Под куполом шатра

Всё начинается с малого.
.
За барной стойкой можно стоять по-разному. Например, бармен, девушка улыбчивая, симпатичная, но нервная. Её раздражают шутки в её адрес, двусмысленность /чаще надуманная/ во взглядах, жестах, словах. Она мнительна. В итоге - конфликты. Больше всего её раздражает фраза: "Клиент всегда прав!", но ведёт она себя с такой долей агрессивности, что слышит эти слова чаще других барменов. А списывает это на невезучесть с клиентами. Что тоже её раздражает...
.
А можно быть спокойной и уравновешенной. Вот, милый мальчик, симпатичный, молодой. Он не видит даже того, кто стоит у него в очереди.  Он не слышит воплей караоке, не видит каких-то дрязг и разборок, происходящих тут же, может, прямо у стойки. Он знает только свою работу - наливать, выдавать, считать деньги. Это идеальный бармен. Неконфликтный, привлекательный, с обаятельной улыбкой. Всегда. При любых обстоятельствах.
Или девушка - длинноногая красотка, с с обалденным чувством юмора. Всегда с улыбкой, шуткой, пониманием... К ней бывают нарекания только от начальства, за излишнюю фамильярность. Она словно создана для работы с людьми.
Вообщем, за стойкой можно стоять по-разному. Бывает Театр одного актёра, а я за стойкой - это единственный зритель одного огромного театра, который разыгрывал передо мной один и тот же спектакль, расписанный по часам, как по действиям.
.
Каждый день, с разными актёрами, перемешивая различные жанры, под куполом шатра игралась Жизнь.
.
.
Действие первое. Когда всё хорошо.
.
Пока по театру, готовясь к постановке, ходят с деловым видом работники театра, проверяя наличие реквизита, прибираясь, матерясь.
С восьми утра всё спокойно. Редко кто забежит опохмелиться. В основном ещё гуляют трезвенники:  мамы, папы, бабушки, дедушки, - со своими чадами. Покупают сок, иногда - пиво, сухарики, шоколад, и булки - для уток из местного пруда.
.
Народу много, и не очень. Все разные. Но всё спокойно, вяло. Только истерит периодически, чей-нибудь отпрыск, да какой-нибудь представитель старшего поколения читает нотации молодёжи.Иногда слышен смех.
К двум часам дня собираются  те, кто решил отдохнуть, у кого свободен вечер сегодняшнего дня. Столы заняты через один,  но "текучка" ещё есть, всё идёт своим чередом, хотя оживление очевидно.
.
В четыре часа приходит человек, ради которого сюда придут ещё многие: открывается караоке.  Вшатре начинается гудёж, люди располагаются с удобством, многие - надолго. Но всё происходящее - лишь подготовка к настоящему представлению, действию второму, живому и интересному.
Народ подтягивается, к пяти часам столы уже заняты, но люди приходят и уходят, кто-то возращается. Это, в основном молодёжь, весёлая, в меру шумная. Девушки - кокетливые, улыбчивые и смущённые. Молодые люди - дерзкие, бравируют друг перед другом, порой смущаясь и волнуясь от собственной этой дерзости. Они громко шутят, но тихо говорят.
.
Знакомства не завязываются - рано. Просто сидят, общаются с друзьями, пьют пиво, смеются. Поглядывают на соседние столики, выходят покурить у шатра.
.
.
Действие второе. Когда всё интересно.
.
К шести часам - поют. К семи - поют громко, смело, общеизвестные хиты. К восьми - поют все, поют всё. И уже неважно - есть слух и голос, или бог обидел...было бы желание. И деньги, конечно. На караоке очередь. По рукам ходят большие папки, молодёжь делится на группы, по группе на каждую папку. Вроде бы, все ищут песни, но не все будут петь: примерно треть, а то и половина присутствующих, обсуждают песни ради общения,  или для заведения знакомств, с целью завязать разговор. Голоса стали громче, превратились в один общий гул, который иногда кто-нибудь перекрикивал, и окружающие смеются над крикуном, весело, по-доброму.
