Таянье тайны. Омут

Омут

…во всей вселенной женщине снится, чтобы её изнасиловал Неандерталец – вон там, в кустах, где-то по дороге домой… чтобы так – страшно, мощно, взезапно…
Чтобы затащил в кусты и – трахнул. Мощно. А потом бы исчез не простившись – незаметно, безадресно, безвредно… 
Чего воют-то? – «Будь со мной мастером,
                Будь со мной гангстером!..»?
А то и воют: нужен Неандерталец!  Сильный, простой. С простой, сильной любовью. Не сложный некто, затянутый ряской в омуте кроманьонской цивилизованной любвишки, а простой до прозрачности. До пустоты. До Никто.

***
Матёрый, многоопытный кроманьёнец, полжизни проведший в тюрьмах, ещё вполне крепкий, на мой отчаянный юношеский вопль в пору страшной, неразделённой, слишком чистой ещё, «без глубоких отношений» любви: «Ну что, что, в конце-то концов, нужно женщине?!.», ответил просто, решительно, со всей высоты громадного опыта:
– «Сундук золота. Раз. Хрен ишачий. Два. Ну а три… – поцелуй при луне на лавочке под сиренью, мутотень хренова, филармония, консерватория, обсерватория…
Ну, это так, дурам. Курсисткам, курочкам, истеричкам… »

***
Поневоле Гоголя вспомнишь:  «Женщина любит одного только чёрта». А и то ведь, правда – у него и нос – чёрт, и хрен – чёрт. И все у него, гениального, чертями кишит.
То-то Розанов завизжал, наконец (когда «слиняла империя в три дня»): «А всё гоголюшко ваш, всё гоголюшко!..» 

***
Чёрт-то чёрт, да будь сам твёрд – так и хочется выкрикнуть, глядя как золотой кирпичик рушился. Огненные крупинки крошило, гасило, размывало дождями. И несло их по дождевым потокам, ручьям, канализациям. А потом затягивало в омут. В осенную гибельную сласть жирной воды, затянутой ряской, водорослями, илом, из которого они грустно посверкивали в солнечный день…

***
Камень бел-горюч. Закусишь губы.
Не гадай, сестрица, не проймёт.
Ворон вьётся. Он тебя погубит.
Место возле омута займёт.

Не проехать мимо, не пройти,
Сколько здесь воды и сколько скорби!
Древний камень встал здесь на пути.
Ворон сел. Седую спину сгорбил.

Это он запахивался в дым
Площадных огней в час предрассветный,
А по кровлям смутно-золотым
Цокотал ночами лапкой медной!

Это он ночами колдовал,
Чтоб зарёй кровавой распалённый,
Выводил на праздник коновал
Свой топор, неправдой искривлённый!..

Этот ворон горницы шатал,
Каркал с куполов и белых башен,
А в покоях мраморных – шептал.
Он учён, бессмертен и бесстрашен.

Глаз мне от него не отвести!..
Я наймусь, сестричка, во дружины.
Что уж там... ты ран не береди.
Мы и так водою ворожимы.