Он пришел. Глава 44. Иная Любовь

10 декабря 2015 года

Малибу, Калифорния, США

23:15

Я успокоился. Реально успокоился. И дело было не только в том, что мне до смерти (ну, или почти до смерти) надоел «круговорот женщин в природе». Хотя и в этом, конечно же, тоже. Такая экзотика, все-таки, не по мне. Нет, было у меня один раз в жизни семь дней подряд семь свиданий с семью разными женщинами, но это было сразу после первого развода. Так что простительно. Тем более, что переспал я тогда не со всеми семью, а всего лишь с тремя.

Просто мне до смерти надоело «одиночество вдвоем». Все эти непробиваемые стены, дороги с односторонним движением и все такое прочее. Включая, в далеко не последнюю очередь, ощущение временности любых отношений. Даже скрепленных свидетельством о браке. Даже церковным.

С Эмили у меня было совсем другое ощущение. Что это все-таки навсегда. Наконец-то. С третьей попытки. Я никогда всерьез не верил, что «Бог троицу любит», но очень надеялся, что на этот раз будет именно так. Что мы и till death do us part, и в Вечность пойдем вместе. Взявшись за руки.

К сожалению, у меня было и другое ощущение. Что навсегда не только это. В смысле, не только Эмили. Но и Козетта, Мюзетта, Жоржетта… то есть, Джоан, Магда, Эшли… и все прочие сестры Элеоноры с Кристинами. С точки зрения логики и здравого смысла, чушь конечно, кромешная, но, увы, такие ощущения меня до сих пор не подводили ни разу. И я очень серьезно опасался, что не подведут и на этот раз. Со всеми, как говорится, вытекающими. Причем широким потоком вытекающими. Очень широким.

Собственно, я и согласился принять предложение Эмили о БДСМ-лайфстайл в первую очередь потому, что надеялся, что мы, таким образом, как бы «замкнемся» друг на друга, создадим непроницаемый для других «кокон», в котором будут только она и я. А все остальные… Козетты и прочие Генриетты останутся вовне. За его пределами. И не будут более нас беспокоить. Мечты, мечты…

Ни малейшего беспокойства по поводу возможных негативных последствий наших БДСМ-сессий – что физических, что психологических, я не испытывал. Наоборот, я был уверен, что последствия будут исключительно благоприятными и там, и там. Потому что регулярные физические воздействия только ускорят превращение Эмили в полноценного людена и запустят механизм регенерации клеток в её теле. Что резко замедлит, а то и вовсе остановит, процесс её старения.

Что же касается психологии, то тут тоже ожидались сплошные плюсы. Каждое мгновение ее страданий наполнит её душу Любовью. И, следовательно, Благодатью. Абсолютно необходимой и для счастья в этой жизни, и для спасения после неё. А я… а я буду любить её только еще сильнее. Чем больше она будет страдать, даря мне свою боль (в разумных пределах, конечно), тем сильнее я буду её любить. И во время сессий, и после, и между.

«Пойдем?» - довольно прощебетала Эмили. «Я все приготовила…»

«В подвале?» - улыбнулся я.

«В подвале» с нескрываемым удовольствием кивнула Эмили.

Меня это совершенно не удивило. Хоть она и Овен по гороскопу, но работа в CBI приучила её делать все в высшей степени тщательно. А какая-никакая, но все же руководящая должность развила и без того неплохие организаторские способности.

Кроме того, в Калифорнии за соответствующие деньги можно купить какие угодно продукты и услуги (даже нелегальные). В том числе, и заказать полностью «готовый к употреблению» БДСМ-донжон (причем полностью адаптированный к пожеланиям клиента). Так сказать, под ключ. С немедленной доставкой и установкой. Буквально за считанные часы…

Эмили взяла меня за руку, и мы отправились в донжон. Мне было удивительно комфортно. Нет, у меня и раньше были БДСМ-партнёры – Виолетта, Оксана, моя бывшая жена… но Джейн была права. Хоть мне и нравилось их пороть и всяко мучить (разумеется, строго в рамках безопасность-разумность-добровольность), но делал я это все-таки для них, а не для себя.

