Пустое облако. Воспоминания

— Если бы Вы действительно могли видеть небо, то Вы бы не задавались такими глупыми и одновременно смешными вопросами, как «А почему ты считаешь, что небо красивое?» или «Что ты там увидела, Жень?» Вы бы знали то, что скрыто под этой синей оболочкой и белыми пушистым препятствиями. Да, можно отлично знать астрономию и говорить про такие светила, как Солнце или звёзды. Но какой в этом толк, если Вы, люди, имеющие высшее образование, не способны понять слов пятилетнего ребенка, тыкающего пальцем в сторону неба и говорящего о большой летающей черепахе. А сказки? Разве они не нужны детям? Я, конечно, понимаю, что экшн и разнообразные фильмы ужасов так потрясают детей. Но, извините, сказки помогают людям оставаться людьми. Это такой своеобразный период воспитания нравственности среди подрастающего поколения. Ну, и социальные сети, как ВКонтакте, Одноклассники и прочее, уверена, Вы назовет их намного больше? Именно они являются основой неправильного формирования личности среди подростков. Их «я» ещё слабо, оно не имеет никакой силы, и тут приходят такие «мудрые цитатки», что повторяют «притворяйся, философствуй, будь крутым, люби наркотики, режь вены, — ведь всё это так здорово и модно». Естественно, что для не сформировавшихся личностей всё это действует как программирование. Конечно, я ничего не имею против социальных сетей, но, думаю, на такие моменты стоит уделить внимание. Ещё одной очень важной составляющей по формированию личности является окружение подростка. Чаще всего тихие, послушные и умные дети встречаются с издевательствами со стороны сверстников, поэтому они начинают им подражать: хуже учиться, прогуливать уроки, огрызаться с учителями. Вы ведь сами всё прекрасно знаете.

Я строго посмотрела на тебя. Видно, мои слова не оставили никакого отпечатка на твоём извечно равнодушно лице. Ты всё ещё спокойно смотрел на меня, перебирая в руках какие бумажки. Иногда ты останавливался, опуская взгляд на разбросанные на столе вещи, недовольно вздыхал и продолжал на меня смотреть. Меня всегда поражало твоё равнодушие и безразличие к внешним событиям. Я ни разу не видела твоё лицо в гневе, даже твоя улыбка была довольно редким явлением. Хотя тебе и очень шло. По краям твоих губ появлялись маленькие ямочки, что делали лицо таким живым и ещё более замечательным. Хотя, если честно, я раньше не видела, чтобы ты улыбался кому-то, кроме членов своей семьи. Наверно, это из-за недоверия к людям. И при этих условиях мы ещё как-то умудрились поладить, если это, конечно, можно так назвать. Просто одиночки решили помогать друг другу с домашним заданием, всего-то.

— Жень, может, успокоишься, — вздохнул ты. — Я понимаю, что резкий уезд твоей лучшей подруги сыграл не самую лучшую роль в твоей жизни, но это не значит, что теперь я должен выслушивать твоё нытьё.

Я посмотрела тебе в глаза, всё такие же пустые и холодные, взяла учебники и, кинув «прости», вышла из твоей квартиры.

