Человек чести и пользы. Очерк

Честь – это награда, присуждаемая за добродетель.
Аристотель

Быть полезным – это обязательство, которое человек принимает на себя при рождении и от которого самая смерть не избавляет его.
П. Буаст



ЧЕЛОВЕК ЧЕСТИ И ПОЛЬЗЫ


ПРЕДИСЛОВИЕ

Как известно, литературные традиции Курского края вообще уходят вглубь веков. Куряне по праву считают своего земляка преподобного Феодосия Печерского (ок.1008-1074), проведшего детские, отроческие и юные годы в Курске в первой половине XI века, не только основателем Киево-Печерской лавры и основоположником монашеского общежития на Руси, но и одним из первых книжников и литераторов нашего Отечества. С полным основанием гордятся они и другими земляками Сильвестром Медведевым (1641-1691) и Карионом Истоминым (ок.1650-1717), родившимися в Курском крае в середине XVII века и волею провидения оказавшимися у истоков просвещения, а также отечественной поэзии и поэтики.
Не пройдет и век, как эстафету от них примут подвижники историко-публицистической прозы как Иван Иванович Голиков (1735-1801) и Григорий Иванович Шелихов (1747-1795). Первый напишет и издаст тридцатитомное собрание сочинений о деяниях Петра Великого, а второй опишет свои путешествия к берегам Америки. Вслед за ними во весь голос заявят о себе представители дворянского рода Марковых – публицисты, краеведы, прозаики Владислав Львович (1831-1905), Евгений Львович (1835-1903), Лев Львович (1837-1911), Ростислав Львович (1849-1912) и Николай Петрович (1834-1895).
Ближе к нашему времени Курская земля дала стране таких тружеников художественного слова как Валериан Александрович Волжин (1845-1919), Юрий Николаевич Говоруха-Отрок (1850-1896), Дмитрий Алексеевич Абельдяев (1865-1917), Валериан Валерианович Бородаевский (1874-1923), Пимен Иванович Карпов (1886-1963), Николай Николаевич Асеев (1889-1963), Вячеслав Александрович Ковалевский (1897-1977), Аркадий Петрович Гайдар (Голиков) (1904-1941), Михаил Исидорович Козловский (1909 – 1974) и ряд других.
Наибольших же высот в послевоенный период развития Отечества на литературном поприще достигли такие мастера слова как Николай Юрьевич Корнеев (1915-2001) – в поэзии, Константин Дмитриевич Воробьев (1919-1975) и Евгений Иванович Носов (1925-2002) – в прозе, а также Василий Семенович Алехин (1925-2006) – в прозе и поэзии. Кроме того, что они родились на Курской земле и были талантливыми писателями, их объединяет также участие в Великой Отечественной войне и раны, полученные в боях с фашистскими захватчиками. Пройдя закалку духа на полях сражений, они и на литературном поле были в первых рядах бойцов за духовное и культурное воспитание соотечественников. При этом Корнеев и Носов не позарились на столичные хлеба и открывающиеся перспективы, хотя их туда настойчиво приглашали, а трудились все годы творческой жизни на Курщине.
В постперестроечное время курская писательская организация (КРО СПР) в своих рядах насчитывает более пятидесяти писателей, родившихся на Курской земле. Среди них такие известные прозаики как Михаил Николаевич Еськов, Николай Иванович Гребнев, Борис Петрович Агеев, Геннадий Николаевич Александров, а также поэты Алексей Федосеевич Шитиков, Юрий Александрович Асмолов и многие другие, вставшие на литературную стезю при советской власти.
И тут возникает вопрос: а как выглядит литературная карта области? Какие районы не «поскупились» на своих представителей для общего «урожая» литераторов края? По-прежнему ли ходят в лидерах Льговский, Щигровский и Рыльский районы, давшие краю и стране таких ярких представителей пишущей братии как вышеназываемые Г.И. Шелихов, П.И. Карпов, братья Марковы, Асеев и Гайдар? Или появились новые?..
Известно, что такие современные административно-территориальные структуры как районы появились в 1928 году, сменив уезды, на которые прежде делилась Курская губерния. Они стали не только «моложе» по возрасту, но и меньше по территориальности. В некоторых, например, Льговском, Рыльском, Дмитриевском, Щигровском, Фатежском и ряде других, где исторические корни уходили в более чем вековую уездную систему, культурные, в том числе и литературные, традиции продолжились на прежней основе; а в других, только что образовавшихся – Хомутовском, Кореневском, Глушковском, Конышевском и прочих «новоделах» – приходилось начинать буквально с нуля.
Даже беглый анализ показывает, что Льговский и Рыльский районы остались верны своим традициям и дали краю новых представителей литературного сообщества. Например, в Льговском районе родились поэт Александр Васильевич Селезнев, писатель-краевед Михаил Семенович Лагутич и известный в стране прозаик Борис Петрович Агеев; в Рыльском – поэты Николай Юрьевич Корнеев и Надежда Михайловна Жукова, прозаик Анна Игнатьевна Галанжина. Но и «молодые» районы Курской области не пожелали оставаться в тени своих старших собратьев. Так в Глушковском родился прозаик Николай Иванович Дорошенко, секретарь правления Союза писателей России; в Золотухинском – поэт Алексей Федосеевич Шитиков; в Пристенском – известный в стране прозаик Михаил Николаевич Еськов; в Советском – поэт и прозаик Иван Федотович Зиборов; в Железногорском – прозаик и краевед Геннадий Николаевич Александров. В итоге – почти в каждом районе области появились свои представители литературного поля, если не писатели, то довольно известные литераторы. Появились они и на малой родине автора этих строк – в Конышевском районе. И первым был родившийся в деревне Панкеево Льговского уезда (ныне Панкеево входит в Конышевский район) Валериан Александрович Волжин (1845-1919), «патриарх» дореволюционной литературы, автор трех романов, десятка повестей и множества рассказов. Именно он, по большому счету, своим уверенным стартом во второй половине XIX века задал ритм литературной эстафете, продолжающейся и по сей день. А писательскую эстафетную пралочку у него подхватил довольно популярный с пятидесятых годов в Оренбуржье поэт, прозаик, драматург Алексей Михайлович Горбачев (1919-1997), родившийся «в соседнем» селе Шустово.
К сожалению, и В.А. Волжин, и А.М. Горбачев малоизвестны не только в Конышевском районе – на своей малой родине, – но и в Курской области.

ЧЕЛОВЕК ЧЕСТИ И ПОЛЬЗЫ
Современная деревня Панкеево, входящая в Захарковский сельский совет Конышевского района Курской области, ничем примечательным не выделяется от десятков таких же деревень и сел. Приютившись на холмистом правом берегу речки Прутище, потихоньку стареет остатками некогда большого и шумного населения, сокращается количеством подворий и территорией. Ничего не поделаешь, отрицательные демографические процессы на селе – грустные приметы нашего быстротекущего «всепожирающего» времени.
Сколько проживает в Панкееве сегодня жителей, утверждать не берусь, не подсчитывал. Но по статистическим данным за 2002 год, когда в стране проводилась перепись сельского населения, на территории Захарковского сельского совета (а это Захарково, Дремово-Черемошки, Панкеево, Тураевка и хутор Якимов) числилось 434 человека. В 2010 году – на сотню меньше.