.
Девушки уже с трудом играют глазками, зато с лёгкостью просят новых знакомых "повторить заказ в двойном размере". Они всегда выражают какую-нибудь эмоцию, особенно, если компания из из двух-трёх подружек: они или истерически хохочут, или пошло хихикают. Вместо смеха уже часто слышен визг. Самая частая тема для разговоров: "Где-то мы с вами уже встречались..." Перебирают места учёбы, работы, отдыха, жительства, реглярно отвлекаясь от поставленного вопроса,  вспоминая разные случаи из жизни, каких-то знакомых, какие-то курьёзы... Ищут общих знакомых, попутно ведя разговор о своих родных, родителях, бывших, а иногда, и о детях.
Когда людям не о чём разговаривать, едва познакомившись, кто-то из них обязательно спросит: " Мы с Вами нигде не встречались раньше? Мне кажется, что мы уже знакомы..."
.
.
Действие третье. Когда просыпается жалость.
.
К девяти часам народу много. Караоке не замолкает, очередь у стойки стабильная. Все берут пиво, рыбку, сухари. Иногда - кофе, выпечку, шоколад. Все присутствующие либо уже пьяны, либо собираются напиться. Кому пора спать, или кончились деньги - ушли по домам. Остались только те, кто не следит за часами. Это время пьянки без тормозов.
По шатру ходит ребёнок, лет двух, может, двух с полвиной. Маленькая чумазая девочка, с пакетом сухариков к пиву в руках. Видно, что она не раз падала: ладошки чёрные, одежда грязная. Она бродит одиноко среди больших пьяных людей и сосёт сухарик. На серых от грязи щёчках белые потёки от недавних слёз.
.
Пьяный мужчина, взяв ещё порцию пива, резко поворачивается у стойки, и делая шаг вперёд, налетает на ребёнка. Девочка падает,  сухари рассыпаются по полу. Сквозь толпящихся людей я вижу, как она на четвереньках, собирает сухари, и складывает их обратно в пакет... Потом садится на колени, суёт в рот сухарик, и плачет. Тихо, горько. Тут я теряю её из вида.
.
Когда наступает какой-то момент затишья, народ немного расходится, я пытаюсь высмотреть девочку и тех, кто её привёл. Вскоре вижу: папаша, пьяный в хлам, растёкся по полу и лавке. Дочка стоит рядом, её рот, подбородок, курточка и руки - в крови. Наверно, опять кто-то толкнул, и она, упав, разбила нос.  Девочка не плачет. Она просто стоит и смотрит на папу. Их вновь закрывает от меня толпа. В моей голове лихорадочно бьётся мысль о том, что нужно что-то сделать. В милицию позвонить. А ребёнка забрать к себе за стойку, до их приезда. Как всё просто... позвонить, но как? Караоке вопит так, что я себя не слышу. Со своего рабочего места я звонить не могу, с караокщиком у меня связи нет, его место расположено на улице так, что он бы даже сигнальной ракеты от меня не заметил.  Выйти из-за стойки я тоже не могу: здесь, сейчас я - одна, ни охраны, ни уборщицы. Касса и некоторые товары в зоне досягаемости для кого угодно - только руку протяни... И очередь не кончается.
Я прошу относительно трезвых покупателей, ору им сквозь гомон, что ребёнок маленький, что его надо привести ко мне за стойку, надо позвонить в милицию... Одна женщина даже телефон из сумки достала, для убедительности... Но, судя по всему, никто так и не позвонил. 
.
В одиннадцать часов откуда-то "выплыл" тот горе-папаша,  заказал сок с шоколадкой, и восемь стаканов пива. Он был невменяем, плюс шум вокруг, так что разговаривать с ним было крайне бесполезно. Больше я их не видела.
Так уж повелось, что зритель не может вмешиваться в действие на сцене, даже если там разыгрывается трагедия. Он может только смотреть, и ждать, чем всё закончится. И я смотрю.
