Иосиф Бродский в Анн-Арборе

      

   С тех пор, как живу в Детройте, не раз приходилось бывать в соседнем уютном и живописном университетском городке Анн- Арбор.Но,к сожалению,никогда не удавалось там зайти во всемирно известный Мичиганский университет, где в течение нескольких лет жил и творил в Америке будущий Нобелевский лауреат Иосиф Бродский. Давно хотелось собственными глазами увидеть обстановку, а если повезёт, ощутить духовную атмосферу, в которой на старте американской жизни работал выдающийся поэт. И вот морозным январским утром, по скоростному шоссе подъезжая с сыном к Анн Арбору, сквозь рассеивающийся туман слева вдали на холме мы увидели синеющие от изморози высотки университетских зданий. И тут невольно пришли на память слова Бродского, когда-то обращённые к выпускникам Мичиганского университета: "Для моих глаз, ушей, ноздрей это место все ещё Анн Арбор. Оно синеет – или кажется синим, как Анн-Арбор, оно пахнет как Анн Арбор… Таким образом, оно выглядит Анн Арбором, где я провел часть моей жизни – лучшую, как мне кажется…".

   Так как же тридцатидвухлетний русский поэт Иосиф Бродский,которого Анна Ахматова признала талантливейшим лириком своего поколения, оказался в этом университетском городе, расположенном на юге американского штата Мичиган? Он вынужден был покинуть родной Ленинград, евреев - родителей, единственного сына и друзей после безосновательных обвинений в "паразитическом образе жизни", предания суду, ссылки и последующего вызова в КГБ, где ему предложили "выметаться" из его же страны. К счастью, на жизненном пути поэта встретились и те, кому навсегда он остался благодарен. Ещё в Ленинграде, после архангельской ссылки, он познакомился с профессором Мичиганского университета Карлом Проффером – редактором уникального издательства "Ардис" (Анн Арбор), которое выпускало книги на русском языке и их переводы на английском. В доме на улице Пестеля, где в "полутора комнатах" коммунальной квартиры на шесть семей проживал с родителями Иосиф, профессор Проффер с супругой Эллендеей ожидали возвращения поэта из ОВИРа. А когда Бродского выдворили за рубеж, Карл Проффер встретил его в Вене."Он спросил, – вспоминал поэт, – что ты собираешься делать?". – "Я говорю: понятия не имею". – "Как ты относишься, чтобы стать "poet in residence" (поэт при университете. И.Т.) в Мичиганском университете?". – "С удовольствием!… Это избавило меня от массы размышлений. Там были другие предложения – из Англии, из Франции, но Мичиган был первым… И я подумал: если уж происходит перемена, то пусть она будет стопроцентная".

    Точно в назначенное время нас с сыном, как заранее договорились, встретил  у входа в здание главной Университетской библиотеки профессор Виталий Шеворошкин, которого мы с сыном узнали, по его высокому росту, светлой теплой куртке и черной шапочке, Познакомились, и я тут же спросил:
– А что, сейчас в помещении этой библиотеки, где часто любил бывать и заниматься Иосиф Бродский, хранят память о Нобелевском лауреате? Возможно, здесь мы увидим бюст или стенд, или хотя бы его портрет?
– Не хочется с первых минут вас огорчать, но ничего подобного, к сожалению, нет... Единственно, что смогу вам показать – это кабинет, где Иосиф трудился до отъезда в Нью-Йорк. Но это в другом здании, на факультете славистики. А пока, в такой "крещенский" мороз, я предлагаю зайти в ближайшее кафе, чтобы там согреться…  И вот мы сидим на втором этаже небольшого уютного кафе, расположенного на Main street, пьем эспрессо с сэндвичами, и невольно в мыслях мелькают слова, когда-то сказанные поэтом: "Вот сейчас в Анн Арборе полно кафе, а когда я там жил, если вы хотели выпить эспрессо или капуччино,нужно было садиться в машину и ехать в Канаду, в Виндзор – только там было ближайшее кафе с эспрессо"…

