Больной зуб. часть 1

                Посвящается Клавдии Родионовой.

      В одной большой деревне жил один молодой и ничем не примечательный человек. Звали его Константин. Был он парень простой, дружелюбный и оттого все деревенские имели о нем положительное мнение. Нужно помочь – он не откажет; горе ли, праздник ли с кем разделить – так и это умел. В целом жил Константин трудом земельным, но больше по надобности насущей, нежели чем по велению сердца. Имел он так же свой трактор, что может говорить о том, что с материальной точки зрения достаток в жизни у него был. С трактором в деревне не пропадешь, что зимой, что летом работа для тракториста всегда отыщется. Располагался он в родительском доме и делил стены его со своей матерью Любовью Михайловной и сестрой Лизой. Поверхность его жизненных желаний составляли мысли о красивой жене (которой пока еще не имелось, но которая со временем непременно должна была бы появиться в его жизни, это уж несомненно, ведь был Константин не дурен собой и к тому же достаток материальный знал), о заботе над жизнями своих родных, о том, чтобы не испытывали они нужды, о новой телеге к трактору и т.д. Такова была поверхность, глубиной, темным омутом же являлась потаенная жажда славы, жажда всеобщего признания, почитания и уважения. Уважения не того, что уже было за ним, уважение которое давало ему право быть с остальными деревенскими на одной ноге, а уважения исключительного, рукоплескающего и коленоприклонного, которое вознесло бы Константина над всей деревней, над всеми ее жителями. Перед его глазами, в те самые минуты потаенных мечтаний, которые бились в разуме голодными червями, то и дело проносились музыканты, артисты, художники и прочие из их числа. Они проносились красочным карнавалом, упоительной мелодией, пронзающим маршем, они уносились, насмешливо манили и звали за собой. Константин неистово жаждал пополнить их ряды, встать под знамена всеобщей любви, но… собственно, знать не знал, как оного добиться. Вернее не то чтобы не знал, тут нужно сказать иначе – стать художником, например, это же, в сущности, вставать ни свет, ни заря, мешать краски, блуждать по просторам земли в поисках вдохновения, зачастую недоедать и недосыпать, болеть, наконец, от всего этого. «Нет уж,- думалось Константину – этим, пожалуй, пусть кто-то другой занимается, я-то поспать люблю. Певцом тоже слишком сложно, да и голоса я своего стесняюсь. Артистом…» Одним словом хотелось Косте сыру с мышеловки отведать, да ведь как его достать-то? Хвостом? Прищемит еще! Мордой за ним лезть – так и без морды останешься. А все-таки хочется сыру, красивый он, аппетитный, манящий. Другими словами – крылья сей парень имел не большие, но между тем смотрел далеко ввысь. А можно ли, по-вашему, на таких крыльях добиться высоты? По-моему нельзя именно на этих крыльях, но можно иначе, другим способом, скажем, если бы посадить в пушку жаждущего, да и пальнуть им в небо. Собственно, об этом и вся история.            


     Было ранее утро, солнце радостно улыбалось миру, на дворе во все горло кричал петух. Константин еще спал в своей комнате, по его лицу время от времени растекалась сладкая улыбка. Ему снилось, что будто он встал под знамена всеобщей любви, что он обнаружил свой талант, что заслужил его признание перед публикой. Отовсюду ручьем текли восторженные крики, рукоплескания и овации шумели пьянящими волнами. Снилось, что он уже не простой деревенский парень в рубахе и в штанах запачканных мазутом и соляркой, а уважаемый в большом городе солидный молодой человек в дорогом и изящном костюме, что ездит он теперь не по полям на тракторе, а на шикарном автомобиле с личным водителем по светящимся яркими огнями городским улицам. Снилось, что окружение его теперь состоит не из Мишки, соседа гармониста, который знает три песни и которые играет при каждом удобном случае, не из пожилой соседки Нины Дмитриевны, которая уже вся поседела со скуки, а из знаменитых, уважаемых и интересных людей, таких же, как и он сам. Сладкий и приятный сон, сон из которого не хочется возвращаться. Но вдруг все окружение повернулось лицом к Константину и принялось зло и ехидно смеяться, и весь красочный городской свет начал тускнеть и меркнуть… Константин открыл свои взволнованные глаза, скинул путы страшного сна, прошелся взглядом по комнате – все в порядке, все на своих местах, все хорошо. В моменты тревоги всегда просто необходимо зацепиться за что-то привычное и успокаивающее взглядом, дабы совсем уж не вдаться в панику.

