Глава 6

Глава 6.

    Ксения Николаевна сама хорошо не помнила, как она оказалась у второго окна. Словно кто-то неведомый и сильный перенес ее на своих огромных крыльях и поставил прямо против оттаявшего стекла.… С плохо скрываемым страхом на нее смотрели большие строгие глаза молодой матери – жены ее сына. Ксения Николаевна в первую минуту даже немного растерялась под этим взглядом,  и ей почему-то стало неудобно. Она подошла ближе к окну, так, что на  стекле отразилось ее собственное дыхание и – улыбнулась. Возможно, ее улыбка показалась молодой матери неискренней и натянутой: от нее закрыли ребенка – тонкие худые руки плотнее прижали его к груди, а глаза все так же упорно вглядывались в ее лицо. Тогда Ксения Николаевна улыбнулась еще раз, улыбнулась шире, яснее – все, что было в ее душе – душе матери, радующейся новой жизни – она вложила в эту улыбку.
    В глазах  навернулись слезы. Тогда в ответ ей улыбнулись и глаза за окном. Улыбнулись хорошо и ласково, как умеют улыбаться  чистые глаза молодой женщины. Она ступила шаг к окну и ее руки, еще нерешительно, протянули Ксении Николаевне малыша. Он мирно спал, важно надув пухленькие щечки, губки его сосали во сне.
 – Сосет?  – Ласково спросила Ксения Николаевна.
– М-гу, закрыла глаза молодая мать и еще раз улыбнулась.
 – А я ничего и не захватила с собою…
– А мне ничего и не нужно, мама.
Сказали за окном.
Ксения Николаевна заметила, что при последнем слове – мама – глаза молодой матери вновь приняли изучающий строгий вид.
– Ничего, ничего, называйте меня мамой…Теперь у вас будет вторая мама – я. Это же хорошо, правда, две мамы.
    Какой-то миг глаза за окном смотрели еще строго и нерешительно, но вдруг в них вспыхнули слезы и тихими ручьями полились в слегка приоткрытый вздрагивающий рот, на белый, чистый халат,  мирно спящего малыша.
– Мама…мама…
– Не нужно плакать…
Ксения Николаевна сама поспешно открыла сумку: ей был необходим носовой платок:
– Не нужно плакать, детка…
– Мама. Теперь вы одна –моя мама.
– Почему? – Удивленно спросила Ксения Николаевна, выглянув из-под платка.
– Так…
– Но все же?...
– Мать и отец сказали мне, что я больше могу не являться в их дом….у них нет дочери…
 –А что же вы думали делать по выходе из больницы?
 – Не знаю…
 – Да-а…Это плохо… Теперь вам нужно изменить свое мнение.
 – Теперь…Теперь мне трудно даже произнести то, что я думала…
– И не нужно. Понимаете?
 –Да.
 – А Виктор не обижал вас?
– Виктор? – Нет. Мы вместе с ним. Мы очень любим друг друга. Я не виновна в том, что произошло. Я все вам расскажу, мама…
– Разве это так обязательно, тем более, что обвинять вас я ни в чем не собираюсь. Любовь на свете обвиняют только глупые люди, к кому бы и в какое  время она не пришла…
– Да, это должно быть так.
– Вот видите. Мы поняли друг друга без лишних объяснений.
– И мне теперь стало легче.
Ксения Николаевна на это только улыбнулась. За окном ей ответили то же тихой скромной улыбкой и вытерли с лица и плеча последние остывшие слезы.
– Только я вас попрошу об одном – не говорите Виктору, что я была у вас: это только расстроит его и может помешать мне.
…Выбросьте из головы всякие глупости. Они больше не нужны. Понимаете?
– Понимаю.
– И обещаете?
– Обещаю.
– Вот и хорошо. Да, как же вас зовут?
 – Катя.
– Катя. Ну, а меня – мама.