***
- Ты иногда думаешь, что говоришь?
- Иногда.
- А надо бы почаще! Что это за ерунду ты мне вчера буркнула: отзынь! Мало мне забот, еще и твоя любовь… Ты не такая уж дряхлая. Просто боишься любви или у тебя заниженная самооценка.
- Это у меня заниженная?! Уж скорее завышенная. Ты разве не заметил, сколько раз я повторила, что знаю все?
Но, оказывается - офигеть! - я знала далеко не все. И чтобы окончательно закрыть эту тему: любовь и метро – я вам сейчас кое-что расскажу, про один свой недавний и абсолютно, как снег на голову, опыт, который поразил меня не столько сам по себе, сколько присутствующим в нем, очевидным, элементом магизма.
Где- то с год назад я купила для одной своей родственницы, только что вышедшей на пенсию, в подарок книжку Джейн Фонды, в которой эта неунывающая американка убеждала приунывших и неуверенных ни в чем россиян, что любовь, обычная, физическая любовь, с возрастом не уходит из жизни, ни в 50, ни в 60 ни даже позже, если человек сам того не пожелает.
Я свой подарок бегло пролистала, порадовалась за Джейн и, ничего особенно нового для себя не обнаружив, остановилась на одной заинтересовавшей меня теме - тантрический секс.
А заинтересовалась я этой темой вовсе не потому, что бы этот секс каким - то образом меня привлекал. Нет. Просто я в него не верила. Прочитала и не поверила опять.
Дело в том, что энное время тому назад, проливая обильный пот в газете « Семья», я, как десантник, была заброшена начальством во вражеский стан буддистов с заданием, как следует проучить этих пришлых разбойников, чтоб неповадно им было угонять сбитую с толку советской властью исконную паству с традиционных пастбищ русской православной церкви.
И согласилась я на это не потому, что я русская и православная ( хотя и то, и другое имеет место быть) и не потому, что у меня какой - то особый зуб на Просветленного Гаутаму ( вот если бы меня откомандировала разбираться со свидетелями Иеговы, дело другое, тут бы я, действительно, камня на камне не оставила от этих свидетелей) - нет, просто мне самой было любопытно узнать, что же заставляет не китайцев, ни японцев, и даже ни калмыков вдруг сменить свою корневую культурную парадигму и записаться в чужой монастырь.
Для начала, как водиться я освежила в памяти все, что относится к теме - от Рериха до Книги Перемен. Потом, пообщалась с новообращенными, побегала вокруг храмов и мест сборищ, подышала атмосферой, понаблюдала, послушала и, не обнаружив ничего настораживающе - криминального, кроме вполне убедительного объяснения этого феномена, наконец, отправилась к буддистскому начальству. Располагалась его штаб квартира на Беговой. Круглолицый человек с непроницаемыми – а как в них проникнешь, если они, практически, щелки? – глазами повел меня к другому - европейцу. У этого глаза были нормальные, и даже, на мой вкус, весьма привлекательные, голубые и умные, но он почему-то оказался то ли англичанином, то ли американцем и меня это заинтриговало. Я подумала, что, наверняка, этот залетный пастырь наших неофитских московских гаутам какой - нибудь црушник или МИ-6. Мы разговорились. Выяснилось, что у него жена индианка. Слово за слово, и от общих вопросов национальной и религиозной принадлежности мы перебрались к частному – кришнаиты и нравственность.
Когда-то я писала об этих ребятах в « Союзе» и знала, что к ним наша православная церковь предъявляет конкретные претензии. Де и хитоны - то у них неприлично яркие, оранжевые, и колокольчики нахальные и вообще они тунеядцы распущенные, каких свет не видывал. Хиппи, что с них взять! Рассказывать нашим отцам и иерархам, что не нам бы кришнаитов нравственности учить – это все равно что (по крайней мере, в те годы так было) - показать им портрет Толстого на ночь. Я как-то пробовала, хватит! Поэтому на сей раз мое стремление сводилось к простому: я хотела заручиться дополнительным свидетельством, того, что ничего нового к нашему освященному веками, потаенному, русскому безобразию эти пришельцы не добавляют. Не заметили, как перешли на личности. И вдруг выяснилось, что мой харизматичный визави всего лишь три раза за всю супружескую жизнь вступал в половой контакт с собственной женой. Да и в эти жалкие разы с одной - единственной практической целью - рождение детей. Я потеряла дар речи. Я не поверила своим ушам. Я уставилась на него, сквозь дым ароматических палочек, стараясь разглядеть правду. А что бы вы, на моем месте, почувствовали? Сидит напротив эдакий Джеймс Бонд и уверяет вас, что за 20 с лишним лет он всего три раза спал с женой! А с кем же он тогда спит?!