Несколько иной картина выглядела в середине позапрошлого века, когда Панкеево относилось к Льговскому уезду курской губернии. Согласно данным, только в деревне Панкеево в 1862 году проживало 370 человек, а в 1890 году – и того больше – 434 жителя. Кстати, в уездном Льгове в 1862 году было всего лишь 325 дворов, в которых проживало 3131 человек. Но суть не в демографии, а в том, что в Панкееве родился будущий видный юрист и писатель Волжин Валериан Александрович. Почему слово «юрист» поставлено на первое место, а «писатель» на второе при определении профессиональной деятельности, так это просто: свою карьеру Валериан Александрович начал все же как юрист, а писательство – последующий продукт его юридической практики. Ведь большинство сюжетов для романов и повестей им взяты из настоящих следственных и судебных дел. Да и герои этих произведений – судебные следователи, судьи, прокурору, адвокаты и присяжные – во многих случаях явно «списаны» с его знакомцев.
Ныне имя этого земляка мало кому известно, но в конце XIX века оно было на слуху как у читающей публики, так и в среде российской интеллигенции. К сожалению, в данном случае полностью подтвердились его мысли о нашей короткой памяти: «Обидно и ужасно, что умерших пережившие их люди так быстро забывают в этом земном мире, как будто покойники никогда и не жили. Обидно и ужасно».
Эти слова с осознанием горькой истины людского беспамятства завершают написанные им и опубликованные в 1912 году, за несколько лет до своей кончины, мемуары, но актуальны и сегодня. И не только по отношению к нему. Они актуальны и по отношению ко всем нам: слишком быстро забываем своих предков и родовые корни, слишком быстро забываем людей, некогда живших с нами. И не потому, что злы или невежественны, а потому, что слишком обыденны…
Итак, будущий юрист и писатель Валериан Александрович родился 23 января (по-видимому, по старому стилю) 1845 года в деревне Панкеево Льговского уезда Курской губернии в семье обедневших столбовых дворян Волжиных, род которых, как отмечают некоторые исследователи, уходит корнями во вторую половину XVII века. Впрочем, известный курский краевед, журналист и общественный деятель А.А. Танков (1856-1930) в своей работе «Историческая летопись курского дворянства» среди детей боярских Рыльской десятины за 1632 год упоминает Василия Волжина, которому из государевой казны за службу ратную на кормление дается 1528 рублей (деньги огромнейшие!) и Ивана Ивановича Волжина. Ивану Ивановичу выдаются «дворовые деньги из чети (750 четей по 34 рубля) и он обязывается «быть на коне в саадаке, да человек на мерине с вожжою и пищалью и с простым конем, да человек на мерине с длинной пищалью». (Десятня – в XVII веке списочный состав служивых городовых дворян и детей боярских; четь – четверть, четвертая часть, конкретно – земельный надел в несколько четей). Среди «сотоварищей» Волжиных А.А. Танковым указываются дети боярские и дворяне Кусаковы, Булгаковы, Стремоуховы – в будущем известные помещики Льговского уезда. А директор Конышевского районного краеведческого музея Сергей Николаевич Челенков вообще называет 1577 год, когда впервые «засветилась» фамилия (или прозвище) дворян Волжиных в документах Российского государства. Указание на появление рода Волжиных в XVI веке есть и в шестидесятистраничной работе Д.Ю. Мурашова «Забытое имя: Валериан Волжин». Мурашов пишет, что основателем рода является некто «Богдан Ефстафьевич Волжин, потомки которого владели поместьями в Коломенском уезде еще в XVI веке». В середине XIX века несколько помещиков с данной фамилией проживали в соседнем Дмитриевском уезде, в том числе в селах Береза и Сныткино. Немало их проживало, как отмечают исследователи, и в центральных губерниях России. Кстати, первой супругой писателя Максима Горького была Екатерина Павловна Волжина (1876-1965). Да и в Льговском уезде по статистическим данным о населенных пунктах Курской губернии за 1862 год значились селения Волжинский Бобрик, хутор Волжин, Волжинское и другие, прямо указывающие на бывшую владельческую принадлежность помещикам Волжиным.Так что род Волжиных был довольно известным, а фамилия – распространенной.
Сам же Валериан Александрович о родословных корнях писал так: «Мои предки были богаты, некоторые служили кавалергардами и владели многими имениями. А я – ныне уже безземельный потомок старинного и обедневшего дворянского рода, но и теперь мои племянники ведут хозяйство в имениях Льговского уезда». 
В некоторых справочниках местом рождения будущего юриста и писателя указано село Панкеево. Но, село, как известно, отличается от деревни наличием в нем церкви. А по данным за 1862 год церкви в Панкееве не отмечено. Следовательно, этот населенный пункт не только в наше время имеет статус деревни, но и в те пореформенные годы был деревней. В пользу данной версии также говорит и такое обстоятельство: ближайшие к Панкееву поселения – Захарково (в 3-4 километрах) и Ольшанка (через речку Прутище) были селами и имели деревянные церкви. (По данным курского писателя и краеведа Михаила Лагутича Троицкая церковь  в Ольшанке была построена в 1843 и закрыта в 1940 году). Поэтому в мемуарах писателя Панкеево для благозвучия названо сельцом, а не селом. Впрочем, возможно, в 40-х годах XIX века в Панкееве и имелась небольшая деревянная церковь, но к 60-м прекратила свое существование… На Руси всякое бывает…
Александр Волжин, отец писателя, участвовал в войне с Наполеоном 1812-1814 годов, имел чин отставного офицера и воинские награды. Мать происходила из рода Боборыкиных, довольно известного в писательских и театральных кругах Российской империи. Кроме Валериана, в семье Волжиных родилось два сына (Александр и Николай) и, по-видимому, две сестры. Старшим среди братьев был Александр, среди сестер и братьев – Анна.
Как отмечают исследователи, родители Вениамина Александровича были весьма образованными людьми того времени. Мать знала несколько европейских языков, играла на фортепиано, замечательно пела романсы и народные песни. И, как все провинциальные дворянки, занималась ведением домашнего хозяйства, заготавливая вместе с дворовыми девками варенья и соленья на зиму, а ради удовольствия – «баловалась» вышиванием и чтением книг. Отец также знал иностранные языки и имел склонность к музыцированию – играл на скрипке и фортепиано. Время от времени выезжал в уездный Льгов, расположенный в восемнадцати верстах от Панкеева, чтобы поучаствовать в заседаниях уездного дворянства и на балах. А подобно многим помещикам той поры, содержал певчий хор из крепостных крестьян. Об этом в своих воспоминаниях и в автобиографической повести «Перед эпохой освобождения» позже напишет Волжин, упомянув про «дом с хорами для музыки в сельце Панкеево», стоявший на взгорье. А еще отец писателя занимался садоводством, охотой и рыбной ловлей. Слыл знатным хлебосолом и книголюбом, так как в имении Волжиных, часто собирались гости – родственники, помещики из ближайших селений, уездные чины и священнослужители – слушали музыку, обсуждали литературные новинки, прогуливались по липовой аллее и по ухоженному саду, любовались окрестностями. А в зимнюю пору, по-видимому, занимались охотой на зайцев, лис и волков, скача на лошадях и натравливая на след зверя громкими криками охотничьих собак.
Ни «дома с хорами для музыки», ни барского сада, ни даже липовой аллеи до наших дней в Панкееве, к сожалению, не сохранилось. Время и люди постарались все стереть и уничтожить… Но как это было в годы детства Вениамина Александровича, можно узнать, прочтя его мемуары в 7 и 8 номерах журнала «Исторический вестник» за 1912 год или повесть «Перед эпохой освобождения».
