Переполох

 
    Слухи об очередном повышении цен на мясо разошлись, как дым, развеиваемый из незаметно раздуваемого невидимым ветерком очага. Подобно обычному дыму, который, неспешно, но степенно и уверенно расползаясь на все четыре стороны, очень скоро заполняет все улицы, площади, не забывая заглянуть даже в отдалённые узкие переулки, небольшие дворики глинобитных домов в старом квартале и напоминая те поздние осенние дни, когда то здесь, то там, в скверах, на бульварах и в парках, собрав в большие кучи, сжигают опавшие листья, не успев вовремя вывезти их за город. А прекращали эти слухи своё бесшумное шествие только тогда, когда, как смог, крепко садясь на город, и почувствовав себя полновластными хозяевами, готовились подвергнуть его долгой осаде.
Пока слухи были заняты освоением своих новых границ, на смену душной ночи субтропиков пришло утро, погасив последние звёзды на мутноватом небе и заткнув глотки запоздало кукарекающим петухам. Ещё не успели, обычно, поздно просыпающие дети, протерев, слипшиеся после крепкого сна глазки, в очередной раз сладко зевнув, обратить любопытные взоры на большой мир, как привокзальная площадь - своеобразный барометр жизни городка, постепенно безудержно стала наполняться людьми и к десяти часам уже гудела, подобно пчелиному улью.
Если наблюдать за ней со стороны, то создавалось такое впечатление, будто вся эта разнородная масса людей собралась в срочном порядке покинуть город, чуть ли не эвакуироваться, хотя вроде бы для этого не было видимых причин и казалось ничто им не угрожало: ни наводнение, ни пожар, и ни какое-нибудь там заражение местности радиоактивными, химическими и прочими веществами, и ничто другое.
Обычно столько народу можно было увидеть здесь лишь в те дни, когда их любимая команда принимала у себя именитых соперников с не менее именитыми звездами. Тогда, несмотря на приличное расстояние, и стар и млад, отложив все свои дела на второй план, старались во что бы то ни стало, кто на чём мог, до начала матча добраться до столицы, а точнее до её главного, республиканского стадиона, расположившегося в самом её центре. А возвращались они, как правило, поздно. И всю дорогу, а занимала она добрых два, два с половиной часа, перебивая друг друга на полуслове, по свежим впечатлениям высказывались о действиях того или иного игрока. Кого-то вовсю крыли матёрной бранью, а кого-то восхваляли, поднимая до небес.
- Я же говорил,- негодует пожилой мужчина в замасленной, не первой свежести шляпе,- что этот длинноногий, как там его, чтобы ноги его отвалились, угловые не может подавать. Это дело надо было поручить третьему номеру. Он так здорово   закручивает, что мяч летит точно в дальний верхний угол. Даже если вратарь и достал бы его, то вряд ли удержал. Скользит, чёрт по рукам, как намыленный.
-Верхний угол ещё никто не доставал-, возразил кто-то в салоне автобуса.
-Ты что!  Не видел что ли, как этот цапля выпрыгивал выше всех и головой не хуже англичан играет,- старается заступиться за длинноногого другой.
-А этот, черномазый-то, впрямь как Горыныч, - перебивает его своим баском третий. И техника у него виртуозная. Помните, игрок такой был у бразильцев. Одна нога у него была короче другой. И этого технаря, наверное, оттуда переманили. Как их там называют? Пионерами что ли?
- Не пионерами, дундук, а легионерами. И не Горыныч, а Гарринча,- процеживает сквозь зубы  четвёртый, не вынимая изо рта догорающую сигарету. Не латиноамериканец он вовсе, твой черномазый, а наш, свой. Раньше за «Арарат» играл. Даже фамилия его на кончике языка вертится. Короче, какой-то ян.
- Каллакадуян, что ли?- иронизирует кто-то из глубины тёмного салона, нанятого ими, болельщиками, ведомственного ПАЗика.
