Родом из детства

                Родом из детства.


                Пролог.

       Все мы родом из детства. Волшебного времени, когда все вокруг было непознанным и увлекательным. А любая вещь казалось наделенной удивительными свойствами и возможностями. И познать все это казалось  невероятно увлекательным и необходимым. Но это время быстро проходит. Оставляя лишь воспоминания.
     Все они разные. И в большинстве своем – хорошие. Это воспоминания о наших  родителях и лучших друзьях.  О школьной и юношеской поре. О юных мечтах и стремлениях.
     Найдутся, конечно, и не очень хорошие воспоминания. Связанные с бездумными решениями или эгоистическими поступками и желаниями. От которых, хотелось бы, избавиться, но не получается. Потому, что в них - наша совесть,  воспитавшая нас такими, какие мы есть.
      Но как в тех, так и в других – в любых из этих воспоминаний  хранится дух того Волшебного времени, в которое так хочется, иногда, вернуться…


Глава первая - о переездах.

         Это был ответственный момент. Стоя  на стремянке, папа осторожно подтянул тяжелую литую люстру к себе,  и одним движением навесил ее на крючок, торчащий из потолка. Сделав это, он с довольным видом посмотрел на меня, стоящего внизу, и для страховки держащего стремянку обеими руками. 
      - Ничего не понимаю!  Кто положил эту грязь  вместе с моим нижним бельем? – нарушил тишину  сердитый  мамин голос. Хмуря брови,  она    стояла около  дверей в зал,   подозрительно, смотря на нас папой.   В ногах у нее лежала  большая старая  сумка с полу - стертыми фирменными надписями. 
    - Что за шум!  -  откликнулся от потолка папа.
    - Это еще не шум! –  пообещала мама, наклоняясь, и вытаскивая из сумки что - то длинное и квадратное, завернутое в старые газеты –  шум будет, если не сознае-тесь, чье это барахло.   
    - И  вовсе это - не барахло. А очень даже полезные вещи – спустившись вниз и глянув на содержимое картонной  коробки, освободившейся от газетной упаковки - сказал папа - вон у меня сколько – такого - он закрыл коробку и, шагнув, положил ее рядом с кучей других коробочек и свертков, сваленных отдельно в углу у дверей в зал.
     - Лет десять назад – продолжал он -  как я помню, кто-то  все это тоже называл барахлом. Так, что это еще как посмотреть!
     Папа, улыбаясь, смотрел на  маму, намекая на обстоятельства, о которых догадаться, было не трудно. Потому, что  почти всю только, что привезенную мебель  в новую квартиру  и еще многое другое он сделал своими руками благодаря этим сверточкам и коробочкам, в которых находился инструмент и всякие запчасти для ремонта. 
   -  Десять лет назад никто не осмелился бы положить  в мою сумку свои  вещи – категорично заявила мама.
    - Как это никто не осмелился! А я? – спросил папа.
    - Ты?   
    - Ну  да!
    - Интересно! Что - то я не припоминаю ничего такого.
    - Я положил туда свое сердце – сообщил довольным голосом папа и подмигнул мне – не в моей же, его хранить - с грязными носками!
    - Выходит, ты женился на вот этой  сумке, а не на мне! –  вкрадчивым голосом  спросила мама выпрямляясь.
    - Женился я на тебе – быстро уточнил папа – но, в отличие от какого - то там Кощея – бессмертного свое сердце храню не где - то  за тридевять земель, а рядом с любимой. Кстати,  а  твое - где хранится,  или, например вот этого мальчика? –  спросил папа,  ткнув отверткой в мою сторону.
    - Мое, там же  –  сказал я не придумав ничего другого, и принимая папину игру.
    - Зато, мое, не валяется где попало! – сообщила мама: –  А ваши, значит, в этой сумке. Очень хорошо! –  она быстрым движением задернула молнию замка на сумке, и, бросив сумку на пол, поставила на нее ногу.
    - Что же мне теперь с ними делать? – кровожадно спросила она, оглядывая нас по очереди.
     - Не вели казнить! – сказал  папа громким голосом.  Делая отчаянное  лицо и вскидывая  руки, он, незаметно ткнул меня локтем и встал на  колени рядом с ней. Я  бухнулся на пол, рядом  и, с восторгом ожидая, что же будет дальше!
     - Ладно, артисты – не выдержав и улыбнувшись, сказала мама, кладя обе ладошки нам на головы – можете, не беспокоится за ваши бедные сердца. Пока они мне не нужны. А нужен порядок и комфорт в новой  квартире. Так что кончайте ваш балаган и, продолжайте  полезную для меня работу. А там видно будет!
    Мама подняла сумку с пола и вернулась к своим коробкам и чемоданам.
     Папа, довольный получившимся розыгрышем, опять полез на стремянку заканчивать подключение люстры к торчавшим в разные стороны  рядом с крючком проводам.
     Я же,  глядя на него снизу,   сожалел, что все так кончилось. Потому, что меня начали терзать угрызения совести, и мне лично  было, что сказать. Это была моя, а не папина коробка, которую я положил для сохранности в первую попавшуюся, и как оказалось - мамину сумку, предварительно освободив место в ней, для чего пришлось удалить оттуда кое - что. О чем мама пока еще не знала и, о чем я, наверное, и рассказал бы, если бы - не наш балаган.
    В той коробке хранилось почти все мое богатство. Перочинный нож с четырьмя разными, но полезными лезвиями. Местами, царапанное большое круглое увеличительное  стекло. Умеющее при случае поджечь, что угодно. Обломки цветных карандашей и мелков, значки, счастливые номера от пачек сигарет и многое другое. Там же занимая больше всего места,  находилась упакованная модель Аэрона, сделанная мною из дерева и специальной бумаги.
      Модель хранилась в разобранном виде и собиралась за несколько минут. Для этого в специальные прорези в фюзеляже Аэрона нужно было вставить, и закрепить крылья, хвост, подкрылки и  шасси с колесами.  Спереди, там, где находился двигатель, устанавливался пропеллер. В левом крыле было сделано отверстие, в которое продевалась прочная нить. И если, вставив указательный палец в специальное кольцо взять эту нить за другой конец, потянуть за нее и начать вращать вокруг себя, то в этот миг обязательно случалось удивительное.   
    Модель Аэрона неожиданно оживала. Сначала медленно, потом все быстрее двигатель раскручивал пропеллер. Аэрон, увеличивая обороты двигателя, срывался с места и, разбежавшись – взлетал. Набрав скорость и высоту, он выравнивался, и вот уже летит, покачивая крыльями и мигая стоповыми огоньками на фюзеляже. Мерно гудит двигатель. Посвистывает ветер в хвосте и подкрылках. Темные  грозовые облака окутав беззащитный аппарат, то и дело атакуют  его дождем и молниями. Или неожиданно налетает торнадо и начинает неумолимо закручивать в гибельную спираль маленький самолетик. И бывалому летчику в этот момент нужно быть вдвое внимательнее,  чем прежде.
    Но бывало и по - другому. Облака, бликущие под ярком солнцем, не атакуют, а наоборот то и дело расходятся под  летящим  аппаратом и тогда взору открываются неведомые страны и пространства. Которые можно исследовать бесконечно. Но рано или поздно   кончается горючее. Или получив сигнал “SOS” приходилось идти на посадку. Тогда Аэрон, ложась на крыло и постепенно убавляя  скорость, начинал снижаться, осторожно касался земли, и немного прокатившись, останавливался. Глох двигатель, и переставал вращаться пропеллер. И Аэрон застывал в ожидании следующего полета.
    Почти весь день мы были заняты обустройством нашей новой квартиры и моей личной комнаты. И поэтому свой первый выход во двор на улицу мне удалось сделать только вечером. Как и ожидалось ничего интересного из этого не вышло.
   Кругом было все ново и незнакомо. Бесцельно побродив около своего дома, между двумя подъездами и насмотревшись на незнакомых людей  входящих и выходящих из них, я вышел на нагретую вечерним солнцем новую асфальтированную дорогу. Через два одинаковых дома, как две капли воды похожих на мой, собственный, дорога вливалась в шоссе, заполненное редкими авто. За  обочиной, у шоссе, неприступной крепостью стоял высокий некрашеный деревянный забор. Справа, от забора, за поворотом шоссе, неровной линией выстроились  металлические гаражи для личных авто.  А слева, чуть подальше,  просматривались одноэтажные строения неиз-вестного назначения. Еще дальше, прямо, за забором, в голубоватой  дымке виднелись странные нагромождения бесконечных холмов.
     В другое время вид этих холмов сразу же  захватил бы меня, желанием  все хорошенько осмотреть и обследовать. Но, только, не сегодня.  Я уныло вернулся к своему подъезду  и присел в тенечке на теплую скамейку.
     Внутри у меня что-то происходило и, наконец, я понял, что из – за переезда из моей жизни что - то безвозвратно ушло. Здесь не было родного   шахтерского поселка. Вклинившегося между угольными шахтами и горами с утесами, над которыми,  охраняя орлиные гнезда, беззвучно парили отцы орлиного семейства. Отсутствовала детская площадка, огороженная деревянным заборчиком, от которого у меня остался памятный рубец на подбородке  при неудачном спуске зимой на санках. Здесь не было моих друзей, с которыми я, втайне от родителей время от времени устраивал походы к  заброшенным шахтам. Где с риском для жизни мы добывали жирную синюю глину. Которой, можно было пользоваться вместо мыла, и из которой, как из пластилина,  отлично лепилось все, что угодно. И здесь не было и не будет моей прежней школы, зовущей на уроки и в столовую звоном колокольчика в руках дежурного по школе.
     И еще я понял, что при переезде, даже в новый город и в большую новую квартиру, не все так хорошо, как может показаться поначалу.
   Почувствовав себя совсем одиноким в этом незнакомом, дворе, я совсем  уже собрался возвращаться в дом. Но глядя на большую, пустую площадку между домами я, тут же вспомнил про то, что мне наверняка поможет поднять настроение.
  Сверток, в котором находилась коробка с Аэроном, нашлась среди папиных вещей через несколько минут. На сборку ушло еще меньше. Выскочив за дверь, я поставил готовый к полету Аэрон на перила и, наклонился, чтобы застегнуть сандалеты.
    Эту операцию я всегда проделываю за дверью, хотя у мамы от этой и от других моих  привычек по ее словам бывают нервы и головная боль. А папа называет их возрастными, и временно неистребимыми.
    Не успел я разделаться и с одной сандалетой, как где – то внизу хлопнула  дверь и, послышался нарастающий топот от чьих-то стремительных ног. Я едва успел встать и уступить дорогу, как,  задев меня плечом, мимо резво промчался мальчишка примерно моего возраста с пышной рыжей шевелюрой на голове.  Через мгновение, этажом выше, щелкнул замок закрывающейся двери.
  Поскольку такая манера передвижения была и для меня вполне нормальным явлением, то я спокойно закончил манипуляции с сандалетами и когда распрямился, то обнаружил, что  Аэрон исчез.  На перилах его не было. На лестничной площадке рядом и вокруг - тоже. Похолодев от предчувствий, я глянул через перила вниз и стал быстро  спускаться   по лестнице.
   Аэрон лежал недалеко от входной двери подъезда в нише между лестничными перилами и стеной и был теперь похож на кучу обломков, запутавшихся в стартовой нити. Горя от обиды и отчаяния я,  сходил за пустым пакетом домой, собрал туда остатки бывшего Аэрона и, немного подумав, решительно стал подниматься вверх.
     Дверь открыл тот самый человек, который являлся источником моего несчастья и с которым, по моему мнению, обязательно нужно было хотя бы объясниться.
  - Чего тебе - невнятно спросил обладатель рыжей шевелюры, что-то пытаясь быстро дожевать и, проглотить.
  - Я хотел - начал, было, я и, замолчал. Оказывается, пока я поднимался вверх, то успел  успокоиться, и остыть. И теперь не знал  с чего начать.
  - Так чего ты хотел – рыжий мальчик, наконец, дожевал и, проглотил. Лицо его было сытым и удовлетворенным, и у него не было разбитого Аэрона.
    - Вот, смотри – чувствуя, что дальше молчать невозможно решился я, протягивая ему пакет.
    Мальчишка,  шагнув за порог, взглянул внутрь пакета.
    - Ничего себе!  -  сказал он, и лицо его сразу же разительно переменилось. Оно стало таким же озабоченным, как и у меня: - Где, ты его так?
    - Это из-за тебя Аэрон разбился! Когда ты мимо проходил. Я его на перилах оставил, а ты меня толкнул.
    - А может - это ты сам его уронил – оторвав, наконец, взгляд от пакета и стараясь вернуть себе прежнюю   независимость, сказал рыжий мальчишка.
    - Как это сам! -  возмутился я.
    - Сам – значит сам. И вообще я тебя  в первый раз вижу – сообщил  он, совсем уже нагло, глядя на меня.
    - Я тебя тоже – начал, было, я, но мальчишка не дал мне договорить.
   - Больше - и не увидишь – сказал он, и взялся за ручку двери. 
     Я опустил пакет на пол, и, поддернув шорты, смерил своего обидчика взглядом. Хоть он и был, немного выше ростом, и плотнее - это не имело никакого значения. Во мне, уже, кипело знакомое и еле сдерживаемое чувство, требующее наказать обидчика. И, до сих пор - это всегда удавалось. К сожалению, и некстати  припомнилось, еще и то, что произошло в последний раз.
    Там тоже был мальчик, и даже из моего класса, который, в тот день, видимо торопясь на урок, перешагнул через меня, сидевшего на корточках и завязывающего распустившиеся шнурки на ботинках. Может быть, это и прошло для меня незамеченным, если бы он потом не стал поддразнивать меня тем, что я теперь, из-за этого, перестану расти. Что меня, конечно, совсем не устраивало. В конце концов, эмоции возобладали, и мальчик отправился к директору школы с разбитым в кровь носом, а мне, на следующий день к нему же с папой.
    И, ладно бы, все, на этом закончилось,   но через некоторое время этот мальчик повторил попытку - с тем же, самым, результатом. Но, на этот раз, к директору пригласили, уже, родителей, с обоих, сторон. После чего, несмотря на убежденность своей правоты,  мне пришлось пообещать, всем, присутствующим, что такого больше не повторится.
    К тому, же, за спиной нынешнего мальчишки, появилась внушительная фигура в пижаме и тапках  удивительно схожая с ним лицом и шевелюрой. А  родителям совсем не обязательно, было, знать о наших проблемах.
      - Та - а - ак – после продолжительной паузы - раздался  голос за спиной моего обидчика.
     Рыжая голова мальчишки от неожиданности дернулась, и резво  повернулась на голос отца.         
     - Принеси - ка,  сынок, свой кораблик – оттеснив сына  и изучив содержимое моего пакета, сказал папа рыжего мальчика. Мальчик недоуменно поглядел на отца, но ушел и тут, же вернулся, держа в руках то, что сразу заставило меня забыть про все свои неприятности.
     Кораблик оказался не просто корабликом, а моделью какого-то парусного  судна. На дощатых досках палубы стояли закрепленные  на случай бури миниатюрные шлюпки и катера. Из полуоткрытых палубных люков грозно высовывались жерла пушек. Поднятые паруса на мачтах, казалось, уже вибрировали от ветра на оттяжках такелажа вдоль бортов. И парусник с ударом гонга,  готов был хоть сейчас начать свое  плаванье в неведомое. Я  начал уже прикидывать, где лучше всего можно совершить это плаванье. Но додумать эти приятные мысли до конца мне не удалось.
    - Так, с какой высоты упал твой самолет – как будто из – глубины  моря донесся голос рыжего папы.
   - С пяти метров – машинально ответил я, не имея возможности оторвать взгляд от корабля.
   -  И где это случилось?
   - Там –  я мотнул головой в сторону лестничного марша.
     Папа рыжего мальчика, подхватив парусник из рук сына, шагнул  мимо меня  и, прошел  к перилам лестничной площадки.  Ничего, не понимая, я посмотрел на своего обидчика, и, начиная догадываться, бросился вслед за его папой.
  - Подождите  - сказал я ему в спину и, почувствовал, что голос мой почему - то срывается - нельзя же так!
  - Почему - это нельзя. Ты же за этим пришел - папа рыжего мальчика поставил парусник, так же как и я до этого свой Аэрон на перила, и поглядел вниз в пустое пространство между лестничными пролетами.
  - Да, нет - в отчаянии сказал я. Я просто хотел поговорить. Он ни в чем не виноват.   То есть не корабль, а ваш сын. Никто не виноват. То есть и корабль не виноват тоже - я понял, что начал путаться и замолчал.
   Сердце у меня начало бухать  в груди и, надо было что-то делать.
   - Аэрон можно  восстановить. Его можно  даже   лучше сделать – торопливо добавил я, делая еще одну попытку после отчаянного молчания.
  - Ну, что же! – сказал  папа рыжего мальчика, и обернулся ко мне.   
    Я с волнением  следил, как дрогнули и, пришли в движение веснушки на  его большом лице, и вдруг понял, что в этой квартире тоже любят розыгрыши, которые тоже должны кончаться хорошо.
     - Раз обвинение снято, то теперь нам нужно хотя бы  познакомиться  - сказал рыжий папа,   улыбаясь, и глядя на меня сверху вниз. Я почувствовал, как мои губы тоже непроизвольно  растягиваются в ответной улыбке. А рядом у открытой двери стоял и улыбался еще один человек.
   - Проходи – чего стоишь. Я покажу тебе  еще, кое – что, как давнему знакомому, сказал мне, рыжий  мальчишка,  в этот миг из соседа этажом выше и моего обидчика, неожиданно ставшего моим другом. С легкой руки доставившим,  вскоре,  еще не мало тревог и переживаний.
   Но об этом в следующей истории.


