Немного про Ван Гога

   Вначале следует откреститься ото всего того, в чём меня могут заподозрить. Нет, я не располагаю какой-то новой информацией, чудесным образом дошедшей до меня от пращуров. Я информирована из одного-единственного доступного в прошлом источника, автором которого является Анри Перрюшо. Его заслуга в том, что виртуозно поддакивая обществу, дабы тиражи его книг были распроданы, он донёс до дней нынешних общую картину нового современного ему направления в изобразительном искусстве – импрессионизме.   
  Многое из написанного им мне претило. Как ныне модно, например, красить поголовно в голубой цвет, муссируя тему пидерастии (научный термин), во времена Перрюшо выкладывали СПИСКОМ всех страдающих или страдавших вензаболеваниями. Ну, дескать, все мы отведали из одного сосуда. Оставим и это, как СООТВЕТСТВУЮЩЕЕ норме западной нравственности и совести автора.      
  Пиша о великих, постыдно смаковать их грехи, причисляя тем самым к простым смертным. И об искусстве на этой странице, будучи дилетантом-любителем, я судить не берусь. Нравится мне импрессионизм, имеющий одному ему присущие мощные корни. 
  Нравится яркими красками, заставляющими любить жизнь. Лилово-мрачными, предостерегающими, что твой жизненный тонус скатывается к критическому, что чревато оказаться на краю бездны, из которой с каждым разом всё сложнее выкарабкиваться, чтобы хотя бы краем глаза выхватить из мрака луч заходящего солнца.
  Нравится восхитительная по абсолютной достоверности женская натура и живая природа, запечатлённая там, где на бегу и увидеть-то её невозможно. Да мало ли чем ещё.
  О Перрюшо А. помню только то, что составляет суть его натуры, им же до меня доведённой.
 Путаться в оценках и диагнозах считаю делом непорядочным даже перед самой собой. Тем более, что мои сведения о Винсенте Ван Гоге, к счастью, были перечеркнуты напрочь, когда я прочла его «Письма к брату Тео». Тех, кто прочтя предыдущую строку, полезет в Интернет за этой книгой, хочу предостеречь, что, на каком-то n-ном письме, может наскучить основная, но к счастью, не главная тема писем: «дай денег, вышли денег».
 Далее - картина  жизни Винсента, которую  из переписки вынесла я. Кому не интересно – на этом прощаюсь, открестившись заодно перед психиатрами и психологами в том, что не пытаюсь поставить ногу даже на пограничную зону в их области знаний. А, лишь, почерпнув из возможно, не самых корректных по понятным причинам источников, предварить повествование тем, что какие-то заболевания можно приобрести ВДРУГ, из окружающего пространства.
  Легкие - легко преодолеть. Со средними, помаявшись, дожить до старости, скрепясь и радуясь каждому наступившему дню.
  Тяжелые – тема отдельная – я, во славу Господу, подробностями  о них не располагаю. Уместным будет отметить, что таковые имеют три стадии, которые наблюдают клиницисты, уже обследуя своих пациентов. Начальная, текущая терапевтически или хирургически продлеваемая с возможными продолжительными рецессиями и завершающая, когда врачебная практика складывает перед болезнью самые действенные средства, как бесполезные.
  Но есть ещё одна стадия заболевания, не подлежащая систематизации и статистической обработке, прошивающая все три упомянутые. Это – когда ещё не ощущая себя больным, изнутри себя пациент  начинает отслеживать и копить предвестники или симптомы.
  Далее – с подачи окружающих (хотя и без них ему уже всё ясно) следует самостоятельный  вывод – да, болезнь имеет место быть. Оттого каждое наступившее утро ярче и пронзительне, чем прежде, и мажорна мысль, что ты ещё в состоянии двигаться, черпать жизнь в любых её видах, большой поварёшкой, побуждает делать это с растущей жадностью.
 Ясно же - совсем скоро мир обречённо уменьшится до размеров (вначале) больничной койки, и будет напоминать о себе солнечным лучом на стене палаты, а далее – до полутора кубов матушки-землицы над деревянным сводом поверх твоего праха. 
 Судьба Винсента, как и его брата Тео, была предопределена генетически. По закону Менделя, они могли унаследовать заболевание через мать от её отца. 
 Оба брата по настоянию родителей, или  в момент становления их, как личностей, перепробовали себя не в одной стезе, остановившись на искусстве, как ЛЕКАРСТВЕ для своей  наследственно больной души.
 Один – как его производитель, другой – как финансист и потребитель.
 Винсент искал способы постижения, абстрагируясь от полотен современников  и любимых классиков. А болезнь уже запустила свой механизм.
 Его неудачные по собственному мнению работы, он приписывал то к неустроенности быта, то к той местности, которая не располагает к рождению шедевров. 
 Он, как и многие другие художники, переезжал. И каждая новая местность дарила ему яркие краски радости в периоды, когда болезнь отступала, и мрачные в период её обострений.
 На том этапе, когда болезнь, вершила первый свой этап, шедевры несут в себе радость откровения – ПОСМОТРИТЕ, КАК ПРЕКРАСЕН МИР ДАЖЕ В КРОХОТНЫХ СВОИХ ПРОЯВЛЕНИЯХ!   