«Заурядное по постройкам сельцо Бобровка (так в авторской интерпретации названо Панкеево – Н.П.) расположилось в красивой местности, на меловых горах, на границе с «хохлацкими» деревнями, – пишет Вениамин Волжин о месте его рождения и детства в автобиографической повести. – По ту сторону речки и пруда, с луговиной и пашней, видно сельцо Ольшанка, и здесь среди крестьянских построек и деревьев, почти на горизонте, выделяются своей колокольней церковь и трубы сахарного завода».  Таков первый вариант описания Панкеева. А во втором описание родных мест после фразы о заурядном сельце на границе с «хохлацкими» деревеньками выглядит так: «У подошвы этих гор извивается по сенокосному болоту речка с обширным, наподобие озера, прудом. При выезде – длинная гать, обсаженная ракитами, мельница старинного немудреного устройства, и сделанная их хвороста и навоза плотина, или – как здесь говорят – «гребля», которую почти ежегодно прорывает полая вода».
Село Ольшанка Льговского района, расположенное на левом берегу Прутища, существует и поныне, а вот труб сахарного завода и самого сахарного завода уже нет. Но еще в конце XIX века на картах Курской губернии рядом с Панкеево помечался населенный пункт с названием «Сахар». О сахарном заводе помещика Панина в Ольшанке, опираясь на работы архивистов А. Бочарова и А. Травиной, сообщает М. Лагутич в своей книге «Провинциальная хроника». Но «рождение» этого сахзавода относит к 1860 году, то есть к отроческим годам будущего писателя. Впрочем, вернемся к описания усадьбы Волжиных.
«Усадьба на горе, а под горою речка с постоянно зараставшим у плотины прудом, зеркальная поверхность которого обыкновенно целыми полосами или огромными простынями струилась и серебрилась при свете как бы медленно плывущего по небу месяца; обширный сад со старинными липовыми аллеями и всякими фруктовыми деревьями…» 
В этих строках не только описание деревни и имения родителей, но и бесхитростная сочность волжинского слога, стиль его письма, образец художественного слова. Так как вспоминания или повесть «Перед эпохой освобождения» написаны в годы житейской и литературной зрелости, то эти строки как ничто лучше передают все нюансы его зрелого писательского мастерства.
До рождения детей родители Валериана Александровича, по его собственным воспоминаниям, владели «тремя сотнями крепостных душ». Но к отмене крепостного права их владения значительно сократились. И данный факт, как уже отмечалось выше, был констатирован Валерианом Александровичем в мемуарах. А С.Н. Челенков сообщает, что по 9-й ревизии в 1949 году за малолетним Волжиным в Панкееве числилось 78 душ мужского пола, а за его братом Александром – 59 в сельце Николаевское (Николаевка).
Когда дети стали подрастать, то в домашних условиях их стали обучать грамоте, иностранным языкам, музыке и рисованию. Частично в роли учителей выступали сами родители, но в большей мере это делали приглашенные со стороны учителя. Вот так курский писатель, ученый и краевед Юрий Александрович Бугров, со ссылкой на воспоминания самого Вениамина Александровича, пишет о приходе в дом Волжиных учителя музыки: «…А учитель из семинаристов Афанасий Кириллович приходил в этот дом с изразцовыми печами и играл на скрипке. И встревоженные музыкой и не признававшие искусства галки носились над домом». Надо полагать, носились не просто, а с дикими криками, неимоверным гвалтом и шумом.
Сам же Валериан Волжин в мемуарах о домашнем обучении высказывается с легкой иронией: «…мое детство прошло с братьями и сестрами, когда в деревенском доме у нас проживали какие-то гувернантки и появлялись иногда какие-то педагоги, немногому нас научившие, и материны экономки и компаньонки, а вернее – приживальщицы. Тогда учили нас по-старинному, и мы кое-как болтали по-французски».
Научившись читать и писать, Валериан, по его же воспоминаниям, часто «заглядывал» в библиотеку отца и брал «из огромных красных шкафов» книги И. Лажечникова, А. Дюма, Е. Сю, Ф. Купера, Д. Дефо и других авторов, писавших приключенческие романы. Начитавшись, выходил в сад и, пробравшись в самые тенистые места, «где была точно лесная глушь», предавался полету «деятельной фантазии».
У Александра, старшего брата Валериана, называемого в мемуарах «братом-неудачником» и «музыкантом-самоучкой», уже в раннем детстве проявились способности к музыке и сочинительству стихов. В будущем им будет сочинено около трехсот романсов, но опубликовать их ни самому Александру Александровичу, ни Валериану Александровичу так и не удалось. Юный Валериан, во многом подражавший старшему брату, также стал писать стихи уже в девятилетнем возрасте. Что это были за вирши, теперь судить сложно. Они не дошли до нашего времени. Возможно, что стихи – всего лишь детское подражание поэзии Жуковского, Пушкина, Баратынского, Языкова, Вяземского, Майкова и других отечественных авторов, творчество которых было широко известно просвещенным слоям России.
Младший брат Николай, как отмечают многие исследователи, «очень хорошо рисовал с натуры». Кстати, Николай Александрович, согласно русской традиции младшему из сыновей оставаться с родителями до их кончины, и унаследовал имение родителей. Это о его детях, своих племянниках упоминает в мемуарах Валериан Александрович.
А их сестра Анна Александровна, достигнув соответствующего возраста, увлеклась сочинительством дамских сентиментальных романов и повестей. Позже, по рекомендации Льва Толстого, она, будучи уже классной дамой Александро-Мариинского института, опубликовала «лубочную повесть» «Ведьма и Соловей-разбойник» (около 1887 г.). И таким образом вошла в сообщество русских женщин-писательниц второй половины XIX века, среди которых наиболее известны Панаева Авдотья Яковлевна (1820-1893), Хвощинская Надежда Дмитриевна (1824-1889), Ковалевская Софья Васильевна (1850-1891), Шапир Ольга Андреевна (1850-1916) и Дмитриева Валентина Иововна (1859-1947).
Когда Валериану Александровичу пришла пора продолжить обучение в гимназии, то, согласно данным Ю.А. Бугрова, умер его отец. Бугров пишет: «После смерти отца будущий писатель был определен в подготовительный класс Курской гимназии, которую окончил в числе лучших учеников». Однако ни Бугров, ни другие исследователи даты поступления Валериана Волжина в Курскую мужскую гимназию не указывают.
Курская мужская классическая гимназия под патронажем Харьковского университета образована 23 февраля 1808 года на основании указа императора Александра I от 24 января 1803 года о «Предварительных правилах народного просвещения». Предшественницей гимназии стало Главное народное училище, основанное в 1786 году (при императрице Екатерине II). Учебные корпуса гимназии, возведенные на средства курского дворянства и купечества, находились рядом со Знаменским кафедральным собором.
Первоначальный преподавательский штат гимназии был невелик – всего 9 учителей. Но диапазон предметов, которые предстояло «осилить» гимназистам, был весьма широк. Это, как сообщает признанный знаток и деятель высшего педагогического образования А.С. Амоскин, закон Божий, математика, физика, история, география, философия, политэкономия и статистики. В курс обучения входило изучение иностранных языков – латинского, немецкого и французского, а также рисование, пение и гимнастика. Последние относились к «изящным наукам».
С 1834 года штат преподавателей был увеличен до 11 человек, а курс – с 5 до 7 классов. Постоянно росло число гимназистов. Если в 1809 году их было 55, то уже в 1811 – 78. А после отмены крепостного права ежегодный рост количества учащихся мужской гимназии был таков, что в 1911 году там обучалось уже 626 человек. При этом социальный спектр обучающихся выглядел следующим образом: 141 – дети потомственных дворян, 154 – дети мелких дворян и чиновников (разночинцев), 76 – дети купцов и почетных граждан, 97 – дети мещан и цеховых работников, 78 – дети крестьян.
