Крест или свастика

КРЕСТ ИЛИ СВАСТИКА?
(Духовный и геополитический смысл нашествия Гитлера)
Во второй раз за XX век Германия вступила в смертельную борьбу с Россией, обернувшейся для нас новой национальной катастрофой. Но в отличие от 1914 года нашей стране противостояла теперь не империя Гогенцоллернов, которая принадлежала всё-таки христианской Европе, а разбойничий Третий рейх, поправший все Божии и человеческие законы, провозгласивший расизм своей официальной идеологией, стремившийся к истреблению одних и порабощению других народов. Вожди нацистской партии открыто отвергали христианские нравственные ценности и делали всё возможное по возрождению древнегерманского языческого культа.
Крёстным отцом германской религии будущего был небезызвестный Альфред Розенберг. Уроженец Прибалтики, он долгое время жил в Петербурге, учился в Московском университете, был вхож в религиозно-философское общество и социал-демократические круги, водил знакомство с А. Блоком, Д. Мережковским, Л. Троцким. После большевистской революции вплоть до выезда в 1919 году в Мюнхен он – член Пролеткульта. Вслед за заместителем Гитлера по партии Мартином Борманом, прямо заявлявшим в 1941 году о том, что "национал-социализм и Христианство непримиримы", А. Розенберг писал: "Христианский крест должен быть изгнан из всех церквей, соборов и часовен и должен быть заменён единственным символом – свастикой" . Сам фюрер (настоящая фамилия которого – Шикльгрубер) в своей деятельности опирался на ярых оккультистов. Он постоянно находился в окружении группы гималайцев-"демонопоклонников", которые задавали ему программу действий. Кстати, их трупы в эсэсовских мундирах были обнаружены в бункере вместе с Гитлером при взятии Берлина.
Целью войны для вождя фашистов и его приспешников было расчленение нашей страны и порабощение славянских народов. "Надо любыми средствами, - говорит Гитлер, – добиваться того, чтобы мир был завоёван немцами. Если мы хотим создать нашу великую германскую империю, мы должны прежде всего вытеснить и истребить славянские народы – русских, поляков, чехов, словаков, болгар, украинцев, белорусов. Нет никаких причин не сделать этого".
"Человек, – говорит Гитлер, – грешен от рождения, управлять им можно только с помощью силы. В обращении с ним позволительны любые методы. Когда этого требует политика, надо лгать, предавать и даже убивать".
"Убивайте, – говорит Геринг, – каждого, кто против нас, убивайте, убивайте, не вы несёте ответственность за это, а я, поэтому убивайте!"
"Я освобождаю человека, – говорит Гитлер, – от унижающей химеры, которая называется совестью. Совесть, как и образование, калечит человека. У меня то преимущество, что меня не удерживают никакие соображения теоретического или морального порядка".
В одном из приказов немецкого командования от 25 сентября 489 пехотному полку, взятом у убитого немецкого унтер-офицера, говорится: "Я приказываю открыть огонь по каждому русскому, как только он появится на расстоянии 600 метров. Русский должен знать, что он имеет против себя решительного врага, от которого он не может ждать никакого снисхождения".
В одном из обращений немецкого командования к солдатам, найденном у убитого лейтенанта Густава Цигеля, уроженца Франкфурта-на-Майне, говорится: "У тебя нет сердца и нервов, на войне они не нужны. Уничтожь в себе жалость и сострадание – убивай всякого русского, советского, не останавливайся, если перед тобой старик или женщина, девочка или мальчик – убивай, этим ты спасёшь себя от гибели, обеспечишь будущее твоей семьи и прославишься навеки".
Вот программа и указания лидеров гитлеровской партии и гитлеровского командования, программа и указания людей, потерявших человеческий облик и павших до уровня диких зверей.
Поэтому в случае победы Германии Православной Церкви, высшей святыне русского народа, грозило жестокое гонение. Но фашистские идеологи прикрывали свою разбойничью войну именем Бога, называли её крестовым походом.
Лицемеры и обманщики! Именно к ним, этим изощрённым, новоявленным распинателям Господа нашего Иисуса Христа и Его Церкви можно отнести слова Спасителя: "Ваш отец диавол; и вы хотите исполнять похоти отца вашего. Он был человекоубийца от начала и не устоял в истине, ибо нет в нём истины. Когда говорит он ложь, говорит своё, ибо он лжец и отец лжи" (Ин, 8, 44).
В пропагандистских целях оккупационные власти исполняли коварное указание Гитлера: "Мы должны избегать, чтобы одна Церковь удовлетворяла религиозные нужды больших районов, и каждая деревня должна быть превращена в независимую секту... Коротко говоря, наша политика на широких просторах должна заключаться в поощрении одной и каждой формы объединения и раскола".
