Стройбат. Гл. 8 Пожар

Содержание:

http://www.proza.ru/2015/11/27/1340 - Пусть ты останешься в сердце моем
http://www.proza.ru/2015/12/06/1178 - Солдатские истины
http://www.proza.ru/2015/12/06/1181 - Мировая
http://www.proza.ru/2015/12/06/1184 - Гусь, я и самогон
http://www.proza.ru/2015/12/06/1189 - Оркестр
http://www.proza.ru/2015/12/06/1192 - Баржа и гуси
http://www.proza.ru/2015/12/06/1195 - Самоволка и Чехословакия
http://www.proza.ru/2015/12/06/1200 - Пожар
http://www.proza.ru/2015/12/06/1205 - Проститутка
http://www.proza.ru/2015/12/06/1214 - Увольнительная и Запырыч
http://www.proza.ru/2015/12/06/1221 - Несчастливый дом
http://www.proza.ru/2015/12/06/1226 - Баптист
http://www.proza.ru/2015/12/06/1230 - Антисемит старшина Курячий

   Как Юру призвали никому не было понятно. Маленького росточка, похожий на ребенка, к тому же косоглазый. Ну и солдат!
   Сам Юра рассказал, что над ним в школе все издевались, частенько поколачивали беззлобно. Ни одна девчонка в его сторону даже смотреть не хотела.
И тогда Юра решил доказать всем, что он не хуже остальных. Два года оббивал порог военкомата, упрашивая взять его в хоть какие-нибудь рода войск. Но ему отказывали. Отца у Юры не было, а мать, переживая за сына, тоже ходила в военкомат с просьбой призвать сына в армию. Они все-таки победили. Юру призвали в стройбат и он попал к нам в роту.
 
   Старшина долго с ним мучался, пытаясь подобрать обмундирование по размеру. Но даже самый маленький размер был Юре велик. Короче, пришлось брюки подрезать и подшивать. И все равно, они были ему широки, как будто циркуль всунули в два мешка. Рукава гинастерки тоже безжалостно отчекрыжили. В результате из широченных рукавов высовывались будто бы две сухие веточки.

   Юра хватался буквально за все. Он пытался рыть траншеи на стройке, но не мог копнуть даже на полштыка. Пытался работать пилой с напарником, но тот только изматюкался весь, так как пила постоянно застревала, а Юра практически висел на ней. Он пытался подвозить кирпич в тачке, но тачка перевернулась и Юра, перелетев через нее, так грохнулся, что мы подумали, что он уже не встанет.

   Наконец мы приспособили его работать на кнопках на подъемнике. Нужно было нагрузить рулоны рубероида на площадку подъемника, а затем нажав кнопку и вскочив на площадку, поднять самого себя на третий этаж и там стащить рулоны с площадки. И хоть работа у Юры шла очень и очень неспешно, мы никуда не торопились. Как известно, солдат спит, а служба идет.
 
   Правда, на сон наша работа не очень походила. Нужно было поднять ведро битума, растопленного в специальной печке, на крышу, там аккуратно разлить его по подметенному и вычищенному участку, шваброй и старыми вениками размазать битум по крыше, и быстро раскатать рубероид на этом участке, утоптав его ногами. От битума исходили густые смоляные пары, к жару солнечного летнего дня добавлялся жар расплавленного битума, он налипал на сапоги, пачкал гимнастерки и галифе, а ведь новые выдают только раз в полгода, да и то потом высчитывают из нашего заработка. Правда, мы никогда не видели этих денег, они откладывались на наш счет и получить их мы могли только вместе с дембелем.

   Раскатав очередной участочек, мы садились на бордюр крыши, курили, болтали и наблюдали за Юрой, который словно навозный жук таскал рулоны на площадку подъемника, а потом наверху стягивал их на крышу.
Иногда мы окликали Юру, предупреждая, чтобы он не оступился с крыши.

   Использованые ведра Юра бросал в костер, который мы развели неподалеку от бака. Там оно выгорало от налипшего битума, затем Юра выкатывал его оттуда куском толстой проволоки и вновь наполнял. Вот он набрал очередное ведро, поставил его на площадку и, гордый своей миссией, поехал с ним наверх. Поравнявшись с крышей, остановил подъемник и нагнулся за ведром. То ли он не расчитал, то ли всегда брал дужку ведра наугад, поскольку был ужасно косоглазый, но он промазал мимо дужки и сунул руку прямо в расплавленный битум. Раздался дикий крик, Юра выдернул руку покрытую битумом из ведра, не удержался на ногах и упал на спину. Ведро опрокинулось прямо на него.