С женой. Только не тем, привычным для неискушенных людей скучным и грубым образом, о котором Сомерсет Моэм сказал когда-то: поза нелепая, а расход окаянный - а утонченно, бесконтактно. Они с женой занимаются чистым тантрическим сексом.
Ну, знаем, читали… И вы предлагаете мне в эту чешую поверить?!
После этого его заявления я только укрепилась в мысли, что он - црушник. Но – подумала, что это, в принципе, не мое дело. Меня сюда не ФСБ направило, и вообще, если бы кому-то что-то по-настоящему нужно было в нашей забытой богом стране, я бы сейчас не о буддистов точила свое стилус, а работала нормальным парламентским корреспондентом, как и намеревалась когда – то, в годы Перестройки, мне это намного ближе.
Однако мысль о тантрическом сексе, видимо, каким - то образом все-таки зацепилась за мою извилину и вот…
Но – я на минутку отвлекусь от секса, чтобы дорассказать вам историю про свою статью. Как вы сами понимаете, я ее написала. И как, разумеется, ничуть не сомневаетесь, всесторонне осведомленные о моей глупости, совсем не так, как повелело высокое начальство. Оно - то получает за свою верноподданническую службу хорошие деньги, а мне какой резон идти на сделки с совестью и плодами просвещения? Поэтому я изложила всю ситуацию ровно так, как я ее и увидела, то есть - нейтрально. Объяснила, что просветленными у нас становятся, главным образом, не от хорошей жизни. А потому что в Советском Союзе было много смешанных браков и когда Союз распался, и люди встали перед выбором своей религиозной и культурной принадлежности, во многих семьях воцарился форменный разлад. Папа, скажем, иудей, мама – мусульманка, куда податься ребенку? А если к тому же папу на его фирме кормят иудеи, а маму на ее – татары? А ребенка пока кормят папа с мамой и ему совсем не хочется, чтобы они из-за него передрались? Вот тут буддизм и возникает как неизбежный - третий выбор из двух. Ну, и хорошо. Хоть какой-то выход. Пусть будет. И чего, спрашивается, православной церкви этот вопрос будировать? Но у меня - то было задание на куски этих буддистов порвать. А я, получается, не только не порвала, а, вроде бы, даже и согласилась с тем, что они полезны. Ну, и? Разумеется, мне мой мизерабельный материал завернули, гонорар не заплатили, в список неблагонадежных занесли. И merde и sheet!
Ну, все, пожаловалась. Теперь давайте о хорошем – о сексе.
Итак я все это припомнила, Фонду пролистала, книжку подарила и - из височных долей, из гиппокампа, весь этот тантрический секс веселой метелочкой для сметания пыли вымела. Зачем мне помнить о том, чего не существует?
А на следующий, буквально, день, качу я в метро ( ну, люблю я в нем покататься) читаю книжку ( ну, люблю я книжки в метро почитать) - и вдруг чувствую… Как – будто я не в метро и не с книжкой, а - в постели и с мужчиной. И даже не в постели, а где-нибудь в лесу или парке, такое впечатление. Я замерла в изумлении и любопытстве. Украдкой сфокусировала взгляд на соседа, но не очень, как раз настолько, чтобы разглядеть, кто же там такой находится рядом, от кого в моем организме происходят столь волшебные превращения? Оказалось, мужчина, что надо, ни стар и ни молод, и вроде, даже привлекательный. А дальше все пошло так, как и должно идти с мужчиной (по моим ультра - ощущениям) все согласно партитуре, с первой ноты и до заключительного аккорда. О-О-О!!!
На следующей остановке он вышел. Я следом.
Не за ним. Хотя кто - то, наверняка, именно это и подумал. Нет, просто мне тоже надо было на этой станции выходить. Меньше всего мне сейчас хотелось видеть этого человека. Больше всего понять: что же такое со мной только что произошло?
Все выглядело так, будто ко мне подключили какие - то провода и все, что я привыкла получала в нормальном, человеческом, живом контакте, передали по ним. On - line трансляция. Это как? Нормально?