     Немного успокоившись и опомнившись, Константин попытался осознать – к чему этот сон? Зачем? Ибо каждый наш сон не случаен. Но все в жизни движется, и если хочешь жить, то непременно нужно учувствовать самому в этом процессе движения. Мысли мыслями, а дела-то никто не отменял. А что за жизнь в деревне да без дел? Не жизнь, одно отчаянье. Так что не удалось прийти нашему парню к обдуманному выводу своего сна; он словно двигатель трактора, который завели, дали чуток потрещать на холостых оборотах и все, пора уж в поле. И потому почуяв это, а именно бодрость своего тела после ночного отдыха, почуяв пробуждение и готовность к действиям, он поспешил встать с постели и выйти на кухню к своим родным, которые, должно быть, уже вовсю хлопотали над завтраком.

     Выходя из комнаты, Константин не заметил своего рыжего кота и наступил ему на хвост. Кот заорал недуром, подпрыгнул и пустился бежать, а его хозяин от такой неожиданности подался резко в сторону и задел висевшее на стене зеркало. Оно задрожало и спустя несколько мгновений отчаянно устремилось на пол, а упав же совершенно разбилось.

     - Ну… ну…Блин, – выдал в негодовании Константин, стоявший на месте происшествия с широко раскрытыми глазами.

     На грохот тут же примчалась Лиза. Она и сама-то, кажется, проснулась лишь несколько минут назад, так как на лице ее держалась еще не сошедшая сладкая дрема.

     - Ты чего теперь тут войну-то учинил? – рассмеявшись, обратилась она к брату.

     - Да ну его! – Константин лишь досадливо махнул рукой и принялся собирать осколки.

     - Э нет, ты что, поранишься так, иди-ка, я лучше сама все уберу.

     Виновник шума встал и неохотно отправился на кухню. Начало дня уже приобрело неприятную накипь, некий осадок. В самом деле, если прекрасный солнечный день начинается с происшествия, то за вечер сразу как-то становится страшно, не так ли?

     - Что там у тебя случилось? Точно стена упала! Вон, смотри, как Васька перепугался, весь взъерошенный сидит, - сказала мать Константина, когда тот вошел на кухню.

     - Ах ты, зараза рыжая! Ну, пошел отсюда! – припустил хозяин крику на кота и замахал руками.

     - Да что с тобой, уймись, сейчас чай будем пить…

     - Вот ведь через это четырехлапое и усатое столько шуму-то!

     Кот пристально, пронзительно посмотрел на Константина, словно, насмехаясь над тем, что он, человек, своей вины видеть и признавать не хочет, и медленно, с достоинством отправился куда-то по своим кошачьим делам.

     Между тем Лиза уже справилась с беспорядком и вошла на кухню пить чай. Все уселись за стол, обсудили происшествие и в итоге рассмеялись. Константин совсем уже успокоился, повеселел и даже мысленно начал просить прощения у кота, который, в сущности, и не виноват был вовсе.

     «Все, кажется, образумилось и стало в свою колею, а раз так, то нужно идти и украшать этот день своим трудом» - подумав так Костя решительно встал из-за стола, встал с жаждой и уверенностью, до того круто встал, что по не осторожности задел бокал с недопитым чаем и уронил его на пол. Опять шум, опять неладно.

     - Не…ну е, ну…- загремел негодованием бедолага.

     - Да ты сегодня точно медведь! – рассмеялась Лиза и принялась дразнить брата, изображая большого и неуклюжего зверя.