                Глава вторая - о секретах.

           После ужина я поднялся этажом выше и, нажал кнопку звонка. Дверь  тут же открыл человек примерно моего возраста – мой одноклассник и друг.
   - Проходи.  Только не шуми – шепотом предупредил он и, мы через коридор прошли на кухню.
   На кухне, около окна, у батареи,  я увидел то, что явилось причиной  моего визита к другу. Присев на корточки мы  смотрели на два  разноцветных  комочка  шерсти  спящих на теплой подстилке.  Мерно дышащие во сне создания казались такими хрупкими и беззащитными, и такими притягательными, что хотелось тут же нагнуться и погладить их рукой.
   - Гладь - не укусит - догадался друг, мотнув рыжей головой.
  Я протянул руку и, погладил легко дышащий и теплый бок сначала одного существа, а потом  другого. Внутри у меня появилось и, стало расти какое-то удивительное  чувство. Непонятное, но очень приятное.
 - Если хочешь, можешь одного забрать – неожиданно  предложил друг, обернув веснушчатое лицо ко мне. Я живо представил себе несколько замечательных картинок моей будущей жизни связанных с этим предложением, но вместе с этим почему-то представилось и, другое.
   Вздохнув, я с сожалением убрал руку.
   - Я бы с удовольствием, но как родители на это посмотрят. Надо сначала с ними поговорить.
   - Ладно, поговори. Только не тяни - разрешил мне друг по - хозяйски поправляя смятую по краям подстилку.
   В это время один из комочков зашевелился, потянулся, и,  встав неверной походкой,  направился к чашке с едой.   А еще немного времени спустя мы уже забыли про все на свете потому,  что  нас стало четверо и, нам было чем заняться.
   Вернувшись, домой я не стал спешить и, весь оставшийся вечер обдумывал предложение друга, и как на это отреагируют родители. В  папе я почти не сомневался. Он всегда понимал и, поддерживал меня, а вот  маму, как я предполагал,  уговорить будет нелегко. Поэтому,  это деликатное и очень ответственное дело лучше  всего  было разделить на две части. Сначала поговорить с папой, а после этого  можно было браться и за маму. А для этого нужен был подходящий день.
   Подходящим днем была суббота. Поэтому, утром,  когда после завтрака, родители, отправились на рынок,  время до их прихода для меня тянулось удивительно долго. Потом был обед и после него, когда мама прибиралась на кухне, а мы с папой  разбирались с утренними покупками мне, наконец,  удалось осуществить первую часть моего плана.
     А  ближе к вечеру, когда они стали собираться, на давно запланированную вечеринку, и я вышел из своей комнаты, чтобы проводить их  настала пора второй части этого плана. 
  - Рано или поздно нужно решать эту проблему – взглянув на меня, сказал папа, стоя у вешалки в прихожей  и подавая маме пальто.
  - Какую, такую проблему – поинтересовалась мама, одевая пальто  и подходя к  зеркалу, висящему  рядом на стене.
  - В наше отсутствие мальчик один, и на это время ему нужен друг или что – нибудь,  альтернативное.
  - У него есть друг - мальчик этажом выше.
   - Этого недостаточно. Ему нужен  постоянный  и близкий друг. С которым, ему не будет скучно во время нашего отсутствия. Какое – нибудь домашнее животное.
   - Какое - именно? - спросила мама,  поправляя прическу.
   Я замер, затаив дыхание.
    - Например, слон – пошутил папа: - я где-то читал – что в Японии деревья научились  выращивать в цветочных горшках. И комнатных слонов уже, наверное, умеют выводить методом селекции.
  - А крокодила или удава вам в доме не нужно? – мама повернулась, поочередно глядя на нас и знакомо хмуря брови.
  - А что, в наше время можно даже бегемота комнатного иметь –  улыбаясь, сказал папа.      
   - Вот пусть японцы и держат слонов и бегемотов у себя. А в своей квартире я никому не позволю разводить зоопарк - не приняла шуток мама: – И вообще мальчик наш уже большой и пора ему приучиться обходиться хотя бы раз в неделю без родителей, друзей и всяких там  Карлсонов - добавила  она и, осуждающе взглянув  на меня, взялась за дверную ручку.
   - А причем здесь Карлсон?
   - А притом, что от него, так и от всех домашних животных одно лишь беспокойство.
   - Ну что ты …- начал, не очень уверенно папа.
   - Так мы идем или нет? – прервала его мама от порога сердитым голосом.
    - А  как  же! - Папа  шагнул  вслед  за ней,  и,  закрывая  дверь,  на прощанье, поднял сжатую в кулак руку, давая понять, что разговор еще не окончен.
    Несмотря уверенность папы, настроение у меня, все же испортилось. Побродив по пустой квартире, я прошел в свою комнату, освободил от учебников и, тетрадей стол и, открыв стеклянные дверки шкафа, стоящего рядом, достал и, поставил на него модель своего нового Аэрона, оснащенного новейшим резиновым двигателем.  Несколько дней назад, при пробном полете, из - за плохого баланса, Аэрону пришлось совершить вынужденную посадку. При этом пострадал пропеллер двигателя, и лопнули шпангоуты на левом крыле. Не говоря уже о посадочном шасси. Поэтому для устранения последствий аварии, и чтобы не повторить ее в следующий раз, предстоял увлекательный процесс реконструкции пострадавшего Аэрона.
     Через некоторое время, как и ожидалось от плохого настроения не осталось и следа. Взглянув на свой будильник, стоявший на тумбочке у кровати, я с сожалением вернул на место, всё еще требующий восстановления Аэрон, и, прибрав на столе, торопливо  поднялся этажом выше.
   На последующем совещании с другом нам стало ясно, что и вторую часть плана, по всей видимости, придется разделить  на две, а может быть и больше частей.
    - Не дрейфь! - может завтра - получиться- с оптимизмом сказал он, кладя мне руку на плечо.
   Но я только неуверенно пожал плечами.
   А назавтра было воскресенье.
    - Мой коллега по работе вчера рассказал интересную историю  - закончив завтрак и, глядя на маму, готовящую что-то к обеду на кухонной плите - нарушил молчание за столом папа. 
   Я, допил  чай,  и весь внимания стал убирать посуду со стола.
   - Он ездил в гости к своему тестю, работающему  лесником в заповеднике  – продолжал папа, принимая от меня, и складывая в мойку посуду: -  И вот, сидят  они вечером в избе, отмечают приезд   и, вдруг слышат какой-то шум в сенях. Оборачиваются и видят - медведь   в двери лезет.  Даже тесть - старый охотник и то растерялся. А медведь встал на ноги посреди избы и ревет. Что ему надо – непонятно. И неизвестно чем бы все закончилось?               
   Папа замолчал, и с интригующим видом стал смотреть на меня и на маму.
    - Ну, пап – сказал я, забыв на минуту о своих планах и заинтересованный рассказом.
    - И тогда, вдруг, сверху, откуда-то с печи – сказав, папа опять замолчал, делая таинственное лицо.
    - Упали кирпичи! – на этот раз, не выдержав, сказала мама, отвернувшись от своих кастрюлек.
    - Прыгнул кот. Прямо на морду медведю – продолжал папа, игнорируя мамину иронию: – И давай  когтями  драть ее. И что вы думаете? Ушел медведь! Вот умница!
  - Кто, умница? Медведь? – улыбаясь, спросила мама.
  - Кот конечно! Вообще кошки это скрытные, но очень умные существа. А в Египте их даже считают хранителями семейного очага. И в каждом доме у них обязательно есть, хотя бы одна, кошка?  – сделал прозрачный намек папа, глядя на маму.
   - Так то в Египте -  спокойно парировала мама, и отвернулась к кипящим кастрюлькам.
   Папа перевел взгляд с мамы на меня.
   - А нам в школе говорили, что они болезни лечат.  Даже головную боль – вступил я в бой, вовремя вспомнив  постоянное мамино недомогание, часто  происходящее от меня - лично.
    - Они, еще, и мышей могут ловить, – улыбаясь, добавил к моим словам, папа,  со своего стула.
    - Так! Кошки, мышки! Вы мне надоели? –  оборачиваясь и держа на весу, словно  боевое оружие - парящий половник, сказала мама: – думаете, я не поняла ваших намеков! Не дождетесь! Хотя бы потому, что лечить я и сама умею. И историю про кота тоже знаю. Только про  другого. Которого,   приняли в семью, кормили и холили, а когда однажды ударили за дело, то он ночью,  тоже сверху, и тоже когтями! По всему видно, что им без разницы на кого бросаться. А  мне себя жалко, ну и вас конечно – тоже! Поэтому кота в   квартире я не потерплю. Так же как и ваших разговоров на эту тему. Ясно?  – она сердито посмотрела на нас с папой и, махнув половником, отвернулась к плите.
    Папа обескуражено посмотрел на меня и, на этот раз уже как-то неуверенно развел руками. А я с отчаянием начал понимать, что на мамино упрямство, возможно, никакие планы и уговоры могут и не подействовать.
   После этого долго ничего не происходило. Днем родители   отсутствовали на работе, а я в школе. Вечерами, после ужина, каждый, молча, занимался своими делами. Я же сделав уроки, и, по лицу папы убедившись, что перемен не предвидится,   хотя бы на полчаса поднимался к другу  на этаж выше. А потом уже пора было  отправляться спать.
   Так прошло несколько дней. И вот, после ужина,  когда я, делал уроки, сквозь приоткрытую дверь своей комнаты, посматривая в зал, а  мама, закончив кухонные дела и уютно устроившись в своем любимом кресле, вязала, и смотрела телевизор, ко мне  заглянул  папа  и, приглашая махнул рукой.   С радостно бьющимся сердцем я прошел в зал,  и сев рядом с ним на диван,  стал делать вид, что смотрю телевизор. Папа, откинувшись на спинку и шевеля губами, с серьезным выражением на лице,  просматривал свою любимую газету - “Городские вести”.
    - Интересное объявление - наконец, громко сказал он, чтобы привлечь мамино внимание  -  В связи с 25 – летием - всех выпускников филиала “ТИМ” приглашаем на торжественное мероприятие, посвященное этой дате.
     Папа замолчал и посмотрел на маму. Но она, увлеченная сериалом и вязкой,  никак не отреагировала на его слова.
    - А что такое “ТИМ” – поддерживая разговор и пока еще не понимая того, что задумал папа,  cпросил я.
     - Это нужно у нашей мамы спросить – по - прежнему, глядя на маму, ответил папа - по моему это ее очень сильно касается, так как, когда мы познакомились она как раз и училась в этом самом “ТИМе”.
   - И никак, это меня, не касается – не отрываясь от своих дел – сказала Мама, так как ни в каком “ТИМе” я не училась.
   - Интересно знать, мне лично и вот этому  мальчику, откуда же тогда, наша мама сбегала с лекций на свидание с одним молодым человеком – поинтересовался папа.
    - Во - первых – на этот раз мама удостоила папу свом вниманием - я сбегала с лекций по разным причинам, о которых нашему папе знать совсем не обязательно. А во – вторых, мой институт назывался не “ТИМ”, а “ИСМ”. Институт стандартизации и метрологии. И некоторым молодым людям, каждый день мозолившим там, глаза, всем вахтерам,  можно было хотя бы попытаться запомнить три, этих, буквы.
   -  Да уж – сказал папа, судя по лицу,  нисколько не обескураженный мамиными словами. Он отложил на тумбочку свою любимую газету. И в его руках, непонятно откуда, появилась толстенная энциклопедия "Что, где, когда", купленная, по случаю, для повышения моего  личного образования. 
   Я терпеливо ждал, глядя, как папа перелистывает иллюстрированные страницы. Но перелистывание почему-то затягивалось, и  от нечего делать, я, попытался решить в уме  незаконченную задачку по арифметике. Решение тоже затягивалось, поэтому, я не заметил, как папа закончил свое перелистывание.
    - Хотите послушать, кое – что, интересное. Не про кошек! Мы знаем, что мама их не любит,  –    сказал он, вновь взглянув  на маму.    
    - Вот здесь написано, что есть собаки - водолазы, которые, как и дельфины спасают тонущих людей. Только в отличие от дельфинов, их специально этому обучают. А есть, такие, которые милиции помогают взрывчатку или контрабанду искать, на таможне – закончил папа и помахал раскрытой энциклопедией.
- А кто сказал, что я не люблю кошек -  миролюбиво отреагировала мама со своего кресла.
   - Ну, это общеизвестно. Это каждый скажет в этой квартире. Например, вот этот мальчик – сказал папа и, улыбаясь, ткнул в мою сторону книгой.
   - А у нас в учебнике по чтению был рассказ, как ученая собака вынесла из   горящего дома  грудного ребенка. Или даже двух. Такие тоже бывают -  решив не обострять ситуацию,  вступил в разговор я - Собаки, если даже и не ученые все равно очень полезные  и преданные.
   - Особенно когда воспитываются в семье, где есть маленькие грудные дети – подхватил папа и, замолчав, как – то странно, стал смотреть на маму. Я тоже затаил дыхание, еще не понимая что, он опять задумал  и,  чувствуя, что сейчас что-то произойдет.
    - Так, теперь, значит, собака у вас на уме – забыв про свой вопрос, и не собираясь сдаваться, сказала  догадливая мама: - А ухаживать, кто будет за ней, а кормить? Каштанка вам, понадобилась, значит, или   может быть - Му - му. Вы, наверное, забыли, что с ними случилось? А я не забыла. Поэтому, лишних переживаний и волнений мне не нужно! Мне вполне хватает забот о вас двух. И что-то я не вижу среди вас грудных детей, которых нужно кому  - то спасать -  помолчав, добавила мама, оглядев нас, и отвернувшись  к телевизору, опять взялась за вязку.
  - Хо-ро-шо - с расстановкой сказал папа, выпрямляясь на диване и откладывая в сторону энциклопедию -   Почему бы нам тогда действительно не заиметь грудного ребенка, раз нам почему-то не разрешают иметь в доме комнатных животных!
  - Точно - на всякий случай поддержал я его,  глядя на маму - давно уже пора мне иметь   брата или, в крайнем случае, сестренку. Младших.
  - Что? Что? – мама опять обернулась и, поочередно и с удивлением оглядывая нас с папой.
  - Вот именно! -   подтвердил папа,  глядя на сидящую в кресле маму: - Вот, такого  малыша, или еще лучше – малышку -  расставив руки, папа показал размеры необходимого нам ребенка.
  -  И если это будет  малышка, то чтобы она была похожа на тебя – добавил он.
  Мама молчала, и вид у нее становился все больше и больше каким-то растерянным.
  - Опять пеленки, распашонки, ангины, скарлатины и никакой личной жизни! – наконец сказала она -  спасибо! 
   Сердито взглянув на папу, мама встала с кресла и, бросив туда вязку,  ушла в спальню.  Некоторое время оттуда еще доносились ее отдельные слова, заглушаемые телевизором, а потом вдруг стало тихо. Обеспокоенный папа, виновато посмотрел на меня и, встав с дивана, пошел ее успокаивать. Я же посидев еще немного, и выключив никому, теперь, не нужный  телевизор уныло побрел к себе в комнату, понимая, что возможностей уговорить маму, скорее всего больше не будет.
    Но, на следующее утро, после завтрака, когда все собрались, как обычно уходить по своим делам, произошло следующее.
    - Наверное, вы правы - сказала мама, стоя в прихожей около зеркала и поправляя прическу.  Я разрешу вам завести животное. Но только небольшого размера.
  Она обернулась  посмотреть на нашу реакцию и вдруг улыбнулась, глядя на наши  лица: - Может быть, я его даже полюблю, как и   вас в свое время полюбила, не знаю за что. Но чтобы, для меня лично,   не было никаких проблем.
    - Ну что ты! – быстро сказал я папиными словами обрадо-ванный  этой новостью  - Не будет  никаких  проблем – вот увидишь!
   - Хорошо – сказала она – но, к тому времени, когда это дикое животное  станет членом нашей семьи у него должно быть свое имя.
   -  Никакое оно и не дикое, а очень даже домашнее. И имя - я уже придумал – волнуясь, сказал я – Папа вчера говорил о каком-то, там, Тиме. Можно  мне назвать его Тимкой?
    - Тима, Тимка, Тимоха. Для животного - это слишком человеческое имя – начала, было, мама.
    - Ну, что ты  –  взглянув на меня, торопливо сказал  папа – Мальчик, же, сказал, что оно - домашнее.  Мне, к примеру, нравиться.
   -  Зато мне не нравится ваша солидарность – выразилась мама, не совсем понятно для меня, рассеянно глядя на свои часики на руке –  из-за вас я уже  опаздываю.
    - Успеем – сказал папа - насчет этого не волнуйся, но вот как насчет другой   проблемы?
   - Какой, такой, другой? - голос у мамы вдруг дрогнул, и у нее опять сделалось такое   же растерянное выражение лица, как и вчера вечером.
   Что сказал папа, я уже не слышал, потому, что был переполнен  радостью от маминой новости и, кроме того, я, тоже, опаздывал в школу.
    А  вечером, место у батареи, на маминой кухне, было занято маленьким пушистым существом, лежащим на теплой подстилке. Из-за которого, было столько волнений. И как вскоре выяснилось, еще будет.
  Но об этом - в следующей истории.