.
К десяти часам вечера приходят посетители по-старше. Чаще всего, это старик, пьяный и счастливый, от тоски и безысходности. Всех утешающий, он призывает молодёжь к снисходительности. Или подруги, по старинке - на троих.  Иногда вчетвером. Яркий макияж, яркий - даже под покровом ночи, при сумрачном освещении. Они с полупрезрительными улыбками смотрят на гуляющих вокруг.  На их лицах читается снисхождение, мол - гуляйте!...молодо-зелено...это время пролетит так быстро и неправильно, что сейчас вам этого не понять!
.
Они пьют, негромко разговаривая, поглядывая по сторонам. Со скептической улыбкой, и обязательной сигаретой. Курят тоже по-особому: вытягивая много дыма из сигареты, тут же выпуская половину, и дым вокруг них не успевает рассеиваться, висит между ними клубами, и сигарета всегда присутствует в их, нарочито спокойных пальцах.
.
Время теперь течёт медленно, размеренно. Народу становится чуть меньше в шатре, и значительно больше на улице. Перед шатром танцуют две девочки, одной года три, вторая по-старше, лет пять-шесть. Они танцуют со стульями: садятся на них, раздвигая ноги, или  верхом, обнимая себя и друг друга, нагибаясь, приседая, и вскидывая голову, чтобы волосы разлетались во все стороны и назад. Пьяная мать одной из девочек подошла к ним, и показала, как надо скидывать курточку во время танца: не резко, а сначала с одного плеча, потом с другого, потом медленно стягивать со спины... Девочки азартно взялись за изучение нового па, а пьяная компания их родителей, смеясь, смотрела, как перед ними две маленькие девочки, на ночь глядя, учились танцевать стриптиз. Аплодисменты пьяных мужчин говорили о том, что у девочек неплохо получается.
.
А время идёт.
Вот, в свободную минутку можно посмотреть на отдыхающих. Две молоденькие девушки, пришедшие сюда ещё днём, сидят за столиком, матерятся, кричат, и очень много курят. А в два часа дня, помнится, они были милые и смущённые... С ними компания молодых людей. Это третья или четвёртая компания девушек за сегодняшний день. Первые три /или две?/ ушли ни с чем, "прогорев на инвестициях", зато эти ребята уходить ни с чем не собираются.
.
Одинокий мужчина пришёл пару часов назад, упился в ноль, и теперь спит, уютно устроившись в углу на лавочке.
.
Три подружки, лет по восемнадцать, что-то бурно обсуждают, сходу отшивая все знаки внимания со стороны незнакомцев.
Одна девушка плачет, подруги стараются её утешить. Вскоре одна из них тоже начинает безутешно рыдать. Первая плачет с новой силой, словно соревнуясь с подругой. Третья нервно курит, а потом начинает истерически смеяться. Допив пиво, и взяв ещё по два бокала сразу, они уже дружно хохочут все вместе...
Любовь уходит... Алкоголь остаётся.
.
Об этом, непонаслышке, знают четыре немолодые подруги, пришедшие сегодня ещё часов в девять. Их поведение не особо меняется на протяжении вечера, разве только прибавился смех в их компании, негромкий и редкий, прикрытый ладонью. Они сидят в сигаретном кумаре, пьют стакан за стаканом, и о чём-то беседуют.  То, как они сидят, как пьют, как говорят, всё кричит о том, что они эту молодость прОжили, и не этим малолеткам, здесь рыдающим, коситься на них с ухмылочкой. Нет, они знают, что такое жизнь, любовь, мужчины, дети...  Они знают. Познали!... а что теперь?
.
Им немного за сорок. Сумка одной беспомощно разевает карман, со сломаной застёжкой. Сумка другой, наоборот, - новая, блестящая, ультрамодная, молодёжная...ровно настолько, что кажется ещё более беспомощной и жалкой, в руках своей владелецы.
.