Я вспомнила про свой затянувшийся climax. Ну и что? Все что ли, в этом кульминационном моменте, за здорово живешь, отовариваются бесконтактным сексом в метро? Подумала, что, наверное, со мной что-то не так. Может быть, я чересчур озабочена своим либидо? Но если бы я была так уж им озабочена, какая проблема решить этот чисто технический вопрос? Желающие помочь моему мужу и по сей день находятся. Так в чем дело? Я усиленно морщила лоб: вот именно - в чем?
Сидела себе, читала, никого не трогала… И ведь не про любовь читала, а об вполне себе отвлеченных материях…
Мне припомнился один давнишний рассказ одного американского писателя, о том, как изобрели прибор, посредством которого все чувственные ощущения одного человека могли легко передаваться любому другому. И как некий больной и старый богач – а прибор, естественно, стоил очень дорого – подключился с его помощью к одному бедному, но молодому, здоровому и жизнерадостному чернокожему, и некоторое время счастливо кайфовал, пока того не убили в драке. Ну, соответственно и богач тоже приказал долго жить. Я подумала, что, может быть, этот прибор - жалкое подобие того, с чем я только что столкнулась? Как и все, что изобретает человечество, начиная искусственной челюстью и заканчивая смартфоном - модернизированная версия шумерских глиняных табличек?
Или, возможно, это явление сродни какой - нибудь энергетической акупунктуре? Стоит кому-нибудь по неосторожности наступить на твое разболтавшееся и нечаянно выпавшее нервное окончание и записанное в тебе оживает, начинает прокручиваться? Но какому неуклюжему танцору и зачем понадобилось бы на него наступать?
Словом, я шла ошеломленная и пыталась осмыслить только что полученный новый, необычайный опыт. Размышляла об этом миракле, о том, что в природе, как ни крути, есть нечто такое, о чем обычные люди, вроде меня, конечно же, догадываются и, быть может , даже априори знают, но по-настоящему, положа руку на библию, никогда не признают до тех пор, пока им самим, лоб в лоб, вот как мне сейчас, не придется с чем-то подобным столкнуться. И, наверное, кто-то даже мечтает о подобной встрече, активно ищет ее, а я вот, наоборот, никогда не искала и не ищу, и даже побаиваюсь всякой чертовщины, всегда готова шарахнуться от нее в сторонку, однако периодически, в той или иной форме, во что - то такое, инфернальное, как балда, вкапываюсь. И что теперь?
Да ничего! Я шла и мысленно хвалила Джейн за то, что она не врет. И радовалась тому, что, сколько ни живи, а источник жизни не иссякает, все обнаруживается что-то новенькое. Жизнь продолжает обескураживать своими сюрпризами и загадками. Но - спроси меня, хотела бы я повторить этот чистый, как слеза пионерки, контакт? - и я отвечу решительное: нет! Во - первых, я не любитель стерильности. Во-вторых, мне вовсе не кажется таким уж чистым заниматься любовью не понятно с кем, не понятно где и не понятно зачем. Моей душе гораздо ближе тот неказистый, с таринный способ, каким всегда любили женщин наши отцы и деды.
Дорогая, сядем рядом, поглядим в глаза друг другу…
Поза: ты - сверху, он - под тобой или, наоборот, он - сверху, ты - под ним. Можно, стоя на коленках, можно лежа на боку…. Ничего сверхъестественного. Все в проверенных временем, ласковых рамках старушки Камасутры.
Думаю, на этот раз православная церковь меня бы одобрила.
ххх
это с ним я засыпала, как на Родине; с ним каждый оргазм свидетельствовал мне о присутствии Бога; его ребенок напоминает мне о лучшем, что было у меня в жизни; с ним я хотела однажды сесть в машину и катить, катить на край света - на восход, на закат, туда, где трепещут на соленом ветру, взмывая к ультрамариновым небесам манящие с детства бом – кливер, фор - марсель, грот - брамсель - и прочие натруженные в морях, но никогда не выцветающие, крылатые паруса …
Почему наш географ не сумел расквитаться с реальностью? Почему он спятил?
И я сейчас, кажется, тоже того-с…
Иначе, чем объяснить, что мы заказали путевки, купили билеты, настроились отпраздновать тридцатилетие своей судьбоносной поездки непосредственно на историческом месте, в чудесном краю, в Абзахии; бросили деревню, вернулись в Москву, ни на минуту не переставая предвкушать, как замечательном проведем время вместе, купаясь в море и воспоминаниях, как отдохнем, наконец… А вместо этого все отменили, да к тому же еще и - развелись?
