Портрет 2. Вольные рассуждения

Вольные рассуждения на заданную тему
Опыты философской графики

Два человека, разделенные главным образом расстоянием, плюс толика времени.
Два человека, два лица. И каждое лицо – это верх и низ, причем верхнее и нижнее таковы, что их нельзя поменять местами, хотя иногда такие попытки делаются. На практике это означает? Делаются попытки обычное лицо заменить каким-нибудь другим лицом. Скажем, общественным лицом, хотя бы конторским. Вот там действительно, верх и низ могут меняться местами.

Портрет-2

Запомните, свои глаза не выбирают.
Или так, глаза себе не выбирают. Верно, глаза принимают, какие есть. Приняли, что дальше? Дальше уже выбирают глаза, за вас, скажем, увидели много-много книг, потянулись. Как результат, болезнь чтения. Душа, понятно, переселяется поближе к руке. Рука тянется к предмету с черной густой жидкостью, чернила. Кто ощущал, как чернила капают с кончика пера? таких внимательных рук не так уж и много. Осторожных, полным полно, по крайней мере, пытающихся быть осторожными. А вот пытающихся быть внимательными, раз-два и обчелся. Мало у кого душа, в своем бродяжничестве, забирается в руки. Поэтому большинство смотрит на линейки, вдоль которых и должна двигаться ручка. Рука – к ручке, поменять бы их местами, зачем, рука и так скользит вдоль линеек. Этих линеек, много ли их? Надо чертить, опять чертить, и опять чертить, пока их не станет вдоволь. Мир стал скоплением линеек, предстал. Пусть так, что теперь мешает скользить по этим линейкам, какая благодать. А те, чьи руки внимательны? слишком часто тянутся к глазам. Душе приходится бродить от глаз – к руке. Иногда задерживаясь в руке. Рука как плод души, почему бы не сорвать. И такое возможно. Не отлучить ли руку от души, понятно, решение исходит из обратного, не вернуть ли душу к ее постоянному месту пребывания. Способы есть, один из них,
купить кота.
Потом присесть в свою машину, тонкой рукой взять тонкую сигарету, вытянуть тонкую руку с тонкой сигаретой, обрубить бы, руку? нет, только память о прошлом.
…
Но что тогда выбрать, обычно этот вопрос решается в пользу лица.
Выбираем лицо, память тут же подкладывает слово, запомните! Если говорят, запомните, значит, будет сказано что-то близкое к правилу? Не обязательно, это может быть констатация. И вот здесь, можно позволить себе замечание, кошка переходит дорогу в неположенном месте, это правило или не правило. Если всегда, наверное, да. Если в неположенном месте. Надо что-то различать, отделять какие-то вещи друг от друга. Скажем, общество и личную жизнь. Наверное, кошка следует правилам, но это правила личной жизни. Ее личной жизни, неужели кошка имеет право на личную жизнь. Я не говорю, имеет личную жизнь, я говорю, имеет ли она право на подобную жизнь. А что это такое? Ушла, когда захотела. Пришла, когда захотела пожрать. Единственное, что она не может, написать завещание. Человек также невозможен без личной жизни, хотя и старается отделаться от нее, под разными предлогами, благовидными и не очень. Как бы то ни было, нужно признать, кроме личной жизни, кроме самого человека есть еще и общество. Чем они отличаются друг от друга. Из множества ярких сентенций, одна выделяет, подчеркивает, общество – то место, где делается карьера. А личная жизнь, тот остаток, где рождается талант. Нет, правда, попробуйте сделать карьеру в личной жизни. Почему-то все стараются делать это в обществе. Именно в обществе, на общественной сцене, взлетают и падают все карьеристы. Благо само общество не может обладать талантом. Вы встречали общество, обладающее талантом, скажем, астролога. Или бутафора. Или аптекаря. Понятно, мы ходим по кругу, сначала слушаем астролога, иногда смеемся, чаще сваливаем на ближних или ближних. Потом отправляемся к бутафору, наряжаемся, да еще платим ему за это, если бы только нервами. Поневоле приходится шагать к аптекарю, мы ведь в стране, где особое место отведено советам.
…
Что он там твердит,
Оставить в покое, что требует покоя, неужели плечи, локти, зубы, куда же девать душу.
Именно поэтому, оставьте в покое ваши игры, клюшки, шлемы, забудьте, на какое-то время. Просто уберите их куда-нибудь, хотя бы из кадра. Оставьте одни глаза. Вспомните, это знаменитое, на лице жили только глаза. Это значит, сначала нужно лишить жизни лицо, да и зачем вам эти толстые щеки, короткий нос, косая ухмылка. Пусть останутся одни глаза. Если что, помогут, глаза чудны, глаза светлы, поработайте с этим чудным светом.
Сначала вытянуть шею, для чего опустить плечи.
Замечательно покатые плечи, переходят в шею. Замечательно длинная шея, она переходит, понятно, во что. Руки, на этот раз только рука, зато какая, рука художника, она постаралась. Убрать все, что можно. То, чего убрать невозможно, сжать. Скулы, уши, остались только намеки. Нос выпирает ребром, и набирает длину. Губы сжимаются, и уходят в уголки, да так, что от губ остаются только уголки, уголок вверх, уголок вниз. Подбородок вытягивается, сходится в точку. Да, были еще глаза, надо как-то разделаться и с ними. Лишить ресниц, лишить зрачков, оставить щели. И что осталось, только треугольник, на нем? как всегда, две линии, два перпендикуляра, обычное дело. Чтобы не бродить по кругу, пришлось одну линию, глаз, наклонить, две линии как были, так остались, но их взаимная перпендикулярность исчезла. С ней исчезла, душа? напротив, выперло то, что обычно лежит на дне,
ее неуничтожаемый остаток.
…
Душа начинается с выбора второй роли, сквозь лицо проступает роль.
Рождение души – выход роли на сцену, он рано понял, будет художником. Иногда такое проявляется очень резко, хватает виолончель, и бежит через всю улицу, к неприметному дому. Ставит, взмах руки, и полилась музыка. Банально! Попробуйте, на опыте личной жизни, вырваться? напротив, вернуться туда, да еще с победой. Сначала выскочить, потом вернуться, выскочка? О ком можно сказать подобное.
И это все о нем.
Часами грёб, дворцами шёл. Он ел, и мёл. И на столе, и на полу, и все он смёл. А в остальном наплёл, напел, и наплевал. Когда однажды он продрог и слёг, над ним взахлеб кричал какой-то старый хрен, ты тлен, ты тлен. Старик Чеботарев, а дышит, будто мистер Чемберлен. В истории забытых перемен, он топал, словно Крон и пел, как тот Гапон. Почти бревно, попал почти как в плен, почти пропал, шептал, прочти. Сменил предлог, зачем-то вспомнил про налог, уже строчил рождественский роман, уже виднелся балаган, и тут звонок!..
Вода меж пальцев, бред, и все в песок.