Но в предреформенные годы количество гимназистов едва доходило до сотни-другой человек, а социальный слой был очень узок – дети дворян, купцов первой гильдии да, возможно, разночинцев. Впрочем, это не мешало курской мужской гимназии, по мнению Амоскина, быть среди лучших учебных заведений данного класса по Харьковскому округу. В 1859 году ее посетил император Александр II.
С большой долей вероятности можно предположить, что во время этого посещения гимназии императором Валериан Волжин еще не был гимназистом. Если бы он уже находился в Курске и обучался в гимназии, то не упомянуть в мемуарах такой заметный факт в жизни города и гимназии просто не мог. Впрочем, в его воспоминаниях и автобиографической повести много чего не упоминается: нет имени и отчества матери, которую он называет «талантливой», нет отчества отца, нет имени младшей сестры (возможно, Марии, 1948 года рождения).
О своем поступлении в Курскую мужскую гимназию Волжин в мемуарах сообщает так: «Когда умер мой отец, мать отвезла меня в Курск и поместила на хлеба к учителю истории А.М. Белозерову. Подготовившись у него, я поступил в первый класс гимназии и щеголял в мундире с красными или говяжьими, как тогда острили, воротниками». И несколько ниже упоминает о сестре Анне: «А старшая сестра Анюта проживала тогда в курском аристократическом пансионе некой француженки Луизы Ивановны де-Вик». Самого же Валериана поместили в «дворянский пансион при гимназии, когда там директорствовал Д.Г. Жаворонков».
«Директорство» в Курской мужской гимназии Даниила Григорьевича Жаворонкова (1819-1901), согласно исследованиям А.С. Амоскина, приходится на 1861-1890 годы. А до этого времени с 1852 года он занимал должность директора народных училищ Курской губернии. Следовательно, пусть и не совсем точная, но все же весьма крепкая «зацепка» о времени нахождения Волжина в гимназию имеется: это 1861 год. И было Валериану в ту пору около 13 лет. Если принять во внимание, что полный гимназический курс обучения к рассматриваемому периоду составлял «семь классов», то Курскую гимназию он окончил в возрасте около 17-18 лет. И пришлось это знаковое в жизни будущего писателя событие на 1864 или 1865 год.
О годах учебы в гимназии и губернском Курске Волжин сообщает очень сдержанно и с налетом явного негатива. Впрочем, сдержанность – его стиль изложения мемуаров.
«В то время достопримечательностями Курска для нас, школьников, были: лазаретный сад, превосходная кондитерская Левашевича, конкурирующая с кондитерской Пфистера, и архиерей, служивший в мужском (Знаменском – Н.П.) монастыре, в раззолоченной митре… – пишет он в мемуарах о Курске того времени. – А ученье в курской гимназии, уваровского типа, было все-таки поставлено плохо. Надзиратели и некоторые учителя, по традициям, еще драли учеников за уши, сажали в карцер и оставляли без обеда».
Если оставить на время обучение Волжина в гимназии в «покое» и вернуться к губернскому Курску, то мы должны заметить, что не только лазаретный сад и кондитерские с архиереем были единственными «достопримечательностями» города. В нем, без учета Казацкой, Пушкарной, Стрелецкой и Ямской слободок, проживало около 37 300 человек, а со слободками – более 55 тысяч. С 1792 года имелся театр, позже появились типография, госпиталь, больница, аптеки, несколько училищ (в том числе 2 для девочек), издавались газеты, печатались книги. В городе, хоть и с большими потугами, начала развиваться промышленность. Решался вопрос о строительстве железной дороги. А уж церквей было не менее десятка.
Возвращаясь к Волжину и его обучению в Курской гимназии, стоит отметить, что не все преподаватели допускали жесткость в обращении с учениками. Были и интеллигентные и очень эрудированные  учителя, которые старались дать подопечным не только «прописанные в инструкциях знания», но и сверх всяких инструкций. Об этом пишет и сам Валериан Александрович, положительно отзываясь об учителе отечественной и мировой истории Я.К. Бален-де-Балю, о преподавателе словесности и русского языка И.М. Назарове и Н.В. Сибилеве.
О Назарове он сообщает то, что именно этот преподаватель русского языка, обучая Валериана и его товарищей в 4-м классе, дал задание написать сочинение на вольную тему. Валериан написал о родном имении и о том, как «галки стаями поднимались над домом» от музыки Афанасия Кирилловича. За данное сочинение Назаров поставил «пять с плюсом» и, возвращая работу, долго и пристально смотрел на способного к сочинительству гимназиста, словно вопрошая себя самого: «И что же это за гусь?!»
А еще Волжин отмечает, что во время учебы в гимназии он читал книги Чарльза Диккенса, Вальтер Скотта, Теккерея, Гоголя, Белинского, Буслаева и других авторов. А вот дружбы с «однокашниками» не водил. Упоминает лишь некого М.М. Войнова, с которым «с успехом состязался» во время дискуссий и который впоследствии стал «известным профессором Московского университета».
Заканчивая курский гимназический период жизни Валериана Александровича, стоит отметить, что в разные годы Курскую мужскую классическую гимназию Харьковского округа окончили люди, ставшие известными в нашей стране. Это С.А. Лавочкин (1900-1960) – известный авиаконструктор, создавший самолеты ЛА-5, ЛА-7, академик В.В. Алехин (1882–1946), а также другие деятели науки и культуры: В.П. Ветчинкин (1888–1950), А.А. Байков (1870–1946), Н.М. Дружинин (1886–1986), В.Н. Оболенский (1877–1942).
После окончания гимназии Волжин из Курска на гужевом транспорте, так как железную дорогу еще не построили (она будет введена в эксплуатацию только в 1868 году), в тряской колымаге добирался до Москвы. И там безо всяких протекций поступил в Московский университет на медицинский факультет. Но, проучившись год и поприсутствовав при вскрытии трупов, что им не раз отмечалось в воспоминаниях, перевелся на юридический. Свое решение о переводе он объясняет стремлением попасть на государственную службу, чтобы иметь стабильный заработок и обеспечивать не только себя, но и свою будущую семью. По крайней мере, он так пишет в мемуарах. А в автобиографической повести «Из воспоминаний следователя» перевод объясняет так: «Я приучился смотреть на вскрытие трупов… хотя сам еще не резал и не препарировал…» Впрочем, тут же добавляет, что «вместо того, чтобы исправно посещать анатомический театр, я бегал из любопытства по чужим факультетам и интересовался лекциями по ботанике, психологии и другим предметам, до которых мне, в сущности, не было никакого дела. А еще больше… меня интересовали московские театры, магазины и вечное движение на главных улицах». А в следующем абзаце уже прямо сообщает о причинах оставления медицинского факультета: «Затем явилось сомнение: а что, если я вместо пользы принесу вред? И как это я буду обирать больных?..»
Середина 60-х годов в России ознаменовалась не только важными государственными реформами, например, земской и судебной, но и нарастающим революционным движением, в котором активное участие принимали студенты. Однако Валериан Александрович, как и ранее в гимназии, так и в университете, от революционных кружков старается держаться подальше и налегает со всей ответственностью на учебу. Что он позволяет себе кроме учебы – это посещение театра. О самом университетском  периоде в мемуарах особо не распространяется, сообщает лишь, что приходилось трудно в материальном плане. Отсюда – подрабатывание частным репетиторством. А как положительный момент, отмечает преподавательскую деятельность профессоров Б.Н. Чечерина, С.М. Соловьева, Н.И. Крылова и ряда других.
К этому стоит добавить, что в данные годы на юридическом факультете Московского университета одновременно с Волжиным учились и такие личности, как сын Н.С. Мартынова, убившего на дуэли Лермонтова, Сергей Мартынов и князь из рода Рюриковичей – Андрей Дмитриевич Оболенский. Но ни с одним, ни с другим Волжин дружбы не водил и в приятелях не состоял.
