Холера

Странно, я же в отпуску, почему приехал Толик вызывать меня на работу?

И как нашёл, где и у кого мы снимаем комнату, чтобы отдохнуть у моря!

Что за срочность и кому я так понадобился в начале августа?

Тихий сезон, все, до конца месяца в отпусках, а я кому-то понадобился!

На следующий день, по дороге на работу я, из окна трамвая заметил, какую-то напряжённость в городе. В южном курортном городе исчезли улыбающиеся лица. Люди ходили с опущенными головами и хмурыми лицами.

Всё быстро разъяснилось – на юге страны появились случаи холеры и нужны были срочные меры для того, чтобы это не превратилось в эпидемию и не захватило всю страну.

Толик старался не спроста – в городе, по предприятиям набирали молодых ребят для создания «холерного батальона» из гражданских. Он, услужливый, всегда был под рукой, и его кандидатура от нашего предприятия, стала первой.
 
Ситуация была непонятной и страшной, ему не хотелось оказаться в этом круговороте и ему предложили найти замену. Он вспомнил обо мне – новеньком на предприятии и чужом в городе, а я, дурак, клюнул и не отказался, не зная ситуации, понадеялся на какие-то посулы, которые он от чьего-то имени раздавал.

Толик приехал к нам на дачу 6-го августа.

 7-го, приехав на работу, я был записан вместо него и отправился в отделение милиции Приморского района. Нас собралось 12 человек от каждого предприятия этого района. Нам раздали повязки «дружинник», удостоверение, дававшее право бесплатного проезда в общественном транспорте, и бросили на вокзал, с которого, испуганные отдыхавшие старались покинуть город.

Вокзал – место проходное и пользуясь паникой, там «крутилось» много «склизлых» личностей от которых мы старались отъезжающих оградить, помогали подносить к вагонам вещи, но каждый раз то в одном, то в другом месте раздавался визг «ой, украли»!

Перед отходом каждого поезда билеты проверять уже не было возможности и мы, заталкивали людей, как в автобус, стараясь забить вагон плотнее.

Поезда подавались постоянно: один ушёл, другой подошёл, но количество людей уменьшалось медленно.

В городе было более полутора миллиона отдыхавших и, перед введением карантина о котором говорили уже в открытую, городские власти старались уменьшить это количество.

Отъезжающие это знали, понимали и на неудобства отъезда жаловались немногие.
 
Шли уже слухи о первых смертельных случаях в Астрахани, а 12 августа ввели карантин и у нас.

В общем, оказался я, вместе с ещё 12 такими же парнями на стадионе Приморского района, где находилось 35 тысяч отдыхавших у которых закончился отпуск, и они хотели уехать. Вместе с отпуском закончились и деньги, но самое худшее, что хозяева, у которых они снимали комнаты, не собирались их пускать назад.

Люди оказались на улице. И если деньги можно было получить по почте, то ночевать им было негде.

На стадионе их собрали для регистрации и для того, чтобы, пропустив небольшими партиями через недельную «резервацию», где проводилось наблюдение и брались анализы, убедиться в возможности отправить их по домам, не рискуя распространить заражение по всей стране.

«Резервации» находились в изолированных и закрытых местах.

Это были дома отдыха, школы, которые закрыли на период карантина (45 дней), корабли. Там кормили, люди имели возможность выкупаться и спать в нормальной кровати, поэтому туда стремились. Это избавляло от ужасных условий быта и приближало к возвращению домой, потому что в конце, при нормальных результатах проверок, люди получали справку и могли купить билет, чтобы уехать домой.
Мест концентрации, таких как этот стадион было несколько. На каждый район выделялось ограниченное количество мест на «резервацию», поэтому давление желающих попасть туда поскорей было большим.

В наши функции входило составление списков людей, вначале в алфавитном порядке, затем вводились изменения, отражающие действительное положение – мы находились между ними, видели кто из людей нуждается больше (семьи с маленькими детьми, больные старики).

А затем нужно было следить за честным продвижением очереди.

Поскольку никаких данных мы не имели, приходилось придумывать правдоподобные объяснения нашим действиям.

Когда подходило время отправлять очередную группу в «резервацию», нам сообщали сколько мест есть там, мы вызывали людей и, проверив правильность списков, передавали их сопровождающим.