- Это у тебя на плечах тыква вместо головы, а мозги заменяют семечки,- вмешивается интеллигентного вида молодой человек, сидящий у передних дверей, видимо ровесник или же близкий знакомый того остряка.
- Не знаю, не знаю, уж больно похож он на бразильца,- не унимается тот же басок.
- Что, он с тобой на бразильском говорил?- тяжело, грузно, как бы нехотя, вымолвил, не встревавший до сих пор в разговоры, тучный мужчина средних лет в круглой плоскодонной тюбетейке, расположившийся на том месте, где обычно сидят кондуктора, который долго приноравливался, как бы сесть поудобнее, но сделать это было трудно - места было слишком мало для массы его тела.
- Да нет такого языка. Они, бразильцы, говорят на португальском. Так же, ну как скажем, американцы, на английском, хотя живут на разных материках, - со значением констатировал с заднего угла светлолицый хлопец спортивного телосложения.
- Где же они выкопали такого вратаря? Кто пустил его в высшую лигу!- неистовствовал кто-то ещё. Наш соседский сын и то лучше стоит на воротах.
- Заладил. Соседский сын. Соседский сын. Нашёл, кого с кем сравнивать. А может, ещё скажешь, что твоя хромая бабушка в молодости у Яшина дублёром ходила,- съязвил тот же знакомый, начинающий надоедать порядком, басок.
И тут же с другого конца салона автобуса летит на него пустая банка из под пива или кока-колы, только что появившихся на прилавках коммерческих магазинов.
Это было в прошлом. Их любимая команда давно уже не только не принимала гостей, но и сама не выезжала куда-либо.
Если судить по одежде и настроению  людей, то это бурлящее сборище далеко не походило ни на одно из празднеств, которые отмечались здесь, и в то же время оно ничем не напоминало организованный выход по поводу какого-либо трагического случая (не дай бог такое никому). Это была обычная толпа. Но только чем-то взволнованная, встревоженная, взбудораженная, какую приходится видеть нам нередко в связи с демократизацией общества, когда народ может хлынуть по всяким мелочам на улицы, площади с лозунгами, транспарантами, подолгу осаждать административные здания, выкрикивая призывы самого разного содержания, каждый на свой лад.
Здесь, в этой людской пестроте, можно было встретить представителей всех социальных слоёв, начиная с признанных когда-то судами особо опасными рецидивистами и этапированных сюда, как в простонародье говорят, «на химию», лиц и, кончая прибывшими по наказу партии и зову сердца для освоения новых земель комсомольцами-добровольцами 50 годов, их детьми и внуками.
Национальный состав скопища тоже был разнороден. Здесь можно было увидеть этнических арабов, считавших себя таковыми, но ни слова не знавших на этом языке. Безбородых старичков - лакайцев, напоминающих героя известной одноимённой сказки об Алдар-косе, таджиков-горцев, принудительно переселённых сюда в те памятные годы по волевой указке вождей. Были тут и туркмены, предки которых ещё в прошлом веке переселились в эти места из районов среднего течения Амударьи, но несмотря на это сумели сохранить своё национальное самосознание, родной язык, а также элементы материальной и духовной культуры. Ходило тут и немало казахов, которые почему-то больше тяготели к бухгалтерскому делу и вообще ко всему тому, что имело какое-либо отношение к счетоводству.
Сновало здесь и немало русских, немцев и татар, старшее поколение которых в своё время внесло немалую лепту в поднятие и освоение залежных земель, строительство и благоустройство городов и посёлков. А их дети, приняв рабочую эстафету у старших, трудились в основном в тех сферах деятельности, которые больше имели отношение к технике, нежели, скажем, к земледелию или скотоводству.