Описывая университетский период жизни Валериана Александровича, Дмитрий Мурашов, опираясь на воспоминания самого «героя» исследования и его автобиографические повести, пишет: «Обучаясь в Москве, Волжин жил впроголодь. Больших денег у него не водилось. На жизнь зарабатывал, давая домашние уроки. Неполноценное питание привело к снижению иммунитета и болезни глаз – блефариту».
В 1870 году, согласно исследованиям Мурашова, наш земляк окончил Московский университет. И после недолгого (в несколько месяцев) пребывания в имении родителей, которым теперь (по-видимому, после смерти матери) владел его младший брат Николай, Валериан Александрович, подлечившись, отбыл в город Орел в Окружной суд. Там на первых порах ему пришлось выступать в роли защитника. Однако первое дело новоиспеченного адвоката, защищавшего рецидивистов, неожиданно сознавшихся в инкриминируемом им преступлении, было проиграно. Но «защитительная» речь Волжина настолько понравилось тогдашнему председателю Окружного суда Н.Ф. Христиановичу, что «мэтр» предложил начинающему коллеге два пути: или стать помощником секретаря суда, или быть следователем одного из судебных участков. Волжин сделал выбор в пользу второго пути и стал судебным следователем Карачаевского и Брянского судов Орловской губернии.
С 1870 по начало 1872 года Валериан Александрович трудился в должности судебного следователя. Жил сначала в частной гостинице, а затем, когда стал получать жалованье, –  на съемной квартире. В 1871 году встретил девушку из «благородной семейства», но в романтических делах потерпел фиаско. И дело до свадьбы не дошло. Эта неудача и последующие затем переживания в определенной мере способствовала тому, что он задался мыслью о переезде в другой город.       
Следственная работа в орловском Окружном суде позволила ему обогатить свои знания психологией людей из разных социальных сословий, что впоследствии ляжет в характеристики героев его произведений. Кстати, среди героев произведений будет и Н.Ф. Христианович, большой друг поэта А.А. Фета. В повести «Из воспоминаний судебного следователя» он выведен под фамилией Филипповича, товарища председателя суда, доблестного служителя Закона и «человека с выдающимся талантом».
В 1872 году случай сменить город, в котором после неудачной попытки женитьбы, Волжин чувствовал себя неуютно, представился. В Орел по судебным делам прибыл высокопоставленный чиновник из Окружного суда Пензы. Он-то и пообещал Волжину более высокую должность и карьерный рост. Валериан Александрович принимает предложение и 4 марта 1872 года переезжает в Пензу. Решив вопрос с местом жительства, 24 марта он приступает к исполнению обязанностей должности секретаря при прокуроре Пензенской губернии. А по прошествии некоторого срока – и к самой должности секретаря.
Взявши себе за правило служить честно, с пользой для общества и во славу Отечества, Волжин в пензенском Окружном суде стал быстро подниматься по служебной лестнице. Если в 1872 году он был секретарем при прокуроре, то есть чиновником весьма низкого звена, то уже в 1875 году – титулярный советник и товарищ прокурора. (Титулярный советник – гражданский чин 9-го класса Табели о рангах, товарищ прокурора – заместитель прокурора, помощник). В 1878 году – коллежский асессор (гражданский чин 8-го класса, приравнивается к армейскому майору, в 1881 году – надворный советник (чин 7-го класса, подполковник). Кроме того, в период с 1880 по 1881 год систематически исполнял обязанности прокурора пензенского Окружного суда. Это говорит о высоком доверии к нему как губернатора, так и министра юстиции.
В 1882 году Волжин становится Членом пензенского Окружного суда и в этой должности пребывает до 1904 года, так как после 1889 года, когда ему присваивается чин статского советника (гражданский чин 5-го класса, приравнивался к генеральскому званию), никакого карьерного роста больше не происходит. Причиной тому – явное и открытое несогласие Валериана Александровича с политикой правительства по проведению контрреформ в судебной системе.
Но об этом несколько позже, а пока вернемся к личной жизни нашего земляка. В 1876 году он женился на дочери коллежского асессора Семенова – Марии Владимировне Семеновой, 1858 года рождения, по-видимому дальней родственнице известного в России путешественника, ученого и государственного деятеля П.П. Семенова Тянь-Шанского. Волжину было 28 лет, а его избраннице – 18. В 1877 году у них родился сын Александр, в 1879 – дочь Вера, в 1881 – Ольга и в 1883 – Надежда. Обзаведясь семьей, Валериан приобрел в Пензе собственное жилье.
Частые роды и слабое от природы здоровье, подорвали силы Марии Владимировны. И в 1890 году, когда ее сыну было только 13 лет, и он учился в Пензенской мужской гимназии, а младшей дочери всего лишь 7 лет, она умирает от чахотки. Сорокапятилетний статский советник Валериан Александрович тяжело переживает потерю любимой супруги. Ему одному (домашняя прислуга не в счет) приходится «поднимать и ставить на ноги» детей. И только тогда, когда сын Александр стал учиться  на юридическом факультете Московского университета, а дочери – в Пензенской женской гимназии, Валериан Александрович решается на второй брак.
Во втором браке его супругой стала молодая женщина из дворянской семьи Елизавета Васильевна Шепунова. Она на пятнадцать лет моложе супруга. В приданое за нее дается небольшое имение возле Серпухова Тульской губернии. Имение находится в «красивом» месте  на берегу Оки, и туда супруги выезжают во время отпуска Волжина. Возможно, о таких похожих окских местах так проникновенно позже писал Сергей Есенин:
Выткался на озере алый свет зари,
На бору со стонами плачут глухари…
Но всему этому в жизни Валериана Александровича Волжина предстоит еще быть… А пока весьма преуспевающий государственный служащий, дорожащий именем честного судьи и живущий только на чиновничий оклад; счастливый семьянин и начинающий писатель.
Первые статьи криминально-правовой тематики Волжина появились в 1882 журнале «Криминалист» и сразу же привлекли к себе внимание читающей публики, ибо были написаны не только на «злобу дня», но и ярко, и талантливо. «Опробовав перо» в «Криминалисте» и поднабравшись литературного опыта, начал сотрудничать и с другими газетами и журналами, в которых систематически печатал статьи и очерки. Среди печатных изданий, где публиковались работы Волжина – «Гласность», «Юридический вестник», «Московские ведомости», «Пензенские ведомости», «Русский вестник»,  «Вестник права», «Журнал гражданского и уголовного права», «Саратовский листок», «Судебная газета», «Новости», «Неделя», «Русский обозреватель». Довольно часто, как отмечают некоторые исследователи, особенно на начальном этапе творческой деятельности Волжин печатался под псевдонимами «В.В.» и «Захолустный судья». Позже, когда имя автора острых статей уже стало известно, стал публиковаться под собственной фамилией. А больше всего своих произведений – рассказов и повестей – он напечатал в журнале «Наблюдатель».
Литературная деятельность больших доходов не приносила, гонорары были небольшими и существенного прибавления в семейную копилку не делали. Впрочем, они тоже являлись подспорьем… Однако о новом авторе заговорили не только в провинциальной Пензе, но и в столице, куда Волжину приходилось время от времени наезжать по делам пензенского Окружного суда. Подкупали и красота слога, и стиль изложения, и правдивое, реалистическое изображение представителей различных сословий.