На улице было уже холодно, хотя снега не было ещё видать. Возле железной дороги непробиваемой стеной стояли в ряд высаженные деревья, попрощавшиеся со своими нарядами до весны. Дул холодный ветер, и они всё сильнее раскачивались, шуршали, будто угрожали, пытались напугать. На верхушках трех близ растущих тополей расположились собрание чёрных, как сама ночь, воронов, что-то активно обсуждавших. Я поправила на голове шапку и, вздохнув, продолжила путь. Меня всё это не касается никоим образом. В последнее время я начала замечать за собой странные изменения. Часто я могла без цели и смысла смотреть на предметы, с которыми раньше встречалась сто раз на день. И всему этому я не видела никаких оправданий. Ты иногда говорил, что я просто не могу принять уезд Насти в другой город. Я ведь знаю, что больше никогда её не увижу, но всё ещё продолжаю думать о ней каждую ночь. Раньше я всегда могла ей выговориться, поговорить по душам. И никогда я не была осуждена. Нет, эта девушка меня всегда понимала. Я могла говорить с ней часами о странных вещах, о том, что никогда никому не поведаю. Я действительно привязалась к ней. И тут этот резкий уезд. А ведь она не сказала мне ни слова. Лишь во вторник от классного руководителя я узнала, что Настя переехала в другой город и просила не говорить мне его название. Я не знаю, почему она так поступила, зачем предала меня. Я снова осталась одна. Ведь меня покидают друзья уже не в первый раз. Расставания с дорогими людьми всегда болезненны. Помню, когда я переехала в другой город, мне пришлось навсегда забыть Лиду, моменты, что мы провели вместе. Я вспоминаю и «Бульона», и ту собачку, что я так боялась, ведь она вечно лезла ко мне и пыталась облизать. Я всё помню, как бы не хотела забыть. На днях я нашла свой личный дневник, что вела в начальной школе, и тут же погрузилась в чтение. Я до сих пор помню наизусть те строчки:
«Знаешь, дневник, сегодня я узнала, что Лида влюбилась. Раньше она любила Кирилла, который был со мной, Катей, Ангелиной и Вероникой в детском саду. А теперь он наш одноклассник. Но в лагере 20xx-го года моя подруга влюбилась в мальчика. Он старше Лиды. Мы думали, что ему пятнадцать лет. Но нет. Ему тринадцать, а Лиде лишь девять. Лида звала его «Бульон». Хотя его зовут Руслан. Как смешно вышло! Руслан и Лидия. Почти как «Руслан и Людмила»... У Руслана есть девушка. Не повезло Лиде...» Помню, когда я это перечитывала, так улыбалась. На меня вновь нахлынули эти детские воспоминания, ставшие частью моей жизни. Перед глазами снова мелькали эти образы. Тогда я была ещё совершенно другим человеком. Я никогда не грустила, а всегда улыбалась всем и каждому. Люди вечно тянулись ко мне, и я это любила. Тогда я была такой искренней. Когда я падала или ударялась, я тут же начинала плакать, и меня вечно успокаивали Влад и Лида. Я была сорвиголовой. Игры, веселья, драки — всё это было моих рук дело. Я просто не могла усидеть на месте. Спуск в подземелье, где, по слухам, бродили призраки советских солдат, помощь при тушении скамейки, где заснул какой-то пьяница с сигаретой руке... У меня было много «подвигов». А ведь в детстве меня вечно делили. Лиля и Таня то и дело спорили, с кем из них я буду сегодня гулять. Я же хотела общаться со всеми. Особенно я любила кататься с одним мальчиков на велосипедах. Увы, я не помню его имени. Знаю только, что у него были угольно-чёрные волосы, которые красиво переливались на солнце. Он был на два года старше меня и ходил в музыкальную школу. Я бы тоже могла ходить с ним в одну школу, но мама сказала, что музыка — это не моё, и отдала меня в обычную СОШ. Хотя с самого детства я очень любила петь. Бабушке всегда нравился мой голос и как я играю на дудочке, что вырезал мне из дерева дедушка... А потом мы с мамой переехали в другой город, чтобы лучше следить за моим здоровьем. Там я и оказалась одна. Город был очень большим, хотя и не особо многолюдным. На улицах воняло выхлопными газами, выбросами заводов, дымом сигарет. Мы с мамой поселились на краю этого областного центра. Здесь было много деревьев. Наверно, их не срубили до сих пор только потому, что они были занесены в «Красную книгу». Это были орешники. Ближе к сентябрю можно было полакомиться вкусными плодами, если, конечно, получалось их добыть. Из окна виднелась заброшенная тюрьма, а за ней — длинная железная дорога, со стороны которой вечно доносился гул. Тут часто ездили грузовые поезда, вагончики. А за дорогой раскинулось гигантское поле, где летом росло столько прекрасных цветов. Правда, пока доберешься до них, можно было исцарапать ноги, но какая разница. Однажды на этом лугу я увидела большую желтую бабочку, что важно порхала с цветка на цветок, выбирая, кто же из них достоин её внимания. Я так засмотрелась на неё, что не заметила тебя. Ты шел по дороге, совсем ничего не замечая, и наступил на бабочку. И как только твоя нога поднялась с её тельца, я увидела неподвижно лежащее насекомое. Взяв на руки, я бросила несколько замечаний в твою сторону, но ты даже меня не заметил, погруженный в свои мысли. Я не бросилась за тобой. Нет, я осталась сидеть в том поле, безнадежно держа в руках это хрупкое создание. Не знаю почему, но из моих глаз вновь родились слезы, падая ей тельце и с него на ладонь. Мои губы шевелились, будто пытались что-то сказать, но всё в пустую, я не могла говорить.

— Это лишь насекомое. Оно бы всё равно рано или поздно умерло. Нет смысла плакать, — холодно сказал ты.

В тот день я начала ещё сильнее ненавидеть твоё безразличие. Ты жестокий человек. А таких я больше всего не могу терпеть. Для тебя это лишь насекомое, было и нет, а для меня это символ надежды, наслаждения жизнью. Ты ведь никогда не восхищался её порханием, как она наслаждается своей короткой, но красивой жизнью. Эта бабочка не такая, как люди. Она хочет жить так, как сама желает. У неё нет оков, как у людей. Красавица никому ничем не обязана. А это не может не восхищать. Ты же не способен это понять. Ты не можешь наблюдать без цели. Тебе нужно лишь разумное объяснения всего, что тебя окружает. Ты не поверишь ничему, если тебе это скажешь, ты даже не пытаешься понять.  А вот как только эти слова ты увидишь в книге, ты обязательно посчитаешь это истиной. Не так ли? Знаешь, наши миры отличаются. Мы живем и думаем совершено по-разному. Я до сих пор не могу понять, почему ты, вечно равнодушный и не заботящийся ни о ком, вечно защищаешь меня перед всеми. Наверно, ведь тоже считаешь меня странной, как и все. Но, знаешь, я всё же тебе благодарна, что ты помогаешь мне. Единственный, что так ко мне относится.