Как такое могло с нами случиться?
Я раз за разом прокручиваю происшедшее, стараясь разгадать истинный смысл той внутренней бури, которая разметала нас с мужем по разным комнатам, заставила меня содрать с его пальца обручальное кольцо, зашвырнуть в дальний угол свое. Завизжать не своим голосом:
– Все правильно! Знай, я наперед, чем для меня обернется наш брак, я бы никогда, слышишь, ни-ког-да! - не села в тот поезд тридцать лет назад. Это была ошибка! Это была грубейшая ошибка с моей стороны. Это - не супружество, это - вот именно что брак! Стопроцентный брак…
Неужели это орала я?
Неужели это я без устали, дурным голосом, перемежая литературную речь нецензурной, выкрикивала, как глашатай на центральной площади, длиннющий, как дорога в ад, список претензий к нему, возмущений, обид, накопившихся за целую жизнь; разворачивала этот злосчастный, заскорузлый папирус, найденный в Сиракузах?
Как – будто и не было у нас с ним никогда никакой единой системы ценностей; ни общей политической платформы; ни дружбы, ни уважения, ни признания друг друга равноценными людьми; а всегда мы были только находящимися в вечном, враждебном противостоянии друг с другом Мужчиной и Женщиной, Адамом и Евой, Марией и Иосифом, Иваном да Марьей...
Вот именно, что Иваном да Марьей! Он и Она, всегда только так и никак иначе. Только в такой последовательности и никакой другой.
Она и он – это исключительно, если требуется пропустить даму вперед, туда, куда запускают наименее ценных членов экипажа.
О, кей, строители будущего! Построили? Всем вашим детям в нем живется одинаково хорошо?
И что он мне на это ответил? Естественно:
- Дура!
Я и без тебя знаю, что я - дура, и - что с того? Что решает эта простая констатация факта? Да, я обленившаяся ученица из « Школы для дураков» Саши Соколова, корнями уходящего в Иванушку - дурачка, сменившего печь - самоходку на горные лыжи и роликовые коньки, но разве тебе это о чем-нибудь говорит?! Тебе, который считает, что сказки – это для детей, а Соколов - слишком сложно, художественно.
Что этот писатель, собственно, хотел нам сказать? Что человеку нужна свобода? Ну, так бы и сказал! Человеку нужна свобода. А еще человеку нужно чувство собственного достоинства. А для этого ему еще нужны и деньги.
Он так и сказал.
А еще он сказал, что Я - не последняя буква алфавита, что усердно вдалбливала в нас советская наша школа, а большая палка без точки. Потому что, какая же может быть точка в этом зыбком мире неразрешенных вопросов, оборванных концов и смутных обещаний?
… И вот эта сухая палка Ай бредет себе по зыбкой пустыне мира и вдруг – вот те раз! – натыкается на нашу толстенькую – чай, кириллица! - букву Йа.
- Откуда путь держишь? - пытливо спрашивает усталая Ай, невольно любуясь округлыми формами встречной странницы – сама - то она - доска два соска.
- Да оттуда же, откуда и ты, - приветливо отвечает ей Йа. – По большому счету, неизвестно откуда…
- Какая ж ты право славная! – не может удержаться от восхищения Ай. – Мордастая такая!
- А это потому, - польщено усмехается Йа, что, в отличие от тебя, я никогда не трачу свои калории на протесты. Что – нибудь эдакое продемонстрировать, это, изволь, пожалуйста. Но вот чтобы изнурять себя пустым протестанством…
- Отчего же пустым? – обижается Ай. - Мои протесты всегда наполнены очень даже конкретным содержанием. Я всегда знаю, чего хочу, и могу это запросто обосновать.
- Но обосновать - то мы все не дураки и запросто можем, - усмехается Йа. - А как это, то, чего ты хочешь - получить? - вот в чем загвоздка.
- Да никакой загвоздки! Просто надо твердо идти к своей цели и все.
- И какова же цель?
- Обоснуй – вот это и будет твоя цель.
- Какая ты умная! – заходится в язвительном хохоте Йа. – Ты что же это, наших людей не знаешь? Да стоит им прознать про мою великую цель, как они тут же к ней сами ломанутся. И возможно, даже обгонят меня по дороге.
