Эвтаназия эссе

Лёгкой жизни я просил у Бога:
Посмотри, как мрачно всё кругом.
Бог ответил: — Подожди немного,
Ты ещё попросишь о другом.
Вот уже кончается дорога,
С каждым годом тоньше жизни нить.
Лёгкой жизни я просил у Бога,
Лёгкой смерти надо бы просить.

Ива;н Ива;нович Тхорже;вский

Эвтаназия, или "легкая смерть", есть прекращение жизни личности, испытывающей страдания и не имеющей возможности эти страдания никаким другим путем прекратить.

Таково определение, в вольном пересказе с языка Википедии. Однако вокруг него бушуют (и вряд ли скоро прекратятся) бесконечные этические споры. Как человек, который каждый день сталкивается с вопросами, имеющими отношение к страданию и смерти, я считаю, что каждому человеку очень полезно сформулировать для себя отношение к этому вопросу, потому что когда на нас внезапно сваливается нечто подобное, думать логично уже очень тяжело.
Когда говорят о медицинской эвтаназии, подразумевается, что человек не просто болен, и не просто болен смертельно, а покидает мир уже буквально в ближайшие дни, при этом его жизнь уже лишена какого бы то ни было удовольствия - он страдает от боли, не может вставать, не может контактировать с близкими, и не желает продолжать жизнь в таком состоянии.

Прежде чем размышлять об этической оправданности эвтаназии, следует сперва отсечь неподобающее использование этого слова. То есть евгенику. Псевдонауку о том, что некоторые люди хуже других и не заслуживают жизни просто потому что родились не такими, как надо обществу. Например, гомосексуалистами, евреями или людьми с синдромом Дауна. Эту кошмарную концепцию привязали к понятию эвтаназии нацисты, и обсуждать это сейчас просто гнусно. Думаю, никому не надо объяснять, что концлагеря - не пристанище эвтаназии. Даже говорить о подобном противно, однако мне важно было подчеркнуть - мы совсем, совсем не об этом. Скорее наоборот. Мы о свободном выборе КАЖДОЙ личности.

Кроме того, эвтаназию нельзя обсуждать в рамках какой бы то ни было религии, особенно авраамитской (христианство, иудаизм, ислам). Не желая никого обидеть, относясь с уважением к любым религиозным направлениям, нельзя все же не отметить, что для религиозного человека в вопросе эвтаназии просто нет никакого вопроса. Религия запрещает эвтаназию. Бог дал, бог и взял, торопить его нельзя. Вот и вся дискуссия. Культурное наследие этих религий, скорее всего, ответственно за такие ценности, как "борьбу за жизнь любой ценой", презрение к самоубийцам и покорность перед лицом любых испытаний. Уважая желание человека умереть согласно своей вере (а что нам, медикам, остается), мы его торопить и не будем. Однако для тех, кто не может опереться в подобных вопросах только на святые книги, давайте все-таки расскажем, почему эвтаназия - понятие сложное и неоднозначное.

Эвтаназия в наше время делится на два вида - активная и пассивная. Пассивная эвтаназия позволяет НЕ делать все, что можно для спасения жизни человека. Не подключать к аппарату искусственного дыхания - самый классический пример. Не давать лекарств. Только то, что облегчает страдания. И ждать, пока человек сам прекратит существовать. Подобный вид эвтаназии разрешен в ряде стран, в том числе в Израиле, который я и наблюдаю.
Активная эвтаназия - это причинение смерти. То бишь, грубо выражаясь, удушение подушкой. Позволение выдать пациенту смертельную дозу лекарств. разумеется, по его желанию. На данном этапе, согласно той же Википедии, активная эвтаназия разрешена в: Нидерландах, Бельгии и паре штатов США. Отсюда, кстати, вытекает явление Суицидального туризма" неизлечимо больных и умирающих людей в те страны, где разрешена активная эвтаназия. Это ли не сюрреализм? Однако, немного терпения.
А теперь, когда мы хоть немного разобрались с понятиями, перейдем непосредственно к этической составляющей.