Воспитанный на классической литературе, в юности любивший читать рупор народничества – журнал «Отечественные записки», в разные годы руководимым такими замечательными личностями как А.А. Краевский, Н.А. Некрасов, М.Е. Салтыков-Щедрин, Г.З. Елисеевым, Волжин в своем творчестве продолжил лучшие традиции русских писателей. И хотя в его произведениях были факты криминальной жизни Пензы и ее окрестностей, но не кровавые сенсации и не щекочущая нервы детективная «клюква» стояли во главе угла произведений, а горький реализм той жизни общества.
В советское время весьма ценились произведения авторов дореволюционной России, Вспомним хотя бы «Буревестника» и «Мать» М. Горького, призывавшие к социальному бунту, к революционной борьбе. Волжин же, хоть ему и были близки идеи «легального народничества», «либерального народничества», к бунтарству, естественно, не призывал. Но в его произведениях так искусно вскрывались «гнойники» современного ему общества, так обостренно показывалась социальная несправедливость, так ярко прописывались уродства быта, что читатель поневоле задумывался над тем, как сделать мир добрее и светлее, а жизнь – достойнее.
К тому же Валериан Александрович, называвший себя довольно часто «чистейшим идеалистом», искренне считал, что в России надо строить «справедливое бессословное общество эволюционным путем, путем реформ «свыше», где все будут в одинаковой мере равны перед законом». Потому, когда в России после убийства императора Александра Второго в 1881 году заговорили об ужесточении законов и о контрреформах в судебной системе, то он открыто заявил о своем несогласии с инициаторами контрреформ. И уже в 1884 году в Судебной газете» печатает статью «Наши реформаторы», в которой нелицеприятно критикует статью сенатора Н.П. Семенова, ярого сторонника контрреформ, и бурно протестует против любых мер, ущемляющих действующее судопроизводство. Статья наделала много шума, но отрицательно на судьбе автора пока что не отразилась.
Так уж случилось, что первым отдельным изданием Волжина стала книга «Картинки из судебной жизни», опубликованная в 1891 году, то есть буквально через год после смерти супруги Марии Владимировны. Следом последовали небольшие повести «Из воспоминаний судебного следователя» (1892), «Чудак-благотворитель» (1893), «Бродяга» (1893), «Бабий бунт» (1893), «Наши тулуповцы» (1893), «Нищий чиновник» (1893), «Мать-преступница» (1894)  и «Присяжные оправдали». Тут, как говорится, траур – трауром, а жизнь – жизнью. Несмотря ни на что, она продолжается…
И если ранее чаще всего он печатал свои рассказы и повести в журнале «Наблюдатель», то книги издавал уже в типографиях Суворина и Сойкина
В начале 1892 года вся прогрессивная Пенза была взбудоражена весьма важным событием – открытием Пензенской общественной библиотеки имени М.Ю. Лермонтова. Самое деятельное участие в открытии библиотеки принял и Волжин, опубликовавший в «Пензенских ведомостях» статью о столь важном в культурном отношении всей губернии событии. В конце 1892 года он вошел в состав попечительного совета и в правление библиотеки и находился там до 1897 года. Кстати, он был не только в числе попечителей и управленцев библиотеки, но и читателем, и дарителем своих книг – двухтомника статей на юридические темы «Закон и жизнь», «Картинки из судебной жизни», «Из воспоминаний судебного следователя», «Наши тулуповцы» и другие.
И тут встает вопрос: а на свою родину, брату Николаю и племянникам в Панкеево, он книги привозил или не привозил, присылал или не присылал?.. В Курской областной научной библиотеке имени Н.Н. Асеева, кроме его мемуаров в журналах «Исторический вестник» за 1912 год, ничего нет. Впрочем, зная любовь семьи Волжиных к книгам и литературе, можно предположить, что книги Валериана Александровича в Панкееве (а, возможно, и в Курске) были, но революционный вихрь 1917 года, смахнувший дворянские роды с обжитых мест, не пощадил ни их книги, ни их имения, да и саму жизнь многих из них…   
С 1892 года Валериан Александрович был введен в члены Пензенского губернского статистического комитета (ПГСК) и только что образованной Пензенской губернской ученой архивной комиссии (ПГУАК). Это говорит о том, что интеллигенция провинциальной Пензы высоко ценила личностные качества и творческие успехи юриста и писателя Волжина.
Кстати, в Курской губернии ученая архивная комиссия (КГУАК) образована лишь 23 апреля 1903 года. И у ее истоков, как ни странно, стоял сам курский губернатор Николай Николаевич Гордеев (1850-1906) – «большой барин и вполне порядочный человек», по инициативе которого несколько позже был учрежден исторический и археологический (считай – краеведческий) музей. А вот в помощниках у него были курские чиновники и журналисты Николай Иванович Златоверховников (1865-1921), Анатолий Алексеевич Танков (1856-1936) и директор народных училищ И.И. Дубасов. К этому стоит добавить, что в 2015 году куряне, наконец, вспомнили о Н.Н. Гордееве и на стене «губернаторского дома» (ул. Дзержинского,70; ныне здесь наркологический диспансер) установили памятную доску.
Стремительный выход в свет книг Волжина принес ему не только славу плодовитого писателя, но и чиновничью зависть. И в 1894 году после появления в «Судебной газете» очередной большой статьи Валериана Алексеевича, направленной против судебных контрреформ, активно проводимых царским правительством с 1889 по 1893 год, на него ополчились высшие чины министерства юстиции. Юрист и писатель Волжин, уже находившийся в составе Комиссию по пересмотру законоположения по судопроизводству, был вызван в столицу, на «ковер» к министру юстиции Николаю Валериановичу Муравьеву (1850-1908). И, естественно, получил министерский «разнос», про который вспоминает в мемуарах.
«Отчитывая» генерала юстиции, министр не без злорадства упомянул, что будь статья какого-нибудь рядового юриста, а не известного писателя, на нее бы и внимания не обратили, а раз она написана человеком, пользующимся известностью в обществе, то и реакция соответствующая. Валериан Александрович молча перенес выпады министра, ибо спорить с «большим начальством» и в наше время – глупо и бесполезно – и остался в Комиссии, в которой, кстати, участвовал и известный в России судебный деятель и писатель Анатолий Федорович Кони (1844-1927). Но с этих пор впал в немилость, и его карьерный рост прекратился. Это, конечно, задевало самолюбие Волжина, и он неоднократно подавал прошения о переводе его в другие губернские города, но все они оставались без удовлетворения. Впрочем, со временем острота обиды притупилась, и Валериан продолжил свою юридическую и писательскую деятельность.
Но вот случился его второй брак. Молодая супруга требовала заботы, нарядов, домашнего уюта и «выхода в свет», чего без денежных затрат, естественно, не бывает. Да и подраставшие дети от первого брака также нуждались в уходе и заботе. В итоге – семейные расходы увеличились. Возникла необходимость о служебном росте и более высоком окладе. Вновь принялся посылать прошения с просьбой о переводе на вышестоящие свободные вакансии, в том числе и в тульский Окружной суд. Но не тут-то было – в министерстве юстиции по-прежнему помнили его выпады против контрреформ и в переводе на более высокую должность отказывали. Зато на литературном поприще продолжались успехи. В 1898 году в свет вышел роман «Альтруист», за ним последовали романы «Заговорила совесть» и «Он отомстил», которые пользовались спросом у читающей публики.
В 1904 году прошения Валериана Александровича, наконец, были «услышаны», и ему разрешили перевестись в Омск на должность члена Судебной палаты – органа стоявшего нал Окружным судом. Министр юстиции Муравьев с одной стороны вроде бы «снизошел» до повышения Волжина на «служебной лестнице», а с другой – отправление в захолустный сибирский город явилось своеобразной ссылкой. Но Волжин, думая о приближающемся выходе на пенсию и, следовательно, о размере пенсиона, данное назначение воспринял как должное.