     - Это на счастье, это хорошо, - обняв сына, принялась успокаивающе говорить Любовь Михайловна.

     - Да, да медведь, меды сыщешь! – выпалила Лиза и снова зазвенела чудесными колокольчиками своего милого смеха.

     - Ну-ка, цыц, егоза! – отрезала и бросила мать в сторону дочери.

     В негодовании, расстроенный, Костя махнул рукой и вышел на улицу. В его сознании плавало какое-то смутное беспокойство, какое-то ощущение перемены, какое-то знамение. Все домашние недоразумения словно говорили о каком-то странном процессе, процессе в котором сам Константин был главным действующим лицом. «Но, сколько не примеряйся к ореху молотком, да без действия его не расколешь. Сколько ни думай, ни гадай, а не попробовав и не узнаешь. Стало быть, остается только делать то, что умеешь и ждать того, что этот странный процесс сулит», - подумал молодой парень и полез в кабину трактора.

     Какой, собственно, труд в деревне, да и к чему он? Труд разный, большей частью тяжелый, изматывающий, например, то же земледелие. Землю-то нужно вначале распахать, приготовить к посадке ее, удобрить. Затем все высадить, да уж, конечно, не одним днем, поди там, умаешься быстро, сажать-то много чего нужно. И картофель, и капусту, и перец, и помидоры, и лук, и салаты, и зелень, и чего еще душе и аппетиту угодно. Естественно, для всех культур и время посадки свое предусмотрено, всему своя среда нужна для роста. Картофель-то в лед повтыкать так он же и не вырастит, уж потому, что для роста ему нужна мягкая и распаханная, упоенная талыми снегами и прогретая весенним солнцем земля. Ну, а как посадишь, так тут за всем следить и ухаживать нужно: там полить, тут проредить, там подрезать, вон там еще раз подкормить, а так же все сорняки удалить. Дел много. И это только одно земледелие, а у кого еще, допустим, скотина есть или какое другое призвание и ремесло? Вот так уж тяжело дыша и устав неимоверно и живут деревенские большею частью, но, между тем, несмотря на весь этот труд, на всю усталость, чувствуют радость и пение своего организма, который принимает активное участие в природном жизнеустройстве. Все сущее в природе так устроено: на труде, борьбе и совершенствовании своего мастерства – трудового ли, либо творческого. И не быть в устройстве сего механизма, значит быть неудовлетворенным, озлобленным, наконец, быть глубоко несчастным. Так что вот к чему он нужен этот труд. Люди же больших городов – судить их не берусь, лишь готов заметить – хоть и в большинстве своем имеют работы, но в механизме природы не задействованы или задействованы, но лишь в пол силы, а все потому, что работа и труд вещи совершенно разные. Допустим, рабочий металлургического завода и человек трудящийся в поле – обоим неимоверно тяжело и трудно, но в остальном, в плане единства с механизмом природы – это совершенно разные ситуации. Рабочий завода вершит свои дела в цеху, в убежище, в неестественном для природы месте, словно прячась от нее и от дневного света, и, если подумать, работа его идет только в угоду и на пользу человечества, для природы же пользы нет оттого, что он делает, напротив, один только вред. Это и дым заводов, и производственные отходы. Таким образом, идет нарушение системы, гармонии окружающего нас мира. Город вообще, сам по себе есть нарушение, искусственное прибежище на просторах настоящей земли. Искусственный он тем по мне, что всячески пытается избежать природы, вытеснить, прогнать ее за свои пределы, оставив лишь небольшой кусочек в центре своем и обозвав его парком. И человек, рожденный в городе, есть человек искусственный, ненастоящий, служащий лишь в угоду своему искусственному прибежищу и совершенно выпадающий из механизма настоящей жизни. Может оттого и видятся мне большей частью городские люди существами опасными, неудовлетворенными и злыми, постольку, поскольку каждый из них заключен в цеха, кабинеты, квартиры и тем самым лишен гармонии и единства, что с миром, что с себе подобными. А вот если брать трудящегося в поле, то, во-первых, он в естественном природном процессе и поле с далеко уходящим за горизонт небом как бы создают собой бесконечность жизни, ее процесса рождения, смерти и труда; во-вторых, человек трудящийся в поле, конечно же, совершает сей труд в угоду свою, то есть имеет цель своими действиями вырастить и собрать урожай, но при этом он никак не вредит природе, напротив, работая с землей, он не дает ей вырождаться и терять плодородную силу. Уж как-то так мне все думается. Я может где-то себе ужасно напротиворечил, может возникнуть противоречие из каких-то моих предыдущих рукописей и слов, но, мне кажется, что противоречий не имеют только лентяи. Человек же мыслящий и ищущий всегда невольно на них обречен. Но, как бы там ни было, а я слишком увлекся, мне же нужно вам историю рассказывать.