Этот крик боли подбросил нас как пружиной. Схватив Юру за гимнастерку, мы оттащили его от разлившегося битума и от края крыши. Кто-то рванул с него гимнастерку, другой тащил с него штаны. Слава Б-гу, они были настолько широкие, что слетели мигом. Эта же ширина защитила его от ожога всего тела, он почти не обжегся, если не считать руки.
   Однако, битум на руке продолжал свое убийственное действие. Воды наверху у нас не было, дорога была каждая секунда и тогда кто-то начал мочиться ему на руку. Пленка битума на ладони остыла, но когда мы попробовали отлепить ее от руки, она стала отделяться вместе с кожей. Юра в этот момент потерял сознание, а мы решили ничего не трогать и срочно тащить его в медсанчасть.

   Прорабская, где стоял телефон, оказалась запертой. Тогда, мы загрузили Юру в кабину грузовика, благо он был маленький и уместился лежа на сиденье рядом с водителем. Двое вскочили на подножки и мы помчались в часть.

   Юру увезли в госпиталь, и никто не сомневался, что его комиссуют по инвалидности. Однако, через месяц Юра вновь появился в части. Ему удалось убедить командиров оставить его служить. Мало того, он ужасно гордился своей рукой, покрытой розовой, тонкой, как пергамент, новой кожей, как будто это было боевое ранение.

   Его теперь не посылали ни на какие работы, а поставили вечным помощником дневального. И Юра самозабвенно протирал пыль на тумбочках, драил полы, мыл окна, не гнушался даже мыть полы в сортире.

   Вечером, он всегда приходил туда, где я играл и пел, и с удовольствием подпевал. У Юры, несмотря на его рост, был довольно сильный низкий голос. Удивительно, как такой голосище жил в его тщедушном теле. Он знал множество украинских песен, и практически весь мой репертуар. Когда Юра пел, все забывали о том, какой он. Никто не замечал ни его косоглазия, ни его недоразвитого тела , ни его изуродованной руки. Вообще в роте его очень любили. За его незлобивость, за откровенное желание хоть чем-то помочь каждому. А еще Юра обладал редчайшим даром - он сочинял для других письма девушкам. Такие искренние, что девушка должна была немедленно умереть от любви к тому, кто прислал ей такое письмо. Казалось Юра и сам был влюблен в каждую девушку, для которой сочинял письмо.

   Но все хорошее когда-то кончается. Наша рота отправлялась в Жиденичи, Черниговской области. Кто-то пошутил, дескать в Жиденичи ссылают только жидов, за что чуть не схлопотал от меня по морде. Поскольку Юра числился в роте, поехал с нами и он. Я к этому времени уже дослужился до ефрейтора, и у меня на погонах была одна, как говорили солдаты "сопля" - тонкая красная полоска поперек погона. Я командовал взводом из десяти человек. Ну "командовал" - это громко сказано. Во-первых дисциплина в нашем медвежьем углу была на самом низком уровне. А все мое командование заключалось в том, чтобы озаботиться своевременной подвозкой стройматериалов, правильным оформлением нарядов, и в прочих строительных заботах. А еще тем, чтобы пили умеренно, не допиваясь до свинского состояния и не попадаясь на глаза командирам.

   В Жиденичах нас поселили рядом со складом ГСМ в неплохой деревянной, довольно теплой, казарме. Она стояла посредине смешанного леса. В лесу было полно малинника и ежевики, и мы часто "паслись" в кустах. Кто-то однажды чуть не столкнулся с "потапычем". Солдат объедал куст с одной стороны, а мишка с другой. Неожиданно они увидели друг друга. Кончилось тем, что оба драпанули в разные стороны. Белки абсолютно не боялись нас, они спускались с сосен, и зацепившись задними лапками за кору, стояли вверх ногами на стволе, передними собирая угощение с ладони.

   Недалеко от казармы был тупик железнодорожной ветки, а рядом с путями эстакада и наш деревянный двухэтажный растворный узел. Иногда паровоз притаскивал пару вагонов цемента и щебня и мы разгружали его прямо на второй этаж. Первый этаж был ниже эстакады. Там стояли две бетономешалки, а цемент и щебень ссыпался туда со второго этажа через люки. Сбоку к растворному узлу прилепилась маленькая комнатушка-сторожка.
   Вот там-то и поселился Юра. В его задачу входило поднятие шума, если кто-то посторонний попробует воровать цемент. Ну это было так, для отмазки. Ну откуда было взяться посторонним посреди леса? Главное, Юра никому не мешал, и, в то же время чувствовал себя при деле.