Нынче никого сильно не интересовало социальное происхождение или национальная принадлежность того или иного человека, кто чей сын или внук. Потомок рецидивиста ты или ярого партийца, горца или кочевника, мусульманина или христианина. Все жили единой дружной семьёй. Их дети ходили в одни и те же школы, детские сады, гоняли мячи на одном же футбольном поле, трудились бок о бок на хлопковых полях, у токарных станков, становились женихами, невестами. Короче говоря, роднились и потомство появившееся от них на свет сочетало в себе черты всех своих разветвленных колен в родословной.
Одним словом, общество было почти таким же идеальным, как то, которое описал в своё время в своей “полезной и забавной книге”  “Утопия” Т. Мор. Тут можно было увидеть узкоглазого корейчонка с густыми бровями и характерными для греческого профиля носом, типичного парнишку казаха, говорящего на чистом, в первозданном виде диалекте горных таджиков, голубоглазого мальчишку, способного свободно изъясняться как на русском, так и на таджикском и узбекском языках. Попробуй разберись, Кто он, какого роду и племени.
Так уж сложились обстоятельства, что в этот памятный день, путь Камола, весовщика хлоппункта, направляющегося в участковую больницу навестить больного товарища, пролегал именно через описываемую нами территорию. Первым, кого из знакомых увидел он в этой многоликой публике, был преподаватель физики по имени Сапармат, недавний выпускник педвуза, которого коллеги в шутку, а школьники за спиной величали не иначе, как Сопромат. Поговаривают, что его дипломная работа в институте, в бытность студентом, была посвящена именно теме сопротивления и прочности материалов в связи с чем и закрепилось за ним это прозвище.
Когда их взгляды встретились, Камол спросил:
-Неужто собрались на гуштингири или козлодрание? Интересно было бы знать, где всё это будет проходить.
-Никто никуда не собирается. Стоим и обсуждаем насущные проблемы, - ответил муаллим Сапармат.
-Что за такое важное событие произошло, чтобы его стоило обсуждать всенародно?- с явно выраженным стремлением умалить значение этого мероприятия,- продолжил Камол.
-Что ты радио не слушаешь или не смотришь телевизор?
-Я только иду с ночной смены, Даже дома не был. Не успел,- пояснил Камол.
Их разговор прервал бас дяди Карахана, любимца детворы и чемпиона посёлка по шахматам, прозванного в народе Каро-Канном по созвучию с именем знаменитого мастера защиты.
- Я рано утром в срочном порядке отправил в горы на пастбище двух сыновей, чтобы они перегнали наш скот ближе к дому. Боюсь как бы он не достался двуногим хищникам, которые особенно в последнее время то там, то здесь дают о себе знать. В прошлом году неизвестные увели оттуда двух моих барашек и до сих пор о них ни слуху, ни духу.
-А в милицию заявляли?- раздался чей-то голос из людской гущи.
-А что толку. Милиция признала их самовольно ушедшими. И, сделав небольшую паузу, продолжил. – Неизвестно куда. И оформила таковой. По ихнему целое стадо может исчезнуть бесследно, не оставив ни рогов, ни копыт, если бы даже на них напали волки, - с досадой заключил дядя Карахан.
-Выходит, что если могучий слон пропадёт из зоопарка, то и его могут списать… на НЛО. Что там говорить-то о бедных барашках,- выкрикнул кто-то из толпы.
-Карахан! Эй Карахан!- послышался бархатный голос мясника Худойберди, весёлого жизнерадостного мужчины средних лет, проживающего в одном из кишлаков верхнего плато предгорного массива. Здесь, на привокзальной площади, он имел небольшую деревянную лавку, где с самого раннего утра до поздней ночи торговал мясом.
- А может и вправду твои бараны побрели куда глаза глядят. Не зря же их называют скотиной. Да и сам я, иногда приняв лишнюю дозу, могу укатить куда глаза глядят. И пока сам не явлюсь, никто не может меня найти.