И нравилось мне скорее, что это им нравилось. Я, как бы это правильно выразить, получал удовольствие не напрямую, а через свою партнёршу. Что было, конечно же, неэффективно и даже, наверное, все-таки неестественно. Неудивительно, что рано или поздно это неизбежно вызывало у меня острую (ну, или хроническую – хрен редьки не слаще) энергетическую недостаточность. И, разумеется, вынуждало меня прекращать отношения – чисто из инстинкта самосохранения.

С любовью была ровно та же самая история. Нет, умом-то я понимал, конечно, что меня любят, но, к сожалению, не чувствовал это никак. Вообще. Я чувствовал только свою любовь к женщине и, как ни странно, считал, что мне её хватит. Почти как у… Земфиры, по-моему. «Моей огромной любви хватит нам двоим с головою…».

Не хватило. Скорее, даже, не хватало. Ни разу. Дороги с односторонним движением упрямо и упорно вели в тупик. Хорошо хоть не в пропасть. Выходом из тупика, увы, было только и исключительно прекращение отношений с очередной возлюбленной. Обычно навсегда (войти второй раз в ту же самую реку категорически не получалось).

Я не раз и не два пытался «перепрограммировать» себя на «двусторонние» отношения, но безуспешно. Что неудивительно – сколь бы искушенным и искусным я ни был в области перепрограммирования собственного подсознания, некоторое программирование может изменить только внешнее воздействие. Умелый психотерапевт, проще говоря. Причем вовсе не обязательно дипломированный.

Перепрограммировали меня ночь с Джейн и безумная сессия с Магдой. Первая ванильно, вторая – тематически. Не без труда, конечно (Магде так вообще потребовался тот еще экстрим), но перепрограммировали. Научили-таки меня хотеть женщину, наслаждаться ею (и её телом, и её болью) и, наконец-то, чувствовать её любовь ко мне. 

Я хотел Эмили. Причем с каждым мгновением все сильнее и сильнее. И ванильно, и тематически. И чувственно, и сексуально. И овладеть её телом, и сделать ей больно. Очень больно. Даже не сделать, а делать. Очень больно и очень долго. Ибо только так она могла в полной мере дарить мне её любовь. Нет, Любовь. С большой буквы.

Мы прошли по коридору и спустились в подвал. Чем-то это мне напомнило широко известную в тематических кругах сцену из малоизвестного широкой публике (к тому же черно-белого) фильма одного из лучших венгерских режиссеров Миклоша Янчо Szeg;nyleg;nyek. «Без надежды», то есть. Правда, в той сцене ни о какой любви речи не было и быть не могло. Как и о БРД, кстати.

Донжон был очень даже ничего. Широкая кровать со спинками, к которым было удобно привязывать руки и ноги женщины, по сути распиная ее в горизонтальном положении (как говорят американцы, spread eagle). «Андреевский» крест, причем добротный такой крест – не подзаборная поделка, которые часто впихивают в Сети начинающим тематикам. Деревянная «лошадка», опять же. Жесть, конечно, но при умелом использовании вполне БРД-шно. 

Кольцо в потолке для подвешивания (подвал оказался весьма глубоким, а потолки, соответственно, высокими), Можно за руки, а можно – и за волосы… Широкая «деревенская» деревянная скамья для порки. Фундаментальная такая скамья. Столб для порки кнутом, опять же…

И, конечно же, впечатляющий набор дивайсов. Частично разложенных на грубом деревянном столе, частично развешенных вдоль дальней стены. Всевозможные ремни, плети, стеки, «кошки», спанки, паддлы-«шлепалки». Кнуты разнообразные, опять же. В углу подвала (кстати, я оценил, что Эмили его оформила в черно-красно-белых цветах Германского рейха) ведро с розгами. Вода соленая, разумеется. Можно даже не проверять.