   Мы строили четыре пятиэтажных дома для коммандиров в малюсеньком поселочке, где жили работники ГСМ и их семьи. Там же был магазинчик в котором продавалось абсолютно все. И продукты, и гвозди, и мыло, и велосипеды... Тут же была больничка. Ну, больничка - это громко сказано, в ней было всего три комнаты. Зато там был зубоврачебный кабинет и настоящий зубной врач.

   Как-то, ближе к осени, у меня разболелся зуб. Лечил я его по-армейски, набирая в рот одеколон. Благоухало от меня, наверное, на пару добрых километров. Старшина Курячий, правда, подозревал, что я бухаю по-черному, а одеколоном глушу перегар. Однако поймать меня, сколько не пытался, так и не сумел, что его жутко злило.
   Но однажды и одеколон перестал помогать. Мой взвод вел каменную кладку. Я передал "бразды правления" Сашке Харченко, своему земляку и другу, а сам отправился в больничку. Зубным врачом оказалась совсем молоденькая врачиха. Наверное она только-только окончила учебу и получила распределение в наш медвежий угол.

   Больных у нее никого не было. Возможно даже, что я был ее первым клиентом не только сегодня, но и вообще в ее практике. Врачиха мне страшно обрадовалась. Изображая из себя этакого умудренного опытом эскулапа, усадила меня в зубоврачебное кресло и приказала открыть рот. Долго там ковырялась, почему-то никак не попадая на больной зуб. Перебрав несколько здоровых зубов наконец нащупала больной, что я немедленно отметил диким мычанием.
- Больной. Придется рвать зуб.
- Рвите, только быстрей.
- Я вам сделаю маленький укольчик, а вы погуляете пять-десять минут в коридоре. Когда почувствуете, что язык занемел - зайдете.
Прошло, однако, и пять, и десять, и все тридцать минут, а ничего не немело.
Я вошел в кабинет.
- Доктор, миленькая, рвите быстрее!
- Чувствуете онемение? Нет? Ну что вы, как можно рвать без анестезии! У вас сердце крепкое? - И она вкатала мне еще одну дозу, на этот раз двойную.

   И снова я гулял в коридоре, и снова ничего не занемело. От боли я уже готов был бегать по потолку.
- Доктор, еклмн, рвите его нафиг!
- Ну хорошо, больной, под вашу ответственность.
И она приступила. Зуб, однако, оказался крепким орешком. Врачиха его и раскачивала и поддевала каким-то крюком, пытаясь выкорчевать его. Нет. Ничего не получалось. Рот был полон слюны и крови, а зуб стоял намертво.
   Тогда врачиха стала своими коленями мне на колени, выставив анестезию, выглядывающую в распахнувшемся на груди халатике прямо напротив моего нескромного взора, ухватила клещами зуб и выкорчевала его с хрустом из моей челюсти. Она чуть не упала, а я поймал ее в объятия. Несколько секунд мы так и замерли скульптурной группой, а затем она вдруг зарделась и шепнула:
- Отпусти меня, пожалуйста.

   Идти с развороченной челюстью и распухшей щекой вновь на стройку не было никаких сил, и я поперся через лес к нашей казарме. Идти было около полчаса. И вот за это время наркоз, который мне вколола эта красавица, начал действовать. Да так, что я полностью перестал чувствовать и язык и губы и даже щеки.
   На мою беду, Курячий словно поджидал меня:
- Ефрейтор, вы почему в казарме? Почему оставили взвод?
- Мммммм, му му-му, муму-мму. - только и смог выговорить я онемевшим ртом.
- Что-что? Вы можете говорить членораздельно? Я вас спрашиваю, почему вы здесь? Где взвод?
- Ммым мымымы мамамыть
- Да ты пьян в доску. Ах ты свинья еврейская! Попался, жиденок! Да я тебя разжалую! Ты у меня из нарядов вне очереди теперь не вылезешь!
Я протянул ему справку об освобождении от работы на сегодня по причине лечения, которую мне выписала врачиха, и курячья морда вытянулась от разочарования.

   Тем временем, дело близилось к зиме. Снег укрыл ветви сосен, и когда мы шли на объект, ссыпался на нас искрящимся каскадом, если кто-то задевал ветку. Вечером, намерзшись на стройке, мы возвращались в теплую казарму. Смотрели телевизор, изображение в котором плавало и снежило.
   Оказалось, что в поселочке есть неплохая библиотека, и мы взахлеб наверстывали упущенное время, буквально глотая книги.
Старшина по вечерам предпочитал отсиживаться в доме у своей хозяйки, а мы наслаждались его отсутствием. Спать ложились, кто когда хочет, никакого отбоя не было. Наступала ночь. И только Юра ночевал не в казарме, а в своей сторожке.