      Между тем день близился к завершению. За все прошедшее время неприятностей и недоразумений у Константина более не возникало, и, вероятно, успокоившись от этого, про свои утренние неудачи он уже позабыл. Позабыл, может быть, еще и от того, что был занят трудом, был занят движением и действием. Собственно, движение и действие помогают ли, уносят ли, растворяют ли в себе трудности и многие обиды, не знаю что именно из этого, но, как бы там ни было, позволяют найти силы и уверенность, потерянные в той или иной из жизненных трудностей, которые, порой, обильно выпадают на наши плечи.

     Уставший, с глазами тяжелыми, но ясными, Константин вошел в дом, на кухню, где его уже ожидали к ужину мать с сестрой. Он вымыл руки и сел рядом с ними за стол.


     - Как прошел день, опять умаялся? – нежно и приветливо поинтересовалась Любовь Михайловна.

     - У-у, что медведь, мед нашел, а нам попробовать не принес? – шутя спросила Лиза и как обычно озарила дом веселым смехом.

     - Как же, нашел, наелся, того и гляди лопну, - с усталой улыбкой ответил брат сестре. – И тебе принес, так, лизнуть маленько, - добавил Константин после небольшой паузы.

     - И где же? Где? Где! – смеясь запрыгала Лиза точно маленький ребенок.

     - Да вот же, в кармане.

     Лиза наивно, но недоверчиво окинула взглядом карман рубахи своего брата, хмыкнула, и замерла, точно размышляя: а может и вправду там мед? Но если не мед, то пусть хоть конфетка какая-нибудь. Дурачит или нет, смеется или правду говорит, поди по нему разбери – серьезный, уставший. В таком состоянии анекдот будешь рассказывать, а звучать станет точно нравоучение какое. Но, не выдержав из любопытства, Лиза подскочила к брату, нагнула свою головку, дабы заглянуть в карман и… тут Константин играючи схватил ее за нос.

     - Любопытной Варваре на базаре нос оторвали! – заходясь от смеха сказал он своей сестре.

     - Ну, дурак!

     - Хватит вам, что вы как дети малые! – вмешалась в ситуацию их мать.

     Прошло немного времени, брат с сестрой угомонились, затем вновь посмеялись друг над другом и, наконец, все сели ужинать. После чего вся семья отправилась в зал, кто на диван, кто на кресло, кому телевизор, а кому газета или журнал.

     - Костик, а тебе завтра опять в поля надобно будет? – поинтересовалась Любовь Михайловна у сына, который принял горизонтальное положение на диване и одним глазом посматривал на экран телевизора, а другим уже тренировался ко сну.

     - Завтра да, но не с утра, после обеда выходить сказали, - послышалось в ответ.

     - Ну, если так, то, может, до обеда к Федотовым заглянешь? Им бы огород распахать надобно. Да к тому ж ты и вообще к ним почаще заходи, у них вон какая Дашка девка-то видная, что ей, что тебе, обоим вам уж давно семьи создавать надобно.

     - Нет, нет мама, она же вредная! Она и глупая к тому же! – вмешалась в разговор Лиза.