-И это, к великому сожалению, одна и единственная на сегодня  разница  между  вами, а в остальном вы во всём схожи,-  ухмыльнулся Сергей Борисович, завгар совхоза, которого хорошо знали все и часто обращались к нему с просьбой, кто за машиной, когда надо было что-то перевезти, кто за запчастями или горючим. А он редко кому отказывал (благо соцсобственности хватало всем и на всё, даже… на разбазаривание), хотя был предельно строг и требователен, когда дело касалось работы. А иногда даже и немного сердит.
- И в отличие от тебя, к  счастью, скотина ещё не успела приобщиться к спиртному,-  завершил он.
Никто не ожидал, что он может выкинуть такую шутку. Но, так как, сказанное им прозвучало вполне серьёзно, даже многие из тех хохмачей, кто привык смеяться как по поводу так и без такового, чем и наслаждались, как говорят в простонародье, или в кругу блатных, «ловили кайф», оказались в  замешательстве, не зная смеяться им или нет  в данном случае,  чтобы потом не сожалеть от такого пропущенного мига услады.
Стоявший слева от Камола моторист Фозил, содержащий в своём дворе трёх коров и несколько баранов и потому часто вступавший в конфликт с местными властями (по решению местного сельского совета на территории городка разрешалось содержать в личном хозяйстве не более одного КРС и двух мелких) и имевший постоянные неприятности в связи с чем охотно рассказывал своему окружению о своих ближайших планах по улучшению бытовых условий своим четвероногим братьям.
- Если помните, за хлевом у меня растёт старая яблоня-скороспелка. Я срублю её и за счёт освободившейся земли расширю его. Утеплю крышу. И ещё пол деревянный был бы кстати,- заключил он и почесал затылок, явно понимая, что для задуманного у него не хватит ни материалов, ни средств.
- Не забудь попутно провести и отопление паровое.
- И светомузыку, - почти одновременно выпалили из толпы два голоса, что невольно вызвало перекаты смеха по рядам обывателей.
Стоявший в середине толпы мастер трудового обучения местного ПТУ Довуд, по кличке “Свитер”, прозванный так из-за того, что вся грудь его до горла и спина до затылка были покрыты густой щетинкой волос, во всеуслышание заявил:
-С сегодняшнего дня я буду обращаться к своим четвероногим исключительно ласково и пресекать любые попытки их унижения от кого бы они ни исходили. Бычка племенного буду называть не иначе как Сиёхак, а не Сиёх.
- В таком случае твой белогривый мерин Сурх станет Сурхаком. Так ведь звали, если мне не изменяет память, твоего покойного тестя. Да земля ему будет пухом.
-А тёща не обидится, если услышит,- перебил его кто-то. Раздался многоголосный дружный хохот. Довуд примолк, так как не ожидал такого поворота событий и в глубине души проклинал себя за то, что завёл разговор на эту тему.
Доро, кассир совхоза, проходивший мимо этого столпотворения, сам того не замечая, вклинился в эту кипящую лаву и поглощенный ею быстро растворился в ней.
- Эй, Доро!- крикнул заметивший его присутствие первым, толстопузый Хамро, весовщик хлоппункта.  – Тебя,  наверное, не волнуют цены на базаре. Небось, запасов хватит до конца жизни.
- Зачем ему запасы,- впрягся в разговор ещё кто-то. -Когда сам он весь из золота.
- Ты-то с каких пор записался в бедняки?- буркнул в ответ Доро.
И на самом деле среди друзей он был известен под именем Дарик, к которому часто добавляли определение “золотой”. Это прозвище ему явно нравилось и являлось предметом его  нескрываемой гордости. А причиной этому служил тот факт, что Дариком называлась первая в истории человечества золотая монета, выпущенная Дарием I  в Древней Персии в 560 годах до нашей эры.
