Женщина и бурундучок

 

 Федор, с наслаждением вдыхая чистый морозный воздух и негромко насвистывая простенькую мелодию популярной песни, неторопливо шагал по утреннему Тропаревскому парку. Первый ночной снежок припорошил опавшую листву, скрыв под легким, пушистым, почти зимним одеялом запустение «ухоженного» лесопарка, которому совсем недавно присвоили гордое имя Природный Музей-заповедник. Молодой снег чуть поскрипывал под старательно вычищенными яловыми сапогами высокого стройного мужчины.

За спиной Федора, в глубине старого, видавшего вида рюкзачка покоилась небольшая удобная ножовка, а из бокового кармана торчало красное обшарпанное топорище маленького туристического топорика. Шагомер, ловко пристроенный сбоку на офицерском ремне, старательно отсчитывал размеренные шаги охотника за корягами, капами и корешками. Любит Федор побродить по предзимнему лесу в поисках подручного материала, из которого с завидным энтузиазмом ваяет плошки-поварешки, забавных экзотических зверушек и массивную мебель для «трех медвежат».

Чтобы сократить путь, свернул Федор со знакомой тропинки в чащу леса, где еще вчера приметил небольшой дубовый пень. Вот, – думает, – сделаю из него столешницу для журнального столика. Другу на дачу. Как раз к августу и успею. То-то обрадуется!

На облюбованном Федором пенечке сидела женщина, возраста хоть и пенсионного, но вполне еще привлекательная. Короткая каракулевая шубка не скрывала ее пышных форм, а кокетливый берет, сдвинутый на одно ухо и гармонирующий по цвету и материалу с шарфиком, придавал женщине несколько легкомысленный вид.

Незнакомка, не спеша, со смаком ела апельсин. Она старательно очищала сочный заморский фрукт, аккуратно выбирая из него крупные зернышки. Вокруг пенька образовалась уже довольно большая кучка апельсиновых корок, ярко-оранжевым пятном сиявшая на свежем кипельно-белом снегу. Женщина кормила с руки бурундучка. Его блестящая на последнем ноябрьском солнышке шкурка с черно-белыми полосками на спинке нарядно смотрелась рядом с этими оранжевыми корочками. Бурундучок столбиком стоял перед дамой в кокетливом берете и держал в своих лапках зернышки от апельсинов.

- Простите, – обратилась моложавая женщина к любителю корешков и коряжек, – вы не знаете, почему эти милые создания грызут апельсиновые зернышки? Это же невкусно: ни орехи, ни семечки…

Федор человек приветливый, словоохотливый, неженатый. Почему не пообщаться? И он с удовольствием стал объяснять женщине, кормящей бурундучка, почему у того пять полосок на спинке, что он любит грызть и откуда взялся почти в центре Москвы.

Незнакомка слушала в пол-уха. Она сразу отметила про себя отсутствие у Федора обручального кольца, разглядела в нем человека не опасного, и прикинула в уме возраст пришельца. Федор и вправду мужчина «в самом расцвете сил». Ну что по сегодняшним меркам, каких-то без малого семьдесят лет! Тем более что человек он тренированный: байдарочник и любитель походов повышенной категории сложности. Высок, строен, выправка офицерская, да и собой хорош. Ну чем не жених!

Слово за слово. Разговорились. Уже о себе.

Незнакомка оказалась преподавательницей ИЗО из близлежащей школы. Она с увлечением рассказывала о своих учениках, о детских конкурсах и выставках, сплетничала о коллегах и соседях. Федор внимательно слушал.

- А вы чем занимаетесь? – стряхнув с колен остатки апельсиновых корок, спросила женщина в каракулевой шубке.
- Бывший военный, – отрапортавал  Федор, – сейчас вот на пенсии. Коряжки собираю…
- Военный? - воодушевилась Анжела. По крайней  мере, именно  так она Федору и представилась. - А пенсия  у  вас  большая?
- Не жалуюсь...
Анжела задумалась.
- И часто здесь бываете?
- Бываю… Брожу вот, один… Сам себе хозяин…
- Один? – встрепенулась каракулевая шубка. - Мне бы тоже хотелось почаще здесь бывать, да страшновато одной-то, - притворно вздохнула моложавая пенсионерка. Мало ли что… Может, составите компанию?
- Отчего, нет… С удовольствием. Вдвоем, все веселей.
- Вот и ладушки, – состроив Федору глазки, проворковала Анжела, – завтра в это же время и встретимся.

Обменялись телефонами. Первые три цифры были одинаковые. Оно и понятно: почти соседи. Вот только остальные записать было нечем, ни карандаша, ни ручки. Кроме пилы, топора и веревки в рюкзаке у Федора еще лишь фляжка с коньяком была припасена. Для сугрева.

- У меня память хорошая, – Федор произнес вслух телефон Анжелы, – видите, ваш я уже запомнил, а мой запомнить проще простого, девятнадцать сорок семь, 1947 год, денежная реформа.
- Что за реформа? – удивилась любительница бурундучков.
- Ну как же, – в свою очередь  удивился Федор, – деноминация… Денежная реформа, послевоенная.

Женщина хмыкнула, пожала плечами, снисходительно улыбнулась. Она, конечно, не помнила, да и  вряд ли слышала про эту самую деноминацию. Она и про денежную реформу 61 года, наверное, ничего не знала. Молодая же… Хотя и пенсионерка... Но ведь и Федор - пенсионер, поколения послевоенного, зато память у него хорошая, и, вообще, эрудит!

- Вы это помните? – округлив глаза, вновь удивилась шубка.
- Разумеется, – улыбнулся Федор.
- Так вы - ветеран? Участник Отечественной войны? – она запнулась. – А так хорошо выглядите…

Здесь уж Федора, любителя розыгрышей, понесло:

- Конечно, помню… И Гражданскую, – с усмешкой продолжил он, – вот как-то сижу я в окопе, а на нас пехота вражеская, лавиной: психическая атака. Так и прут, так и прут… Ну, вы знаете, как в фильме «Чапаев». И барабанный бой…

- Ой, – вдруг засобиралась Анжела, – завтра никак не могу… Совсем забыла, у меня дополнительные занятия по акварели…

Женщина в черной каракулевой шубке и пестром берете «вспорхнула и улетела», а Федор аккуратно собрал разбросанные по чистому снежку апельсиновые корки, достал пилу, топорик и до самого вечера пилил этот треклятый пень: будущую столешницу для журнального столика. В подарок своему «фронтовому» другу…