     - Ну, глупая ни глупая, а хозяйство вести ума и хватки ей достает, - ответила на замечание дочери Любовь Михайловна.

     - Загляну мать, конечно, загляну. А вот Дашка и взаправду вредная. С ней вот поругайся, так она потом и голодом заморит с одной только обиды и вредности или еще как похуже изведет.

     - Вот ведь, эта вредная, та болтливая, другая глупая. Что ж ты, поди тогда, найди себе какую-нибудь слепую и глухую, немую и безрукую. Такая уж вовек ни болтовней не заест, не глупостью. Ни греха за тобой ни углядит, ни обиды не затаит. Все вам ни это, все вам ни так. Поди ж вон, крыжовник созреет, так обирать нужно будет, а колется он, страсть, как колется и что же, не собирать его теперь?

     - Ох, мама, какое счастье, что собирать его нужно только раз в году. Вот, если б каждый месяц он вызревал, то я бы его выкорчевал весь, вот слово даю, что выкорчевал бы весь.

     Лиза тихо и грустно слушала разговор брата и матери. Грустно, потому, что ей самой ужасно хотелось замуж. Хотелось уж только потому, что всем девушкам замуж хочется, да и потому еще, собственно, что хотеть-то тут, в деревне, более и нечего молодым девушкам. А была Лиза молода, даже очень, еще даже юна, еще ребенок и было ей семнадцать лет. И потому о замужестве можно было думать только через год другой, не раньше.

     Где-то через полчаса все принялись приготовляться ко сну. Константин, направляясь в свою комнату, встретил кота, нагнулся к нему, погладил, приласкал, одним словом помирился и испросил прощения. Позже, лежа в кровати, он снова стал предаваться своей тайной мечте. И вот уже перед его глазами вновь блистают своими талантами, почтенные и уважаемые народной молвой, знаменитые актеры, музыканты, поэты, художники. Со всех сторон летят в их адрес овации и аплодисменты, а вместе с этим ликованием и актом признания летит к ним и он сам. Летит на крыльях мечты, летит в свой чудесный мир счастья и благополучия. Мир, созданный его потаенными желаниями. Мир, в котором ему хотелось бы остаться навсегда. И вот уже разум, ублаженный восхищением своих мечтаний, расслабляется, обретает покой, оставляет где-то позади все дневное напряжение, все тревоги и волнения, и закутывается в таинственную пелену снов. И вот уже Константин спит крепким и здоровым сном…

     …где-то часа в три ночи чудесный покой Кости нарушает новое сновидение, - отчетливое, красочное, пугающее, ужасное. Сниться нашему парню, что будто бы рот его наполнили маленькие, крошечные муравьи, что кусают они нещадно его десны, щеки, язык, кусают и смеются. И кричит в своем глубоком и далеком сне Константин, словно криком этим пытается разрушить сей кошмар, но не выходит у него ничего. И чем сильней, пронзительней и обреченней делается его крик, тем сильнее начинают грызть эти муравьи, тем громче начинает звучать их омерзительный смех. Но вот подходит к нашему молодому парню некая молодая дева и нежно отмечает его уста своим поцелуем. Счастье начинает успокаивать страдающее и беснующееся сердце Кости. Кажется, что эта таинственная незнакомка сейчас его спасет, своей нежностью и любовью заставит исчезнуть жуткую боль. Но нет, нет, ибо нельзя нежностью и любовью заставить, принудить на те или иные действия. И вовсе не любовь пришла дарить эта прекрасная дева; она снимает маску и смех, оглушительный смех пустоты озаряет все вокруг – это смерть, - а поцелуй ее несет в себе агонию.