22 октября 1904 года в Пензе состоялись торжественные проводы Валериана Александровича к месту новой работы. Исследователь юридической и писательской деятельности нашего земляка Д.Ю. Мурашов, сообщая о торжественном обеде, устроенном пензенским дворянством и чиновничеством, пишет о том, что помощник прокурора пензенского Окружного суда М.Ф. Кирсанов сочинил «по случаю» стихи:
Много лет жил в Пензе Волжин,
Очень много написал,
Но в Сибирь уехать должен
Наш писатель-генерал.
Долго он в он в колакбинате
С бедной Пензой мирно жил,
Но, присватовшись к палате,
Вдруг старушке изменил.

Говоря об отъезде «писателя-генерала» в Омск, стоит обратить внимание на два обстоятельства. Во-первых, это событие произошло в разгар войны России с Японией, когда русские моряки и солдаты отчаянно защищали Порт-Артур и уже был известен как подвиг команд крейсера «Варяга» и канонерской лодки «Кореец», так и геройская гибель легендарного флотоводца Макарова Степана Осиповича (1848-1904). Во-вторых, сын Волжина, Александр Валерианович уже служил в Пензе товарищем (помощником) прокурора губернии, а дочери от первого брака уже были выданы замуж и жили своими семьями отдельно от «родительского гнезда».
О служебной и литературной деятельности Валериана Александровича в Омске известно куда меньше, чем о том же самом в его «пензенский период». Но, тем не менее, кое-что известно по его воспоминаниям и мемуарам. Так, за 1905 год, когда Россию начали сотрясать революционные выступления рабочих, а кое-где солдат и матросов, он «помогает сестре (по-видимому, Анне Александровне) отбыть за границу». А когда возвратился оттуда, то узнал, что умер его старший брат Александр, так и не сумевший издать свои романсы.
В 1910 году из-за очередной острой полемической статьи, напечатанной Волжиным в одной из центральных юридических газет, в которой «высшие круги» общества вдруг увидели «порицание правительства», над ним замаячила угроза судебного процесса. Сам Валериан Александрович в мемуарах пишет, что никакого выпада против правительства не было, всего лишь очередная попытка отстоять вопросы независимости суда от органов государственной власти, поддержать нормы состязательности сторон в суде и создать юридические консультации для населения в целях его првового просвещения и воспитания. То есть все то же самое, о чем он уже не раз писал и что защищал в дискуссиях с противниками реформ. Но после революционных событий 1905-1906 годов в стране наступили времена контрреволюционного террора. Вставший во главе правительства и министерства внутренних дел бывший самарский губернатор П. А. Столыпин 8 июня 1907 года с думской трибуны заявил: «Власть не может считаться целью. Власть – это средство для охранения жизни, спокойствия и порядка; поэтому, осуждая всемерно произвол и самовластье, нельзя не считать опасным безволие правительства. Не нужно забывать, что бездействие власти ведет к анархии, что правительство не есть аппарат бессилия и искательства. Правительство – аппарат власти, опирающейся на законы. Отсюда ясно, что министр должен и будет требовать от чинов министерства осмотрительности, осторожности и справедливости, но и твердого исполнения своего долга и закона». Тут, даже не вспоминая про «столыпинские галстуки», про аресты думцев 3 июня 1907 года, можно говорить о том, что Волжин должной «осмотрительности и осторожности» не проявил. Зато «схватывающие на лету» и «все понимающие» чиновники всех рангов и ведомств резво бросились скопом «твердо» исполнять законы, да так рьяно, что генерал от юстиции вмиг попал под «раздачу».
Спастись от уголовного преследования и суда можно было только подачей прошения об отставке «по состоянию здоровья». Так как судебные чины такой категории, как Волжин, должны были трудиться пожизненно, то необычный прецедент рассматривал суд Сената. Кстати, как это не казуистически выглядит, но распоряжение отдачи Волжина под суд подписал министр юстиции И.Г. Щегловатов, который всего лишь пару десятков лет назад так восхищался книгами Валериана Александровича «Закон и жизнь» и «Картинками из судебной жизни».
В конце концов, пройдя через нелицеприятную и унизительную процедуру судебного сенатского разбирательства, Волжин Валериан Александрович вышел в отставку «по-доброму», то есть с правом ношения генеральского мундира и приличной пенсией. Но осадок горечи, конечно, остался. И в мемуарах он не замелил напомнить потомкам, что «свою честь и мундир ничем не запятнал», что не только на службе, но и писательством он стремился приносить пользу людям и Отечеству.
Находясь в отставке, Волжин вновь в 1911 году написал статью о вреде для общества и Российского государства контрреформ в судебном деле. Но так как был уже частным лицом, а не чиновником высокого ранга, большого резонанса от статьи не последовало. К тому же омское общество в культурном плане рачительно отличалось от пензенского. Причем не в лучшую сторону. Самым же крупным литературным трудом, который отставной генерал от юстиции написал в Омске, стали мемуары, часть которых была опубликована в июльском и августовском номерах «Исторического вестника». Благодаря им мы кое-что знаем о жизни и творчестве нашего земляка.
Покидая в 1904 году Пензу, Валериан Александрович, возможно уже не рассчитывал возвратиться назад. Но так уж распорядилась судьба, что вернуться пришлось. И случилось это, по данным некоторых исследователей, в 1915 году. Тогда в Пензе умерла его невестка, супруга сына Александра – Татьяна Михайловна, дочь купца второй гильдии Михаила Роговского. (Сам Александр Валерианович, по сведениям Д. Мурашова, в это время  уже был товарищем прокурора саратовского Окружного суда).
Удивительно то, что Пензу Волжин Валериан Александрович покидал в разгар войны на востоке, а возвращался в разгар войны на западе; в Омск выезжал действующим генералом от юстиции, а покидал Омск без особого сожаления генералом в отставке. И было ему в это время семьдесят лет. Однако бодрости духа и тела честному служителю Фемиды, Мельпомены и Клио не занимать, к тому же сил и энергии предавали многочисленные встречи с детьми, повзрослевшими внуками и поседевшими товарищами по прежней работе в Окружном суде Пензенской губернии.
Исследователи биографии Волжина об его отношении к революционным событиям 1917 года ничего не сообщают. По-видимому, нет архивных документов, от которых можно было бы оттолкнуться… Но, зная его трепетное отношение к букве закона, учитывая его многолетние устоявшиеся убеждения об эволюционном пути развития России, не трудно предположить, что восторга от государственного переворота он не испытывал. Хотя до этого отмену крепостного права всячески приветствовал, а само крепостничество не раз бичевал, как противоестественное, унизительное явление в истории России.
Не добавляли оптимизма и решения местных советов, без согласования с центральной властью отменявших прежние законы и вводивших новые. Часто эти нововведения базировались не на юридическом праве, а на революционной необходимости, что в конечном итоге приводило к анархии и беззаконию. Не приносили радость налоги и повинности, которыми облагались представители имущественных буржуазных классов – дворяне, купцы, банкиры, интеллигенция. А Волжин и члены его семьи как раз и относились к таковым… К тому же, надо полагать, выплата пенсии, назначенной царским правительством, прекратилась, да и гонорары за литературные труды вряд ли платились.
В конце мая 1918 года Пенза, как и ряд других городов Поволжья и Сибири, была захвачена мятежными чехами и словаками. Под прикрытием их штыков активизировались антибольшевистские силы. В Пензе Советская власть была ликвидирована. В соседней Самаре представители буржуазных партий, в том числе эсеров, создали Комуч – Комитет членов учредительного собрания. Власть Комуча, поддержанного белочехами, распространилась и на Пензенскую губернию.