Да и наш современник Дарик, тёзка древнего царя, хотя и не купался в золоте, но жил на широкую ногу, ни в чём себе не отказывал и пользовался определённым авторитетом за простоту, щедрость и, как нередко бывало, безвозмездную помощь малоимущим, одиноким. Благо должность кассира позволяла вести ему подобный образ жизни и иногда заниматься благотворительностью, пусть даже за счёт малозаметных “удержаний” из зарплаты трудящихся масс.
Воин-интернационалист “Вали-афганец”, до сих пор не расставшийся со своей тростью из-за хромоты - следствия полученного ранения на войне, слегка покачиваясь всем телом, подошёл к толпе и сказал:
-Настало время, братцы, обращаться к животным исключительно на «Вы» и почитать их так, как это делается в Индии.
-Ты там был, что ли?- перебил его подросток Тимур.
-Был не был, но видел.
-Чего видел? Индию?- с недоумением переспросил Тимур.
-Конечно же Индию. Недалеко от нашей базы в Афгане стояла большая гора. Называлась Гиндукуш. Даже на карте она есть. Короче, оттуда в хорошую погоду в бинокль можно было любоваться и Индией и Пакистаном, вместе взятыми. И Союз наш был виден.
- Как интересно!- воскликнул Тимур. Значит, пуп земли там находится. А слонов и обезьян не видел? – оживился он.
- Видел слонов,- утвердительно ответил Вали. И, сделав небольшую паузу, добавил,- в зоопарке. А обезьян, этих лохматых чудил, и здесь полно.
- Где здесь?- удивлённо с широко раскрытым ртом уставился на Вали до сих пор молчавший одногодок и одноклассник Тимура пухленький, как колобок, Батыр.
- Ну, если тебя так сильно интересует, одна из них сидит сейчас возле меня и задаёт мне глупые вопросы на человеческом языке,- сказал Вали. Присутствующих охватил хохот.
- Ну тебя  . . . почти по взрослому выругался привыкший к его иногда чрезмерно язвительным шуткам Батыр. -Чтоб на твой язык килограммовую гирю повесили, чтобы ты не мог им даже шевельнуть,- не желая остаться в долгу, выпалил Батыр.
- Было бы ещё лучше, повесить к его губам висячий амбарный замок, и закрыв его, ключи бросить в бездонный колодец,- сказал весельчак Гаюр и сам  расхохотался первым, не дожидаясь других и найдя свою шутку удачной.
- Стоявший в стороне от других продавец овощного ларька Бозор, недавно поменявший мотоцикл на племенного бычка, подняв правую руку и выпрямив указательный палец, прищуренными глазами стал считать в уме насколько же подорожала его скотина за сутки и явно удовлетворённый возникшей вдруг, неожиданно, в его пользу разницей, заулыбался во весь рот, обнажив сверкающие сплошным рядом белые зубы.
- Жестянщик Ахтам, любитель анекдотов, но не умеющий их пересказывать лишь по той простой причине, что он их не запоминал, собрав вокруг себя нескольких сбежавших с уроков школьников и детишек поменьше возрастом, как добрый сказочник, из некогда популярной передачи “Спокойной ночи, малыши”, рассказывал:
- Накануне ночью мне приснилось большое стадо коров и баранов, которые мирно паслись на зелёной лужайке. И вдруг ни с того ни с сего, у них выросли крылья, почти такие же маленькие, как у конька-горбунка, и помахивая ими оторвались от земли и по мере удаления  от  неё  стали  выкрикивать “Выше, выше, выше . . . “ .
- Как человеки? – не стерпев от любопытства, прервал его конопатый Сашка, первоклашка. Хотя присутствие детей в таком возрасте на подобных мероприятиях возбранялось старшими и становилось предметом обсуждения в их кругу с обязательным участием родителей провинившихся, сегодняшние сборы были своего рода исключением и никто особо не обращал внимания и не хотел замечать шнырявших среди них малолеток.