Глава третья - о  сюрпризах.

       Утром меня, обычно, будит шум  льющейся   воды и аппетитные запахи, идущие с кухни. Но самое интересное бывает  по праздничным и выходным дням. Потому, что в такие дни мама готовит для нас какой-нибудь  кулинарный сюрприз. И в это время на кухню,  никому, заходить не разрешается. Даже Тимке, которому обычно, все дозволено.
   Иногда, мама даже разрешает нам помочь ей, но такое бывает редко.  Потому, что все кухонные дела она делает лучше нас и, ей, не выгодно отвлекать нас от разных полезных домашних дел, которые она нам поручает и, которые, почему – то, всегда находятся в такие дни, когда мы все дома.
   Но,  это воскресенье с самого утра началось не так как обычно. Не дожидаясь пока мы все закончим завтрак, мама, взглянув на кухонные часы, стоявшие на полочке над столом, стала  куда – то собираться.  Уже одетая, она подошла к  папе и забрала у него из рук недочитанную с вечера газету, а вместо   нее вручила, ему, свой фартук. Папа,  повертев фартук, с невозмутимым видом надел его через голову, завязал бретельки по бокам,  так как это обычно делает мама и,  встал около нее по стойке “смирно”.
    Мы  с Тимкой, замерли  у своих недоеденных чашек, в ожидании, что же будет дальше.
   - Те, кто еще не знает,  какой сегодня день и куда я иду и, если им это интересно пусть спросят у того, кто знает - сказала мама, весело взглянув на наши с Тимкой непонимающие лица и, поправила  на плече сумочку с  папиными газетами.
   - А тому, кто знает, куда я иду, хочу напомнить,  что вот в этой духовке к обеду готовится пирог. И через час  духовку нужно будет выключить -  мама, глядя на папу, открыла дверку газовой плиты  и оттуда, повалил аппетитный запах  жаренного.
  - Понятно! – спросила она папу, закрывая дверку.
   - Ну что ты - сказал папа. Он взял в руки  кухонные часы и демонстративно стал переводить  стрелку будильника на час вперед.
   - Не волнуйся мамочка - будет все в порядке -  поддержал я папу, вспомнив  фразу из мультика про волка и козлят, которых  подружило общее полезное дело.    А Тимка смотрел на маму и, молчал. Он у нас еще маленький.
   Подойдя к выходной двери,  мама, помедлив,  обернулась.
   - Не мешало бы к пирогу приготовить еще и первое блюдо. Помниться наш папа что-то умел готовить, когда мы еще не поженились – сказала мама  и, взглянув  на вытянувшееся папино лицо,  улыбаясь, вышла за дверь.
   - Да, уж – сказал папа, закрытой двери и сел на свой стул.
   - Наша мама пошла в парикмахерскую, будем считать это нашим подарком от  нас в ее женский праздник – пояснил он, обернувшись и глядя нас с Тимкой.
   - А что, подарки  и в парикмахерских продают? – поинтересовался я, на всякий случай, до конца не поняв папиных слов  и опять берясь за ложку.            
   - Хорошая прическа - это тоже подарок – сообщил папа, и стал задумчиво смотреть на толстенную кулинарную книгу, лежащую на полке рядом с часами. 
   Мы не торопясь, закончили завтрак. Потом прибрали со стола и помыли посуду. После этого, папа, присел на стуле у окна. И у него в руках, как всегда, неизвестно откуда, появилась припрятанная от мамы его любимая газета “Городские вести”. Взглянув на мое удивленное лицо, он подмигнул мне, и погрузился в чтение. Тимка остался на кухне,   а  я отправились к себе  в комнату.
    На большей  части моего письменного стола, за которым я обычно делаю уроки,  была оборудована целая судостроительная верфь, на стальпеле,  которого  была заложена модель моего первого мореходного судна.      Хотя, это и была простая одномачтовая яхта, но терпения и времени она, уже, потребовала намного больше, чем все мои Аэроны - вместе взятые. Еще не был закончен монтаж полубака, гальюна и не сделано, кое-что, из такелажных работ. Надо было изготовить  оттяжки и натянуть защитные сети. Но уже сейчас виделось, как,  мой первый Корабль раздув несуществующие пока еще паруса, ложась на бок и разворачиваясь по ветру, отправляется в свое первое плавание.
    Возможно, это будет спокойное плавание при хорошем ветре и погоде. И без особых происшествий. Но, может случиться и такое, что перистые облака, плывущие над мачтами судна, станут, вдруг, бурно разрастаться и темнеть. К тому же, переменится ветер.  Легкие волны сменятся на тяжелые валы, то и дело опрокидывающие  Корабль во все увеличивающие водяные провалы. И вскоре капитану и его команде, глядя на рвущиеся, на предгрозовом ветру снасти и паруса, придется в одиночку бороться с разбушевавшейся стихией.
     Возможен и третий вариант плавания, когда на горизонте появятся паруса и грозный флаг какого нибудь пиратского судна или знаменитого” летучего голландца”.  И тогда…
    Что будет тогда, я не успел додумать, так как из кухни   послышались громкие звуки льющейся воды, а потом в мою комнату заглянул папа, и попросил сходить в магазин за молоком и хлебом.
    Я, вздохнул, и, поправив на прощанье установленный недавно такелаж, отправился выполнять папино поручение. -    
    - Не мешало бы, нашей маме, сделать какой-нибудь сюрприз - сказал  папа, провожая меня в прихожей.
    -    Может конфет купить - в коробке!    
     - Конфеты? – с сомнением в голосе, начал, было, папа. Но в это время из кухни послышалось подозрительное, все усиливающее шипение и загремело что – то металлическое.
    - Хорошо, купи что-нибудь – торопливо согласился он  и, тут же забыв про нас, ринулся на кухню.
   Я поднялся этажом выше и, вскоре, со своим другом, мы дружно зашагали по новой асфальтированной дороге, петляющей между домами нашего квартала.
   После того как мы впервые прогулялись с ним в магазин за продуктами, находившийся в нескольких кварталах от нашего собственного, то вскоре, эта, не очень приятная личная обязанность, неожиданно превратилась  в общеполезное для обоих, мероприятие. Во время, которого, можно было без помех со стороны взрослых обсудить все наши проблемы или просто поделиться новостями.
    - Пойдем, я тебе кое-что покажу – сказал я другу, когда мы свернули за угол своего дома.
    Сразу же за домом у дороги лежала округлая бетонная глыба. Неизвестно по какой причине, не вывезенная на свалку, в свое время, строителями. Я остановился рядом с ней и присел на корточки. Мой друг сделал, то же, самое.
   - Ну и что – спросил он, равнодушно глядя на камень.
   - Смотри внимательнее!
   - А чего тут смотреть – начал, было, он и замолчал. Он тоже увидел.
   На каменном острове, в сети разветвленных улочек и домов, сходящихся в центре к ступенчатой пирамиде окруженной странными столбами - ориентирами  расположился таинственный город.
     Давным – давно, здесь, что-то произошло. То ли город был внезапно атакован враждебными пришельцами, пришедшими с соседнего каменного  острова. Или неизвестная неизлечимая эпидемия, какой – нибудь,  каменной болезни  застала врасплох его обитателей. А может быть, ее жители были такого маленького роста, что их невозможно, было, обнаружить даже через увеличительное стекло. В любом случае, город, на первый взгляд казался покинутым.
   Но почему-то, ещё, казалось, что эта пустота совсем ненадолго. Нужно только совсем  немного подождать, и тогда обязательно в этом городе все измениться. На улочках и в домах неожиданно появятся трудолюбивые городские жители. Над мастерскими и кухоньками закурятся дымки от жаровен и очагов. На площади перед пирамидой соберутся ее строители и поклонники, а на самой пирамиде появятся ее жрецы и служители.
  - Здорово – сказал друг, оборачиваясь ко мне - твоих рук дело?
  - Кое, что, здесь, было. Я случайно обнаружил – а остальное дело техники – скромно ответил я. Радуясь реакции друга на мое творчество, стоившего нескольких вечеров и последующих маминых расстройств по поводу моей, вымазанной в  бетонной пыли, одежды.
   - Жалко будет, если камень увезут!
   - Навряд ли!  Иначе я не стал бы стараться. Скорее всего, он здесь - надолго. Ну что, пошли!  -  сказал я, поднимаясь.
    -  Ладно. Потом, еще раз, посмотрю. По – моему, с правой стороны пирамиды нужно, кое – что, подравнять? – сообщил деловито друг, поднимаясь следом и озабоченно хмуря рыжие брови.
   -  Как – нибудь, потом – согласился я.
    Пройдя наш квартал, мы перешли через пешеходный переход и зашагали вдоль невысокого бетонного заборчика, огораживающего территорию нашей школы. Сразу же за двухэтажным корпусом, которого, через дорогу и располагался ближайший продуктовый магазин.
    Во время ожидания у кассы, к хлебу, молоку и конфетам,  я принял решение купить еще и банку компота, который как мне кажется, очень любит мама. Ну и мы с Тимкой - тоже.
    И вскоре, с тяжеленными пакетами в руках мы, с другом, отправились обратно.
   - Компот будет решающим моментом сегодняшнего обеда, и большим сюрпризом для мамы – сказал папа, встретив меня в прихожей и деловито гремя чем-то в карманах фартука.
   - Только его нужно, пока, куда-нибудь спрятать – добавил он и, взглянув на плиту, опять отошел к кипящей кастрюле.
   Мы с Тимкой пошли прятать наш сюрприз. Побродив  по комнатам и ничего, не придумав, мы через спальню вышли на балкон, и, я увидел старый шкаф стоявший боком у самых дверей балкона. Это было то, что надо.
   Свободная полка в шкафе оказалась высоко. И банка с компотом все не ставилась, так как надо. Тимка,  же стоя около меня,  лишь сочувственно смотрел снизу вверх на меня и на мои действия у шкафа. Папа был на кухне. И в это  время за дверью балкона, в их с мамой спальне, вдруг  громко зазвонил телефон.
  От неожиданности Тимка подскочил и, больно вцепился мне в босую ногу. Я схватился за полку. Полка, почему – то, стала  тяжелеть,   и с нее покатилось и стало падать на пол все то, что на ней до сих пор благополучно хранилось.  И я понял, что шкаф сейчас упадет.
   Шкаф я не удержал. После шума от его падения было удивительно тихо. Из прихожей было слышно, как папа положил трубку  параллельного телефона. А потом мы, все вместе,  смотрели на большую лужу бывшего компота, вытекающего из - под папиных запчастей и инструмента, лежащего на полу.   
. Мне было  ужасно неловко и я, поглядывая на папино лицо, гадал рассердиться он на нас с Тимкой или нет.
  Тимке тоже, наверное, было неловко, так как он молчал и большими, испуганными глазами смотрел то на папу, то на меня.
  - Мама звонила. Сказала, что возвращается. Это безобразие мы сейчас уберем, а заодно наведем здесь идеальный порядок. Давно надо было этим заняться, да случая все не было!  – наконец бодрым голосом сказал папа,  глядя на мое расстроенное лицо.   
   Обрадованный таким исходом дела я радостно   кивнул головой.
   Мы вернули  с папой на место опустевший шкаф и, под Тимкиным наблюдением стали наводить папин идеальный порядок.
      Когда вернулась мама, мы не заметили. Из кухни вдруг послышался ее голос, а у папы на лице появилось озабоченное выражение. А Тимка, наверное, уже давно знал о том, чем был сейчас озабочен папа, но молчал.
   На кухне было дымно, и пахло горелым. А в дверях кухни стояла мама,  наверное, от расстройства какая-то  совсем незнакомая.   
   - Да, уж! – сказал папа, взглянув на плиту и, очень знакомо опустил голову.
   Я стоял рядом и тоже старался не глядеть на мамино изменившееся лицо.
  Все было ясно и, нам было стыдно. Даже, наверное, Тимке, неслышно появившемуся рядом с нами.
    А мама стояла и молчала. Но продолжалось это недолго. 
    Потому, что, глядя наши расстроенные лица,  она не выдержала и улыбнулась.
       - Ну, что  я говорил! – тут же сказал обрадованный папа,  с восхищением глядя на маму  – хорошая прическа – это подарок и радость для всех!
    Присмотревшись, и я тоже понял, отчего ее лицо показалось мне таким незнакомым. И почему она стала еще красивее, чем была! 
    - Вы мне зубки не заговаривайте – сказала мама, возвращаясь  обратно в прихожую и раздеваясь.   
    - Значит у вас все в порядке! Так я и знала - сказала она, поправляя в зеркале свою новую прическу. Подойдя к папе, мама забрала у него свой фартук.
    - Чего застыли как столбы - улыбаясь, сказала она, оглядывая нас по очереди – Доставайте пирог. По всему видно, что он давным  - давно готов! 
    - На первый раз я вас прощаю – добавила мама, завязывая бретельки фартука и приоткрывая для проветривания створку окна - потому, что вы неумехи, и потому, что я вас люблю, сама не знаю за что!
   - Зато мы знаем, за что мы тебя любим - сказал папа.  Не сводя с нее взгляда, он  вытащил из духовки газовой плиты что – то  черное и дымящееся и, завернув в пакет, тут же отправил это в мусорное ведро.
    Мы же с Тимкой,  видя, что нам здесь делать, пока нечего, пошли заканчивать наводить папин порядок на балконе. И пока мы это делали,  я понял, что сюрприз для мамы все - таки получился.  Правда, не такой, как нам хотелось бы!
   Что понял Тимка - неизвестно.  Устроившись подальше от шкафа, и поглядывая на меня своими большими глазами, он неторопливо  вылизывал розовым язычком  забрызганные сладким  компотом лапы и шерстку. Потому, что наш Тимка  – котенок. А котята - известные чистюли.
     И судя по его виду, виновным, в происшествии он себя не чувствовал.  Не сейчас. И ни потом.
   Но об этом   в следующей истории.



