Нам нужен кислород. 20

Клешня робота-экскаватора упорно вгрызалась в темно-бурый грунт, отбрасывая в сторону большие комья почвы. Чуть поодаль расположилась группа астронавтов, молчаливо наблюдавших за незамысловатым действием, и несколько кателенцев, доставивших их на место. Машины и люди служили единственным украшением пустынного марсианского пейзажа, который состоял лишь из долин и впадин без растительности, животных, сооружений. Когда вырытая яма оказалась достаточной глубины, робот покорно сложил клешню и отъехал, уступив место другому аппарату.  Марсоход медленно подъехал к краю ямы, затем в нем открылся специальный люк, из которого под наклоном выскользнул длинный продолговатый ящик, глухо упавший на дно. Робот-экскаватор снова принялся за дело, закидывая грунт обратно в яму. Наконец на поверхности образовался небольшой холм. Свежевскопанная почва отливала в лучах рассвета сочным медным цветом. Один из астронавтов подошел к холму, опустился на колени и очистил перчаткой маленькую прямоугольную плиту, которая возвышалась у основания холма. Она была крепко приварена к крышке ящика и прижата плотным слоем грунта. На плите значилась короткая надпись «АНДРЕЙ ЛУЧИНСКИЙ. ГЛАВНЫЙ ВРАЧ ПЕРВОЙ БАЗЫ. ПРОГРАММА ТЕРРАФОРМАЦИИ МАРСА 01».
- Надеюсь, им будет что обсудить. – Иронично заметил главный инженер Берроуз.
- Надеюсь, они не будут спорить, - ответил Капитан Айронс, поднялся с колен и вернулся к группе астронавтов.
- Что? Плохая связь. – Берроуз посмотрел на Айронса, указывая перчаткой на гермошлем. Капитан отмахнулся и направился к марсоходу, давая понять, что пора уходить. Главный инженер последовал за ним, оставляя двух астронавтов-врачей. Они постояли еще немного, отдав дань памяти профессору, затем тоже направились к своему кателенцу. Марсоходы и робот-экскаватор выстроились в цепочку и тронулись в путь, оставляя позади себя никак не обозначенный участок равнины, на котором  рядом друг с другом возвышались две плиты с памятными надписями. Одна принадлежала профессору, вторая – Иоганесу Рофалю. Над равниной на горизонте восходило синее солнце, вокруг которого пылал красный ореол.
- Почему их не кремировали как остальных? – спросил Берроуз, уже находясь внутри марсохода. – столько времени потратили, что повсеместно ввести кремацию и банки временного хранения на Земле, а на Марсе повторяем туже ошибку – открываем кладбище.
- Не знаю.
- Ты используешь фразу «не знаю» так же часто, как и «сожалею». Рассказывай. 
- Как Капитан  Корпуса я могу затребовать медицинскую карту любого сотрудника.
- Почти любого. И?
- История болезни Лучинского – подделка.
- Каким образом? Если бы Лучинский решил подделать чью-то историю болезни, вряд ли бы он допустил такие ошибки, которые заметит человек без медицинского образования.
- Он допустил. Симптомы и лечение противоречат друг другу.
- Не понимаю. Почему? И зачем подделывать свою историю? Он был здоров?
- Ностофобия.  – Айронс сказал только дно слово и замолчал, ожидая, пока его собеседник разовьет мысль.
- Ностофобия – боязнь возвращения домой. Насколько я помню, от нее погиб Рофаль.
- Верно. На Марсе Рофаль считался личностью космического масштаба, а на Земле – одним из талантливых теоретиков. Он делал все, чтобы быть лучшим. Работа без сна и отдыха, умственное перенапряжение, отсутствие психологической разрядки.
- В таком состоянии здесь находится каждый второй.
- Все это вызывает депрессию и синдром марсианина.
- Синдром чего? Нет такого термина.
- Синдром отчуждения от людей и всяческого общения. Человек полностью погружается в собственный мир. Дальше отказ от еды, что приводит к серьезной потере веса и нарушению работы сердца и других органов. Общее ослабленное состояние рождает убежденность в наличии неизлечимой болезни, которая не позволяет вернуться домой из-за опасности высоких перегрузок при полете. При этом больной не принимает никаких лекарств.
- Постой. Болезнь Лучинского зафиксировали официально. Диагноз подтвердил не только помощник главврача, но и специалисты наземного центра.
- Ему якобы сделали операцию, но не назначили лечение, зато занесли в карту симптомы ностофобии как следствие наличия серьезной болезни.
- Не понимаю. Он действительно хотел остаться на Марсе или заболел ностофобией?
- Внезапный приступ произошел у него через несколько дней после вынесения окончательного решения по делу Рофаля. Судя по записям, он мог еще долго скрывать болезнь и одновременно лечить себя, но он предпочел, чтобы его тайна открылась. Ему нужно было остаться на Марсе на законных основаниях, чтобы закончить начатое, иначе Гаранин мог отправить его на Землю под трибунал.
- Хочешь сказать, он взял историю болезни и анализы Рофаля, а сам был здоров?
- Да. В конце концов, он запутался в своей лжи, поэтому ему пришлось вспомнить о ностофобии, при которой конечный итог – самовольный уход из жизни как спасение от мнимой болезни.
- Быть великим ученым и умереть от паранойи. Какая ирония. Ты не рассказал главного. Зачем?
- Он…нет, пропустил предупреждение. – Айронс остановил марсоход и связался с Корпусом для уточнения прогноза. Навстречу кателенцу двигался «пыльный дьявол».
- Лем, поехали. Мы почти добрались.
- Нет. Не успеем. – Айронс постучал пальцем по монитору, на котором быстро вырисовывался огромный красный столб, в то время как в микрофоне раздавалось только слабое шипение. В атмосфере с низкой плотностью звук распространялся плохо.
- Медики успели добраться до Базы.
- Сам виноват. Болтал и проглядел. – Айронс нажал несколько кнопок. Приборы, расположенные по бортам машины, въехали внутрь открывшихся люков, словно у  испуганной черепахи. На поверхности остался только панцирь, который должен был защитить людей от надвигающейся на огромной скорости бури. Затем астронавты надели гермошлемы и пристегнулись ремнями безопасности.
- Не люблю тряски. – Берроуз поморщился, поднял защитный щиток и повернул голову к напарнику.
- Договоришь?
Айронс ничего не успел ответить, потому что марсоход затрясло, словно детский автомобиль. По обшивке что-то прошуршало, напоминая звук сыплющегося песка. Все датчики одновременно замигали. Астронавтам оставалось только сидеть и ждать, пока «дьяволу» не надоест игрушка и он не отправиться дальше. На это могло уйти несколько часов.