Меня неожиданно кто-то хватает за руку. Я вздрагиваю и со страхом оборачиваюсь. Ты стоишь передо мной, весь запыхавшийся и красный, хотя и пытаешься скрыть всё это. Я замечаю в твоей руке свой шарф. Черт, забыла.

— Держи, — ты протягивает мне его.

Я беру в руки и смотрю на тебя. Видно, ты быстро бежал. Ещё тепло не оделся. Лишь незастёгнутая куртка висит на твоих плечах. Каштановые волосы уже немного намокли от моросящего дождя. Взгляд такой же живой и волнующийся. Я раньше никогда не видела тебя таким... Ты резко отводишь взгляд, что-то бормоча под нос. Сейчас ты действительно такой смешной. Я начинаю смеяться. Ты смотришь на меня с ещё большим удивлением и непониманием, а затем сам заливается громким смехом. Я замираю, пытаюсь лучше запомнить твоё лицо в этот момент, жадно бегаю глазами от твоих глаз к губам... Накинув на шею шарф и крикнув «спасибо», я продолжаю свой путь. Почему-то мне больше не хочется думать о прошлом и вспоминать о тех временах, что больше не вернуть. Желание жить настоящим рвется наружу. Но если я его выпущу, я изменю себе. А что означает измена себе? Это отрицание уже сформированного «я». Это «я» — одиночество. Однако если я попытаюсь измениться, закончится ли всё хорошо? Не знаю. Поэтому пока лучше не рисковать. Надо успокоить в себе стремление к новому. Так будет спокойнее. Знаю, что это лишь бег от самой себя, но для меня лучше находиться именно в таком не шатком состоянии. Это наиболее правильное решение сейчас. Ведь любое изменение — риск. Ты никогда не знаешь, что тебя ждёт впереди.

Я взяла в руки телефон и набрала твой давно знакомый номер:

— Как ты думаешь, мне пойдёт фиолетовый цвет волос?

Из трубки послышался смех... Ты смеешься. Жаль, что я сейчас не могу увидеть твоё лицо. Моменты, когда ты улыбаешься, — истинный подарок.

— Мне бы сейчас хотелось увидеть, как ты улыбаешься, — тихо прошептала я и выключила телефон.

По голубом небу плыло огромное облако в форме кита, совсем такое, какое я увидела однажды в детстве. Я уже давно не могла видеть его. А сейчас он наконец-то вновь появился в моей жизни, мой добрый белый кит. И это значит, что мне не надо стоять на месте, надо меняться, стремиться к небесам, ведь иначе я могу навсегда потерять своего кита из вида. А рядом несётся та самая жёлтая бабочка, что я увидела в тот летний день. Да, пора изменить себе. Ведь только сейчас я смогла увидеть вместо пустого облака свою мечту, своё детство.

— Знаешь, я просто без ума влюбилась в тебя. Пусть ты вечно такой холодный и строгий, но я люблю тебя, просто люблю!

По улице быстро рассекается мой громкий смех. В нём не было фальши или притворства. Я наконец смогла принять себя настоящую и навсегда выкинуть эту маску притворства. Теперь я буду говорить всё, что сама захочу, хватит ограничений. Я хочу быть как та бабочка, что тогда порхала на поле.

— Женя... — за спиной раздался до боли знакомый голос.

Ты смотрел на меня, широко открыв рот. Если честно, я никогда не видела на твоём лице таких эмоций. Ты удивленно смотрел на меня, будто бы я была совершенно незнакомым тебе человеком. Голубые глаза резко приобрели тёмно-синий оттенок. В них читался какой-то страх, недопонимание между нами. Брови были немного нахмурены, а твоя нижняя губа, как обычно, дёргалась, что ты начинаешь её покусывать. Всегда, когда ты волновался, ты делал это. Не знаю, насколько причинение самому себе боли доставляло тебе удовольствия, но ты так и не мог избавиться от этой привычки. Не удивительно, что на твоих губах появилась ранка, немного портящая твоё лицо.

— Женя, я испытываю к тебе другие чувства. Это тоже любовь, но она совсем другая. То, что ты испытываешь ко мне и называешь «любовью», простая благодарность за тот случай. Пока лучше ничего не менять.

— Я не возражаю, — вновь улыбнулась я. — Но когда-нибудь тебе всё же придется поговорить со мной по душам и поделиться всеми скелетами в шкафу.

Впервые за эти семь лет я заплакала. Говорят, слёзы — это слова, что мы не способны выразить. Как же, черт, был прав человек, что это сказал.