Глава четвертая - об  экспериментах.


          На закате солнца, в бескрайней пустыне, около  единственной, на многие километры вокруг, каменной скалы, лежащей в песчаных барханах, встретились два паука-монстра. 
    Это были самые боевые представители своего рода. Их брюхо было защищено крепким коричневатым хитиновым панцирем. У каждого из них было  по две пары длинных мохнатых лап, умеющих развить огромную скорость. И по два огромных, желто - прозрачных жвала – челюсти. Которые могли с легкостью перекусить все, что угодно. Тем более друг друга.   
     Медленно отступая, и приближаясь, друг к другу,  угрожающе щелкая своими страшными челюстями, они кружили в боевом танце около скалы.  Маленькие глазки, сверкая злобой, неотрывно следили за своим противником, что не предвещало, одному из них, ничего хорошего. Но долго продолжаться этот танец не мог. Кто-то должен был перейти к последнему и решительному броску. И тогда под мощными жвалами затрещат крепкие хитиновые доспехи и  полетят в песок откушенные лапы и коготки. И восторжествует извечный закон природы – кто сильнее, тот прав, и тот побеждает.
     Но, толи силы у обоих монстров были одинаковые, или вступил в действие еще какой-нибудь неизвестный закон природы – ожидаемого - не случилось. Потому, что характерный шуршащий звук от многочисленных лап – ног и угрожающее щелканье жвал-челюстей постепенно  прекратились, и противники, уединившись по разные стороны скалы, мирно затихли.
   - Вот блин  - как будто из-за каменной стены раздался расстроенный голос друга, возвративший меня из моего мира фантазий.
    Бескрайние просторы пустыни сократились до размеров стеклянной банки с песком, стоящей на моем письменном столе, а каменная скала превратилась в небольшой камешек лежащий в ее центре. Сами же монстры, хотя и значительно уменьшились в размерах, но это нисколько не прибавило им привлекательности.
    - Опять ничего не получилось.
    - А должно было – поинтересовался я, с трудом отводя взгляд от двух буро - желтых представителей паучьего мира. 
     - А как же. В учебнике же, написано, что когда фаланги - самцы, после  свидания становятся, уже, не нужны, то фаланги - самки их поедают. 
    Сосредоточенно сдвинув рыжие брови, мой друг,  в очередной раз опустил в банку длинный карандаш и попробовал вновь расшевелить бывших противников. Но те лишь вяло отползали в сторону, даже и, не пытаясь пустить в  ход свои грозные жвала против возникающей помехи, и тем более друг против друга.
   - А может быть они одинакового пола. Поэтому не хотят друг друга есть.
   - Может быть – согласился друг - По идее, самка должна быть, больше и сильнее. Но мне удалось отловить за гаражами только этих двух.
   - В любом случае – бодро добавил он – эксперимент,  будем продолжать. Только, пускай  пока, они у тебя побудут. А то, мои родители - против.
   - А они не выпрыгнут из банки.
    - Не дрейфь! А это на что – сказал он, продемонстрировав мне металлическую крышку и завинчивая ее на банку. Да и силы у них не те. Попробуй не поесть два дня. Поэтому, они вот - вот должны начать поедать друг друга. И тогда эксперимент закончится.
    - Не нравятся мне такие эксперименты, да и моим родителям тоже, навряд - ли понравятся.
    - Это точно – согласился он, если и они узнают, как мои, вчера, то эксперимент точно провалится. Жалко будет – столько времени потратил на них.   
      - Ладно, подождем еще немного – сказал я. Оглядев свою комнату в поисках надежного укрытия, я встал со стула, и опустившись на четвереньки задвинул банку под шкаф со своими моделями, стоящими и лежащими, как внутри, так и снаружи, на самом его верху. Потом пошел провожать своего друга до дверей.
   Раньше, когда у меня еще не было Тимки, разбудить меня, рано утром, могли только родители, уходящие на работу раньше, чем я - в школу. Не помогал даже будильник, стоящий на тумбочки у моей кровати.
   Но у Тимки, после того как он немного подрос, и по ночам вместо своей подстилки стал забираться ко мне в постель - это получалось лучше всего. Потому, что в поисках подходящего для него места, он обязательно, некоторое время бесцеремонно бродил, как по моей постели, так и по мне лично. По неволе, заставляя проснуться, в ожидании пока он угомониться. Но всякий раз, эту неприятность, он всегда возмещал своим теплым присутствием и тихим мурлыканьем, выражавшим его, хорошее ко мне, отношение. Утром же, он вновь и окончательно он будил меня, когда шумно спрыгивал на пол, и отправлялся по своим делам на кухню или в туалет.
   Но прошлой ночью я проснулся не от Тимки, а от папиных шагов по моей комнате. Странно пригибаясь, он прошел несколько раз туда и обратно. И вскоре ушел в  свою комнату.
А на следующее утро, вспомнив о его ночном визите,  я уже не мог уверенно сказать, было ли это сном или явью. И к тому же утро было воскресным.
    Все заданные на дом уроки я сделал еще вечером, до визита моего друга ко мне. И поэтому, заканчивая завтрак, и забыв обо всем произошедшем,  я уже планировал в уме,  предстоящий поход, вместе с ним, на озеро. Предстояло  испытание на мореходность моей первой модели Корабля. На которую, ушли все зимние каникулы, и еще, много домашнего,  и учебного времени.
   Когда же я поднялся к другу этажом выше, то здесь меня ожидала неприятность. Оказалось, что у его родителей вместе с ним, в это воскресенье, тоже намечен поход, но только не на озеро, а на рынок. И потому, испытание моего Корабля откладывалось, по меньшей мере,  до послеобеденного времени.
   Вернувшись обратно домой, под недоуменные взгляды папы с мамой, мирно смотрящих телевизор, и  сжигаемый нетерпением, я  некоторое время бесцельно бродил в сопровождении Тимки из комнаты в комнату. Потом, не выдержав, взял приготовленный пакет с моделью и отправился к дверям на выход.
   Чтобы добраться до озера кратчайшим путем, нужно было, сначала, проникнуть через секретный лаз  на территорию строительного управления, огороженного высоким деревянным забором. За которым, находились  длиннющие склады и навесы с ремонтируемой техникой.  После этого,  предстояло пробраться еще через один секретный лаз, но  теперь, уже, в бетонном  заборе, огораживающем огромный двор горного управления.
    В этом управлении, из-за которого по приглашению, нам пришлось  покинуть родной поселок в горах, совсем недавно начали работать и мои родители.   Причиной же появления второго  лаза, вполне возможно было не только  наличие краткого  пути к озеру, но и имеющийся во дворе управления бесплатный автомат газированной воды.
   Вскоре, оставив оба управления позади, и, чувствуя приятную тяжесть в желудке, я начал спускаться по еле приметной тропинке, ведущей непосредственно к самому озеру.
   По рассказам местного народа моего возраста, много лет назад,  здесь добывался песок. Пока, однажды, землеройная машина, случайно, не наткнулась на подземный источник воды. Машину пришлось срочно эвакуировать,  а песок продолжать добывать в другом месте. Зато в этом месте, на радость этого же народа, вскоре образовалось настоящее озеро, а со временем появилась даже, кое-какая, рыба.
   Горя от нетерпения и не обращая внимания на незнакомую мне ребятню, я быстро разделся, и, оставив лишнюю одежду,   шагнул в нагретую солнцем воду.
   Выход с воображаемых стапелей прошел удачно. Войдя в воду, слегка покачиваясь и набирая ветер в фалах и парусах, Корабль пошел по направлению, к маяку, выводящему в открытое море. Отзвучали фанфары оркестра и затихли на берегу восторженные крики людей провожающих судно в его первый рейс. Набирая скорость, Корабль миновал маяк, и курсом норд-норд-ост пошел по запланированному тренировочному маршруту. Но, вскоре, по правому борту, у него стал наблюдаться небольшой крен. И у капитана  возникли подозрения о неизвестной пробоине в корпусе под днищем. Поэтому, пока Корабль, еще не ушел слишком далеко от гавани, он дал рулевому команду “поворот оверштаг”.
     Слегка продрогнув, под восхищенные взгляды купающихся и скучающих на берегу мальчишек, я  вернулся к своей одежде.  Вот тут то и подтвердилось, что внутри Корабля, что-то булькает.
   Осторожно осмотрев корпус судна со всех сторон, и налюбовавшись, на истекающую из под киля тоненькую струйку воды, я  устроился  на горячем песке. Прикрыв ладошкой глаза от слепящего солнца, некоторое время просто лежал, наслаждаясь теплом и отдыхом. Потом, стал прикидывать в уме размеры предстоящего ремонта. Но об этот, лучше всего,  мог сказать, только, мой друг, живущий этажом выше.
    С этими мыслями я и отправился обратным путем.
     Тимки, обычно встречающего меня в прихожей, на этот раз на месте не оказалось. Зато, судя по аппетитным запахам из кухни, было самое время для обеда.
   Мама, проследив за тем, чтобы я, помыл руки,  разрешила мне сесть за стол, а сама отправилась в зал.   После чего, оттуда, сразу же, послышался ее сердитый голос.  Пока я торопливо глотал мамин суп, ее  голос, несколько раз, вновь и вновь раздавался из зала.
    Наконец, я отодвинул, пустую чашку, и взглянул на папу. Папа давно уже закончил со своим обедом и теперь невозмутимо сидел за столом со своей любимой газетой “Городские вести”.   
   - Пойду, посмотрю, что там случилось – неуверенно сказал я, приподнимаясь со стула.
    - А ничего там не случилось – сказал папа. У нашей мамы слуховые галлюцинации. Ей кажется, что в нашей квартире завелся полтергейст.
   - А что такое полтергейст – поинтересовался я.
   - Это когда,  в доме начинает что-то шуршать, и мама заставляет папу, по ночам, искать по всем комнатам виновника этого шуршания.
   - Все ясно - сказал я, припомнив странное папино хождение  по моей комнате.
   - Это вам все ясно – раздался от дверей мамин голос – а мне вот не ясно, кто разрешал вашему животному сидеть в моем кресле. И кому оно вообще подчиняется в этом доме?
   -  А никому – ответил папа – разве только вот этому мальчику – он ткнул в мою сторону сложенной газетой – Кошки, они сами по себе. По крайней мере, так в энциклопедии написано.
   - Так вот пусть тогда этот мальчик и уберет с моего кресла своего кота. Мало того, что он гадит в туалете. Так теперь добрался и до моего кресла.
    - Вообще-то мы все гадим в туалете, и кое – кто обещал – начал, было, папа, но, взглянув на мамино лицо тут же замолчал.
   - Вот именно – сказала мама, сердито глядя на папу – я прекрасно помню, что обещала. Но ваше животное пока ничего не сделало для того, чтобы я его полюбила. 
   - Еще сделает – пообещал папа, поднимаясь со стула, подходя и обнимая сердитую маму. 
    Я не стал ждать, чем закончится разговор папы с мамой, а просто встал и пошел спасать от маминого гнева Тимку.
    Когда Тимка, как всегда уютно устроился клубочком в моей комнате на моей постели, я вдруг вспомнил папины слова о шуршащем полтергейсте.  Меня тут же охватило недоброе предчувствие.
    Заглянув под шкаф, я с ужасом обнаружил под ним опрокинутую банку вместе с хваленой крышкой, лежащей рядом с ней. Среди рассыпанного около банки песка  неподвижно лежал, раскинув мохнатые лапки один из пауков.  Второго под шкафом не было. Для убедительности, потыкав лежащего крышкой, и убедившись, что тот не подает никаких признаков жизни я призадумался.
    Во - первых, было ясно, что эксперимент моего друга, хоть и не так как ему хотелось, но все же  завершился. А во -вторых,  в его завершении принял участие еще один экспериментатор. И кто им был, я догадался по следам в песке. Но, прежде всего, нужно было найти второго паука.      
     Для начала я торопливо  обследовал все углы комнаты. Потом  осмотрел все темные места под столом и занялся собственной кроватью. Не обнаружив паука,  я понял, что пора обращаться за помощью.
   Папа с мамой в это время, по – прежнему, находились на кухне. Дождавшись, когда мама отвернется к плите, на которой она начала что-то готовить нам на ужин, я отчаянно махнул папе рукой, приглашая его за собой.
   - Что случилось – спросил он, выходя в прихожую ко мне.
   - Нужна помощь - тихо, чтобы не услышала мама, сказал, я.
    - Нужна - так окажем. Только кому. Твоему коту!
    - Да нет. Ему помощь не нужна. Пойдем - сам увидишь.
    Когда мы прошли в мою комнату и к моему шкафу с моделями, то, заглянув под него, я с удивлением обнаружил, что  второй паук тоже исчез. 
     Под недоуменным папиным взглядом я вновь осмотрел все углы своей комнаты.  Потом, опустившись на корточки, опять проверил под столом и книжным шкафом. Когда же, я выбрался из под собственной кровати, с бухающим от переживаний сердцем, то рядом со своей взлохмаченной головой увидел мамины ноги, в ее любимых тапочках.
    - Что здесь происходит – строго спросила мама, глядя на меня сверху.
  - Вот этот мальчик хотел мне что-то сообщить – сказал папа, стоя рядом с ней, и еле сдерживая улыбку - Только что-то странно у него это получается. Я где-то видел такой способ общения. В каком-то фильме про индейцев живущих в прерии. Только там,  лазили по дереву, а не под кроватью.
   - Паучок пропал – расстроенным голосом сказал я, поднимаясь и глядя на маму – Он в банке жил, а потом куда-то исчез.
   - Какой, такой паучок? Насколько я знаю, у нас только твой кот проживает, да и то, скорее всего, временно. Из-за своего поведения. Кстати! Кто – нибудь, знает,  где он сейчас находиться?
   - Не знаю! Был здесь – глядя на папино, ставшее серьезным,  лицо - торопливо ответил я.
   - Зато я знаю. Твой кот опять сидит на моем кресле. Мало того, что он по ночам гуляет, где ему вздумается и не дает мне спать, так скоро совсем выживет меня из собственной квартиры, как сделал это уже с моим креслом.
    - Ну что ты – сказал папа – никто тебя не собирается выживать из твоего кресла. И тем более из квартиры. А с котом мы сейчас разберемся.
    И папа решительно направился в их с мамой комнату. Но не успели мы с мамой отреагировать на его слова, как он тут же вернулся.
   - Смотрите, что наш Тимка гонял по полу – довольным голосом сказал он, показывая нам что-то  мохнатое,  висящее в его зажатых пальцах.
   Мама испуганно ойкнула, и осторожно обойдя папу, исчезла за его спиной.
    Папа, присмотревшись, достал банку из - под шкафа и, выпрямившись, отправил туда безжизненное тельце паука.
    - Ты об этом хотел сообщить, когда изображал индейца под кроватью – спросил он весело.
     - Да, то есть, нет – мне было совсем не до веселья – в банке был еще один паук.
    - Как! Всего один! Здесь еще десяток может поместиться, а то и больше. Смотря, какого размера – сказал папа, встряхнув банку вместе с ее неподвижным содержимым.
    - Их всего, было два, и мы с другом хотели – начал, было, я, но папа прервал меня.
    - Неважно, что вы там и с кем хотели, важно сейчас найти твоего беглеца. Иначе, нам всем опять предстоит бессонная ночь в этой квартире, а может быть даже и в больнице
     - Фаланги – они не ядовитые - сказал я, припомнив недавно прочитанное, в собственном учебнике, по биологии.       
      -  Ладно, я потом проверю это, в твоей энциклопедии. А пока надо подумать,  где  нам начать этого паучка искать?
    - Не знаю. Здесь его нет.
   - Раз здесь нет, значит нужно искать в соседней комнате. Как и прежнего…
    Не успел он закончить, как из соседней комнаты вновь раздался мамин сердитый голос. И мы с папой, пошли опять спасать Тимку от маминого гнева.
    Сердитая мама, воинственно размахивая поварешкой, стояла рядом со своим креслом. А Тимка, не обращая на нее никакого внимания, сидел к ней задом, на спинке кресла,  нервно поводя в разные стороны длинными ушами.
    - Странно  - сказал папа – остановившись рядом с  мамой и глядя через ее плечо на Тимку.
   - Что странно – спросил я, подходя к папе.
    - По – моему, твой кот, опять, что-то, обнаружил.
    - Поварешку, мою, он обнаружил – сказала мама сердито.
    У меня же, в радостном предчувствии, екнуло сердце.
     - Паук нашелся  – обрадовано сказал я, проследив за настороженным взглядом Тимки, и заглянув за мамино кресло. Вжавшись в угол комнаты, слева от кресла, сидел второй наш беглец. А когда папа отодвинул кресло вместе с Тимкой в сторону, то мама, опять, знакомо ойкнула.  Но на этот раз она осталась на месте, глядя испуганными глазами на то, как он бесстрашно берет за мохнатую лапку неподвижного  паука, и отправляет его, к первому, в банку.
   - Вот видишь – сказал довольным голосом папа, обращаясь к ней – а кто-то говорил, что наш кот ничего полезного  в доме не делает.
   - И что же он такого сделал.
   - Как что? Например, мы бы еще долго искали твоего полтергейста.
   - Здесь вам квартира, а не прерия, в которой можно что-то долго искать. Понятно! – сказала мама, для убедительности ткнув в папу своей поварешкой и повернувшись, отправилась на кухню, продолжать готовить нам ужин.
   - Да уж – сказал папа – это точно. Раз это - наше жилище, то  тебе с твоим другом, в следующий раз, нужно будет хорошенько подумать, прежде чем кого – либо, или что-либо,   приносить в него без нашего, с мамой, разрешения.
    Мы только хотели – начал, было, снова я, но папа сунул мне банку в руки и, уходя к маме на кухню, добавил – А это – ликвидировать!
   Ликвидация содержимого  банки произошла через полчаса в зарослях саксаула, за гаражами. Примерно,  в том же месте, откуда и они и были выловлены. А когда я вернулся домой, то обнаружил следующее.
   В зале, так же как и утром, мои родители,  сидя рядом на софе, дружно смотрели телевизор. Но теперь, на любимом мамином кресле, свернувшись  в клубочек, спокойно, и похоже, теперь уже навсегда, расположился виновник провала, нашего с другом, эксперимента.
     Ни сейчас, ни потом не понесшего никакого наказания за опрокинутую банку. Пострадавшего, вскоре, по совсем другой причине.
    Но, об этом - в следующей истории. 