  -Бродский,–начал свой рассказ профессор Шеворошкин,–прибыл в Мичиганский университет в июле 1972 года на должность приглашенного профессора факультета славистики.А я,лингвист,доктор филологических наук из Института русского языка Академии наук СССР, успев поработать до Анн Арбора в двух американских университетах, приехал сюда позже, и получил постоянную работу на факультетах славистики и лингвистики. После того, как мы с Иосифом познакомились, у нас оказалось немало общего:нас объединяла любовь к русскому языку и схожая судьба. Он читал лекции по истории русской поэзии, поэзии ХХ века и теории стиха, вёл семинары и принимал экзамены, а я, вынужденный эмигрировать из Советского Союза по той же причине – из-за травли со стороны рьяных сатрапов брежневского режима – преподавал сравнительную и смежную лингвистику и занимался научными исследованиями…

    Согревшись в кафе, мы подошли к университетскому зданию факультета славистики. Поднимаемся на третий этаж. Сегодня суббота. Занятий нет. Тишина. Коридоры пусты. Лишь на стенах информация о выпуске новых книг и статей на русском, чешском, польском, украинском, сербском языках и объявления о предстоящих конференциях и семинарах.
    – На этом месте, – показывает Виталий Викторович, – раньше была витрина книг, издаваемых на русском "Ардисом", но после смерти профессора Проффера издательство закрылось…
   Наш уважаемый "гид" приглашает в его небольшой кабинет.Повсюду книги,папки.На столе компьютер. – Здесь был первый кабинет Иосифа Бродского, который ему предоставили вскоре после приезда в Анн Арбор. Здесь он готовил лекции, сочинял стихи и принимал экзамены у будущих американских славистов.Однако к тому времени, когда я приехал и приступил к работе на этом факультете, Бродскому уже дали другой, чуть больший кабинет, на двери которого Иосиф прикрепил листок "Russian are here" ("Русские – здесь"). А мне через некоторое время предложили этот.Когда я впервые вошёл сюда,он был пуст.Только в ящике письменного стола я нашел какие-то мелкие предметы прежнего хозяина, среди них старая летняя шляпа типа панамы. Если бы я знал, что эти "мелочи",оставленные будущим всемирно знаменитым поэтом – Нобелевским лауреатом, вскоре станут историческими реликвиями, я бы, безусловно, их сберёг. Кто знал? Но до сегодняшнего дня я сохранил точно таким, каким увидел впервые, вот этот вид внутренней стороны входной двери, обклеенной когда-то руками Иосифа Бродского. Вы видите копии художественных открыток, фотографий и даже плакатов, которые, видимо, коллекционировал поэт.
    Вверху бросаются в глаза четыре склеенные фотографии видов Венеции.На самой правой из них снимок, изображающий любимую поэтом "Набережную Неисцеляемых", где противоположный берег напоминает питерский, а пролив – Неву. По каналам плывут гондолы. Далее – вид сверху на венецианские дворцы и дома… Вскоре после приезда в Америку Иосиф впервые побывал в этом удивительном и внешне по-своему похожем на его родной Ленинград городе.Он навсегда полюбит Венецию. Там будет и похоронен. Ниже – копии пейзажей, картин, странички из "Евангелия", ещё ниже копии плакатов времён "Окон РОСТА", "1-е Мая в Петрограде"… Видимо, эти виды для Бродского являлись источником вдохновения, и из таких зрительных впечатлений у него рождались поэтические образы.

   -С Иосифом мы работали на одном Department of Slavic Languages and literatures, и где бы ни встречались – в университете или в доме покойного Карла Проффера,всегда тепло приветствовали друг друга.
    Лев Лосев, друживший с Бродским около 30 лет и окончивший аспирантуру в этом же университете, вспоминал: "Бродский относился к своей преподавательской деятельности без особого восторга…, но он умел и любил говорить о литературе".
  - Моя жена Галина Баринова, по профессии лингвист, соавтор академической монографии "Русская разговорная речь", -продолжает свой рассказ профессор Шеворошкин,- всегда старалась не пропустить ни одной лекции Иосифа Бродского. Галина рассказывала мне, что его лекции поражали слушателей необычайной глубиной мысли и знаний мировой культуры и искусства. А его "чуть гнусавый, богатый смысловыми оттенками, почти поющий голос" буквально завораживал. После того, как Иосиф уехал в Нью-Йорк и начал преподавать в нескольких университетах и колледжах, а затем стал Нобелевским лауреатом и Поэтом-Лауреатом Библиотеки Конгресса США,он не забывал наш университет, часто приезжал, звонил, заходил на факультет и интересовался научными исследованиями наших сотрудников, в частности, моими – по древним языкам. Даже хлопотал о выдаче гранта для продолжения исследований. Однажды Бродский зашёл ко мне в свой бывший кабинет. Я показал ему на открытки и фотографии, наклеенные им на двери. Он внимательно посмотрел и прошептал: "Мои старые открытки…". – "Иосиф, возьмите их", – предложил я. В ответ он с грустью улыбнулся и сказал: "Пусть висят… Не прощаясь, вышел».

