Глава 5

    Только сейчас Ксения Николаевна заметила, что у дежурной сестры очень аккуратное лицо. Два черных крылышка бровей в один миг слетелись вместе и застыли в напряженном ожидании.
    Ксения Николаевна то же попыталась принять вид человека абсолютно спокойного:
 – Я хотела только спросить вас…
Сама не зная,  зачем она это делает, Ксения Николаевна сбросила перчатки, открыла свою сумку, но вдруг нервно защелкнула ее:
– Скажите, зачем сюда заходил, вот, передо мною – этот молодой человек, вы меня, надеюсь, понимаете – такой курчавый, с двумя свертками?
– Виктор Саженов, я, кажется, не ошибаюсь, - подсказала сестра.
Точно молния,  сверкнули эти слова в глазах Ксении Николаевны, несмотря на то, что были они произнесены очень тихо.
– Да, он!
 – Здесь лежит его жена, она родила…
А говорят еще, что гром не убивает.
Больше Ксения Николаевна не слышала ничего.  Она проглотила предложенный ей стакан воды и только могла спросить:
– Жена?
– Да, жена.
–
И – это правда?
На нее недоверчиво посмотрели. И по-прежнему ответили утвердительно. Спросили. Спросили, точно во сне:
 – А вы, вы, конечно, извините меня, кем вы доводитесь Виктору Саженову?
 – Я …
Ксения Николаевна ничего больше не смогла ответить. Вопрос был повторен все так же тихо и мягко, но более официально:
– Я спрашиваю, мадам, кем вы доводитесь Виктору Саженову?
– Я – мать по…
– Почему это так огорчает вас?
– Почему это огорчает меня?
– Да?
– Странно…вовсе нет…Я – довольна…
     Ксения Николаевна встала и медленно пошла к двери. Ей подали забытую ею сумку. Она поблагодарила и всем своим телом толкнула дверь…Ветер грубо бросил ей в лицо колючую снежную пыль, ослепил на миг, забил дыхание. Она вытерла лицо скомканной перчаткой, остановилась и в ту же минуту почувствовала, как она устала – всё в ней и руки, и ноги, голова, впервые отказались работать, точно она перед этим проделала какую-то тяжелую физическую работу. Она села на гранит подъезда и громко вздохнула:
 – О, боже, Витя, зачем ты так, мой мальчик?
И ей захотелось плакать. Холод забрался под пальто. Она вздрогнула и еще раз вздохнула – тише и спокойнее. Морозный воздух хорошо освежал голову.
– Я – мать его, да, мать… И что мне делать?
Кто мне может подсказать,  – точно сестре отвечала Ксения Николаевна.
Работая, мысли понесли ее, как на скачках. Она взяла один барьер – подсказать. Второй –кто?...И вдруг остановилась со всего разбега. Мир перевернулся вверх дном. Ей показалось, что она летит, летит, летит. Не за что ухватиться, негде остановиться. Она простонала, расстегнула пальто: ей стало жарко. Казалось, самое  благотворное лето вселилось в ее сердце и гонит по всему телу всеоживляющую влагу, кровь. Она спешит в мозг, и по пути теребит, будит каждую клеточку. Торопит ее – отвечай, отвечай, ты –
мать. И никто больше, только –ты! И вместе, рядом со всплывающим в памяти словом «совесть», как удар о землю после недолгого, но страшного полета мысли, приходит ответ, пока еще туманный и неопределенный, как облако. Но сгущаются его частицы, кристаллизуются…И где-то в заснеженном углу подъезда Ксения Николаевна видит его первый решительный шаг. Не спеша, она поднялась и вошла в приемную:
– Сестра… Передайте жене Саженова…
Поправилась:
–Жене Вити. Нет,  вы ничего не передавайте. Я хочу ее видеть сама и ребенка
–Хорошо. Вы их сможете увидеть во втором окне.
– Направо?
–Да, да, за углом. Направо, второе окно.