Веревки всех цветов и фасонов. Искусственные фаллосы и прочие секс-игрушки. Зажимы для сосков (и не только). Прищепки – деревянные, пластиковые (существенно более кусючие) и даже металлические. Кляпы. Ошейники всевозможные. Наручники – кожаные, металлические, пластиковые. Пластиковые же розги. Бамбуковые палки. Замысловатый прибор для истязаний электротоком. Свечи – парафиновые, стеариновые и самые болезненные восковые (ибо дают самый горячий воск).

У ближней стены – длинный низкий ящик с крапивой. Пластиковые банки с горохом, рисом, чечевицей и даже гречкой. Впрочем, как я уже говорил, в Калифорнии можно купить всё – были бы деньги. С которыми моими стараниями проблем у Эмили не было, нет и до конца жизни не будет. При любом раскладе.   

Эмили подготовилась даже еще более тщательно, чем я предполагал. Теперь надо было все это применить… по назначению. Не сразу, конечно (такого марафона даже Магда не выдержит). А постепенно, шаг за шагом.

В качестве первого шага я связал Эмили руки за спиной в локтях и запястьях, завязал ей глаза плотным шелковым черным шарфом (тоже входившим в «полный комплект»), поставил на её соски металлические зажимы, соединенные изящной цепочкой.

Прикрепил к цепочке небольшой грузик (четвертьфунтовый пока) и поставил ее на колени. На гречку, разумеется. А сам удобно устроился в кресле. Наслаждаться её Любовью и её болью. Ну, и ее красотой, конечно. Ибо голая, стройная, изящная, на коленях со связанными за спиной руками, наполненная довольно ощутимой болью, Эмили была просто головокружительно хороша.

Впрочем, наполненная не только болью. И даже не столько. Сколько Любовью. На её лице я не видел ничего, кроме полного, абсолютного и безмятежного счастья. Ей было, конечно, больно, а потом – и очень больно (она даже слегка постанывала от боли), но она была счастлива, потому что эта боль наконец-то позволила ей дарить её Любовь любимому мужчине. Пробить разделявшую нас стену.

Она, конечно, не видела (видеть сквозь повязку она пока не умела), но чувствовала, что я наслаждаюсь, действительно наслаждаюсь её болью, наготой, красотой, покорностью и Любовью. И именно это чувство делало её счастливой. Потом она призналась мне, что только сегодня она впервые за свои тридцать шесть лет почувствовала себя по-настоящему счастливой…

Наверное, примерно так же чувствовали себя христианские мученики (точнее, исповедники, ибо вторые страдали за Христа, а первые умирали за него), которых добровольно принимаемые ими страдания наполняли бесконечной Любовью – и к Спасителю, и даже к их мучителям. И к толпе, для которой публичные истязания и казни христиан были просто еще одним развлечением. Не наслаждением даже, а именно развлечением. 

С одной огромной разницей (о том, что масштабы гонений на христиан были, мягко говоря, сильно преувеличены церковными историками, я вообще скромно умолчу). Ни Богу-Сыну, ни Богу-Отцу страдания мучеников и исповедников были, говоря современным уличным языком, нафиг не нужны.

Ему нужно было, чтобы Его последователи обращали в христианство максимальное число язычников в единицу времени. А, вопреки распространенному заблуждению, ни исповедничество, ни, тем более, мученичество этому не помогали никак. Ибо в то время пойти на мученическую смерть (на крест, на костер и так далее) за свои религиозные убеждения считалось не только нормальным, но просто само собой разумеющимся. В любой религии.

Поэтому само по себе мученичество – даже публичное – никак и ничем не выделяло христиан среди бесчисленного множества религиозных движений и сект в необъятной Римской Империи. А выделяли суть вероучения, энергетика (Благодать Божья) и стиль жизни. Именно этими тремя составляющими – а вовсе не мученичеством – христианство и завоевало практически всю Римскую Империю.

Исповедничество и мученичество же этому скорее мешали, чем помогали. Ибо мертвецы не проповедуют, а в качестве примера для подражания мученика избрать могут только весьма экзальтированные особы. От которых в практической евангелизации толку мало – для достижения серьезного успеха «на века» нужны трезвая голова и серьезные ораторские, организаторские и дипломатические способности, а не истеричное кликушество.