- Вот, вот! Я и по твоим щекам об этом сразу догадалась, что не очень-то ты жалуешь спорт, - усмехается, в свою очередь, Ай. – А жизнь, милая леди, это соревнование! Тут побеждает сильнейший.
- Рассказывай, Андерсен! - по- ленински прищуривается Йа. - А допинг? А договорные матчи?.. Нет, сударыня! Побеждает тот, у кого численное превосходство.
- Воюют не числом, а умением. Это, между прочим, ваш Суворов сказал.
- Сказал, потому что ему в ваших Альпах голову совсем заморочили! - топает ногой Йа.
- Мы ему голову заморочили, а он нам башню снес…
Так они погутарили, погутарили еще немножко о том о сем, эти Ай и Йа, тонкий и толстый или наоборот, и - разбрелись каждый в свою сторону. Ай отправилась на Запад, а Йа - на Восток. А третья буква Аййа, образовавшаяся в результат этой незапланированной дипломатической встречи в верхах - осталась. Потому что в этой зыбкой и таинственной пустыне, только по недоразумению именуемой миром, так уж устроено, что если две буквы случайно встретились и не убили друг друга, то непременно от этого контакта должен родиться кто-то третий.
И вот этот третий живет себе поживает в этом странном мире нерешенных вопросов, оборванных концов и смутных обещания - и не тужит. Потому что, чего же ему тужить? Он тут родился и плавает в разного рода неопределенностях, как рыба в воде. И вот он, значит, так себе плавает, плавает, пытаясь обнаружить хоть какие-нибудь опорные дефиниции под ногой, но тут появляется ( условно говоря) кошка и - хрям - хрям его, без всяких абсолютно обоснований.
Потому что, какие же могут быть дополнительные обоснования, а тем более, изощренные философии, когда в желудке сосет?
Конец 1 серии всеземно известного сериала «Все умрем или все поженимся». Продолжение следует третьего дни, в 5 часов вечера, на 3д голубом экране, в городском саду, аккурат над оркестром.
Вот сейчас расскажи я ему все это и что он мне на это скажет?
- А ты суп сварила?
Господи! И как только я могла три - дцать лет! - отмотать с человеком, который ни бельмеса не смыслит в том, что мне по-настоящему дорого и за что у меня болит сердце?
Стоит ли удивляться, что он меня ни капельки не уважает? И не слушается совсем. А только помыкает мною и командует, на том, видишь ли, идиотском основании, что он - мужчина.
- Какой ты мужчина? Ты - старик! Изволь слушаться! Мне надоела эта дедовщина.
Нет!
Почему он не умер десять лет спустя после свадьбы? Почему я не погибла пятнадцать лет тому назад при загадочных обстоятельствах?
И это повод отказаться от поездки, как я это сделала?!
Звонят друзья, звонят родные, они обеспокоены.
Я пытаюсь объяснить свой абсурдный поступок им, а заодно и самой себе.
- Понимаете, он последние годы совсем от рук отбился, совсем меня не слушает. Уверен, что все знает гораздо лучше. Я ему говорила, не трогай эту сумку с колесами, я ее не возьму. Я возьму другую, легкую. Но он же упрям, как черт! Нет, с колесами тебе будет лучше.
Это тебе лучше с колесами! У твоей сумки колеса хорошие. А у моей - сломаны, они разъезжаются, и я от этого постоянно нервничаю. Представляете, вдруг они отвалятся по дороге? А я уже не так молода и не так здорова, чтобы таскать неподъемные вещи. Я и так уже натаскалась в деревне. Я выложила целую дорожку бетонной плиткой, чтобы он ногами в траве не путался, я вывихнула себе ключицу, перетаскивая тяжеленный диван. Я… – тут следует подробное перечень всего того, что я сделала и что мне еще предстояло сделать для нашей поездки в том случае, конечно, если бы она состоялась. Этот список друзей и родных на том конце провода, безусловно, впечатляет. И они сочувственно охают. Но я на достигнутом не останавливаюсь.
- У меня в прошлом году от этого отдыха в деревне скрючило кисти рук , понимаете, тенденит , сухожилия. А в этом – прихватило колено - далее следует подробное перечисление всего, что у меня болит и отваливается или уже отвалилось в результате такой жизни с моим отбившимся от моих скрюченных рук мужем.