     Константин резко вскочил с постели точно по тревоге. В ужасе он начал шевелить языком у себя во рту, словно пытаясь им отбиться от страшных муравьев. Около минуты нереальность сна еще держит в подчинении разум парня, который уже проснулся, который уже пребывает в мире действительности. Он весь мокрый, весь в поту своей тревоги, его сердце неистово стучит, точно оно сошло сума. Но вот уже его взгляд окинул полностью комнату, постель, и осознание покоя начало быстро вонзаться в сознание Кости. Он пришел в себя, только сон, мерзкий кошмар, все закончилось. Но вот, вместе с успокоением, в гости к молодому парню пришло чувство зубной боли. Константин провел рукой по левой щеке – она сильно распухла…

     К обеду боль сделалась невыносимой. Десна налились, словно гроздья переспевшего винограда, и начали кровоточить. Скулы поминутно сводило, во рту все пересохло. Глаза Константина наполнились страданием и ощущением беспомощности перед своей болью. Она была многократно сильнее него, она над ним надсмехалась. Но, между тем, несмотря на все эти беды, молодой парень неожиданно ощутил, что язык его будто бы преисполнен какой-то странной силой, что на нем чрезвычайно легко рождаются и ожидают своего выхода различные слова, предложения, да что там, целые истории.

     - Мрак, голодный мрак бездны хищно крался за ним по пятам. Ужас, безумный ужас цеплял своими мерзкими руками его дрожащую спину… - Константин лишь раскрыл свой рот и слова сами, словно ручей, хлынули из него.

     - Тысяча злых мыслей терзала разум бедняги, подталкивая его на преступление. Тысяча злых мыслей, словно плеть, била по его благим стремлениям. Тысячу раз пронесся вихрем чей-то страшный смех в его разуме и лишил тем самым несчастного рассудка.

     Константин пришел в недоумение. За всю свою недолгую жизнь он и двух слов-то мог связать только лишь с большим усилием, а тут море, море слов качало его язык на своих волнах. И чем сильнее делалась зубная боль, тем круче били волны. А боль-то не стихала, наоборот, с каждым мгновением лишь делалась все сильнее. Боль своим внезапным появлением, внезапным и грубым, нарушила всю привычную жизнь. Не о каких Федотовых, полях, ни о каком прочем труде, даже о семейном ужине речи и не могло теперь быть. Страдание растворило все это в себе. Боль явилась коварной воровкой и похитила все привычное и все ценное (но, может быть, не ценимое), оставив лишь насмешливо незнакомые и не привычные слова.

     Костя до самого вечера так и пробыл в своей комнате, ни разу ее не покидая, даже не думая об этом. Его мучила боль, но разве возможно от нее скрыться, убежать, спрятаться всего лишь выйдя за дверь? Только боль окружала молодого парня, затмевая собой все прочие желания. Понимая это, Константин мужественно оставался смотреть в глаза своему истязателю, мужественно и обреченно. Периодически, уже более не в силах выносить свои страдания, он раскрывал свои уста и наполнял пространство различными жуткими и страшными историями. Когда же силы покидали его, когда кровь из десен заполняла весь рот, когда скулы начинало сводить так, что и произнести уже было ничего не возможно, тогда молодой парень принимался кричать криком вырывающимся из глубин его сердца, выть беспомощностью своего разума перед этой болью. Но даже в этом нечленораздельном отчаянии было что-то величественное, неистово талантливое. И, конечно же, почти все соседи уже прознали про Костину беду и к вечеру собрались вместе послушать его истории, собрались точно на концерт.
 
    - Ох, плетет, ох, как ладно плетет! – заходилась в восторге Нина Дмитриевна, когда молодой парень в очередной раз выдавал свой гимн отчаяния и боли.

     Когда же Константин уже не мог говорить, а лишь кричал, то тогда Михаил начинал играть, на своей гармони, и выходила душераздирающая композиция, но некого из слушателей ни капли она не пугала, напротив, все успокаивались, забывались, начинали мечтать.

     Страдание, чужое страдание, как упоительно ты, как жаждут тебя заскучавшие и несчастные люди, жаждут затем, чтобы хоть на миг позабыть страдания свои. Как охотно они стремятся помочь, наставить и выучить, принять участие, лишь только потому, что не могут совладать со своим и пытаются тем самым от него скрыться. Страдание, чужое страдание, самый верный способ забыть себя.