Глава пятая - о всадниках.

        Вечером, после ужина, папа обычно садится поближе к маме и к телевизору и, посматривая на экран, делает какие - либо домашние дела, или  читает все, что может попасть ему под руку, а потом, при случае,  рассказывает нам что-нибудь интересное.
    Мама, уютно устроившись в кресле, тоже одновременно занята несколькими полезными делами. Смотрит свой сериал по телевизору, слушает папу, читает книгу или что-нибудь вяжет.
    Я в это время делаю уроки, или занят своими  моделями,  или вместе с родителями смотрю в зале телевизор. Но только все по отдельности, потому что, заниматься сразу несколькими делами, как это делают мои родители, у меня не получается.
    Тимка же, облизав лапки и беленькую шерстку на груди,  забирается к кому - нибудь на колени и, свернувшись клубком, делает вид, что спит, выдавая себя   чутко реагирующим  на  все - мохнатым ушком.
   Но как-то раз мы поужинали и, провели вечер без папы, так как он вернулся с работы позже обычного и, наш привычный вечерний распорядок  нарушился.
   - Наш папа готовит нам какой-то сюрприз. И говорит, что это пока тайна, которой, мы все, скоро будем рады – с сомнением в голосе сообщила нам с Тимкой мама, через несколько дней, когда наш вечерний распорядок, опять, был нарушен.
   - Сюрприз – это хорошо – начал, было, я, но, взглянув на мамино лицо, понял, что она, похоже, так не думает. И решил дальше не продолжать. Тимка же, удобно расположившись на папином стуле, как всегда, держал молчаливый нейтралитет.
   - Уж не нашел ли наш папа себе другую маму - сказала в следующий раз мама, когда он  опять не явился к ужину и убирая со стола стала сердито греметь посудой в мойке.
   - Ну что ты! Ты же  сама сказала, что папина тайна скоро раскроется, и мы будем ей рады  -  стал успокаивать я ее.
  - Знаем мы ваши тайны, и, чем они кончаются - как-то неопределенно сказала мама и, на этом разговор был закончен.
    Так прошло несколько месяцев. Мы ужинали без папы, а мама гремела посудой, но уже ничего не говорила, потому, что  если папа  что-то задумывал, то всегда делал это до конца.
    И вот,  как-то, в выходной день, после завтрака,  когда Тимка, заняв свободный мамин стул, приводил себя в порядок, а мы, с папой, убрав со стола и, перемыв посуду,  смотрели на  мамины воскресные манипуляции около плиты,  папа вдруг поднялся со стула, вышел из кухни и вскоре вернулся.         
     - Я где-то читал, что в каждом  мужчине живет всадник, только очень глубоко, на генетическом уровне. А при определенных обстоятельствах этот всадник обязательно в нем просыпается -  усаживаясь обратно на свой стул, с таинственным видом поглядев на  нас с Тимкой, а потом на маму - сказал он.   
    Тимка замер с поднятой лапой и уставился на папу круглыми глазами. А я понял, что сейчас что-то произойдет.
   - Какой, такой, всадник – спросила, отвлекаясь своих  кастрюлек,  мама.
   - Раньше это был обыкновенный  всадник - скачущий на лошади, верблюде, или даже на слоне – пояснил папа, – а сейчас из-за технического прогресса он пересел  на автомобиль.
  - Ну, и что, из этого следует, – мама взяла Тимку на руки и села на свой стул, подозрительно глядя на него.
  - А то, что и во мне  проснулся такой всадник - сообщил с серьезным видом папа -  только я вам не говорил, так как не был уверен. Но теперь точно знаю, что нам теперь нужен  автомобиль. Сейчас это не роскошь, а необходимость.
   - Такая необходимость может быть  у тех, у кого квартира "Евро", а жена и дети круглый год отдыхают на Канарских островах. Или у тех, кому на дачу  не на чем ездить! У нас же пока нет ни первого, ни второго, ни третьего. И неизвестно будет ли, если наш папа после работы  будет тратить полезное для семьи время на какие-то тайны – сказала мама, сердито глядя на папу.
    - А я вот давно уже подумал, что вначале нужно заиметь автомобиль, который у нас на работе можно сейчас приобрести по беспроцентному кредиту. А остальное все приложится. И первое, и второе и третье. Так что Авто у нас теперь есть. А по вечерам я учился, чтобы получить права на вождение и сделать вам сюрприз.   
    С довольным видом папа достал из заднего кармана брюк новенькие  документы с собственной цветной фотографией на них,  и  вместе, со связкой ключей, положил перед мамой на стол.
    - Вот - здорово! – сказал я, обрадованный новостью и тем, что папина тайна, наконец, открылась. Но, мама  совсем не разделила  моей радости.
   - Так вот, оказывается, чему мы обязаны нашими переживаниями - протянула она нехорошим голосом,   мельком  взглянув на папины документы: - И, с каких это пор какой-то там всадник единолично стал командовать семейным бюджетом! Выходит,  мое  личное мнение,  его, совсем не интересует. И его не волнует, что теперь мы вместо его зарплаты, скорее всего, долго будем питаться Авто. И одеваться в Авто.
     Мама сердито смотрела на папу. Папа молчал и, не глядя на нее  крутил на пальце новенькие ключи. Даже у Тимки глаза стали испуганными. Я понял, что папин сюрприз  не получился. И  маму я  давно не видел  такой рассерженной.
    - Знаете что - помолчав, сказала она - Нужно было нашему папе не Авто, а сразу Аэрон покупать. На перспективу. Кто знает, вдруг в нем еще и ящер какой-нибудь проснется. Летающий: - Добавила мама расстроенным голосом.
   Выключив конфорки на плите, она оделась и, хлопнув дверью, ушла к соседке живущей этажом выше.
   Папа встал со стула и, подойдя к окну, с невеселым видом стал  смотреть  во двор. Встав рядом и проследив за его взглядом, я увидел внизу чье - то бликующее  от утреннего солнца Авто, стоящее напротив нашего подъезда. Еще через мгновение, я  понял чье это Авто. 
   Переглянувшись, мы  быстро  оделись и вышли за двери. Но когда мы стали спускаться вниз по лестнице, папа вдруг остановился.
     - Есть поверие – сказал он - для того чтобы  все было хорошо,  в новый дом всегда сначала впускают кошку.
     - А разве Авто - это дом? – догадавшись о чем идет речь спросил я.
    - А как же! – уверил меня папа и, через несколько минут мы  спускались  вниз, с Тимкой на руках.
     Но, сделать так, как мы хотели - не получилось. Тимка, глядя на нас большими испуганными глазами, почему – то никак не соглашался по своей воле лезть в открытые дверцы  холодного Авто. И несколько раз его пришлось возвращать из подъезда обратно. Солнце было закрыто тучами и дул пронизывающий ветер. Поэтому, замерзнув и, потеряв терпение, мы просто взяли  его на руки и, захлопнув дверцы, наконец, устроились на мягких, но холодных сиденьях.   
    Внутри  пахло кожей, резиной и еще чем-то незнакомым. Передав Тимку мне, Папа  завел двигатель и, мы тронулись.  Медленно проехав по двору,  мы въехали в арку, и, сделав круг  вокруг нашего дома, вернулись обратно. Папа на всякий  случай посигналил, но мама конечно так и не вышла. Подождав немного, папа  сделал еще один круг. 
    Когда мы вернулись домой, то у папы на его парадных брюках обнаружилось большое масляное пятно и,   он расстроился из-за этого.  У меня настроение тоже было не очень, так как  мне  прищемило палец, когда я хлопал дверцей. А Тимка, наверное, из-за новых для него запахов все  чихал, и чихал.   
    Обед и ужин в этот день прошли в молчании. Мама опять стала греметь посудой. И я впервые видел их обоих так долго не разговаривающими друг с другом.
   В понедельник, утром, папа после завтрака, долго, ждал маму на улице сидя в машине. Собираясь в школу и поглядывая в окно, выходящее во двор, я с удивлением увидел, как мама прошла мимо, даже не взглянув на папу и наше замечательное Авто. Я в недоумении оглянулся на Тимку сидевшего тут же на мамином стуле. Тимка посмотрел на меня и, чихнул, видимо тоже соглашаясь, что так не должно быть.
   А вечером Тимка заболел. Когда его позвали на ужин, он даже не откликнулся, и, свернувшись клубком,   продолжал лежать  на мамином кресле  грея нос в пушистом боку.
   - Так я и знала. Вот чем кончаются ваши сюрпризы - сказала мама, укрывая Тимку  на ночь моей старой, но теплой рубашкой, из которой я давно уже вырос.
   - Ну что ты! - сказал папа, с озабоченным видом поглядывая на  Тимку и на маму и, наверное, как и я, радуясь, что мама, наконец, заговорила.
   Я тоже был огорчен этой новостью. Вспомнив холодный салон машины, я понял, отчего Тимка чихал в последнее время и, по чьей вине он заболел! С этими не очень приятными мыслями, я отправился спать.
    А на следующий день, когда я вернулся из школы, то обнаружил, что Тимки - нет дома. Я взял стремянку и посмотрел даже там, где он иногда бывал, несмотря на запреты мамы. В антресолях и на стенке в зале, откуда, по словам мамы, Тимка таскал пыль, и грязь – его, тоже, не было.
    Когда же, пришла с работы мама, то по ее расстроенному лицу, сразу сделавшемуся после моих слов, я понял, что она тоже не знает, где он может быть.
   Немного поразмыслив, я отправился во двор. Тимка был домашним котенком, и у него до сих пор не было желания устроить себе побег. Кроме единственного раза, когда он, обследуя кухонное окно, рискнул прогуляться снаружи.
     То ли в это время от ветра схлопнулось само окно, то ли на отвесном карнизе его подвели  собственные когти на лапках, но за свое любопытство ему пришлось заплатить не очень приятным прыжком на землю со второго этажа. Но тогда он, к нашему удивлению, и как ни в чем не бывало, объявился у входной двери сам. Испуганный, но не побежденный.  Так как, своих попыток прогуляться по карнизам  - не прекращал.
   Но в этот раз его не было слишком долго.
   Под взглядами соседей по дому, я несколько раз обошел вокруг него  и хорошенько осмотрел все подозрительные места в каналах.
    Так как наш городок располагался в пустыне, то простого полива деревьям не хватало. Поэтому, когда деревца стали высаживать около нашего дома, то в устройстве простеньких каналов для их регулярного полива, участвовала и вся наша семья. И теперь эти каналы, как паутина тянулись вдоль домов, сходясь у металлической трубы с отверстиями, через которые, по вечерам, подавалась не очень приятная на запах вода.
   Безрезультатно обследовав все вокруг, и вернувшись обратно, я сообщил об этом расстроенной  маме.  А потом пошел поделиться новостями  со своим другом 
   К ужину не появился и папа. Мы по привычке немного подождали его  и, не дождавшись, сели ужинать вдвоем. Но на этот раз после ужина  мама уже не гремела посудой в мойке. 
   Потом мы, сидя в зале, вместе смотрели по телевизору мамин сериал, и очередную историю из жизни Степашки и его друзей. А папы все не было.
   Когда кончились, мои мультики, мама переключила телевизор на  местные известия. Но в это время диктор рассказывал о происшествиях и авариях у нас на дорогах и, она ту же выключила телевизор. Потом,  не глядя на меня, встала и пошла на кухню. Я же, тоже, чувствуя нарастающее беспокойство за папу и за Тимку, отправился вслед за ней,  и, мы стали    смотреть в окно, на кое – как, освещенный фонарями двор, где ещё утром стояло наше Авто. И хотя мы, были вдвоем, мне почему-то, все равно, было грустно и одиноко.
    Скоро у меня  начали слипаться глаза и, не выдержав ожидания, я  отправился в свою комнату. И когда, уже, засыпал, вдруг хлопнула входная дверь,  послышались чьи-то торопливые  шаги, и,  я услышал папин голос.
    В прихожей пахло запахами  нашего Авто, и бензином. Папа стоял у дверей рядом с мамой и в руках у него был наш пропавший Тимка.
     Я взглянул на маму. Она  как-то странно, смотрела на папу и, я сначала не понял, почему, она, так смотрит. Лишь подойдя поближе, я заметил в ее глазах, какой-то, подозрительный блеск.
   - Ну что ты! - ласково сказал папа, свободной рукой обнимая маму. Она, вдруг, ткнулась ему в грудь и, заплакала. У меня тоже защипало в глазах.
   - Неужели нам с Тимкой нельзя раз в жизни съездить к ветеринару, которого еще надо найти! – сказал папа, целуя мамино заплаканное лицо:
    - И бензиновые заправки для нашего Авто, оказывается, тоже нужно хорошо знать, где они находятся, когда бензин почему-то вдруг кончается! И все для того, чтобы вовремя вернуться  домой к любимым людям, – добавил он, отстраняясь и с улыбкой рассматривая меня и маму так, как будто не видел нас, целую вечность!
    Так мы и стояли рядом. Папа улыбался, мама хлюпала в платочек, откуда-то появившийся у нее в руках, а я просто был рад, что папа, наконец - дома, и с Тимкой - все в порядке.
    На следующее утро,  собираясь в школу и по привычке поглядывая в окно, выходящее во двор, я  увидел, как мама подошла и села в стоящее около подъезда  наше замечательное Авто, в котором, ее, ожидал папа. И когда они уезжали, мама, улыбаясь,  помахала мне рукой на прощанье.
  А у Тимки, после укола ветеринара, по выражению папы, аппетит стал, как у черепахи после зимней спячки. И он, даже, спать улегся на стуле, недалеко от своей чашки.
   Я же, с хорошим настроением, отправился в школу, по дороге пытаясь сообразить, пошутил папа, или ему на самом деле известно - какой голод испытывают черепахи, после этой самой, спячки.
   Скоро я вплотную столкнулся с черепахами,  но  об этом уже в следующей  истории.