Один из руководящих работников Министерства восточных территорий 25 октября 1943 года в секретной записке указывал: "После переговоров, длившихся в течение месяцев, всё же было решено не провозглашать свободу религии торжественным образом, но сделать это как можно тише". Пик этих переговоров пришёлся на весну 1942 года. К этому времени религиозный подъём заставил особенно серьёзно подойти к церковному вопросу в России. Следует отметить, что религиозными проблемами Гитлер занимался вплотную и считал их одними из важнейших в деле "управления покорёнными народами".
11 апреля 1942 года в кругу приближённых он изложил своё видение религиозной политики: насильственное дробление церквей, принудительное изменение характера верований населения оккупированных районов, запрещение "устройства единых церквей для сколько-нибудь значительных русских территорий". "Нашим интересам, – говорил Гитлер, – соответствовало бы такое положение, при котором каждая деревня имела бы собственную секту, где развивались бы свои особые представления о боге. Даже если в этом случае в отдельных деревнях возникнут шаманские культы, подобно негритянским или американо-индейским, то мы могли бы это только приветствовать, ибо это лишь увеличило бы количество факторов, дробящих русское пространство на мелкие единицы". Точка зрения А. Гитлера о поощрении в России всякой формы разъединения и раскола получила законченную форму во время посещения 8 мая 1942 года А. Розенбергом ставки фюрера. Историки В. И. Алексеев и Ф. Ставру даже считают этот день главной вехой в определении официальной политики оккупационных властей в отношении Русской церкви. Сохранилось свидетельство самого А. Розенберга о его переговорах 8 мая с А. Гитлером и М. Борманом. На них отмечалось, что на занятых территориях России уже возникают "сами собой" большие религиозные объединения, которые необходимо использовать и контролировать. Было решено не издавать закон о религиозной свободе в восточных областях, из-за возможности нежелательного влияния на Церковь в самой Германии, однако поручить рейхскомиссарам "Остланда" и "Украины" провести от своего имени мероприятия по установлению веротерпимости. "Помимо этого фюрер подчеркнул, что после войны предпримет соответствующие меры против Церкви. Он верит, что своим авторитетом сможет сделать то, что другим позже трудно будет осуществить". Через несколько дней после совещания А. Розенберг указал рейхскомиссарам "Остланда" и "Украины" принять необходимые меры для ограничения деятельности возникающих религиозных организаций. 13 мая 1942 года он обратился к ним с письмом, основные положения которого сводились к четырём пунктам:
1. Религиозным группам категорически запрещалось заниматься политикой.
2. Религиозные группы должны быть разделены по признакам национальным и территориальным. При этом национальный признак должен был особо строго соблюдаться при подборе возглавления религиозных групп. Территориально же религиозые объединения не должны были выходить за границы генерал-бецирка (т.е., приблизительно, в применении к Православной Церкви, за границы одной епархии).
3. Религиозные общества не должны были мешать деятельности оккупационных властей.
4. Особая предосторожность рекомендовалась в отношении Русской Церкви, воплощавшей враждебную Германии русскую идею. (док. № 102)
Последний пункт пересекался с точкой зрения Гиммлера, указавшего в одном из писем на опасность, исходящую от Православной Церкви, которая сплачивает русских "национально". Он полагал, что поэтому её необходимо дезорганизовать, а возможно, и вообще ликвидировать.
Исполняя указания А. Розенберга, рейхскомиссары в июле 1942 года издали распоряжения, в которых провозглашалось право верующих организовывать религиозные объединения, но в то же время подчёркивалось, что они являются ав­тономными, чем ограничивалась административная власть епископов. Этим объединениям запрещалось заниматься политикой, основное внимание уделялось порядку их регистрации.
Чтобы не допустить возрождения сильной и единой Русской Церкви, были поддержаны некоторые православные иерархи на Украине, в Прибалтике и Белоруссии, которые выступили против Московской патриархии и объявили о своём намерении организовать автокефальные (независимые) церковные организации. Особенно активно эта политика проводилась рейхскомиссаром "Украины" Э. Кохом.
Большое внимание со стороны оккупационных властей уделялось использованию религиозной темы в своей идеологической работе. В прессе всячески подчёркивалось, что новый режим несёт религиозную свободу. Настойчиво "рекомен­довалось" в проповедях и во время церковных церемоний выражать верноподданнические чувства к А. Гитлеру и Третьему рейху. Духовенство заставляли участвовать в "праздновании" годовщины начала войны и тому подобных дат. Активно распространялась соответствующая литература, к примеру, такая листовка-молитва:
"Адольф Гитлер, ты - наш вождь,
Имя твоё наводит трепет на врагов,
Да приидет третья империя твоя,
И да осуществится воля твоя на земле..."