В это время Валериан Александрович Волжин, как сообщает Д. Мурашов, с группой безработных интеллигентов, державших «нейтралитет» к властям, попытались создать журнал «Эстетика», в котором бы печатались местные литераторы. В течение 1918 года было выпущено несколько номеров журнала. Но катившаяся уже по стране Гражданская война, захлестнувшая и «толстопятую» по определению Волжина, Пензу, не дала развиться журналу, и он канул в Лету, как, кстати, и Комуч. А в Пензе восстановилась Советская власть.
В 1919 году семидесятичетырехлетний «беспартийный» Валериан Волжин еще раз попытался создать литературный журнал «Свободное слово». Однако после выхода из типографии первого номера (к сожалению, несохранившегося) журнал был закрыт, как «ненужное издание» рабоче-крестьянской власти.
Последним литературным произведением Валериана Александровича стал рассказ «Рядовой Кадушкин» о солдате Пармене Кадушкине, возвращавшегося домой из австрийского плена после марта 1917 года. Этот рассказ был напечатан весной в журнале «Пролетарий», начавшим издаваться в Пензе. В рассказе было заострено внимание на том, что никакой организованности при встречных потоках бывших военнопленных не было, что часто они шли, преданные сами себе, оборванные и голодные, способные на любые преступления.
Кроме рассказа, в журнале «Пролетарий» был помещен отзыв Волжина и на третий выпуск журнала «Москва», в котором находились произведения поэтов второй волны «серебряного века». Валериан Александрович, как пишет Д. Мурашов, давая рецензию стихотворениям, отмечал, что «поэты В. Брюсов, С. Есенин, К. Бальмонт и В. Иванов своими жалкими виршами безжалостно портят прекрасный русский язык». Вот так-то!.. Впрочем, время – лучший рецензент. Именно оно сделало для нас и Брюсова, и Есенина, и Бальмонта, и Иванова классиками отечественной литературы. А вот самого Волжина, благодаря людской беспамятности, затенило изрядно.
В этом же году Валериан Александрович умер и был тихо похоронен на одном из кладбищ Пензы. Ни даты его смерти, ни могилки установить не удалось. Остались неизвестными и судьбы его брата Николая и племянников из курской губернии, ни дальнейшая судьба сына Александра и его детей. По-видимому, Гражданская война, кровавым смерчем пронесшаяся по просторам России, в том числе и через Панкеево, внесла свой страшный вклад и в людскую память, и людскую жизнь. И только лишь об одной внучке Волжина, Наталье Альбертовне Волжиной-Гроссет, сохранились сведения. В советское время она была известной переводчицей на русский язык зарубежной литературы. Благодаря ей советский читатель познакомился с произведениями А. Конон Дойля, Дж. Лондона, Ч. Диккенса, Эрнста Хемингуэя и «Овода» Э. Войнич.
Как отмечают немногочисленные исследователи жизни и творческого наследия Волжина, потомкам – в самом широком смысле этого слова – не осталось в «наследство» даже портрета или фотографии это выдающегося юриста и писателя. Они, несомненно, были, да годы революции и Гражданской войны, а еще и последовавшие затем сталинские репрессии – все вычистили «до основания».
Но некоторые черты писателя можно увидеть в образе судьи в повести «Из воспоминаний судебного следователя. Вслед за Д. Мурашовым процитируем: «Судья с заметной проседью в бороде и никогда не исчезавшими складками на лбу, даже когда он улыбался, имел вид человека с наболевшими нервами, но привыкшего сдерживаться и хладнокровно смотреть на всевозможные житейские пакости, как скоро они неизбежны». Впрочем, эти слова передают лишь некоторые черты лица нашего земляка, а в большей степени – его психологическое состояние.   
Выше уже назывались некоторые произведения Волжина Валериана Александровича, любовь к книгам и литературе которого зародилась на курской земле в сельце Панкееве. Но вообще в литературном багаже писателя три романа, нескольких повестей и более 80 рассказов. И как уже отмечалось все его произведения, кроме автобиографической повести о детстве «Перед эпохой освобождения» и мемуаров в журнале «Исторический вестник», написаны на базе его многолетней следственно-судебной практики. Естественно, они ценны своей художественной сутью, реализмом изложения событий, исторической ценностью. Но также ценны и с краеведческой точки зрения. Ведь Волжин не только мастерски смог описать родительский дом и окрестности Панкеева, но и окрестности Пензы с садами и парками, переходящими в леса, и ее улочки со своим колоритом небольших домиков, в которых приходилось жить писателю, и дощатых тротуаров, по которым пешком добираться о места службы. И хотя сама Пенза в повестях и романах не называется, скрываясь за названием города Тулупова, но описана с фотографической точностью. Это и губернаторский дом, и здание Дворянского собрания, и помещения банков, и многочисленные церкви, описанные как с внешней стороны, так и с внутренней. Это и гимназии, и школы, и Окружной суд, и даже тюрьма. А куда деться, если без тюрем в России никуда не деться… Это и шумный пензенский базар, и притоны нищих.
При этом описания преподнесены читателю не только ярко, сочно и колоритно, но и с присущими Волжину тонкой иронией и юмором, что, естественно, привлекало читателей и являлось изюминкой произведений.
Не менее талантливо представлены писателем и герои произведений – тулуповцы. Это и губернаторы, и предводители дворянский собраний, и государственные служащие – чиновники всевозможных ведомств. Это и пензенские дворяне, и купцы, и банкиры. Это и судьи, и адвокаты, и городовые. Это и священнослужители, и учителя, и гимназисты, и школьники. Это, наконец, профессиональные городские попрошайки и воры. Весь социально-сословный спектр.
А внешние описания и психологические характеристики были столь убедительны, что читатели легко узнавали конкретных лиц из «высшего» пензенского общества. Впрочем, как и сами прототипы, которым не всегда нравилось видеть себя со стороны. Однако не многие спешили «признаться» в узнаваемости самих себя, чтобы не стать еще большим посмешищем.
Автору этого очерка трудно судить, есть ли подобное описание губернского Курска второй половины XIX века в художественных произведениях курских писателей как того времени, так и более позднего. Но думаю, что вряд ли… В журналистских очерках и заметках – да, но не в художественной литературе. Что-то не встречалось… Хотя литературные традиции Курского края весьма глубоки, обширны и крепки.
Подводя черту, необходимо отметить, что личность «успешно» забытого курянами писателя Валериана Александровича Волжина привлекла не только мое внимание, но и внимание наиболее известного в Курском крае краеведа, ученого и писателя Юрия Александровича Бугрова. В двух своих книгах и в газете «Курская правда, Бугров упоминает нашего земляка. Кроме того очерк о Волжине в газете «Городские известия» напечатал журналист и литературовед Н. Гетьман, а в книге по истории Конышевского района – несколько теплых строк поместил С.Н. Челенков. В Интернете есть статья о Волжине В. Купырина, преподавателя одной из Льговских школ. Следовательно, не все куряне страдают болезнью под названием «беспамятство». Есть, есть еще люди с беспокойными сердцами и умами, которым огромное спасибо за их «горение», любовь к малой родине, к истории, за их добровольное подвижничество! Именно на таких одиночках во все века зиждилась и зиждется Россия.
Что же касается литературной преемственности на Конышевской земле, то она имела место. Уже в год смерти Волжина Валериана Александровича в селе Шустово, расположенном не так далеко от Панкеева, появился крестьянский мальчик Алеша, которому и предстояло подхватить «эстафетную палочку» литературного творчества.