Глава шестая - о черепахах.

     Когда прозвенел последний звонок наша учительница русского языка и литературы, а по совместительству, еще, и классный руководитель, быстро собрав со стола  журналы, торопливо направилась к дверям. В классе возник и начал нарастать характерный и все усиливающийся  шум от энергичных действий двух десятков спешащих его покинуть учеников  Что-то, вспомнив,  наш классный руководитель, остановилась у дверей.
   - Тише! – сказала она, ожидая тишины.
   - В нашем уголке живой природы появилось два свободных места – дождавшись должного внимания с нашей стороны, продолжила учительница. Но  в этот, самый, момент  за ее спиной  послышался чей -то нетерпеливый мужской голос.
   - В общем, кто – нибудь, из вас принесите завтра черепашек, но только, разного пола – торопливо закончила она  и вышла из класса. 
    Еще мгновение класс переваривал услышанное, а потом взорвался прежним шумом.  А я, собрав свой портфель, отправился в коридор, и стал дожидаться  своего друга из  параллельного класса. Ждать пришлось недолго. И пока мы  шли обратно из школы, я рассказал ему о просьбе нашего классного руководителя, между собой сокращенно  называемого, классной.
    - Надо помочь! – деловито сказал друг, двигая веснушками на конопатом лице.
    - Надо – согласился я.
    Ничего сложного  в просьбе нашей классной учительницы не было. Единственное чего было много в наших краях - это песок, солнце и черепахи. И большие залежи какой-то там очень ценной руды, обнаруженной геологами. Из - за которой и был построен в пустыне наш городок. Черепах же было так много, что иногда они становились серьезной угрозой городским авто. Когда по своим никому не известным делам начинали неторопливо пересекать асфальт, какой - нибудь дороги. Если это была большая и старая черепаха, то в большинстве случаев ей ничего не грозило. В худшем случае ей пришлось бы полежать некоторое время на обочине дороги в перевернутом положении. Для молодых же черепашек такое путешествие, к расстройству водителей и прохожих, иногда  становилось последним. 
    Придя, домой я немного подкрепился и, не обремененный пока никакими делами, при молчаливой поддержке Тимки, занялся  ремонтом Аэрона, пострадавшего при очередном тренировочном полете. Лишь звонок в дверь напомнил о том, что кроме мира аэро существуют и некоторые другие. И с этим приходилось мириться. За дверью с озабоченным лицом стоял мой друг.
   - Ну что, ты идешь? - спросил он с порога.
   - Куда идти? – не сразу понял я - Никуда я не пойду и тебя я вообще в первый раз вижу - попытался я пошутить хорошо известными нам обоим словами, в свое время подружившими нас.
   - Ты, что забыл про то, что твоя классная просила. Мы же договорились на четыре часа.
  - А! - сказал я – заходи, я сейчас - Я вспомнил и, мне было стыдно, что я так позорно забыл о таком важном деле, касающемся даже не его, а меня.
  Под удивленным взглядом больших Тимкиных глаз мы, прихватив  бутылку с водой и хлеб в пакете, торопливо спустились во двор. Через десять минут, пройдя наш квартал, миновав дорогу и длиннющий забор хоз - двора мы уверенно зашагали в хорошо известном нам направлении.
   Хотя  солнце клонилось к закату,  но по -  прежнему  палило, как надо. Поэтому, кроме рубашек с шортами и сандалет, мы   были экипированы, еще, и, летними широкополыми панамами.
   - А знаешь, как я сдрейфил в прошлое воскресенье - сказал друг, когда мы, миновали гаражи на окраине города и, стали опускаться к заброшенной дороге, которая на самом деле была совсем не дорога, а русло когда-то текущей здесь реки. Прямой и очень удобной для ходьбы пешком и  езды на Авто. Поэтому так и привелось - дорога.
   - Помнишь! Мы с папой ездили  за грибами - продолжал он, стараясь дышать   ровно. Путь предстоял не близкий, и мы торопились.
  Я, кивнул головой.
  - Так вот. Ходили мы, ходили - набрали грибов. Я смотрю под одним кустом из песка   что - то торчит. Ну, думаю - ящерка закопалась. Схватил пальцами и давай тянуть, а он почему-то все тянется и, тянется. И все толще и толще делается.
    - Кто тянется – ящерка - спросил я. Мы спустились на полотно дороги из слежавшегося песка и, зашагали по ней к виднеющимся справа возвышенностям - конечной цели нашего пути.
   - Да, нет – хвост! Только это была  не ящерица. А я - то не знал! Все тяну и, тяну. А когда понял, - так испугался, что стою, и пальцы  не могу разжать.
    Друг, продолжая шагать, повернулся и, очень знакомо выкатил глаза с бесцветными ресницами, что изображало, по его мнению, крайнюю степень ужаса.
   - До сих пор вспомнить страшно. Не хотел тебе рассказывать.
   - Здорово - поддержал я его - А дальше что!
   - Дальше! - выдержав паузу,  друг вздохнул  - Отец увидел - он с палкой ходил, грибы в песке ковырял. Ну, и! Жалко змейку.
    - Если бы укусила, тогда жалко было бы тебя - безжалостно сказал я. Мы замолчали потому, что идти было еще далеко и, надо было беречь дыхание.
     Скоро впереди, справа от дороги, как дорожный указатель, показался полу - засыпанный песком огромный скелет, старого верблюда вероятно по зову предков пришедшего на свой последний водопой к высохшему руслу реки и ставшему ему его последним пристанищем.
     Не доходя до этого указателя, мы свернули, вправо оставляя далеко по левую сторону наш город.  В этих местах песчаная почва начинала перемежаться с каменными плитами и, отсюда начинался Карьер. Здесь добывался камень для нашего города и, здесь же в песчаных овражках и между плитами чаще всего встречались норы с черепахами.
    Через полчаса прочесывания в наших пакетах неуклюже и молча стали шевелиться несколько  молоденьких черепашек. Примерно одинакового размера - величиной с маленькую чайную чашку.   Мы присели на нагретую за день каменную плиту и, разложив перед собой свою добычу, вдруг поняли, что у нас возникла проблема.
     - Интересно? – сказал я – Ты знаешь, как определить, кто из них мальчик, а кто девочка?
    - Те, которые потемнее – мальчики – предположил друг, разглядывая серо - коричневые разводы панцирей черепашек начавших расползаться в разных направлениях.
    - А с косичками – девочки! – пошутил я.
    - Где здесь косички? – осторожно взяв сверху за панцирь одну из черепашек, и поворачивая в разные стороны, друг стал с серьезным видом рассматривать ее. Та,  потешно вытягивая из панциря морщинистую шею со змеиной головой и, короткие ножки то и дело цеплялась за его ладонь, острыми коготками, пытаясь выбраться из неожиданного плена.
   Не выдержав, я засмеялся.
   - Ладно – сказал он  – Возьмем две разного цвета и еще одну на всякий случай про запас. Не могут же все три быть одного пола?
    - Не должны – продолжая улыбаться, подтвердил я.
     - Все равно сразу не разберутся. А лишнее, если что, потом, отнесем обратно - рассудительно заявил друг и, взяв лежащий рядом пустой пакет, отправил туда упирающуюся черепашку. 
    Я кивнул, соглашаясь. Поднявшись,  мы отправили в пакет еще двух особей неизвестного пола. А тем, что остались - разрешили ползти на все четыре стороны. Кроме того в отдельный мешок  мы, набрали травы, какую могли найти тут же в овраге, и которой по нашему общему мнению должны были питаться наши пленники.
    Дело было сделано. Наблюдая за шевелящимся перевязанным матерчатым пакетом, мы с облегчением устроились на каменных плитах карьера. Потом сняв сандалеты и панамы, достали из пакета помятый  кусок хлеба и, поделив поровну,   с наслаждением, стали жевать его, по очереди запивая тепловатой водой из бутылки.
    Когда все было съедено и, выпито мы улеглись на нагретые плиты и, заложив руки за голову, стали наблюдать за причудливыми формами плывущих по небу облаков подсвеченных у горизонта уже не ярким солнцем. Голые ноги и лицо обдувал приятный легкий ветерок. Было хорошо, и никуда больше не хотелось идти.
    В том направлении, где должен был находиться наш город, садилось и слепило глаза Солнце. Его тоже можно было увидеть,  но для этого нужно было  взобраться на возвышающуюся сзади  среди карьера скалу. Которую кто - то, однажды, прозвал Львиной, из-за ее формы, и имеющейся пещеры, удивительно напоминающей раскрытую пасть льва. 
  - Ну что, встаем - через некоторое время спросил я.
  - Надо идти - лениво ответил друг, не поворачивая головы и не двигаясь с места.
   - Надо, значит надо - сказал я, вспомнив часто повторяемые папой слова, означающие, что с ленью, конкретно -  моей, нужно бороться только действием. Бороться не хотелось. Почувствовав взгляд, я повернул голову и, посмотрел на выжидающее лицо друга. Мы нехотя поднялись и, разделив пакеты, отправились в обратный путь.
    Идти обратно было тяжелее. Оставив позади Карьер с торчащими из песка тут и там каменными плитами, с большой высоты, наверное,  похожий на заброшенный древний космодром или, аэропорт, мы долго спускались к дороге, осторожно обходя кусты верблюжьей колючки плохо различимые в длинных тенях от Солнца и почему-то попадающейся нам сейчас намного чаще.   
   - Вот зараза - сказал я, вспомнив неприятность, связанную с этим растением.
  - Кто зараза -  не оборачиваясь, глядя себе под ноги и не убавляя шага, спросил друг.
  - Колючки! Недавно на велосипеде проехал по кусту. Ты знаешь, сколько дыр пришлось клеить! 
  - Много! - посочувствовал друг, повернув ко мне сосредоточенное при ходьбе лицо.
   - Одиннадцать штук - сказал я, припомнив наши с папой мучения пока нами не были обнаружены и, заклеены все.
   - Здорово! - сказал друг. Это было и одобрением и поддержкой, и это было приятно.
    Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом и, было хорошим ориентиром для нашего возвращения. Еще через некоторое время мы уже шли по твердому руслу бывшей реки. Друг, шедший все время впереди, вдруг оглянулся.
  - Где твоя панама - спросил он, потрогав свою на голове и, замедляя шаг. Я похлопал по пакету с пустой бутылкой и травой, и остановился, холодея от предчувствия. Панамы в пакете не оказалось.  И тем более не было ее в пакете с черепашками, которую нес друг.
    - Та-а-к - протянул приятель, хмуря выгоревшие рыжие брови, в точности напоминая своего собственного папу. Я обескуражено молчал.
   - Где она осталась?
   - В карьере – припоминая, виновато сказал я.
   - Я тоже виноват - помолчав, сказал он, пытаясь ободрить меня - что будем делать?
   - Я пойду за панамой, – представив, как могут отреагировать родители на мое разгильдяйство, сказал я - А ты как хочешь.
   - Не успеешь! - он смотрел на почти севшее солнце и, я чувствовал, что ему, так же как и мне, совсем не хочется возвращаться.
   - Может быть, завтра сходим – предложил он.
   - Завтра у нас кружок – не вовремя вспомнил я.
   - Тогда! - он замолчал. Мы оба знали, что если идти послезавтра, или еще позднее, то, скорее всего к этому времени моя панама, возможно, будет уже  чьим-то ценным приобретением.
  - Я пошел - упрямо сказал я и протянул ему свой пакет - На, держи.
  - Ты что, один будешь возвращаться. Солнце вот – вот зайдет. Так я тебя и отпустил!  Вместе пойдем! – решительно сказал он и мы,   стараясь не наступать на собственные сказочно - вытянутые тени зашагали обратно к карьеру.
    И пока мы торопливо шли обратно, ориентируясь по своим хорошо заметным в лучах заходящего солнца следам, я, искоса поглядывая на сосредоточенное лицо своего напарника, решал нелегкий вопрос – как бы я поступил на его месте.  Наверное, поступил бы так же. Иначе у меня не стало бы такого друга.
    Приход ночи в пустыне всегда происходит неожиданно. Только, что краешек солнца  освещал все вокруг, и казалось, что это будет продолжаться долго. Но вдруг, в одно мгновение, все вокруг погружается в черноту. Если конечно на небе нет ни облачка. Если облака радовали вас днем своим количеством, формой и белизной, то после захода солнца ярко-бардовые отблески от них еще долго будут напоминать вам о нем.
    Нам повезло. До захода солнца мы успели вернуться к месту нашего последнего отдыха.  Отыскали там, угодившую между каменных плит панаму,  и потом еще, долго шли, обратно выходя к дороге под постепенно гаснущие отблески, под низкими облаками имея в них хоть какой-то ориентир. Уже не обращая внимания на верблюжью колючку и не думая о том, сколько времени займет завтра утром удаление из сандалет, и из других частей одежды этих мелких, но цепких шипов.
     Почувствовав под ногами твердый песок, мы повернули налево и освещаемые светом луны, иногда прорывающимся  сквозь не видимые облака, медленно побрели, надеясь увидеть огни города. Но огней все не было, а дорога вдруг разделилась и, мы остановились. Еще минут через пять бессильного вглядывания в темень вокруг стало понятно, что мы заблудились. Потому, что не знали, в какую сторону  идти дальше.
   - Попадет нам - сказал друг, через некоторое время, выделяясь рядом смутным силуэтом.
   - Если будет кому - ответил я, чувствуя, что у меня почему-то мелко и неприятно стали стучать зубы. Наверное, оттого, что похолодало.
    Мы, молча, продолжали вглядываться, и вслушиваться в темноту вокруг нас. Хотя жизнь в пустыне при любой температуре не прекращается и днем, но по - настоящему она начинается только с заходом солнца.
    Темнота вокруг нас была наполнена шуршанием ветра в и высохших кустах, криками ночных птиц, и разнообразными трелями сверчков. Топотали, и топали вокруг чьи-то маленькие и большие ножки. Что-то шелестело слева от нас и, можно было предположить, что это ветерок гонит кусты  перекати - поле, а можно было представить, что кто-то или что-то приближается к нам медленно и неотвратимо.
   Я сжал крепко зубы так как, мне начало казаться, что они у меня уже стали не стучать, а клацать. И тут я вспомнил, как прошлым летом, к нам в гости приезжал папин брат и, делая страшное лицо, рассказывал, как он однажды заблудился там, у себя, в лесу...
  - Где больше всего шумит - шепотом спросил я застывший на фоне луны силуэт друга.
  Слева, наверное - через некоторое время ответил он - Думаешь там город?
  - Пошли - решился я, и двинулся в том направлении. При свете луны мы шли, стараясь не споткнуться, и не выронить нашу ношу.  Сначала медленно и осторожно, а потом, когда с радостью увидели проблески света и первые огни, все быстрее и увереннее.   
     В город мы вошли намного правее, чем выходили из него. И нам  пришлось свернуть и пройти освещенным и пустынным тротуаром еще два квартала, прежде чем мы, кивнув, друг - другу на прощанье разошлись по своим квартирам.
    Меня, конечно, ждали.
    У дверей, обвив пушистым хвостом лапки меня, встречал своими  большими укоряющими глазами  Тимка. А на кухне у окна, молча, сидели мои родители.
    - Похоже, что в нашей семье опять появились всадники – сказала, наконец, мама, вдоволь налюбовавшись на мои запыленные  сандалеты и поцарапанные коленки: – И каким  транспортным средством вы пользуетесь, что так поздно приходите домой?
    - Черепашьим! – сказал папа, поднявшись со стула  и посмотрев содержимое моих пакетов.  Мне стало смешно, потому, что это было похоже на правду, и я заулыбался.
     - Так! Мы тут все глаза проглядели, и соседи этажом выше названивают! А ему еще и весело! – в руках у мамы я заметил скомканный платок, а в глазах знакомые блестки. 
   -  Ну что ты! – сказал папа - Ничего страшного. Я в его годы…
    - Меня не интересует, что ты делал в свои годы, меня интересует, чтобы в моей квартире и в моем положении, хотя бы последние, несколько  месяцев был  комфорт и порядок – прервала его сердито мама.
    - Ну, это проблематично! – с сомнением глядя на меня, ответил папа.
     - С вами все ясно! Яблоко от яблони… – не договорив, мама швырнула на пол платок и, почему – то держась рукой за живот, не глядя ни на кого, ушла в спальню. Но, тут, же вернулась.
    - Какая, такая, черепаха! –   спросила она, глядя на пакеты в моих руках.
    - В школу, для живого уголка, наша классная, попросила! То есть классный руководитель – быстро поправился я. Мама уже сухими глазами подозрительно посмотрела на нас с папой и ушла обратно в спальню, по – прежнему, странно придерживая руку у живота.
   - Да! – сказал папа, – ты в следующий раз все - таки постарайся маму не огорчать. Ты ведь знаешь, в каком она положении!
   - Догадываюсь! Но это проблематично – сказал я, ухмыляясь, но, взглянув на его серьезное лицо – добавил - Да ладно пап! Не переживай! Постараюсь.
    - Вот именно, постарайся – строго сказал папа, глядя на меня, и выдержав паузу, отправился вслед за мамой.
    Под наблюдением Тимки, набросав немного травы в большой пластиковый тазик, в котором мама обычно замачивает белье, я  осторожно вывалил туда черепашек и начал готовиться ко сну.
    На следующее утро, нагруженный двумя пакетами с драгоценным грузом и портфелем  я подошел к дверям своего  класса. Вот-вот должен был прозвенеть звонок, но  в классе почему-то еще никого не было. Удивленный, я, оставил свой   портфель, и с пакетами в руках, торопливо,  направился к живому уголку.
  Там меня ожидал еще один сюрприз.  Почти весь наш класс почему-то собрался здесь и гудел как потревоженный улей. При моем появлении шум начал затихать и, меня  молча, пропустили туда, где стояла наша классная руково-дительница.
   - Сколько? – деловито спросила она, увидев меня, и пакеты в моих руках
  - Три - сказал я, гордый  выполненной  просьбой.
  Учительница, как-то странно посмотрела  на меня.
  - Выкладывай - велела она и открыла маленькую дверь огороженной подсобки. Чувствуя, как меня охватывает какое - то беспокойство я шагнул внутрь, и застыл. Теперь стало понятно, отчего, у нее было такое лицо! И, почему весь класс собрался  здесь с пакетами в руках!
    В первый раз в жизни я видел столько черепах  вместе - разных размеров цветов и узоров на панцирях. Самые маленькие из них можно было положить в спичечный коробок, а самые большие, не поместились бы  даже в кастрюле. Весь пол подсобки был заполнен ими - молча двигающимися в разных направлениях, царапающихся и наползающих друг на друга - так что мне с трудом удалось пристроить своих. Пакет с травой положить было уже некуда. Скомкав его в руке, и с застывшей  улыбкой на лице я вышел из подсобки и закрыл дверь.
    - Что же мне теперь со всем этим делать? – растерянным голосом сказала наша классная руководительница, оглядывая всех по очереди. Я бы конечно ответил, и у  каждого из нас нашелся бы совет. Но в этот момент прозвенел звонок и мы, оцепив ее кольцом, и перебивая друг друга,  дружно отправились на урок.
    Вечером же я поднялся этажом выше, чтобы сообщить своему другу о неожиданности, произошедшей в школе. А  вскоре произошла еще одна неожиданность. 
    Но это - уже следующая история.


Глава седьмая - о неожиданностях.