Во время этой процедуры возле верёвки, отделяющей нас от толпы мы выкрикивали фамилии и люди могли видеть это списки, которые приходилось тут же корректировать в зависимости от полученных мест.

Многотысячная толпа возмущалась, люди кричали, ругались и можно было их понять, но нам не нужен был взрыв, поэтому в меру своей изобретательности приходилось что-то сочинять, подвирая, чтобы люди успокоились.

Во всей истории самым главным было не забыть, что говорили раньше.

Когда накал страстей спадал, я вспоминал рассказы старших о переправе, во время войны, через Каспий в Туркмению, когда люди дрались за пятачок земли на котором можно было лишь стоять, чтобы раньше взобраться на паром, перевозивший на туркменскую сторону.

У нас до этого не доходило, но близко у грани оказывались часто.

Никто не знал есть ли среди людей больные и нам посоветовали для профилактики по утрам принимать по 10 таблеток биомицина.

Потом прошёл слух, что нужно повышать кислотную среду желудка, а для этого запивать эти таблетки сухим белым вином, которое на разлив, в магазинах вдруг появилось в избытке.

Стадион был небольшим и на неудобных трибунах футбольного поля могли ночевать немногие, а большинство искали другие возможности расположиться на территории.
 
Поэтому там ночевали те, кто не имел ночлега в городе. На ночь располагались на траве футбольного поля и всего стадионного комплекса – благо был август.

По ночам за порядком на стадионе наблюдали наряды милиции, а утром, когда, выспавшиеся, чистые и сытые мы приходили на стадион, то видели дворников, убиравших территорию, будивших сонь и ругавших грязнуль, заставляя их собирать всё, что разбросали ночью.

Дворниками, в основном, работали женщины, презиравшие тонкости языка, и грозный их крик стоял над стадионом до тех пор, пока на территорию не заходил подполковник - начальник Приморского района милиции.
 
Его они боялись, но уважали и при появлении затихали, начинали усердно мести метёлками старательно показывая насколько тяжела их работа.

Бытовые условия были ужасными, но люди старались территорию стадиона не покидать и лишь по утрам высылали гонца на близлежащий базар чтобы купить что-нибудь простое для еды. Смысл этому был в том, что во время нашего обхода для составления очередных списков быть всё время на виду, показывая своё тяжёлое положение.

Были попытки добиться занесения в списки криками и всяческими посулами. Крики приносили обратные результаты, а посулы – круглые сутки все были у всех на виду, тем более при зачтении списков.

Эксцессов мы все боялись, поэтому нам, незапятнанными, было сравнительно нетяжело удерживать конфликты в допустимых цивилизованных рамках. Все мы были бывшими спортсменами – крепкими и выносливыми, но 12 человек никогда не смогли бы удержать взорвавшуюся толпу.

И нам удавалось не допустить до взрыва. В других местах это удавалось не всегда и, в какой-то из моментов часть их нашей группы перевели на ипподром – там концентрировались застрявшие отдыхающие из другого микрорайона.
 
Но не только они!

Попали мы под руководство какого-то худощавого человека среднего роста. Все, кто его знал, звали его только по отчеству – Степаныч. Говорили, что он следователь. На вид было ему лет 40. Высокий лоб, прикрытый косым чубом светлых с сединой волос. Загорелое лицо, которое, встретив на базаре, я бы не отличил от продавцов потому что на нём постоянно блуждала улыбочка сельского хитреца «меня не проведёшь», а маслянисто нейтральный взгляд не выражал ничего. Взгляд этот, как потом оказалось, мгновенно превращался в угрожающий и жестокий, резко изменяя выражение лица. Ходил он в гражданской одежде. Рубашка, длинные рукава которой, были расстёгнуты и закатаны оголяя кисти безволосой бледной, незагорелой руки. Когда рукав подымался выше, видны были мощные узлы мышц на внутренней стороне руки и такие же мощные тяги на внешней.  Верхняя пуговица была тоже расстёгнута – была видна жилистая, загорелая шея, обнаруживая на границе расстёгнутой пуговицы белое тело.
 