Друзья и родные охают еще встревоженнее, но, захваченная собой, я не обращаю на их страдания ни малейшего внимания и безжалостно гну свое. – А какая у нас медицина сами знаете! Я в поликлинику не иду – он ворчит. Схожу – опять не так. Как – будто это я виновата, что от нашей государственной медицины никакого прока, кроме расстройств и огорчений. Одна врачиха в военной поликлинике без всякого обследования, только для того, чтобы н е дать нам бесплатную путевку в военный санаторий, поставила мне диагноз – рак. Другой сегодня в нашей районной поликлинике тоже без всяких анализов заявил, что моя вздыбившаяся на почве отдыха в деревне косточка - это не рак. – Мажьте мазями и ждите талончик на узи. А талончик, возможно, будет через неделю, а может, и через две, а то и месяц придется подождать. - А может, доктор, сначала все же узи, а потом мази? Извините, что в рифму.
Эти гиппократовы оборотни даже карту нормально оформить не в состоянии . Одну потеряли. Вторую, которую я им принесла из старой поликлиники, посоветовали выбросить. Третью не заполнили совершенно.
Прихожу делать узи, а на столе - чистый бланк. И узистка начинает мне по этому поводу читать длиннющую нотацию. Чего вы мне их постоянно читаете?! Что вы меня воспитываете?! Это моя работа? Я должна ее выполнять? Я у вас тут зарплату получаю? Ах, она у вас маленькая! Ну, так увольняйтесь. Или обращайтесь в свое изолгавшееся министерство. Или там такие же работают?
Я, между прочим, с журналистикой завязала именно на этой теме –здравоохранение. По заданию «Литературки» написала статью о положении дел в этой отрасли народного хозяйства, так этим литератором в ней тоже что-то не понравилось. Что же? Главная мысль? Скрести советскую медицину с коммерцией и лавочку можно закрывать. Не будет у нас никакой социальной медицины. Но так оно и вышло. Вместо государственной медицины у нас теперь две частные – одна для богатых, другая - для бедных. Обе одинаково хорошие. Я на эту статью неделю угрохала и пришлось ее в мусорную корзину выкинуть. Что б так не только самим докторам, но и детям их, и внукам зарабатывать!
И после этого мой муженек считает, что это я, видишь ли, с эскулапами ругаюсь. У меня агрессивный характер. Отлично! Тогда, чтобы я не была столь уж агрессивной, может быть, тебе следовало бы озаботить заработком денег? Чтобы я могла спокойно прийти к этим альтруистам в белых халатах, заплатить и не париться?
Ты же мужчина?
Я вспоминаю все. И какая у меня оскорбительно маленькая пенсия. И что за всю жизнь со своим мужем я только однажды была у маникюрши – накануне свадьбы. А стригусь я с самого миллениума, между прочим, сама. И всех в доме тоже стригу. И всегда стригла: и его, и собаку, и ребенка. И что я всю жизнь с ним с утра до ночи пашу и пашу. Пашу и слышу только одно: что пахать нужно еще больше и еще лучше. Последнее, конечно, явное преувеличение. Но друзья и родные понимают, что такое нервный срыв. Наконец, я опять возвращаюсь к проклятой сумке.
- И вот он снял эту чертову сумку с антресолей, осмотрел колеса и говорит: я ее отремонтирую. Представляете? Отремонтирую! А я уже осатанела от его вечных ремонтов. У нас все вечно разваливается, и он все ремонтирует и ремонтирует. Жизнь заканчивается, а мы все строим, красим, белим, ремонтируем. Мы еще ни разу не пожили в нормальных условиях, когда все необходимое есть.
- Ну, что ты так уперлась в эту сумку? – раздается робкий голос на том конце провода. – У нас есть хорошая дорожная сумка с колесами. Мы могли бы вам дать.
- Я уперлась, потому что мы и сами могли бы ее купить! – взвизгиваю я.
– Наш патрон профинансировал нашу поездку. И сейчас мы можем себе это позволить. Но разве это придет ему в голову? Он же привык постоянно экономить! Экономить и ремонтировать. Ремонтировать и экономить. Вы что не понимаете?.. В этом же вся суть!
