Стройбат. Гл. 7 Самоволка и Чехословакия

Содержание:

http://www.proza.ru/2015/11/27/1340 - Пусть ты останешься в сердце моем
http://www.proza.ru/2015/12/06/1178 - Солдатские истины
http://www.proza.ru/2015/12/06/1181 - Мировая
http://www.proza.ru/2015/12/06/1184 - Гусь, я и самогон
http://www.proza.ru/2015/12/06/1189 - Оркестр
http://www.proza.ru/2015/12/06/1192 - Баржа и гуси
http://www.proza.ru/2015/12/06/1195 - Самоволка и Чехословакия
http://www.proza.ru/2015/12/06/1200 - Пожар
http://www.proza.ru/2015/12/06/1205 - Проститутка
http://www.proza.ru/2015/12/06/1214 - Увольнительная и Запырыч
http://www.proza.ru/2015/12/06/1221 - Несчастливый дом
http://www.proza.ru/2015/12/06/1226 - Баптист
http://www.proza.ru/2015/12/06/1230 - Антисемит старшина Курячий

    Наш грузовик мчится по проселочной дороге немилосердно пыля. За рулем Славик Шустер, а я и Панас (Сашка Панасовский) теснимся рядом. В грязном, испачканном бетоном, кузове мой земляк Сашка Харченко придерживает добычу - канистру с самогоном. Мы возвращаемся из самоволки, и потому летим как сумасшедшие, чтобы успеть до утренней поверки.
    Сбежали мы еще вчера, после того, как старлей и старшина ушли спать. Панас что-то шепнул часовому, тот молча открыл шлагбаум, и мы рванули.

    Пятый час утра. Небо светлеет над верхушками сосен. Само собой разумеется, мы подвыпившие. Надо же было убедиться, что нам не всучили некачественный самогон. Он таки оказался высший сорт. Не знаю сколько градусов, но когда несколько капель подожгли в какой-то жестянке, самогон горел ровным голубым, почти невидимым жарким пламенем. По моей экспертной оценке это соответствовало крепости 70-75 градусов.

    Славик клюет носом за рулем и машина иногда выскакивает из колеи и мчится просто по траве рядом с дорогой, иногда сваливаясь одним колесом в колею, прыгая и рискуя перевернуться. Я толкаю Славку локтем в бок, он просыпается и через несколько минут все повторяется. Вдруг Славка останавливает машину и говорит:
    - Всё. Больше не могу. Давайте хоть полчасика поспим.
Я взрываюсь:
    - С ума сошел? Мы же на поверку не успеем!
    - Ну если ты такой умный - сам садись за руль!
    - А что, и сяду!

    Мы меняемся местами и Славка тут же засыпает завалившись на плечо спящего Панаса, а я первый раз в жизни завожу двигатель. Так, как это делается? Кажется надо переключить передачу вот этим рычагом. Я дергаю рычаг, машина делает рывок и двигатель глохнет. Из кузова ко мне в раскрытое окно свешивается Сашкина голова:
    - Эй, что тут у вас происходит?
    - Да вот, эти гаврики спят оба, а я не могу тронуться. Ты знаешь как?
    - Вообще-то не очень. Мне кажется, сначала надо выжать сцепление.
    - А, да-да-да. Точно, вспомнил. Это вот эта левая педаль.
Я вновь завожу двигатель, выжимаю сцепление и нажимаю газ. Двигатель взвывает, но грузовик стоит не шелохнувшись.
В окне появляется Сашкина голова:
    - Ну?
    - Погоди, дай вспомнить.
Несколько минут мы сообща вспоминаем как же тронуться. Очень трудно, однако, вспомнить то, чего никогда не знал. Наконец после рывков и прыжков мы трогаемся. Едем не быстро, потому что попытка переключиться на более высокую скорость приводит лишь к тому, что двигатель вновь глохнет. Но вот, уррраа, получилось переключиться, потом еще раз, и вот грузовик несется как сумасшедший, а я мертвой хваткой вцепляюсь в руль, все время представляя себе картину, как я не справляюсь с очередным поворотом колеи и мы переворачиваемся.

    На часы я посмотреть не могу, боюсь оторвать взгляд от дороги, но, по моим подсчетам, мы уже явно опаздываем.

    Уфф! Вот и наша часть. Но что это? - Ворота распахнуты, шлагбаум поднят, часового на месте нет. Въезжаем на территорию и я поворачиваю к танковым ангарам, где паркуются и наши грузовики.

    Мама дорогая! Все ангары распахнуты и ни одного танка нет на месте.
Обалдевшие, мы стоим обернувшись к казармам танкистов, которые явно тоже пустые, и строим самые страшные предположения.

    Я бросаю взгляд на часы. Ого! Седьмой час! И нас никто не засек! Но наши же должны были уже встать и делать зарядку.
Не сговариваясь, мы бросаемся к двум рядам наших палаток.

