Когда окончилось лето

И в горе и в радости вместе… вот уж чушь собачья, расскажите это кому-то другому. Она не простит тебе слабость. Ты ошибся. Ты унижен. Ты распят.
Это мир где шесть миллиардов людей. Она найдёт себе мужчину посильней, чем ты. Она не простила тебе ошибку.
Так что, давай уж там один выходи из своей зловещей депрессии, которая тебя низвела до вещи, до бездушного механизма. Ты тут с демонами своими борешься при помощи лекарств и лучших из врачей. Она там (в мире, где светит солнце, и растут цветы и улыбаются) успела тебя разлюбить. Хоть, и рядом была, успела полюбить другого. Ну и изменить тебе. Длилось это всё полтора месяца. Ты всё знал. Ты же не дурачок. Ты же умница. На таких как ты клюют. Вот ты всё и знал. И стало как-то всё равно в тот момент, когда ты всё раскрыл. А они там спали, и чуть до Загса не дошли. А ты просто курил свои любимые сигареты «Camel» и пил с шалфеем чай, ты всё знал наперед, что её страсть к тому другому пройдёт, и она вернётся к нему. И ты думал, нужна ли она тебе со своей белой кожей, красивой улыбкой, глазами зелёными. Нужна ли та, от которой ожоги на пол тела. Вот так ты стоял у воды на мосту и думал, а в мозгу фейерверком ярким-ярким умирала депрессия.
И ты вышел из неё, как солдаты выходят из поля боя во время окончания войны, пустым, а ещё сильным, что-то там подкрутили тебе психотерапевты в твоей сломанной душе, и таблетки наполнили тело теплотой и силой.
А душа? А душа осталась изнасилованной после новости об  измене, но и эта боль лечится конфетами и кофе.
Но простить можно всё, а она ещё смеялась, что ты православный. Вот тебе и православие, это смирение, это прощение – пригодилось.
А  лето? А что лето – оно пройдёт и оставит на твоём теле  девочка рубцы. И так больно у тебя внутри-то ты натворила, это ты поступила плохо, это он обязан страдать и кричать в лицо и ему должно быть больно. А нет. Он сказал что простил, что всё знал, и что любит тебя. И она поняла, что сейчас её разорвёт от тоски и боли и внутри такой комок с мёртвой кровью и это нестерпимо  и слёзы, слёзы душат тебя. И сказать то ему ничего не смеешь, и боишься при нём дышать. И так тихо-тихо – в вполголоса, чтобы слышали её ангелы, Создатель и он – Я люблю тебя больше жизни. А он так просто отвечает – по-мужски, громко, ясно, сильно – я тоже тебя люблю.
И боль в груди становится не выносимой, и она льнёт к нему, и он её обнимает.
 И вот она у него в плену, обнуляет все, что у них было до лета. Так проще – так если. То это и не предательство, не измена, не подлость. Ведь она его не любила. Он для неё никто (ну кому ты, девочка врёшь, чтобы себя оправдать) – это ложь. Это была попытка убежать от всего. Хоть куда. Хоть к кому. И даже её психотерапевт говорил – Ну куда же ты, Лиза, то ты делаешь, это приведёт тебя в тупик, а из тупика ты попадёшь или ко мне в клинику неврозов, или к Максу, кому с Сергеем изменила, ты  возненавидишь ещё его.
Вот и август – такой густой и неряшливый. И я смотрел, на тебя, Лиза, и на Серёгу, что заменил меня на два месяца. И это ему ты говорила слова любви, а он взамен давал тебе поддержку, а ты ему – своё тело. Тепло ли вам было ли ночами летними холодными. И он своими ладонями гладил твоё лицо, а я – стоял чуть поодаль и наблюдал за вами, это было неинтересное кино – всё наперёд просчитывалось на раз, а ты хотела испытать то, как поступали с тобой – изменяли тебе, вот и ты изменила, ну и какого это. А?
И кому ты пришла после этого полуторамесячного приключения?  И с болью сердце ты поняла, что разрушила и с болью в сердце поняла, что я был лучший, что с тобою происходило и дни все мимо. А я был рядом.
Да, ну и ладно.
- Вот и сентябрь за окном идёт стаями серых облаков, я же не одноразовая бритва я тебе ещё пригожусь, ну вот я и пригодился.
- Ну, вот ты и пригодился, и я твоему терпению восхищаюсь, Макс.
- А я твоей судьбою, Лиза, горжусь.
- Молодые люди предъявите билет на рейс…
Переступи через себя и дальше иди, один или с ней, но если ты ещё раз станешь слабым, то она перебьёт тебе позвоночник.
Слёзы. Зря ты слез с кокаина – он бы тебе настроение поднял. И мир обрушился на твоё красивое и сильное и светло тело, он обрушился светом солнечным и ветром прохладным. А ты думала, что причинила мне боль и страдания? Прости, но это не так.
Мир снова вращается и как-то легко и глупо. Когда ты слышишь – я просто хочу спать, это мо жжет и означать, что хочется смерти. Её вкусный гранатовый вкус и запах сырой земли.
Но пока нас ещё Создатель не позвал с собой в свою казарму и не поставил в ряд – мы ещё можем побывать в странах ближнего востока. В таком-то году. Во столько-то и столько-то.
И смотрит она на тебя каждое утро с опаской. Боится. Боится, что ты уйдёшь – не простишь. Останешься. Простил. И никогда не настанет того утра когда я тебя покину. Если только я не умру раньше тебя, а я и так умру раньше. Так что не переживай мою смерть изо дня в день. Становись меня старше, меня застывшего навсегда в свои тридцать лет. И найди себе такого же что сможет тебя обнимать и заботиться. Ну что сложно найти? Я знаю. Но незаменимых нет. Вот и мне найди замену. А наше дочке соври – скажи, что я лётчик. И пусть она никогда не узнает о трёх моих опубликованных книгах. Ну да они стали бестселлерами и одна из этого маленького списка получила «Пульцеровскую премию». И пусть моя дочка называет папой другого мужчину и никогда не вспомнит обо мне.
Вот  тебе и трагедия. А ты там: измены, скандалы, уходы. Думала, меня это задевает, причиняет боль? Даже смерть тронет лишь только моё тело и оставит свежие страницы книг, что разойдутся миллионными тиражами по всему миру.
Ну что нашла себе на меня похожего? Ну, вот и славно. Не приходи больше на кладбище ко мне уж тем более с ней – с нашей дочкой.
Но любовь излечит всё, как и время, душу твою воскресит в воскресение сентября, когда она снова встретит тебя и полюбит и заснимет на свой новенький фотоаппарат.
Ну а память что помнит измену твою (с тем другим, как его там зовут), память эта черта иная, но и она со временем врёт. И забудется её роман прошлым летом длинной в полтора месяца
Придумается новая жизнь, где для прошлого не останется места.
А простить? Простить можно всё. Ну, вот он и простил, отчего же так страшно мне, ни скандалов, ни криков, - ничего. Вот я дура. Ну и пусть я дура. Главное он прочитал.