Мне, кажется, что на том конце провода меня не очень-то понимают. И я продолжаю, чтобы раз и навсегда, как следует, все прояснить. - Ну, ладно, фиг с тобой! - говорю я. - Ремонтируй! – я уже не могу с ним больше спорить, я выдохлась. – И вот он поехал в Леруа Мерлен, проболтался там полдня, потом вернулся и заявляет радостно: - Я нашел катушку для удлинителя…
Аудиоволны, ударяющие в мою барабанную перепонку, рассыпаются испуганным молчанием. То есть оно в нашем эфире и до этого присутствовало, но сейчас становится особенно красноречивым. Как - будто человека из- под тишка ударили и он присел, затаив дыхание.
- Эй, ты меня слышишь?!
– Слышу, слышу - задышали часто, значит слышат. Но понимают ли? А что тут не понять?! Мой престарелый муж впал в маразм. И я вместе с ним.
Ну, почему, почему он не купил мне в Леруа эти чертовы колеса для сумки, за которыми отправился? Почему не купил новую сумку? Зачем он вообще достал эту сумку с антресолей?! Чего постоянно сует свой длинный нос во все дела?..
Не надо было отпускать его в магазин. Но как его не отпустишь?! Если он меня совсем, совсем не слушает?
Почему он меня не слушает? А если слушает, то не слышит? И чего все-время наставляет, как маленькую? И зачем все время ворчит и грызет за каждую копейку, хотя прекрасно знает, что, если мне приспичит купить этот долбанный коврик за 130 рублей, я его все- равно куплю. И никого спрашивать не буду. Потому что дом должен быть домом, а не казармой. И в моем доме должно быть чисто, светло и уютно. Я требую порядка! Ты слышишь? По - ря - док! Ordnung, оrdnung! Меня так воспитали, понимаешь?
Ну, почему ты меня не понимаешь? Ты, который раньше всегда меня а понимал? Почему ты ведешь себя, как отмороженный старик?!
На меня наваливается усталость, от которой не избавиться ни лежа, не сидя, ни чайком, ни душем. Даже велик и тот уже не помогает, колено болит. Эта усталость, как радиация, пронизывает все кругом. От нее опускаются руки и, как ветошь, расползается мозг.
Зачем я засоряю людям уши таким количеством глупых вопросов? А то я не знаю ответа на них!
Он и есть старик.
Он – старик, а я – не молодая и потрепанная жизнью дочка старика. И собственно, так у нас с ним всегда и было. Потому что у нас брак по Фрейду. Он женился на ребенке, который по всем законам природы у него, старого холостяка, к тому времени уже должен был бы быть. А я вышла замуж за отца, которого, по - настоящему, у меня никогда не было.
Продублировала его тем, какого хотела бы иметь сама, располагай мы возможностью выбирать себе отцов. У нас - компенсаторный брак.
И еще есть такая штука - возрастная психология называется. А с ней рука об руку марширует физиология. Добавьте сюда тяжелую операцию на сердце, груз прожитых лет, нелегких лет и – картина в полный рост.
Так чего же я от него хочу?
Но ведь все эти нелегкие годы могли бы быть гораздо легче!
Почему он не стал требовать свою комнату у сестры?
Почему не помог мне трудоустроиться с нормальной зарплатой, как это делают все нормальные мужья? Ведь у него есть близкий друг со связями.
Мы стоим один напротив другого, упершись глазами, тяжело дышим. Я - женщина, он - старик - паритет сил. Мы можем убить друг друга прямо сейчас.
- И вы представляете, что он мне на это отвечает?
Как я мог тебя трудоустроить? Ты же ничего не смыслишь в технике!
- Я, которая полтора года тянула лямку в КБ! Да у нас в стране редкий чел способен написать внятную инструкцию.
Однажды у меня сломался принтер. Денег, как всегда, ни копья. Я взяла словарь технических терминов, перевела с английского и спокойно, пошагово отремонтировала этот принтер по инструкции. По нашим инструкциям такое возможно?!
Зачем мне разбираться в технике? Я - высококлассный журналист. Мое дело разбираться в тех, кто разбирается в технике.
- Вот в тебе я, в свое время, разобралась? Я тебя как специалиста уважаю. А ты почему меня не уважаешь? Потому что я – женщина? Или потому что я - неудачница, не способная заработать даже на буханку приличного хлеба? Да я бы заработала, легко, если бы во время бросила тебя …
Но я этого не сделала. И теперь меня никто не уважает: ни мать, ни отец, ни собственный ребенок.
- Ты представляешь, каково это, когда тебя презирает собственный ребенок?!
Свидетельство о публикации №215120601725