Яркий макияж этих дам постепенно теряет форму и цвет. Растекается и размазывается. От выпитого лица вытягиваются, резко проступают морщины, даже те, которые раньше были незаметны. Их рты, как им кажется, надменно усмехаются, но чем больше выпито, тем больше они искривляются в страдальческой гримассе, в усмешке жалкой, словно над собой, над несчастной своей попыткой смешаться с ничего не понимающей школотой,  завидуя ей, её незнанию, живя только прошлым... Но ведь они ещё совсем не старые! Им всего чуть-чуть за сорок... Но что делать с этими сорока, если нет сил принять их, чувствуя себя на 25, и не желая мириться с новым возрастным статусом? Когда муж, дом, работа - всё приелось, а нового нет, да и не будет уже? Кто они сейчас?
.
Я вижу четырёх пьяных тёток. У них под глазами мешки, коих не было, когда они только пришли сюда., тени. На их лицах морщины и стадающее переживание.  Они не желали себе такой жизни, но никто не заметил, как она стала такой. Их амбиции ушли в прошлое, они уже не стремятся сделать мир лучше, наверно, считая, что этот мир уже сам сделал их...
.
Они часто приходят. Их желание "выпить, просто посидеть"  стало превыше желания быть кем-то. Пусть незаметным, таким, как мать, жена, хозяйка, но необходимым. Неблагодарные роли, незначительные? Но ведь и их пьяное присутствие здесь не делает их кем-то, не даёт ничего нового...
.
К двум часам ночи начинается ругань. Кто-то кого-то бьёт у шатра, на улице. Девушки невзначай выясняют, что одна из них спит с парнем другой - сама проговорилась.  А сорокалетние подруги, устав от сантиментов,  начинают вспоминать друг другу старые обиды.
.
Страсти постепенно накаляются. Появляются новые слёзы, словесные эпитеты, и первые пощёчины.
Караоке закрывается в четыре часа утра. Занавеса нет. Сцена постепенно пустеет. Я начинаю считаться.
.
.
Действие четвёртое. Итог дня.
.
Встаёт солнце. Начинают чирикать воробьи, слетаясь на площадку перед шатром, в поисках крошек и семечек.
.
Вокруг шатра, с той же целью пропитания,  вальяжно переваливаясь, бродят наглые утки.   
Какой-то мужик купается в пруду голышом.
Появляются "собачники", сонно зевая, вынося своё тело, в такую рань, во власть погожего дня, недюженным усилием воли.
.
Вокруг пруда, бодрым шагом, ходят бабушки - начинают  свой день со спортивного Утра.
.
Скоро появляются и новые посетители шатра - БОМЖи. Они собирают бутылки, допивая из них последние капли.  Их лица опухли. Бесстрастно они собирают окурки, жадно затягиваясь ими, и порой, искренне радуются, если кто-то не допил пиво, или не доел шашлык.  Иногда им везёт найти рассыпанную мелочь, а порой и купюру, оброненную кем-то в толкучке, или буйной пляске.
.
Самые смелые просятся в шатёр, чтобы и там пособирать остатки еды и выпивки.
.
Я смотрю на их пропитые лица, и думаю, что они тоже не желали себе такой жизни... Смотрю, как жадно трясутся их руки, протянутые к стакану с остатками пива... На еду эти руки так не трясутся.
Спились.
.
Мне становится тошно, я тороплюсь скорей уйти домой. Часа через полтора этот спектакль повторится снова. И сегодня, и завтра, и через год, здесь будет происходить одно и то же. Только меняется актёрский состав, но суть остаётся прежней: от молодости и страстей - до умудрённого скептицизма, от азартной пьянки - до беспробудного алкоголизма, от весёлой компании - до безнадёжного одиночества...
.
.
Приходите сегодня! Ведь Вы тоже актёр! И даже если Вы - зритель, то это - роль, и та - недОлга.
.
Приходите! Под куполом шатра играют Жизнь!     *
.
.
.
П.С.
Рассказ написан лет семь назад, ещё до выхода закона о запрете курения в общественных местах, и переименования милиции в полицию.