Бледная, белая, гладкая внешняя часть кисти Степаныча была тоже обманчивой, потому что внутренняя была плотной, жёсткой, мозолистой и шершавой как у человека, либо постоянно работающего на земле, либо постоянно тренирующегося.
При первом рукопожатии он выдал свой коренной трюк – знай кто в доме хозяин: большим пальцем своей руки он прижал большой палец моей, вызывая резкую боль и не давая возможности вырваться. Мышцы больших пальцев его рук были гипертрофировано развиты, как у профессионального вратаря.

Только ещё один раз в своей жизни, через два десятка лет я встретился с таким рукопожатием и там, где совершенно не ожидал - в перестроечное время, в полуофициальной «тусовке» театральной верхушки Москвы, проходившей в банкетном зале, тогда ещё существовавшей, гостиницы «Россия».

Перед выходом на территорию Степаныч дал нам обзорную лекцию по положению в данном районе.

В этом месте всегда «крутились» большие деньги, обладателям которых не было никакого резона торчать в карантине – деньги должны «работать», их срочно ждали в других местах и «деловым людям» никакого дела не было до самых объективных обстоятельств!

Оказалось, что здесь кто-то из горисполкома или обкома партии, продавал направления на «обсервацию».

Причём цена зависела от качества места «обсервации». А цена была размером в мою зарплату!

А мы и не знали о том, что есть «обсервации» - люкс, а есть и нет!

Только в местах распределения было известно какие условия в каждом из них, а это могли знать только в горисполкоме или обкоме партии.

Мы должны были помочь раскрыть это дело и найти преступника.

Мы его таки нашли, но арестовал его тот самый Степаныч. И слава богу, потому что он сам вдруг оказался под следствием, а потом и вообще сгинул.


Остались мы беспризорными и уже думали, что нас отпустят – 45 дней карантина закончились и пора бы было возвращаться на работу, но не тут-то было – за это время появились какие-то странные грабители, которые просто переворачивали деревянные будки – киоски, не имевшие дна, выгребая оттуда конфеты, сигареты и вино.

Вернули нас в Приморский район к знакомому уже подполковнику и определили под его началом в угрозыск.

Началось парное патрулирование по ночным улицам и ночные засады. Мы были безоружными и время от времени к нам присоединялся молодой милиционер в форме, единственным оружием которого была резиновая телескопическая дубинка с металлическим шариком, заключённым в такую же резину. Удлиняла руку на 60-70 сантиметров, била больно - могла и кожа лопнуть.

Затем, в город, в добавление к уже действующему местному опер.полку, перекрывавшему во время карантина просёлочные дороги – там пытались прорываться из города люди, не желавшие ждать прохождения «обсервации», ввели киевский опер.полк. Эти ездили ночным городом в крытых грузовиках и когда замечали нас без милицейского сопровождения, сразу же цеплялись. Помогали удостоверения - «корочки», выданные в самом начале.

Мой напарник по блужданию ночными улицами, имел возможность присутствовать на закрытых просмотрах иностранных фильмов. Любил поговорить и в красках расписывал все детали понравившихся ему фильмов, поэтому скучно мне не было. Так я узнал все подробности фильма «Голдфингер» и когда, через много лет, пришлось его посмотреть я всё вспомнил.

Иногда, когда мы прятались в темноте, имитируя засаду, мы видели другую пару патрулирующих. Центральные улица ночного города были под наблюдением.

На работе я появлялся только для того, чтобы получать аванс и зарплату. Так продолжалось месяца три, и я уже начал думать, что нас вообще не отпустят, но все кражи внезапно раскрылись, когда в драке между  воришками произошло убийство.

Во время холерного карантина многие из детей удрали от своих занудливых родителей и решили пожить свободно, с приключениями. Родителей это не очень огорчило, и дети остались беспризорными. Большинство из них были мальчишками 12- 15 летнего возраста, видевшие как ведут себя родители.
 
Затяжные дожди ещё не начались, еду они себе добывали, игра была приятной и понятной, компании были небольшими и дружными, но случилась беда: один то ли ударил, то ли толкнул другого и тот, упав затылком на низкий заборчик, проломил основание черепа и умер.

Молва об этом разнеслась между компаниями быстро, дети испугались и начали искать возможности вернуться домой.


Закончилась и наша эпопея. Мы вернулись в будни.