     До полуночи Константин мучился кошмаром своей боли, до полуночи находили развлечение для себя его соседи и прочие зеваки, коих набралось уже чрезвычайно много (иные из них даже аплодировали), до полуночи не находили себе места родные Кости. Они уже заказали автомобиль на завтра, дабы свозить несчастного в город, в больницу, к зубному врачу; была, конечно, и в их деревне больница, небольшая, но все же, да вот только нужного Константину врача в ней никогда не числилось. Но все это завтра, здесь же и сейчас они помочь ничем не могли. Созерцание мук близкого человека всегда приводит в отчаяние. До полуночи Константин исполнял в своей жизни новую роль, роль таланта почитаемого толпой (уж не об этом ли он мечтал?), но как только время перевалило за полночь, как только начал зачинаться во мраке ночи новый день, так тут уж наш молодой парень окончил свой концерт, совсем обессилив, он потерял сознание, провалился куда-то, где боль не могла его так неистово мучить, выключился словно световой счетчик от перенапряжения.

     Утром же, когда сознание вновь вернулось к Константину, когда он распахнул свои страдающие глаза, он вдруг неожиданно обнаружил у себя в комнате незнакомого мужчину, который стоял у окна и молча смотрел вдаль.

     - Кто ты человек, куда стремишься? Гиена огненная вокруг! Бойся, бойся оступиться, бойся жизнь, сочащуюся сквозь пальцы рук! – попытался молодой парень поинтересоваться у незваного гостя кто он, но язык его не слушался и продолжал рождать странные вещи.

     - О, Замечательно! Восхитительно! – встрепенулся незнакомец. – Гениально!

     Тем временем, услышав голоса в комнате сына, Любовь Михайловна поспешила войти.

     - Как ты мой милый? Как ты мой родной? В больницу тебе надобно, мы уж и машину заказали, но вот человек пришел, Максим Максимович, из города он, сильно просил тебя увидеть, переговорить с тобой.

     - Разрешите представиться, Потехин, - лицо мужчины воссияло гордостью и чувством собственного достоинства, - Максим Максимович.

     - Я рад вам чуть больше чем ничуть, чужие слезы вы носите в кармане… - пытаясь пересилить свой неконтролируемый язык, Константин умышленно начал кашлять. – Простите, - попытался извиниться молодой парень за странные слова, но следом с языка слетело, - но подло чужие слезы продавать!

     - Крупно говорите, сильно! Я, собственно, затем и приехал к вам, уважаемый Константин. Мне стало известно, что у вас обнаружился удивительный дар по разговорной части. Мне поведали, что ваши истории до того хороши, до того глубоки и искренны, что я тут же, пренебрегая своими важными делами, поспешил к вам, почтеннейший, дабы убедиться в этом лично. И, честно говоря, уже с первых ваших слов замечаю, что не наврала мне о вас людская молва. Вы и вправду очень хорошо владеете и управляете словом, а это величайший дар, это то, что в состоянии сделать вас великим!

     - Да ведь в больницу ему надобно, весь ведь измучился, - робким голосом обратилась Любовь Михайловна к гостю.

     - Это, несомненно, это я вам ручаюсь - сам, лично, его свожу к самому наилучшему городскому доктору.

     - Да ведь неудобно совсем, мы ведь сами машину заказали…

     - Это вы оставьте, какие неудобства! Мне очень за честь будет оказать помощь такому великому таланту!

     Эти слова очень тронули мать Константина. Любую бы мать тронули слова восхваляющие ее ребенка. Каждой матери свойственна потребность испытывать гордость за свое чадо, каждая мать непоколебимо ожидает момента дабы испытать ее, ожидает даже тогда, - может быть, даже осознанно, - когда этот момент вовсе и не имеет причин случиться.

     Константин в это время зашелся новым криком от нестерпимой боли.

     - Какой сильный голос, какой напор! Он просто разрывает собой все пространство вокруг! – сыпал в восхищении комплиментами Потехин.


Продолжение следует...