 Когда информация извне заставляла констатировать – болезнь взяла над тобой верх, и нужно сильнодействующее средство борьбы с ней, рождалась череда начатых и брошенных холстов и набросков, свидетельствующих, о том, что средство не помогает.
 И следом – полотно ГИМН, полотно РАДОСТЬ, что ты её, болезнь, одолел, выкроив незначительный период передышки. Но черёд завершающего её этапа неотвратим и когда-нибудь становится очевидным.
 Тогда свет звёзд на холсте становится невыносимо ярким, но всё ещё постижимым и  жадно потребляемым твоей психикой. А воздух, который проникает в твои лёгкие, горяч и дрожит до боли в слизистой глаз.
 И мы это видим и чувствуем вместе с художником. И огорчаемся тем, что он, давно покинувший этот мир физически, уйдёт от тебя ещё раз с последним его наброском, не законченным холстом…
 Последний виток болезни - это страх ожидания нового приступа безумия, констатация приближения его, пытка его протекания и возрождение к жизни на ещё ОДНУ? или несколько незначительных по времени передышек?
 И можно ли успеть за отведённый срок ещё что-то выкрикнуть из вязкого болота болезни.
 Винсенту повезло в том, что его лечащий доктор Гоше был тоже болен. Он знал клинику болезни изнутри. Как Винсент ощущал приближение нового обострения, его неотвратимость.
 Но понимал, что Винсент ещё в состоянии  произвести и употребить в пользу своё лекарство – живопись. И отпускал его на волю с этой целью.  В одну из таких отлучек Винсент побывал у брата Тео.
 Тео был, наконец, женат, растил  сына. Сынишка страдал каким-то недугом. Представьте себе женщину  - мать в ситуации, когда её единственное дитя чахнет, а супруг выгребает последние деньги на краску, кисти и холсты сумасшедшему брату.  И, как  ей уразуметь, почувствовать, что само понятие СУМАСШЕДШИЙ в корне неверно. Это – ОБРЕЧЁННЫЙ, судорожно цепляющийся за покидающую его жизнь и преследующий единственную, главную цель – успеть крикнуть потомкам уже из небытия о том, как она, жизнь, ещё не окончившаяся для многих скоротечна.
  Винсент увидел и почувствовал эту горькую суть отношений супругов. И написал последнее письмо, которое осталось при нём. Повторю его фрагменты дословно с возможными издержками авторского перевода, но пронзительно достоверную по состоянию его, Винсента, души перед уходом из жизни.
«   …Ты уверяешь меня, что вы с женой живёте мирно, и напрасно тратишь слова: я ведь видел и то, что в вашей жизни есть хорошего, и теневые её стороны.
...повторяю ещё раз, что никогда не буду считать тебя обычным торговцем картинами Коро. Через меня ты принимал участие в создании кое-каких полотен, которые даже в бурю сохраняют спокойствие.
… я заплатил жизнью  за свою работу, и она стоила мне половины моего рассудка, это так…»
   После этого посмертного послания Винсент выстрелил себе в грудь. 
Это не есть поступок обезумевшего и исстрадавшегося болезнью ДУШИ человека. Это поступок здраво мыслившего и понимавшего, что помимо его судьбы и его творчества пишется в черновике судьба другого существа - его племянника.
   И от его, Винсента, ухода из жизни, зависит, как она перепишется набело.
  А племянник, жизнь которого, в какой-то степени, была завещана ему дядькой Винсентом, через семнадцать лет (прошу прощения за возможную неточность) перенёс прах своего отца Тео к месту упокоения его брата Винсента.
  Отец его, Тео, не успел при жизни воспользоваться предсказуемо огромным наследием брата. Всего немногим более полугода, лишившись его, он в состоянии острого приступа безумия предпринял попытку расправы над женой и сыном, как главными виновниками кончины брата.
   Майкл Говард, «ВАН ГОГ. Жизнь и творчество в 500 картинах» Издательство: Москва, «Эксмо» 2013г. ЗАКАЗЫВАЙТЕ, смотрите весь отведённый Вам на этой земле срок, как увядает вместе со срезанными подсолнухами его или Ваша жизнь, но не читайте многочисленные текстовые врезки автора, с массой недобросовестных погрешностей. Читайте Ван Гог. «Письма брату Тео» издательской группы «Лениздат», как самую доступную широкой публике по стоимостному выражению книгу. Но, если любопытство возьмёт над Вами верх и Вы прочтёте Говарда – он заслужил снисхождения уже тем, что собрал и передал нам 500 картин Винсента, которые без хлопот посторонних повествуют нам о его жизни. И о том, как она ПРЕКРАСНА ДО ПОСЛЕДНЕЙ СВОЕЙ МИНУТЫ. 
 
   Это – высший смысл  потреблённого мною незначительного объёма информации, которым я тороплюсь поделиться. И мой совет – не читайте о великих, ЧИТАЙТЕ ВЕЛИКИХ из первых рук. Сарафанные источники всегда недоброкачественны.