Братец Апрель

Братец Апрель не раз говорил, что ему противна любая иерархия в нашей компании. Он выступал за общину, за право всякого её участника на понимание — будь то воспитанная ежами нимфоманка, фанат вишнёвого сиропа, немая криница или кандидат физико-математических наук. И тем не менее, графичной тенью он вёл за собой всю нашу орду. Ему не требовалось отдавать приказы, он никем не управлял. Он изумлённо замер, когда я прямо спросила его о том, почему он так стесняется своего лидерства. Он не понял, о чём я. Меня встревожила такая неизвестность.

Я сочиняла прославляющие оды розовому кварцу его ягодиц и зачитывала их под всеобщее одобрение тех, кто волей судьбы шёл, не разбирая дороги, за одной этой задницей. Однажды Братец предложил мне помочь ему с выбором брюк. Магазин был пустым, только продавец и кассирша скучали на ломких трупах светских тем. Возможно, именно поэтому продавец оказался таким назойливым. Апрель вышел из примерочной, а я решила помочь продавцу с его тоской, спросив, достаточно ли превосходны такие брюки для сиятельного зада моего спутника. Консультант покинул магазин, а мы нашли другие брюки.

Один полиглот как-то спросил меня, что этот тринадцатилетний мальчик делает среди взрослых людей. И меня осенило — а что если я всё это время нарушала закон и развращала несовершеннолетнего? Я сослалась на удивление нашего общего знакомого и справилась у Апреля о его возрасте. Оказалось, что намного больше, чем решил полиглот, и на вечность меньше, чем мечталось мне. Братец явился к полиглоту сам, и тому пришлось извиниться за подозрение Братца в его демонической природе. С тех пор мало что изменилось, лишь полиглот стал держаться поодаль и тихонько крестился.

Но даже оказавшись чем-то приходящим, Братец Апрель остался для меня запретной дверью, ключ к которой требовалось найти. И начать я решила со своей коллекции. Спустя годы  нескончаемых побегов, в моём ящике порочного круга вины скопилось немало таинственных ключей, среди которых мог оказаться подходящий. Нужно было найти причину видеться почаще, чтобы аккуратно подобрать... И вдруг Апрель сам изъявил готовность участвовать во всех событиях моей отщепенческой жизни, в то время как она уже сделалась лихорадочным перебором железной, медной, латунной, оловянной, серебряной жатвы моих потемневших грехов.

Мне оставалось только ждать приглашения в жизнь чужую. И меня пригласили. Я послушно легла на краешке, напоенная горьким отваром, укрытая пропитанной зноем шкурой белого зверя. Я хотела знать, видимы ли сны в моём кошмаре. Но вместо этого проснулась, а Братец сказал мне: «Не взбалмошный ещё не значит, что не страстный». Далее — возврат в привычный мне кошмар, с небесным пеклом, бессильными руками, лохматым сфинксом... только теперь и сломанным ключом в кармане.

Я пыталась удирать в безвременье. Но Братец тут же появлялся рядом. Просто. Мимоходом. А за ним вереница знакомых — новых, старых — и все как будто живые. Он признался, что наученный потерей, больше никого не отпустит без прощания. Для меня это значило, что мы с ним дети одного кошмара. Я подарила ему ящик с ключами и решила бежать из города. Он принял ящик, усмехнулся и позвонил домашним предупредить, что вернётся с отличной добычей, а потому немного задержится. Надо было спешить на вокзал, но Братец выронил подарок, ключи рассыпались по полу, и я осталась смотреть, как он медленно их подбирает, рассматривая каждый с неуместным любопытством. Наконец, дело дошло до сломанного. Братец хохотнул, из рта его раздался запах мертвечины.

Я подумала, а вдруг я ошиблась? Что, если это наваждение? Что, если вдруг я по-прежнему одна? Ведь всем известно, что если двое встречаются в одном сне, они друг для друга осязаемы. Апрель же для меня как будто призрак. За всё время общения мы даже случайно не соприкасались.

По-прежнему улыбаясь, он достал из кармана копию сломанного ключа, только этот был целым. Настоящий — осознала я. Вконец одурев, я схватила ключ и выскочила из квартиры. Никогда раньше не понимала этой шутки, теперь же она была последним шансом на спасение. Лифт для побега не годился, и я бросилась вниз по лестнице, но уже в пролёте оказалась на полу, только и спрятав своё озарение в кулаке от разъярённого Апреля. Настигший, он спрыгнул на мой позвоночник и ударил в затылок подошвой. Я перестала чувствовать тело и боль, ему причиняемую — от меня осталась только ладонь с раскалённым ключом.

Он был настоящим!


Рецензии