Хутор Бесов

Поговаривают, что в деревушке этой раньше бесы жили да колдуны. Наши селяне старались обходить это место стороной, но выискивались все-таки смельчаки, которые не прочь были поглазеть на грешных вершителей чужой судьбы. Да вот только дорого им обходилось это зрелище. Кто возвращался обратно косой, кто немой, кто вовсе ума лишался. Чурались этого места, да и до сих пор старожилы не решаются упоминать о нем вслух. Бабки местные, заслышав название хутора, спешно крестятся, деды выругиваются сквозь зубы. Загадочно все это. Вроде быль, травою поросшая, да интересно все ж. Правда али нет? Бесов ли хутор? Или же все это выдумка простонародная?
Знаю, бабка там жила одна. Не колдунья, не ведунья, не знахарка. Никаких заклинаний не знала, силой тайною не была наделена, да вот только и ее сила бесовская посещала. Рассказывала она потом…
Овдовела я уже в тот год. Мать с отцом давно на том свете почивали, дети улетели из гнезда-то родительского, осталась я одна.
Зимой, помнится, это было, ночью. Сидела я в горнице, вязала носки, ноги зябли – хучь кричи. Метель бушевала, в окна забрасывала комки снега. Да с такою силою, что, казалось, стучит кто-то в окошко. Чу! Знать, правда, стучит кто. Похолодело все у меня внутри, да крикнула: «Кто там? Входи!» Что за бес тянул меня за язык, не знаю и знать не хочу.
Слышу шаги, громкие, будто копытами кто ступает. Вжалась я в кресло, да страха не выдаю, молчу. И входит в горницу покойный мой отец, в охапке держит рыбины большие-большие, чешуя серебром переливается в свете лампы. Подходит он ко мне и спрашивает: «Как дела у тебя, Шура? Как Иннокентий поживает? В ладу живете?» А Иннокентий-то – это муж мой, что ушел в тот год. Я не отвечаю, диким ужасом всю обуяло. Смотрю на него во все глаза. Бес ли какой? Видение какое от усталости? Опускаю взгляд, вижу – ба! Копыта вместо ног! Оторопь меня взяла жуткая, страх сковал всю. Увидел он мой взгляд, да заспешил сразу прощаться. Бес проклятый, учуял, что прознала я его. Взял он таз с моего стола, положил в него рыбу и вышел сразу. А я… проснулась.
Перекрестилась, вздохнула с облегчением – сон. Отряхнув сонливость, встала, заспешила к печке, озноб по всему телу пробежал, и осталась я прикована к месту.
 Хучь верь, хучь не верь – смотрю на стол. На нем таз, а в тазу большие рыбины…

Не одна эта бабка мне такие истории рассказывала. Много странного там было, да не упомню я уже. Старожилов не осталось почти, а те, что остались, не охочи говорить об этом.