Причём фашисты порой пытались изменить не только характер проповедей, но и сам процесс богослужения. Знаменателен неоднократно повторявшийся случай, когда бурный протест верующих вызывали незначительные, на взгляд немецких администраторов, перемены церковного порядка - введение нового (григорианского) стиля. Об этом свидетельствует, например, бюллетень полиции безопасности и СД от 21 сентября 1942 года, содержащийся в Фонде главного управления имперской безопасности Германии Центра хранения историко-документальных коллекций: «В середине декабря 1941 года некоторые коменданты местностей (в Стругах Красных и в Острове), ссылаясь на предписание вышестоящей инстанции, потребовали от православных совершать все церковные праздники, также и Рождество, по Григорианскому календарю. Это неожиданное требование вызвало среди верующих бурю негодования…»
Такое насилие над Церковью не совершали даже большевики... Но мы не покоримся". Священник, не желая ни нарушать церковного порядка, ни вступать в конфликт с немецкими войсками, должен был покинуть Струги. После этого местный комендант распорядился привести местного священника из соседнего селения... и заставил его проводить рождественское богослужение по григорианскому календарю... В этот день почти не было прихожан, а те немногие, кто из боязни перед комендантом присутствовали на богослужении, были очень расстроены и сконфужены".
С 1943 года в германских официальных документах уже ясно чувствовалось сомнение в правильности ряда аспектов выбранного курса Церковной политики. Если ещё в 1941-1942 годах отдельные представители германской администрации и офицеры вермахта помогали открытию храмов и даже приказывали это делать, то в 1943-1944 годах была полностью исключена любая поддержка со стороны вермахта или германской администрации в открытии церквей, а также участие военного персонала в богослужениях в этих храмах. В бюллетене Полиции безопасности от 5 февраля 1943 года приводились последние директивы А. Гитлера: "Религиозной деятельности населения не содействовать и не препятствовать. Военнопленные должны, безусловно, держаться в стороне от таких мероприятий населения... Запрещается далее допускать или привлекать гражданское духовенство из рейха или из-за границы в оккупированные восточные области... Военное богослужение в оккупированных восточных областях разрешается только как полевое богослужение, ни в коем случае не в бывших русских церквах. Участие гражданского населения (также и фольксдойче) в полевых богослужениях вермахта запрещено. Церкви, разрушенные при советском режиме или во время военных действий, не должны ни восстанавливаться, ни приводиться в соответствие с их назначением органами немецких вооружённых сил. Это следует предоставить русской гражданской администрации". Такие директивы, вероятно, несли отпечаток и долгосрочных планов о создании для населения оккупированных территорий специальной религии и подготовке соответствующего клира. Действия гитлеровцев перед отступлением из оккупированных областей - массовое сжигание и разграбление храмов, вплоть до снятия колоколов, депортация и убийства священнослужителей окончательно разоблачили их как врагов Православия. Религиозная ситуация на различных оккупированных территориях не была одинаковой. Определённым своеобразием отличалось положение в Прибалтике и на Северо-Западе России. Там сохранился и даже вырос территориально экзархат Московской патриархии во главе с митрополитом Сергием (Воскресенским). Владыка Сергий не эвакуировался при приближении германских войск, а остался в Риге. Существуют самые различные версии, объясняющие этот поступок. В. И. Алексеев полагает, что экзарх вследствие своих антикоммунистических убеждений накануне вступления немцев в город спрятался в подвале собора и не был найден там секретарём, приставленным к нему "агентом НКВД", позднее расстрелянным за эту неудачу... По гораздо более аргументированному мнению канадского историка Д. В. Поспеловского, митрополит Сергий стремился подготовить местоблюстителю и Московскому церковному управлению на случай, если немцы захватят Москву, чтобы сохранить эту администрацию и епископат в новых условиях, а также предотвратить юрисдикционный хаос. Нельзя полностью "сбрасывать со счетов" и свидетельство Э. И. Лисавцева о том, что экзарх специально был оставлен органами НКВД в Риге, но что почти сразу же на долгий период утратил связь с советским подпольем. Историк О. Ю. Васильева почти солидарна с ним: "Двойственность позиции Сергия, усилившаяся в 1943-1944 гг., его приверженность патриархии может предполагать определённые соглашения между экзархом и Советским правительством".
Действительно, некоторые священнослужители Русской церкви, оставшиеся на оккупированной территории, использовались советской разведкой. Об этом свидетельствует один из её руководителей П. А. Судоплатов.