О вопросе пассивной эвтаназии. Основной упор делается именно на нее. Она разрешена законодательством в куда большем количестве стран, к тому же всегда можно уцепиться за расплывчатую формулировку "Пациент не хочет подобного лечения, потому что просто не хочет", и заставить его в любом случае нельзя, если он в здравом рассудке. Итак, можно выделить два главных аспекта: 1. желание человека прекратить свою жизнь и 2. признания общества (врачей и медперсонала в первую очередь) этого желания оправданным. Эти два аспекта тесно переплетены, поскольку именно на медиках лежит ответственность определить состояние пациента, но только пациент может принять решение на тему своей жизни.
Что касается медиков, то состояние "умирающий" есть понятие неоднозначное. Самого факта неизлечимой болезни мало. Люди живут с неизлечимыми болезнями годами. Самого "страдания" недостаточно. Сейчас человек мучается, быть может, отчаялся, но мучения можно облегчить, а потом, возможно, избавиться от них. Итак, врач должен взглянуть на ситуацию и рассудить: какова будет продолжительность жизни пациента; каковы шансы на улучшение его состояния; насколько в медицинских силах облегчить состояние пациента и обеспечить ему комфорт. Однако в медицине, увы, нет черного и белого. Главная проблема в том, что мы ведь и в самом деле не можем сказать точно, сколько человеку осталось. На счету каждого медика некоторое количество увиденных своими глазами "чудес", когда человек должен был умереть в течении недели, а протянул он полгода. К примеру, конечно. Медики и не хотят подобной ответственности. Они выдают пациенту информацию. Люди в вашем состоянии обычно живут столько-то. Мы можем предложить вам вот такое облегчение. Насколько нам известно, шансов на улучшение у вас практически нет. И вот это "практически" - мука для человека, готового ухватиться за соломинку. Мы понимаем это, но не можем сказать "это точно, и будет непременно", потому что, хоть это и горько, медики не боги.
В случаях депрессии и отчаяния важно, конечно, не переборщить. Быть может, выдавая человеку информацию о том, что так или иначе он вряд ли проживет больше полугода, мы толкаем его к решению послать эти полгода к черту, а ведь он мог успеть побывать в Венеции и прыгнуть с парашютом. Но медики не перебарщивают. Мы отлично понимаем, что не в бирюльки играем, что жизнь у человека одна, драгоценная, даже если ему трудно, и стараемся всеми силами продлить ее, если видим в этом хоть какой-то смысл для пациента.
Пациент, со своей стороны, зависим от медицины. Он может быть умнейшим человеком, окончившим Гарвард, а может быть неграмотной старушкой из деревни. Когда он в больнице - он получает информацию о себе от врачей, и это само по себе пугает. От того, как мы подаем ему эту информацию, зависит многое - но не все. Характер человека, его система ценностей, смысл жизни, увлечения и любовь, все, что составляет его сущность, идет в дело. Да хотя бы та же религия может легко перетянуть чашу весов. Смертный грех, перспектива попасть в ад - и человек твердо настаивает на любом медицинском вмешательстве. Пассивная эвтаназия оставляет религиозному человеку лазейку (отказ от подключения к аппарату искусственного дыхания), но это зависит от того, как он понимает и воспринимает свою веру, и не нам его судить.
С другой стороны, пассивную эвтаназию можно рассматривать как пытку. Пусть не мы ее причина, но мы стоим и ПАССИВНО наблюдаем. Медикам подобная ситуация особенно тяжела, поверьте, у нас уже на уровне рефлексов стремление спасать и лечить. Неоднократно я была участницей событий, когда зарвавшийся медик не выдерживал и давал таки какое-нибудь лекарство, которое продлевало пациенту жизнь... на несколько часов. Страшных для всех часов.
Очень облегчает ситуацию возможность подачи пациенту внутривенных обезболивающих, сиречь морфина. Пациент спит, и во сне умирает. Как минимум, он не испытывает страданий, и скажу вам, это невероятное благо. Невыразимое словами.

В активной эвтаназии ко всем этим вопросам добавляется еще сама суть прекращения жизни. Как ни крути, но когда человек глотает таблетки или режет себе вены, чтобы покончить с жизнью - это самоубийство. Как ни крути, но дать смертельную дозу человеку - это убийство. Самоубийство многим претит (хотя бы из-за той же веры), а убийство - тем более. Немного найдется людей достаточно хладнокровных, немного найдется случаев, достаточно однозначных, чтоб всегда себя оправдать. Быть может, именно поэтому активная эвтаназия, хоть иногда она и кажется наиболее привлкательным и достойным выходом, до сих пор запрещена в большинстве стран, как развитых, так и не очень.