Вдоволь насладившись картиной «Эмили на коленях» (фото или видео я, правда, делать не стал, ибо, к сожалению, они имеют неприятное обыкновение жить собственной жизнью и всплывать в самом неудачном месте в самое неудачное время), я перешел, собственно, к порке.

Подняв жену с колен, я развязал ей руки, снял зажимы с сосков (она аж закричала от боли), и, дав немного отдохнуть (совсем немного, на самом деле), уложил на живот на скамью. Предварительно накрыв оную белоснежной простыней, которые в немалом количестве обнаружились в капитальном стенном шкафу, оставшемся ещё от предыдущих хозяев дома. Ибо стройное смуглое тело на белоснежной простыне… это красиво. Феерически, фантастически красиво.

Зафиксировал я её надежно, привязав монастырского типа веревкой «три в одном» (солидной такой веревкой, которой монашек и подпоясывали, и привязывали к похожей лавке, и пороли по спине и ягодицам). За запястья, лодыжки и – для надежности – за тонкую элегантную талию. Она вздохнула и расслабилась. И совсем успокоилась.

Я решил для первого раза выпороть ее по-домостроевски. Сиречь ремнем по ягодицам и розгами по спине. Что благополучно и проделал, вдоволь насладившись её стонами, криками и плачем. Ибо и порол я её (ремнем) и сёк (розгами) по-взрослому. В полную силу.

Остановился я вовсе не потому, что она не могла больше выдержать. Ибо двести ударов ремнём и сто розгами были для её сильного, здорового, тренированного и все еще молодого тела так, легкой разминкой.

А потому, что вновь вспыхнувшее во мне после почти месячной разлуки пламя любви к ней было уже невозможно сдерживать. Его нужно было выплеснуть. Да, я любил её ремнём и розгами и она это чувствовала – очень даже чувствовала. И я чувствовал, что она чувствовала.

Но всё же это было… скажем так, не то, чтобы не мой стиль (по словам моих немногочисленных нижних, у меня очень даже получалось). Просто… неполноценно это было как-то.

Поэтому я прекратил порку, дал Эмили отдышаться, затем отвязал её и… нет, вы ошиблись. На руки я её не взял. Хотя очень хотел, конечно. По банальной медицинской причине – много лет назад, когда я поднял на руки свою тогдашнюю пассию (довольно габаритную, надо отметить), она как-то не очень удачно повернулась… в общем, дело закончилось травмой поясницы. Моей, разумеется.

Которую я худо-бедно залечил, конечно (спасибо российским и американским хирургам и физиотерапевтам – особенно Кирстен из LA Fitness). Но более десяти, максимум, пятнадцати килограмм поднять я был уже не в состоянии.

Поэтому Эмили я не отнёс, а отвёл в постель. Уложил на спину, прекрасно зная, что ей будет больно во время близости. И, тем, не менее, уложил именно на спину. Потому, что знал и то, что мы оба этого хотим. Очень хотим.

Я раздвинул ей ноги, лёг на неё, вошёл в неё и… нет, уже не наслаждался ею. А любил её. Причём любил так, как никогда не любил ни одну женщину. Даже своих нижних. Кроме, пожалуй, Магды в Далласе… но это было после даже не сессии, а самого натурального экзорцизма. 

Кончили мы практически одновременно – она, как обычно, чуть раньше; я, как обычно, чуть позже. Потом я намазал ей спину и ягодицы каким-то чудодейственным (как утверждал производитель) снадобьем без цвета и запаха – подарком всем покупателям БДСМ-донжона «под ключ». Потом мы уснули обнявшись, мгновенно провалившись в черную дыру глубокого сна без сновидений.

Проспали мы без малого пятнадцать часов. Когда мы проснулись, Магды и Грейс, как говорится, и след простыл. Впрочем, им нашлась полноценная замена. Более, чем.

Ингрид Рестон.  Мама Эмили.