            
        Ночью меня разбудили голоса, доносящиеся из прихожей.  Полусонный я поднялся, и, шлепая по холодному полу, вышел из своей комнаты.
    В прихожей, держа в руках телефонную трубку, папа торопливо  диктовал кому-то адрес, а рядом с ним  держась  за живот, сидела  на стуле бледная и серьезная мама. В последнее время она пополнела и сейчас, когда она вот так сидела, в одной ночной рубашке я понял, что беременность не очень-то украшает женщин, даже таких, как моя мама.
     Я  подошел к ней и обнял, грея ее холодные плечи. Рядом столбиком беззвучно возник Тимка, и привычно обвив лапки пушистым хвостом,  тоже стал жалеть  маму своими большими глазами.
     - Папа, скорую вызывает – на всякий случай пояснил я Тимке.
     Мама, повернув голову и глядя на меня снизу вверх, молча, кивнула.
     - Сейчас приедут, давайте собираться - окончив разговор, и положив трубку обратно на телефон, бодрым голосом сказал папа.
     Папа помог маме одеться, и осторожно посадил ее обратно на стул, а мы с Тимкой  отправились на кухню, через окно, которой хорошо просматривался освещенный лампами двор.
   Я открыл холодильник и  налил себе из пакета в стакан  остатки вчерашнего яблочного сока, а Тимке долил в чашку холодного молока. Тимка, распробовав, обиженно фыркнул и, подрагивая хвостом, отправился опять на подоконник, чтобы  за компанию  смотреть вместе со мной за происходящим снаружи. За окном  ничего интересного не  происходило, и были видны только припаркованные соседские авто. Нашего Авто почему – то не наблюдалось, и я хотел было сообщить  об этом  папе, но в это время дорога во дворе ярко осветилась и вслед за этим появилась длинная светлая  машина с горящей мигалкой на верху.
    Едет – радостно крикнул  я папе, сидящему в обнимку с мамой в прихожей. Папа тут же встал и начал одеваться.
     - До-ку-менты не за-будь – то и дело, морщась, видно от  боли по слогам сказала мама.
     - Да, уж - папа снял, одетую было, обувь и зашуршал бумагами в зале, а я, за это время  быстро оделся сам.
     - Ты  куда, это, собрался? – удивленно спросил он, вернувшись –  знаешь который час?
     - Я с вами поеду. Вдруг помощь понадобиться – сказал я, стараясь выглядеть убедительным. На самом деле мне не очень - то хотелось оставаться ночью в пустой квартире. Даже вдвоем с Тимкой.
      Папа задумался, глядя на меня.
      - Вот и помощник вырос – сказала мама, держась за живот и обнимая меня свободной рукой.
      В это время раздался звонок в дверь. Вошел  молодой, мужчина в белом халате и после недолгого разговора  с мамой мы вчетвером спустились по лестнице вниз, и вышли во двор.
    Во дворе было темно и прохладно. Впритык к тротуарной дорожке стояла красно – белая скорая помощь с работающим вхолостую двигателем. Мы подвели маму к боковой дверке, и с помощью сопровождавшего нас врача она исчезла внутри полуосвещенного салона.
   - А мне можно? – как-то неуверенно спросил папа выглянувшего  врача.
    - Да вы не беспокойтесь. Довезем куда надо. В целости и сохранности – спокойным голосом сказал  он, глядя на наши озабоченные лица .
    - Как это не беспокойтесь!  Каждый день что – ли вас вызываем. Может в дороге что случиться. Или помощь, какая понадобиться! – совсем моими словами – сказал папа.
    - Что касается помощи - завтра приходите в регистратуру и там все узнаете - заверил врач, и взялся за ручку дверки.      
    - А куда везете?– запоздало спросил папа вслед закрывающейся двери, и явно нервничая.
    - Во второй роддом едем. Сейчас всех туда возим – глухо донеслось  изнутри, и дверь захлопнулась.  Зажглись фары, и, освещая плиты бордюра и дорогу, скорая медленно тронулась.  Повернув налево к арке, она исчезла в темноте.
    - Во второй – это хорошо. Там ей будет лучше – буркнул папа.
    - Чем лучше – поинтересовался я, чувствуя, что начинаю замерзать.
    - Потому что ближе – не очень понятно объяснил папа – Пошли, а то простынешь!
    Мы вернулись в квартиру к ожидавшему нас Тимке.
    - Завтра поедем к маме, а сейчас отбой – скомандовал папа, и мы отправились каждый в свою комнату. Спать не хотелось, и я долго лежал, вслушиваясь в ночные брожения Тимки и вспоминая бледное лицо мамы. 
    На следующий день, папа заехал с работы за мной,  и мы поехали на своем авто во второй роддом.
    Это было новое и еще до конца   не достроенное  двух - этажное здание. Припарковавшись в том месте, где по этажам в окнах уже висели шторки и занавески,  мы быстро нашли главный вход.  Пройдя через входные двери, мы попали внутрь большого пахнущего краской и почти пустого холла.  В глубине его у  застекленных будочек кое - где стояли посетители, и мы направились к ним. На одной из будочек,  с надписью ‘Регистратура”  на стекле с обратной стороны были наклеены какие-то листочки.
    Шевеля губами, папа начал  искать  на  листках фамилию нашей мамы. Я попытался сделать то же самое, но  было высоко, и  с трудом можно было разглядеть только название и номера каких-то палат обозначенных крупнее.   
   Вскоре, водя пальцем по стеклу, папа начал искать по второму кругу, и я понял, что в этих списках, скорее всего, нашей мамы нет.
    - Так я и знал! Ищите - свищите – сказал он, наконец, видимо вспомнив фразу из моего любимого кинофильма  про Буратино, и чуть помедлив, нагнулся к окошку регистратуры, за которым сидела  полная  женщина в белом халате. Выслушав, та  долго что-то смотрела за своей перегородкой, за которой мне ничего не было видно, потом, подняв трубку телефона, стала куда-то звонить. Видимо не дозвонившись, она вышла из своей будки, и  вместе с папой они прошли в дверь, на  которой было написано ”Посторонним вход запрещен”.
    Я отошел к противоположной  стене и сел на пахнущую лаком деревянную скамейку без спинок и стал осматриваться.  Кругом туда и сюда ходили люди, и я прозевал папино возвращение.
    - Пошли! Нет здесь нашей мамы – сказал он, внезапно появляясь передо мной. Я поднял голову, и, глядя на его мрачное лицо, молча, поднялся. 
     - А где же мама? – задал я мучивший меня вопрос, когда мы уже сидели в машине.
      - Вот именно – где? Я так и спросил – куда вы дели мою жену? А они сказали  – ищите - свищите! – ответил папа, устало, откидываясь на сиденье и  глядя перед собой.
     - Так и сказали?
     - Ну, примерно так.
     - Так поехали, искать – предложил я, и тут же почувствовал, что сказал что-то не то.
     - Рабочий день  кончается – сказал папа, повернув ко мне голову.
      - Ну, и что – не очень-то понял я.
      - Теперь только завтра с утра можно что-то узнать, когда кабинеты откроют, и поднимут бумаги. Проклятая система – вырвалось у него вдруг . 
      - Не переживай. Найдем, ее!– помолчав, сказал я.
      - Что! Что! – совсем как мама сказал папа. И тут понял. Улыбнувшись и подвинувшись ко мне, он обнял меня за плечи.
       - Извини малыш. Конечно, найдем. Уж свою маму мы никому не отдадим!   
    Он взял меня за руку, и я как всегда почувствовал силу и спокойствие исходящие от него и от его руки.
  - Поехали! Сегодня  мы все равно уже ничего не узнаем! А завтра мы им устроим! –  улыбаясь, добавил он, грозя  неизвестно кому, и повернул ключ зажигания. Но устраивать не пришлось, никому и ничего.
   Не успели мы, поднявшись в свою квартиру, раздеться, как зазвонил телефон. Папа, обойдя молчаливо встретившего нас Тимку, шагнул к телефонному аппарату.    
    - Мама! Ругается! - через минуту,  широко улыбаясь, сообщил он, закрыв микрофон рукой: - Говорит, что нас как всегда, когда нужно нет на месте.  А она звонит уже десятый раз – он опять приложил трубку к уху, из которой слышался далекий мамин голос.
   - Прямо уж, десятый раз! –  сказал я, чувствуя как у меня, внутри, все начинает ликовать от радости.
   - Оказывается, ее сначала отвезли  во второй роддом, но там сам видел - не дострой и еще какие-то проблемы, поэтому, после консультации, ее отправили в первый.  И лежит она сейчас на сохранении – сказал папа, когда мы немного успокоились, и заканчивали на кухне свой запоздалый  ужин.
    - Как это - на сохранении – спросил на всякий случай я.   
    - На сохранении – значит, сохраняют, – как всегда непонятно ответил папа,  возможно и сам не зная, что это означает.
    - Понятно? – сказал я  к Тимке, сидящему у своего блюдца с куском недоеденной с утра вареной рыбы, и смотрящего на меня недовольными глазами. С этим вопросом мы и отправились спать.
    Первый роддом находился в старом районе города, и утопал в больших старых деревьях за рельефным металлическим забором. Оставив за забором свое авто, мы с папой прошли ворота, и зашагали по пустынному тротуару к единственной двери по эту сторону  длинного одноэтажного  здания.   
   - Главное не ошибиться дверью – пошутил папа, пропуская меня внутрь небольшого помещения с несколькими посетителями, сидящими на стульях у стен с пакетами и сумками в руках,  и дежурной сестрой  за столом  у двери. Около нее, на стене, висела облупленная доска с надписью “Информация“ с рядом наколотых кнопками  прямоугольников листов.
   На этот раз мы сразу нашли фамилию нашей мамы.
    - Как же так? – недоуменно сказал папа, оглядываясь на меня - мы же заказывали малышку, а здесь написано сын. Три девятьсот. Видно наша мама решила преподнести нам сюрприз.