    У головной палатки насыпан холмик, уложенный дерном. Это наш календарь. На нем шишками выложена вчерашняя дата 20 августа 1968 года.
Я влетаю в палатку и застываю пораженный - все безмятежно спят, как сурки. Странно, почему старшина подъем не делал? Страшным голосом я ору:
    - Рота, подъем! Кто дежурный по роте? Где танкисты?
Минут пять я пытаюсь втолковать, что танкисты исчезли вместе с машинами и танками, что их казармы пусты. И уже почти семь утра, а у нас исчез и старшина и старлей.
Наконец, кто-то вспоминает, что ночью слышал рев моторов, и сквозь брезент просвечивали мечущиеся огни. Он вышел из палатки по нужде и видел, как из ворот выезжают танки. Подумав, что это у них какие-то учения, спокойно пошел продолжать спать.
Но ведь должен же был хоть кто-то остаться в части! Ну, хотя бы часовой или дневальный. И в штабе тоже никого. Что-то случилось.
Кто-то вспоминает, что в штабе должен быть телефон, а у сержанта есть номер телефона нашего комчасти в Чернигове и можно попробовать дозвониться до него. Сержанта вытаскивают из его палатки и пытаются втолковать ему что случилось. Наконец до него доходит и он в сопровождении половины роты идет в штаб. Однако, нас ожидает разочарование. Телефонные провода оборваны, а самих телефонов и след простыл. Даже сейф открыт и пуст.

Возвращаемся к палаткам. Ребята, а может война началась, а мы ничего не знаем?
Кто-то соображает достать и включить переносной радиоприемник. С нетерпением дожидаемся восьми утра. И вот оно: "По просьбе Коммунистической партии Чехословакии руководство Советского Союза приняло решение сегодня ночью ввести ограниченный контингент советских войск на территорию Социалистической Республики Чехословакии".

Так вот в чем дело! Ну и что нам-то теперь делать? И где наши отцы-командиры?

В тревожном ожидании никто не захотел даже притронуться к самогону. День тянулся и тянулся, мы курили, не отходили от приемника, но ничего нового там не передавали, только повторяли одно и то же. Часам к двенадцати желудки нам напомнили, что мы еще даже не завтракали, ведь столовая танкистов тоже была пуста.

Лишь ближе к вечеру на территорию части въехали грузовики, а с ними и долгожданные старшина Курячий и литер Тутов. Они привезли нам сухой паек.
Оказывается, их еще ночью вызвали в Чернигов. Они и сами ничего толком не понимали. Лишь приказали разобрать и свернуть палатки, собрать все вещи и грузиться в машины. Мы возвращаемся в Чернигов.

Родная часть встретила нас суровой тишиной. Все три роты уже собрались здесь. Делимся смутными слухами, что в Чехословакии идет вроде бы война, но кто с кем воюет - непонятно. Кто-то предполагает, что западная Германия напала на Чехословакию, а Советский Союз послал им помощь. Этот вариант кажется нам наиболее вероятным.

На следующее утро нас строят на плацу и командир части рассказывает, что в Чехословакии идут бои с антикоммунистическими элементами, что вчера в два часа ночи наши войска вошли на территорию Чехословакии. Нашим войскам требуется помощь инженерных войск и поэтому добровольцы могут подать заявление, чтобы их отправили в Чехословакию.
Следует команда "разойдись" и мы все бросаемся за тетрадями и ручками, писать заявление. Все прямо горят патриотизмом и желают немедленно отправиться на помощь нашим войскам и дружественным чехам.
Оказалось, что заявления написали абсолютно все. Сразу после обеда нас вновь строят и командир зачитывает список из около тридцати счастливчиков, которые отправляются в Чехословакию. Ни одного еврея, казаха, грузина или азербайджанца в списке нет. Только русские и украинцы.

Им дают час на сборы и вскоре они грузятся в крытые грузовики.
Майор Окунев лично попросил нас взять духовые инструменты и сыграть "Прощание славянки". И вот под не очень стройные звуки давно не репетировавшего оркестра грузовики выезжают из ворот части.
А через две недели в ворота части вновь въезжает грузовик. В нем шесть человек. Трое из них в гробах. Один из сопровождавших - Славик Шустер, мой друг, водитель. Он рассказал нам, что дружественные чехи оказались вовсе не дружественные. Что из окон по нашим солдатам стреляли, а в танки бросали бутылки с коктейлем "Молотова". Что строители оказались самыми незащищенными, им даже оружие не выдали. И вот результат.

Гробы осторожно сгрузили с грузовика, внесли в ленинскую комнату, поставили на столах и открыли. Укрытые до шеи красными флагами с серпом и молотом, в них лежали наши товарищи. Рассмотреть их лица я толком не мог, потому что сдержать слезы было просто невозможно. Они там стояли два дня, ждали, что приедут родители. А когда они приехали, наш оркестр последний раз взял инструменты. На кладбище грузовик ехал пустой. Там были только крышки от гробов. А гробы несли по очереди на плечах до самого кладбища. Траурный марш Шопена рвал душу, ноты расплывались перед глазами.

Сухо отгремел тройной залп.

Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2015/12/06/1200