Родственники пациента. На самом деле, именно из-за них я и решилась на обсуждение этой тяжелой и сложной темы. 
Так получилось (впрочем, могло ли быть иначе?), что я пишу эти строки на работе, в одну из редких спокойных ночных смен. За очередным примером не нужно далеко идти, он ровно у меня перед носом. Большая семья, дети, внуки, жена. И сам пациент, который уже не может говорить. И безумно тяжело понять, чего он хочет. Или он вообще без сознания. К кому мы пойдем за решением, что делать с пациентом? Конечно, к семье.
У семьи же влияющих факторов еще больше. Помимо всех культурных мотивов, особенностей религии и характера и черт знает чего, они ведь не сам пациент. Они не хотят такой ответственности. Они любят "пациента", который для них папа, мама, просто "он". Они не хотят решать за него. И не хотят мучить его. И не хотят лишаться его. И не хотят лишать его жизни. И вот, мы задаем им в лоб вопрос: или мы его оставляем в покое, и он умрет в течении нескольких часов, или мы пытаемся поставить его на аппарат искусственного дыхания, и если он не умрет в процессе, он проживет еще пару дней. Может, неделю. В бессознательном состоянии, конечно.
Кому не нужно время, для того, чтобы подумать над подобным вопросом? Нам, медикам, не к спеху. Но пока они думают, в комнате задыхается и страдает человек, подвешенный между жизнью и смертью.
Зачастую родственники не хотят давать сильные обезболивающие близким, потому что "он тогда все время спит, а мы хотели с ним..."
Иногда они в ответ на наши объяснения повторяют "вы уверены? Это точно? Есть ли хоть какая-то возможность другого исхода?" А мы не можем ответить им так, чтобы они нас услышали. Потому что мы уверены, и это точно, но возможность - одна стотысячная процента - есть всегда. Вопрос, кто за нее платит.
Единственное, что я могу сказать родственникам в подобной ситуации - помимо выражения глубокого и искреннего сочувствия и восхищения их стойкостью: постарайтесь не забыть, что вы делаете это не для себя. Это очень тяжело, но помните, что вы остаетесь, а ему уходить. Сделайте все так, как вы полагаете, хочет ваш близкий. Это не значит слушаться медиков. Это значит слушать больного. А медики... они тут для того и сидят.

Тема эвтаназии - нелегкая тема. Пока я писала, сама много думала, стараясь систематизировать и подать ее как можно проще. Быть может, мне это не вполне удалось, но главное - я вообще напомнила об этом. Мы все, я надеюсь, живем на солнечной стороне улицы. И не хотим задумываться о грустном. Но нет человека, который рано или поздно не столкнулся бы со смертью.

На закуску - рассказ о достойной смерти. Конечно, пациентка - образ собирательный, из уважения к семьям я тасую факты, но даже если этой пациентки и не существовало - ее стоило бы выдумать!
Удивительная женщина лежала как-то раз в нашем отделении (с лимфомой. Злокачественное заболевание лимфоузлов, грубо выражаясь). Шестидесяти лет, победившая рак молочной железы и что-то там с сердцем (мелочи, кто их вообще замечает), она просто излучала спокойствие и уверенность. Ее муж, совсем уже старик, развлекал нас, вылезая по ночам за стаканом чая, рассказами о своем польском детстве и собственных своеобразных взглядах на иудаизм. Он только что не молился на жену, восхищение ею сквозило в каждом его слове, в каждом повороте головы. Двое детей, как положено у еврейской мамы - один врач, другой адвокат, устраивали дежурства рядом с ней, когда она позволяла. Она была капитаном своего корабля. Небрежно разговаривая со своим кардиологом, она сообщала ему о ходе нашего лечения примерно так: "И вот, они полагают, что если я не помру от химии в ближайшие два месяца, то у меня есть такие-то шансы"... Никогда не встречала такого смелого человека. Она построила всех наших врачей, а парочке, которые пытались выглядеть очень умными, устроила такой психоанализ, что потом они ходили очень тихие.
С каждой госпитализацией она все больше слабела. Мы, как всегда, пустили в ход все, что могли, и она принимала нелегкое лечение без лишних жалоб. Муж тоже не жаловался, хотя ему хотелось, было видно по нему. Наверное ,она не позволяла. Когда стало понятно, что на этот раз она проиграла, она совсем не стала торопиться на тот свет. У нее в комнате все время сидели какие-то личности с тонкими бородками или в странных шляпах. Вместе с детьми она разрабатывала сайт, в котором описывала всю свою полную приключений жизнь, все свои знания. До последнего она работала с собственными детьми и мужем на тему принятия ее же собственной смерти! Она еще их лечила! Задолго до последней черты она громко, четко и недвусмысленно сообщила всем, что не желает ни реанимации, ни интубации, вообще никакой ации. Желает тихо и спокойно умереть. И мы с огромной радостью и гордостью за нее дали ей такую возможность. Она просто потихоньку ослабела и начала засыпать, "проваливаться" в бессознательное состояние, а когда ей было больно - мы ей с этим помогали. Последние пару дней, что она уже не могла всех строить и общаться, дети, муж и странные личности вели многоумные беседы, сидя вокруг нее и держа ее за руку. В один прекрасный вечер она просто перестала дышать и сердце у нее остановилось. Она оставила после себя столько хороших воспоминаний, столько мудрости, не говоря уже о спокойной, вполне жизнеспособной семье, которая будет нести память о ней с радостью. И не говоря о том, что в нашем отделении, богатом на смерти всех сортов, ее тоже очень нескоро забудут. Вроде бы - ничего особенного, но когда медики говорят "ушла, как королева!" с дрожью в голосе - это дорогого стоит. А еще больше - уйти без мучений, спокойной за тех, кого оставляешь позади...