 - А что такое три девятьсот?
 - Это вес нашей малышки, то есть малыша.
 - Лично мне лучше иметь брата. Любого веса! –  сказал  я.
  - А что,– раз мама так решила, пусть так и будет  - почти четыре килограмма – это богатырь. Я в свое время примерно таким же родился, да и ты тоже – глядя на меня, подумав, сказал папа, и довольный заулыбался.
    - Мама, наверное, рада, раз малыш хотя бы весом в тебя – поддержал я его на всякий случай.    
     - Ну, уж, наверное! Как бы нам теперь повидать нашу маму с нашим малышом! – спросил он, обращаясь неизвестно к кому, и улыбка на его лице сменилась озабоченностью.
    Повидать маму в этот вечер нам так и не удалось.  На следующий день папа прямо с работы заехал в роддом и привез от мамы короткую записку.
     - Ничего не понимаю! На доске было указано три девятьсот, а она  пишет, что ребенок родился весом два девятьсот. Задохлик какой-то – сказал он, передавая мне записку со   знакомым маминым почерком, и лицо его стало огорченным.
      - Ошиблась, наверное, или малыш в маму пошел – стал успокаивать я папу.
      - Если наш малыш будет в маму, то это тоже неплохо – через некоторое время  сообщил нам папа, когда мы с Тимкой отправлялись спать в свою комнату.
     В следующие дни мы, по – прежнему, не смогли повидать маму. 
 - Эпидемия – непонятно отвечал на наши с Тимкой молчаливые запросы расстроенный папа с каждым днем мрачнея все больше и больше. От мамы он приносил только записки, написанные на клочках бумаги карандашом или ручкой. В основном, это были инструкции для нас с папой, и по ним мы узнали,  что по телефону она звонить не может, потому, что телефон далеко, и она боится простудить  себя и нашего малыша.
     - Только родился, а уже такие затраты – сказал папа оглядывая гору вещей, купленных по списку составленному мамой и сваленных у двери в прихожей. Пеленки, распашонки, рубашонки – неужели нашему малышу столько нужно.
    - А как  же – сказал я, помогая ему переносить эту гору в спальню, где стояла новенькая кроватка. Там, как на часах сидел Тимка и встречал каждую новую ношу, предварительно обнюхав ее.
     - Бедная мама – почему – то сказал он, и вздохнул.
     И вот, еще через несколько, дней папа радостный и возбужденный приехал с работы.
     - Собирайся – сказал он, проходя к кроватке и забирая оттуда давно приготовленный большой пакет – пора наших маму с малышом забирать домой.
     - Ура - сказал я – наконец-то.
      - Радуйся – сказал я Тимке, наблюдающему с тумбочки в прихожей за нашими сборами - скоро тебе не придется, есть одну только рыбу.
    Через полчаса мы с папой сидели на стульях в знакомом тесноватом помещении и с нетерпением посматривали на двери, в которую после разговора с папой ушла дежурная медсестра.
    - Долго я буду ждать, пока вы тут насидитесь! – раздался вдруг за спиной мамин, веселый голос.
     Мама уже одетая и готовая к выходу, похудевшая и какая-то новая стояла недалеко от дверей, противоположной той,  куда мы  смотрели, и,  улыбаясь, смотрела на нас. Рядом с ней держа в руках, что – то, завернутое в белоснежное одеяло  стояла улыбающаяся медсестра. Я с радостно забившимся сердцем встал со стула, и, не выдержав, бросился к маме, пахнущей новыми больничными запахами.   
    - Коллектив нашего роддома поздравляет вас с прибавлением в вашей семье – сказала медсестра, когда мы с папой наобнимались, и насмотрелись на нашу маму, и наконец обратили внимание, на то, что находилось медсестры в руках.
  И желает вам,  всего самого доброго и наилучшего – закончила она  и протянула папе то,   что было в одеяле, перевязанном розовой  лентой.
     - Спасибо большое! - папа  торопливо нагнулся, взял на стуле цветы, упакованные в целлофановый пакет, и неловко вручил их медсестре, одновременно принимая то, что было у  нее в руках.               
     - Ждем вас еще – медсестра обернулась к маме, и передала ей папины цветы. Мама почему-то промолчала, но, шагнув, обняла ее.
     - Папа присел на стоящий рядом стул,  откинул уголок одеяльца, и мы стали с интересом разглядывать что-то розовенькое,  время от времени энергично сосущее огромную соску во рту. Это был наш  малыш.    
   - Ну что – насмотрелись! Поехали! Люди смотрят! - сказала мама, стоя рядом и держа в руках пакет и цветы.
    - Теперь у вас будет много такого удовольствия! – раз вам понадобился ребенок – добавила она, когда мы вышли из дверей роддома и направились по дорожке тротуара к нашему авто стоящему недалеко от ворот забора и отсвечивающему бликами стекол от заходящего солнца.
   - Ну что ты – сказал папа.
     Глядя на малыша, он шел со счастливой улыбкой на лице, даже  не замечая, что проходящие мимо люди тоже начинают улыбаться ему вслед. 
   Когда мы приехали домой, мама, сопровождаемая Тимкой,  на ходу раздеваясь первым делом, прошла в спальню.
    - Молодцы – похвалила она, выходя оттуда – только вот еще одно одеяльце нужно было купить. Для замены.
    - Купим сколько надо – деловито сказал,  папа, передавая малыша ей в руки.
    Мы разделись и в нетерпении прошли в зал, где на диване на развернутом  одеяльце лежал наш туго спеленатый  малыш. Еще не проснувшийся, и не видевший ни разу своего родного дома.
    - А он, того – вдруг  сказал папа, показывая  на подозрительное сырое пятно на одеяле.
    - Вот именно! – Приступайте! Вам предстоит теперь много раз это делать! А меня ожидает кухня. Как мне надоели эти больничные каши! - сказала мама и под прежним эскортом Тимки вышла из зала.
    - Принеси-ка из кроватки пеленки – бодро сказал папа, наклоняясь к спящему малышу с каким-то умилительным выражением лица.
    Я сходил в спальню, и, взяв на всякий случай, кое – что, еще вернулся в зал.
    - Посмотри - ка! – каким-то странным голосом сказал папа, стоя ко мне спиной: - По моему, - это не наш малыш? Это даже не малыш, а малышка?
     - Точно – сказал я, подойдя и взглянув на что-то, голенькое,   проснувшееся  и потягивающееся,  и тут же отвел взгляд.    
     - То – то, я гляжу, одеяло розовым бантиком было перевязано, а я, как помню, в пакет положил  ленточку синего цвета, как и положено для мальчика.
     - Подменили – уверенно сказал я   – надо маме сказать!
     - Кого это подменили! – раздался из кухни спокойный мамин голос.
     - Нашего малыша подменили – сказал я, не на шутку взволновавшись - иди, посмотри.
       - Это вас я вижу, подменили пока меня здесь не было – сказала мама, ласково беря на руки маленькое создание,  при ее приближении вдруг проснувшееся и энергично замахавшее руками и ногами,– своих признать не можете!
     - Как это не можем! У нас должен быть мальчик, а это что такое? – спросил папа, каким-то неуверенным голосом.
     - Какой мальчик? С чего это вы взяли?
     - На доске объявлений было написано, папа видел – сказал я.
     - Вашему папе нужно было внимательнее читать и на число смотреть, а главное чувствовать, когда его собственный ребенок на свет появляется. Как я это чувствовала! А он не сделал ни того, ни другого не третьего!
    Папа, став серьезным, уставился на малышку на ее руках. Спохватившись, он стал торопливо менять мокрые пеленки.
   Мама бережно положила малышку  на свежие пеленки,  и быстро перепеленала ее. Мы, молча смотрели, как та,  почмокав соской, мгновенно провалилась в сон.    
  - Во - первых – сказала мама понизив голос и глядя на наши, все еще недоверчивые лица – в роддоме лежала моя  однофамилица,  и двумя днями раньше у нее родился сын.  Я же, была в другой палате и  узнала об этом случайно только в  день выписки, иначе обязательно бы вас предупредила. Особенно нашего папу.
  -  Во - вторых - когда мне принесли нашу малышку, на шее у нее висело вот это – мама, шагнув в прихожую, тут же вернулась и, предъявила нам  круглый смятый кусочек прорезиненой зеленой ткани,  на которой синими чернилами было указано пол, время рождения, и  мамины инициалы.
     - И в третьих! – мама сделала паузу – Если бы у меня родился мальчик, то я бы, наверное, там же, в роддоме  со второго этажа бросилась бы! В доме и так трое мужиков! А я одна!
     - Как это трое – тут же начал, было, я и  замолчал, наткнувшись взглядом на  Тимку  полного внимания на новый для него, мирно спящий  объект.
      - Да, уж – сказал, наконец, папа, опять широко улыбаясь и обняв маму – Я же говорил, что у нас малышка должна родиться. Еще там - в роддоме.  Вот этот мальчик не даст соврать!
    - Было дело. В первый день, а потом  - честно начал я, но тут папа вдруг, ткнул меня локтем в бок, и я замолчал.
    - А потом она у нас и появилась! Такая симпатичная -  похожая на маму  глазами и губами! – продолжил он, улыбаясь, и глядя на маму.
     - Точно! Все сходится! – помедлив, на всякий случай поддержал я папу, хотя особого сходства пока не находил.
     - Что заказывали, то и получили! – сказала довольная мама – не радуйтесь слишком - еще наплачетесь!
    Взяв на руки запеленатую малышку, она пошла в спальню. Мы, с папой переглянувшись, тоже отправились смотреть, как ее в первый раз укладывают  в собственную кроватку, и, не придав особого значения маминым  словам.
      А зря. Как она сказала, так и получилось. Но об этом в следующей истории.