2015 г. Записи 66 Спасибо за беседу

2015 г. Записи 66 Спасибо за беседу

Продолжение.

15 ноября 2015 г. Пришло желание в стихотворной форме поразмышлять над знакомым незнакомцем.

Снег пойдёт и ты родишься,
Станешь мудрым и смиренным,
Справедливым и простым,
Очарованным и милым,

Как дитя в старинном доме,
Как цветок в старинном томе -
Незасушенным, живым.
И такое ведь бывает.

Ты опомнишься, ты станешь
Вспоминать меня, как прежде,
Ты поведаешь стихами,
Как ты ошибался зря,

Как мою ты встретил душу
На путях литературных -
Глянул скупо, равнодушно
И тотчас же позабыл.

Но ведь лучше словопрений
Предложенье дружбы верной,
Что бывает во вселенной,
Кою населяем мы?

Дружба светлая, святая.
Мы, увы, к ней не причастны.
Не иметь даров чудесных...
Ты нас, Господи, прости.

А сна всё нет. Я задумалась о войнах, о военных заводах, о рабочих, отливающих пули, о поездах и машинистах, везущих смертоносный груз, о всех, косвенно участвующих в войнах. Веками безостановочно работает фабрика смерти.

16 ноября. Вторая бессонная ночь. На сей раз сосед над моей головой, вероотно, отпустивший родителей в поездку, включил громкую бумбумкающую музыку. Заснуть невозможно. Молюсь, ничего не помогает. Я обратилась к не прославленным ещё моим святым — владыке Антонию, Александру Меню, старцу Тавриону и другим чудесным людям-молитвенникам. Звук затих. Кое-как удалось уснуть с пилюлями травяными.

Мы помолились с другом о наших проблемах и — о, чудо — я встречаю родителей соседа перед дверью в подъезд. Они сегодня приехали. Рассказываю им без гнева ситуацию, прошу сына не ругать, а поговорить с ним по-человечески. Соседи и не подумали извиниться за своего сына.

Написала большое письмо о моей проблеме, уже не актуальной, поэтессе, которая влюблена в того, кто написал мне, что поэты не дружат, что отнюдь не является правдой. Многие поэты дружили.

Вот наша переписка с тем, кто не согласен на дружбу:

Он: Вы поэт, Галя, и этим всё сказано. Нужны ли поэту друзья? Возможно. Но не друзья-поэты. Поэту нужны читатели.
 
Я: Радость получить от Вас письмо, и очень хорошее письмо. Благодарю Вас.
Поэту нужны все. В том числе и друзья. Зачем тогда существовали бы различные 
поэтические цеха и группировки, зелёные лампы и прочее? Обогащая друг друга, мы
творим себя.
 
Сегодня в метро с карандашом в руках я читала трёхстишия моего знакомого поэта Льва Ионовича Болеславского. Я нашла у него гениальные мысли, я отмечала на полях удачные строки с мыслью о Вас: «Вот бы показать эти стихи!». Делиться жизнью своей, расширять свой мир, добавляя в него все поэтические миры - «Это ли не цель желанная?». (Гамлет) Это моё кредо. Исчерпаем человек в своём мире. Соединяясь с мирами другими, он неисчерпаем.

Он: Как относятся поэты друг к другу? Уважают, ценят, оберегают, помогают. Но не дружат. Я не помню, чтобы у Ахматовой, Цветаевой, Мандельштама, Пастернака были друзья.

Я: Есенин дружил с Анатолием Мариенгофом, с Николаем Клюевым. Ахматова дружила с поэтом Л.К. Чуковской, с поэтом и переводчиком Михаилом Лозинским, с Осипом Мандельштамом. Пастернак дружил с грузинскими поэтами, с ними же дружила Белла Ахмадулина.

Он: Кто-то из поэтов мог приютить Ахматову, когда ей негде было жить.
 
Я: Арсений Тарковский дружил с Георгием Шенгели. У Тарковского часто бывал в гостях Левон Мктрчан, переводчик Андрей Сергеев. Я дружила с Арсением
Александровичем в юности. Он знал, что я пишу стихи. Он выступал с нашей Студией художественного слова, мы вместе с ним выступали на телевидении. Он говорил мне: «Вы вызываете чувство обожания, когда читаете стихи... Неужели Вы думаете, что я написал бы хоть одну строчку, если бы я не думал, что я велик?» Он дарил мне свои книги, пластинки. Он написал на одной из них: «Милой Гале, чтобы помнила, кого надо».  

Он: Пастернак разговаривал со Сталиным по телефону, умолял выпустить
Мандельштама из заключения. Но дружить, в том смысле, как все люди понимают дружбу, они вряд ли могли.
 
Я: Как я понимаю дружбу — делиться всем, чем хочется поделиться. Если в
одном городе живём, то не бросать ни в беде, ни в радости.

Он: Поэт - самодостаточная личность. Ему нужен мир собственных стихов, а не чужих. И свой мир он ревностно оберегает. Он его сам придумал и построил.
Жить в нем поэту уютно и счастливо. Нужен ли там другой поэт со своим другим
миром? Допустим. Но только если он перестанет быть поэтом и станет читателем.
Но возможно ли это? Возможно стать читателем, оставаясь поэтом.
 