-Да, как люди,- утвердительно ответил Ахтам и продолжил в таком же духе свой рассказ. – Их тела при этом покрывались золотисто-пурпурной окраской, давая отблеск на солнце. А утром, проснувшись, я долго не мог найти разгадку своему сну и долго думал, к чему бы это. Но, придя сюда на площадь и узнав, что цены на мясо поднялись, понял, что означал мой сон.
- Что ?! – хором переспросила малышня.
- А то, что сон мой предвещал грядущее повышение цен.
-А разве коровы и бараны могут  летать? – не успокаивалась малышня. Получается, что ваш сон хороший врун и фантазёр, раз выдумывает всякую небылицу и неправдишние сны Вам показывает, - старалась подковырнуть Ахтама несмышленая детвора.
- Вы что! Историю в школе не проходите? Ведь были же когда-то в старину бараны с золотым руном, то есть с шерстью. А о каком-то золотом телёнке целая книга, вот такая пухленькая, написана. И Ахтам пальцами правой руки постарался изобразить толщину подразумеваемой книги, и как бы, вспомнив что-то важное и ценное, которое долго не приходило ему на память и могло так же быстро забыться, поспешил добавить. – Даже кино про них снято. Так почему же не быть таким баранам и коровам сейчас, раз они были когда-то,– заключил Ахтам, стараясь перевести разговор на другую тему, и утомлённый от парирования неожиданных и порою непредсказуемых вопросов со стороны детишек-любителей позабавиться собеседником, поставив его в неудобное положение.
Ближе к полудню народ незаметно стал расходиться и вскоре площадь опустела вовсе. И автобусов след простыл, будто их тут никогда и не было.
Последним площадь покинул старый Дарвеш, сторож зерносклада, который был известен тем, что, буйно проведя молодые годы, успел совершить несколько ходков в места не столь  отдаленные за злостное уклонение от уплаты алиментов. В остальном он характеризовался неплохо и грешков за ним вроде бы не числилось. Идя вдогонку за каким-то коренастым мужчиной в изношенной шляпе, из под которой сверкая, выглядывали края  лысины, он бросил:
-Про черепаху с радиоактивным панцирем ничего не слышал? В Африке, говорят, нашли.
-А, это очередная утка,- не замедляя шага и не поворачивая головы, на ходу ответил тот.
-Да, при чём тут утки,- неудовлетворённый полученным ответом, выпалил Дарвеш. Я спрашиваю его про ползучих, а он мне про летучих,- безразлично, как бы про себя сказал он и, стараясь не отстать от того неразговорчивого лысого  и усердно думая над тем, какой бы задать ему ещё вопрос, пока расстояние между ними не увеличилось, поплёлся за ним.
А слухи, тем временем, как дым, проникнув в ноздри, а оттуда через дыхательные пути попав в лёгкие, затем смешавшись с кровью, одурманив сознание, стали делом обычным, таким, же, как и новая цена на мясо. Как становятся привычным кваканье лягушек и специфический прелый запах болота для засидевшихся возле него путников. А о ценах скоро все забыли. Как будто они всю вечность были такими. И мясо стоило столько же, ни на копейку меньше, ни на копейку больше.
Р.S. В тот же вечер по новостям передали, что где - то там далеко за морями или даже за целым океаном поднялись цены на нефть и в ближайшее время ожидается скачок цен  на бензин и дизтопливо, что непременно отразится на ценах на продукты питания. К примеру, теперь за картофель, который выращивают не во Флориде и не на берегах Евфрата а в долинах Рашта и Старой Матчи нужно будет выкладывать в  полтора и два раза больше. То же самое за молоко, которое везут не со Смоленщины или Прикарпатья, а выцеживают из вымени коров в пригородных, в радиусе тридцати километров от города, кишлаках.
Вот будет повод для веселья,- думали ротозеи и всякие любители беспечно, беззаботно провести время и живущие по принципу: “лишь бы день прошёл”, и уже в мыслях представляющие, сколько же народу соберётся на площади в этот раз.