всю жизнь проходил. Любую профессию мог освоить. Всю мебель в доме изготовил сам. Ложил печи, печатал фотографии, ремонтировал радиоприемники и телевизоры, перематывал электродвигатели, ремонтировал машины и мотоциклы. Не знал я ту область, в которой он бы не разбирался. Но одно из самых больших достоинств – это умение его разговаривать с людьми. В любом вопросе он был компетентен. Долгое время работал директором Дома культуры. Был одним из организаторов Большекуналейского семейского народного хора. Двенадцать лет отработал председателем сельского совета. Как мы его любили, нашего папочку. Но смерть оказалась какой-то нелепой, да и лепой она никогда не бывает. Приступ печени. Хирург определил, что надо удалять желчный пузырь из-за камней. Отец спрашивает у меня разрешение на операцию. Я соглашаюсь, а он сомневается.
- Может, сыночка, в город.
- Да, ты что, пап, мы тут около тебя сидеть будем. Теперь медицина везде одинаковая, что в районе, что в городе.
Ну что бы мне посадить отца в Жигули, которые стояли около больницы и гудели и увезти его в город. До сих пор локти кусаю. А он:
- У меня спросили, как у вас с сердцем? А я говорю, я вашего Санжиевича в тайгу за ягодой водил, так он сзади за мной бежал.
Помахал он нам с мамкой ручкой и ушел сам в операционную. Видели мы его живым в последний раз. Анестезиолога в больнице не было и наркоз ввел сам хирург, да видать дозу не подрасчитал, сердце и остановилось. Смотрим в окно с мамкой. Простынь в крови. Его откачивают, а откачать-то не могут. Потом у анатомопотолога спрашиваем, нашли в желчном пузыре камни?
- Да нет, горбатые люди долго не живут.
Успокаивал меня врач. Если бы я его увез в город, всё сложилось бы по-другому. Мучает меня моя совесть за жизнь отца. Выходит, как будто бы я помог ему умереть. А еще помнится мне мой разговор с отцом в те далекие 80-тые. Сидим мы с ним на диване, а он мне и говорит:
- А вот сына, ты это время захватишь, телевизор будет висеть у тебя на стене, как картина. Многофункциональная вычислительная машина, которая у вас в институте занимает целый зал, будет со стол или того меньше и будет стоять у тебя под столом, а память у ней будет во много раз больше. Телефон будет лежать у каждого в кармане и можно разговаривать с любым в любой точке земного шара.
- Папа, а радиоволны, их будет столько много, накладываться друг на друга не будут? Это же рации, радиочастоты, их будет так много?
- Нет, наложений никаких не будет. А еще, сынок, не вступай в члены КПСС, что-то с ней неладное творится.
До сих пор для меня остается загадкой, откуда он взял такую информацию, и как он всё мог это предвидеть и предсказать, но талантлив он был от Бога.
А еще я люблю детей. Проработал я двенадцать лет в школе. Шесть лет – воспитателем в реабилитационном центре. С детьми я всегда находил общий язык. И как-то становился для них своим. Всеми радостями и невзгодами они делились со мной. Не было это панибратством. Верили они мне и слушались. А сколько я с ними совершил увлекательных походов. Ребенок он прост, его видно сразу. что ему нужно, и чем он озадачен. Со взрослыми сложнее. Говорят одно, а делают совсем другое. Дети понимают быстро, какой ты человек. Для них все делятся на хороших и плохих. Самые сладостные минуты в моей жизни были, когда я работал в реабилитационном центре. Когда я приходил на смену и кто-то из ребят, кто увидел меня первым, кричал:
- Геннадий Парфенович пришел!
Все остальные из мое группы выбегали из здания, и мы обнимались в ограде. Когда тебя любят, ждут и скучают, и твои чувства к ним такие же, то это великое счастье, которое испытывал я.
Вот мне уже и шестьдесят. Нынче на пенсию. Жизнь пролетела как одно мгновение. Всё помнится как будто бы это было вчера. Мне повезло. Плохих людей на моем пути было совсем мало. Какая же, жизнь, ты яркая, ненасытная, сладкая. О Боже, дай ты мне этого наслаждения еще хоть пяток лет; какая бы ты не была. Встаю каждое утро м одной и той же благодарностью, спасибо моим родителям, что родители меня на этот белый свет. Спасибо Господу Богу, что я жив и здоров. Спасибо Правительству, что нет войны, и я сыт, обут и одет. И с правой ноги вперед, вперед и только вперед!