Я: Три человека, любившие и понимавшие друг друга: Пастернак, Рильке, Марина.
Эпистолярная дружба, подарившая людям много ценного. Тарковский был знаком с Мариной. Я расспрашивала его о ней. У неё были волосы цветом пшеницы. «Я воевал», - сказал он мне в ответ на мои расспросы о Марине. После ранения он перенёс несколько операций, ногу отняли. Он ходил с костылями. Мы их не видели, мы видели поэта. Иногда он прыгал на одной ноге. Он был тёплый человек, невероятно обаятельный, прелестный, если так можно говорить о мужчине.

Он: Известна дружба Бродского с Рейном и Барышниковым. Но Рейн тонко понимал натуру Бродского, знал, что к нему ни с советами, ни со спорами соваться не следует. И свои стихи навязывать нельзя. Барышников же вообще был далек от поэзии. Думаю, потому, что поэт - не совсем обычный человек. Даже так: не совсем человек.
 
Я: Да, возможно, что поэт больше, чем человек.

Он: Это заповедник большой души, обложенной по периметру красными флажками.
Вторгаться туда другому поэту со своим стилем, знаниями, умениями и философией нельзя. И со своими стихами — нельзя.
 
Я: Пока не понимаю, почему нельзя.
 
Он: Потому поэту нужен читатель, а не другой поэт. 
 
Я: У меня иное мнение. Поэту нужен понимающий читатель, а не просто читатель.
Мой мир многое вмещает в себя. Мне только польза от общения со многими людьми, желательно умными. Однажды я беседовала с Иосифом Бродским. Я долго убеждала его в одном деле. Выслушав меня, он сказал: «Ты победила».

Он: Читатель и поэт находятся на разных полюсах. Между ними ни споров, ни
трений быть не должно. Читатель безоговорочно принимает поэта и не дает ему
рекомендаций. (Разве что: "Простите, Вы при наборе текста буковку пропустили во второй строфе").

Я: Отнюдь не все стихи читающий воспринимает, как нечто безусловно прекрасное. Если он имеет вкус, то даже у великих он может найти то, что ему может показаться не совсем приемлемым. Я знаю такие случаи. Хороший читатель - это поэт, который не может писать стихи, но он может понимать стихи и наслаждаться ими.

Он: У Вас, Галя, есть свой обширный круг читателей.
 
Я: О, нет. Мало читателей у меня, мало рецензий тех, кто понял мою стихию.
Много глупостей я иногда получаю. Люди сами не знают, что они пишут.
  
Он: У меня свой небольшой тоже есть.
 
Я: Слава Богу у Вас хватает читающих. А то, что Вы всем хорошо отвечаете,
меня радует, иногда веселит, более того, Вы стали моим учителем в плане
отвечаний на рецензии, я Вам невольно подражаю, начитавшись ответов. У Вас
восхитительное чувство юмора.
 
Он: С читателями я всегда шучу, иронизирую. Это потому что люблю их - они ведь
среди других выбрали меня, читают и пишут мне.
 
Я: Они читают и других поэтов.

Он: Других авторов я тоже читаю, среди которых поэтов практически не встречаю.
 
Я: Тут я почти согласна с Вами, тьма бездарных версификаций, болтовни, виршей. Но есть Кирилл Ривель, Яков Верховский, Наталья Меньшикова, Наталья Филатова, Татьяна Сергеева, Олег Левандовский и другие — неплохие поэты. Очень интересен Владимир Мальчевский. Я открыла его несколько ранее Вас и написала ему, что после его стихов никого читать не могу. Такое было у меня тогда восприятие.

Он: На каждого автора трачу не более нескольких минут. Для чего?
Не столько оценить их "творения", сколько находиться в курсе того, как сейчас
люди мыслят и о чем думают, что их вообще волнует. А волнуют их в основном
пустяки.
      
Я: Правда Ваша. Ерундой люди живут, мыслителей мало.

Он: Знаете, Галя, была у меня однажды "читательница", которая по простоте душевной пыталась меня свести и познакомить с другими авторами, которые, как ей казалось, тоже пишут хорошо. Меня разбирал смех. Зачем? Чтобы я чему-то у них научился? Но мои учения давно окончены, я сам учил и учу писать. Но тех,
кто только начинает. Сложившегося поэта ни учить, ни поучать нельзя. Это даже опасно! 
 
Я: Чем опасно? Сильного, уверенного в себе поэта не сбить поучениями, если он не прочь учиться дальше. Совершенства достичь нельзя, но стремиться к нему можно и нужно, иначе всё остановится. Бог тоже всё время меняется и развивается вместе с нами. Я всегда учусь всему, что будет всем на благо.

Он: А мои учителя - все классики и давно умерли. Я повторю свою первую фразу: Вы поэт, Галя, и этим всё сказано.
 
Я: Милая, дорогая Душа! Спасибо за беседу.