Согласно ряду источников, и экзарх имел определённые контакты с советской разведкой. Но из этой информации вовсе не следует, что экзарх являлся "агентом НКВД". Он был одним из руководителей и главных действующих лиц "большой политики" Московской патриархии, в которой его сотрудничество с соответствующими советскими органами являлось лишь частным, ограниченным по времени эпизодом. Во всяком случае, представляется несомненным, что экзарх остался в Риге с санкции Патриаршего Местоблюстителя. Это подтверждается их близкими личными отношениями и обдуманным, энергичным характером действий митрополита Сергия в первые месяцы после начала оккупации.
Экзарху удалось через "Псковскую православную миссию" развернуть широкую деятельность по возрождению Русской Церкви на оккупированной части Северо-Запада России - там были воссозданы сотни приходов, возобновилось преподавание Закона Божия в школах и т.п.
Бурное развитие церковной жизни на оккупированной территории СССР началось стихийно и сразу приняло массовый характер. Германское руководство рассчитывало использовать религиозный фактор и к началу войны уже, в основном, разработало политику по отношению к Русской Церкви, принявшую окончательные формы в 1941-1942 годах. Эта политика сводилась к раздроблению Церкви, использованию её для помощи немецкой ад­министрации, ликвидации Православия после окончания войны и созданию новой религии, призванной воспитывать послушных подданных рейха. Стремление к "атомизации" религиозной жизни проявлялось в поддержке иерархов, выступавших против Московской патриархии. Однако фактически на всей оккупированной территории была восстановлена Русская Церковь, хотя в определённой степени и разъединённая на три части. Сепаратистских национальных церквей нигде, кроме Украины, создать не удалось, да и там за ней пошло меньшинство духовенства и верующих. Тем более Русская Церковь как организация оказалась гораздо более сильной и живучей, чем полагали германские власти. Открывшиеся храмы превратились в центры русского национального самосознания, проявления патриотических чувств. Вокруг них сплотилась значительная часть населения. Всего за три года оккупации в условиях голода, разрухи, отсутствия материальных возможностей было восстановлено более 40 % от дореволюционного количества церквей. На занятой германскими войсками территории СССР открылось около 9400 храмов. Кроме того, было воссоздано почти 60 монастырей - 45 на Украине, 6 в Белоруссии и 6-7 в РСФСР .
Религиозная жизнь на оккупированной территории СССР сразу же стала сферой острой идеологической, пропагандистской борьбы между фашистской Германией, с одной стороны, и Советским государством, Московской патриархией, с другой. Только сейчас с рассекречиванием архивных документов начала вырисовываться подлинная картина, выясняться, в какой степени церковная деятельность в период оккупации контролировалась из Москвы и Ульяновска (резиденции митрополита Сергия (Страгородского) в октябре 1941 - августе 1943 годов. На первом этапе указанной пропагандистской борьбы перевес имела Германия, но затем она стала всё больше и больше проигрывать. Следует отметить, что до 1943 года цели и интересы Московской патриархии и советского государства совпали далеко не во всём. Патриархия отнюдь не отождествляла себя с советским строем. На оккупированной территории для руководства там церковной жизнью были. оставлены экзархи Прибалтики, Белоруссии - митрополит Сергий (Воскресенский) и архиепископ Пантелеймон (Рожновский), который ещё в 1920-1930-е годы подвергался активным преследованиям польских властей за свои промосковские симпатии.
С 1943 года и советское командование и Московская патриархия согласованно переходят к наступательным действиям. Резко активизируются попытки расширить влияние на религиозную жизнь оккупированной территории. И они отчасти удаются - вероятно, были устаноновлены регулярные связи с митрополитами Александром (Иноземцевым), Сергием (Воскресенским) и рядом других иерархов. Значительно усиливаются и пропагандистские акции.
В результате в 1943-1944 году доля сторонников Московской патриархии среди клира оккупированных областей постоянно росла, после изгнания фашистских войск подавляющая часть украинских, белорусских, прибалтийских православных приходов относительно  безболезненно вошла в её состав. Ещё легче обстояло дело с монастырями. Почти все они в период оккупации считали себя принадлежащими в каноническом отношении к Московской патриархии.
Последствия "религиозного возрождения" на оккупированной  территории СССР были довольно велики. Эмигрантские историки В.И. Алексеев и Ф. Г. Ставру склонны даже придавать ему определяющее значение: "Германский фашизм был не менее враждебен христианству и особенно Русской православной церкви, чем советский коммунизм. Тем не менее, их столкновение, приведшее к оккупации германской армией значительной части территории СССР приблизительно с одной третью населения страны, создало особые условия, сыгравшие решающую роль в судьбе Русской православной церкви... В целом, по размаху и интенсивности это религиозное возрождение может быть названо вторым крещением Руси". Это, конечно, явное преувеличение! Однако, несомненно, что это "возрождение" повлияло на благотворное изменение политики советского руководства по отношению к Русской Православной Церкви в годы войны.
протоиерей Рафаил Яганов.