***

   Я проснулся среди ночи от какого-то непонятного ощущения. Что-то было не так. Но что?
На потолке играли какие-то странные отсветы. Что это? Я повернулся к окнам. Замерзшие окна покрыты морозными узорами, переливающиеся всеми цветами радуги. Северное сияние? В черниговской области? Что за дичь? Такого быть не может!
Проснулись еще несколько человек.
- Дневальный, ну-ка выгляни в дверь, что это там творится?
- Братцы! Пожар! Ей-богу, пожар!
Проснулись все. На ходу натягивая гимнастерки и свитера, натягивая на босые ноги штаны и валенки (на зиму нам выдавали валенки вместо сапог), все повалили к дверям, в которых мигом образовался затор. Пользуясь своей немалой массой я протолкнул собой пробку и мы вывалились на улицу.

   Горел растворный узел.
- Братцы, тушить надо!
- Да черт бы с ним, пусть горит!
- Смотри как искры на сосны летят, а ветер в сторону ГСМ. Если верховой пойдет, да ГСМ бабахнет, от нас тут мокрого места и того не останется.
- Ой, пацаны, да там же Юрка!
- Бля-аааа! Тушить надо.
- А чем?
- На ГСМ должны быть щиты противопожарные.

   Толпа рванулась на ГСМ. Щиты-то были, но на них кроме кирки и лома ничего. А где же огнетушители? Еще минут пять-десять мы метались в поисках огнетушителей. Наконец, кто-то обнаружил в земле ямки, выложенные соломой и закрытые тяжелыми металлическими крышками. В них-то и находились огнетушители. Похватав их помчались снова к пожару. Однако подойти ближе, чем на несколько десятков метров из-за дикого жара невозможно. А перемерзшие огнетушители дают струю максимум на пару метров. От злости я зашвырнул свой "писяющий" огнетушитель подальше, но он и до огня не долетел.
Мы стояли опустив руки, не в силах что-либо сделать огненной стихии.

   Рассвело. И тут подъехали пожарные машины.
- Эй солдатики, а где у вас тут воду набрать?
- А вы что, незаправленные прикатили?
- Ну да, мы торопились.
- А хрен его знает.
Пожарники развернулись и снова уехали.
   Вернулись они минут через двадцать. Не успели раскатать с нашей помощью шланги, как второй этаж растворного узла ухнул вниз, а в небо взметнулся "ядерный гриб" цемента, и вдруг эта пыль взорвалась. Растворный узел расшвыряло по щепкам, загорелись сосны. Пожарники, и мы вместе с ними начали бушлатами, ветками, сбивать огонь, затаптывать его ногами, тушить лес, который, несмотря на мороз, вспыхивал как спичка.
   С пожаром удалось справится. И тогда мы кинулись внутрь еще тлевшего пожарища в то место, где должна была быть сторожка, и начали перебирать буквально по щепке в поисках останков Юры. Черные, в прогоревшей одежде, иногда и мокрые, мы копались в углях, а по лицам размазывались грязные слезы. Нашлись только стальная покоробленная печка буржуйка, да два прогоревших ведра. От Юрки даже косточек не осталось.

   Медленно, ужасно уставшие, пришибленные гибелью Юрки, мы поплелись в казарму. Рассевшись по своим кроватям стали осматривать свое обмундирование и оценивать ущерб. Разговаривать не хотелось.

   И тут послышались чьи-то всхлипывания. Сначала никто не обращал на это внимания. Мало ли у кого нервы не выдержали. Но всхлипывания усиливались и вдруг перешли в рыдания.
   Подняв головы, мы посмотрели друг на друга. Никто из нас не рыдал. Но тогда кто это? Стали прислушиваться и вдруг поняли, что рыдания доносятся откуда-то снизу. Забившись под кровать, рыдал живой и невредимый Юрка.
   Оказалось, он так растопил свою печку-буржуйку, что на облупившейся стене затлелась дранка. Испугавшись дыма, он хотел потушить дранку. Но сослепу, вместо ведра с водой, схватил ведро с соляркой и плеснул на стену. Часть жидкости выплеснулась на красную от жара печку и тут уж полыхнуло так, что Юрка вылетел из своей сторожки. Буквально через несколько минут пылал весь растворный узел. В это время все выскочили из казармы, а он проскользнул незамеченный внутрь и в страхе забился под кровать.

   Назавтра приехали следователи и допрашивали нас по одному о возможных причинах пожара. Но никто не выдал Юрку.

   Юрке все же пришлось поплатиться за это происшествие. Его все-таки комиссовали.
Всю неделю, к нашей радости, мы не работали. А на следующей неделе начали строить новый растворный узел.

Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2015/12/06/1205