Письмо

Интересно глядеть, как тебе стареется уже в восемнадцать.

Милый мой, потом, когда мое имя станет синонимом к "вирус поэзии двадцать первого века", обо мне все многократно переврется и приукрасится. У меня вдруг появится уйма сострадающих и понимающих меня друзей, тонко чувствующих мою "удивительную и многогранную душу". И вот тогда, безусловно, каждый захочет тебе поведать свою правду обо мне.

Но пока этого не случилось, все же послушай меня, птенчик мой.

Мне восемнадцать, я люблю тепло и тишину. Ношу вязанные пончо на тонкие свитера, потому что только так ощущаю себя в зоне комфорта. Вяжу ночами, встречая рассвет, и очень-очень много думаю о том, сколько всего я еще не сделала и, наверное, уже и не сделаю.

Мне восемнадцать и меня тошнит от людей.

Я умею сохранять спокойствие и непробиваемое благородство, каждый мнит меня существом не в меру разумным, каждый второй тайно в меня влюблен, а каждый третий явно на мне повернут. Это жизнь, мой мальчик, и я ей совсем не рада.

Я учу всех, как делать разные вещи правильно, становлюсь многоуровневым носителем чужой информации, впитываю мир и стараюсь жить, но живя, все больше опознаю этот металлический привкус смерти. Нет, мой милый, я не боюсь быть раскритикованной и осужденной, поскольку никогда не провозглашала себя проповедником и агитатором. И, честно сказать, я даже не рада, что с годами у меня становится все больше и больше последователей.

Я много говорю о любви, много пишу о любви, много живу в любви. И ты, мой свет, непростительно неправ, когда говоришь, что не все в этом мире зиждется на ней. Как же ты ошибаешься - мир стоит на любви, множится и разрастается в ней же. И я предполагаю, что в ней и умирает.

Мне восемнадцать, и я старею очень скоропалительно, хотя еще не один десяток лет буду слушать о том, что только хорошею с годами. Да, все-таки прекрасно, что свои внутренние морщины можно оставить своим собственным достоянием, недоступным для чужих глаз.

Будь уверен, найдутся те, кто соврет о моей надменности, жестокости и самоуверенности - знай, что я просто устала всем что-то доказывать. И все мои слова - лишь констатация чреды фактов, имеющих непосредственное отношение исключительно ко мне самой. А уж согласны ли с этим или нет - меня мало беспокоит, поскольку за все, что мне было важно, я уже поборолась, - на большее не претендую.

Мне восемнадцать, и мне больше нечего о себе рассказать тебе, солнце мое. Потому что меня в тебе гораздо больше, чем в себе самой - я растворилась в тебе и ни о чем не жалею. Ну, разве что только о том, что нельзя свою жизнь промотать на потом, до лучших времен. Но это так, маловажная информация.

Постарайся сохранить себя. Большего не прошу.