   – Пока я здесь работаю, – продолжает Виталий Викторович, – они будут напоминать мне о великом русском поэте Иосифе Бродском. Но через год мне "стукнет"76 и я уйду на пенсию. Не знаю, кто потом станет "хозяином" этого кабинета. Хочется, чтобы эти открытки и фотографии попали в заботливые руки, а может быть, в музей поэта.
 
  Надо сказать, что творческая жизнь Иосифа Бродского в Анн Арборе была очень плодотворна. В первый же год после его приезда здесь вышел первый сборник русских стихотворений и поэм "Остановка в пути". В следующем году был издан том его избранных стихотворений, переведенных на английский язык, а в 1975 он пишет программное стихотворение "Колыбельная Трескового мыса", посвященное сыну Андрею. В 1977 году вышли в свет ещё два важнейших сборника стихотворений "Конец прекрасной эпохи (1964-71 гг.) и "Часть речи. Стихотворения 1972-76 гг.". За эти годы в местном издательстве "Ардис", возглавляемом Карлом Проффером, были опубликованы семь книг поэта.

  – А где и как жил поэт в Анн Арборе,- спрашиваю я.
  – Иосиф Бродский говорил об этом городе, где он провел в общей сложности около восьми лет,так:"То, что Америка для меня началась не с большого города, а с провинции, с Анн Арбора – это мне колоссально повезло.Начать хотя бы с английского языка. Если вы понимаете Midwestern accent (диалект, на котором говорят жители Среднего Запада. И.Т.),то понимаете всё. Это фокус, в котором все акценты сходятся… Вы находитесь в провинции, хотя для меня провинции почти нигде нет: поскольку существует библиотека и cigarette machine (поэт до конца его дней был заядлым курильщиком. И.Т.),то присутствует цивилизация"…
Приехав в Анн Арбор, он снял в рент большой коттедж на тихой Marlboro Street, "предполагая, что родителей отпустят,и чтобы для них было место"… Но это оказалось несбыточной мечтой. Поэтому в этом доме он проживал один, холостяком. Готовить пищу дома не любил,хотя вечерами после занятий в университете все же иногда приходилось:ведь, как он вспоминал, от его дома в Анн Арборе "вообще три года скачи, ни до какого ресторана не доскачешь. И поэтому там обедаешь, где придется. Где ночь застанет". Позже Иосиф также проживал в других домах на улицах Plimouth, потом Paccard … Своё тогдашнее состояние он великолепно описал в стихотворении "Осенний вечер в скромном городе":
 "Здесь снится вам не женщина в трико,
  A собственный ваш адрес на конверте.
  Здесь утром, видя скисшим молоко,
  Молочник узнаёт о вашей смерти.
  Здесь можно жить,забыв про календарь,
  Глотать свой бром,не выходить наружу
  И в зеркало глядеться, как фонарь
  Глядится в высыхающую лужу".

   В Анн Арборе Бродский исполнил пушкинский завет, обращённый к художнику: "Живи один".В 1987 году он написал: "Те пятнадцать лет, что я провел в США, были для меня необыкновенными, поскольку все оставили меня в покое. Я вёл такую жизнь, какую, полагаю, и должен вести поэт–не уступая публичным соблазнам, живя в уединении. Может быть, изгнание и есть естественное условие существования поэта…".
   Но ни в коей мере нельзя представить Бродского как замкнутого, одинокого поэта. Его с детства не покидала мечта о жизненном полёте, достижении высоты в поэзии и небе. Вот что вспоминал об этом его питерский приятель Михаил Петров: "За несколько дней до отъезда Бродский попросил меня совершить с ним прощальную поездку на автомобиле по окрестностям Ленинграда… Сначала мы поехали на Крестовский остров и поднялись на холм Кировского стадиона… В некотором возбуждении от открывающегося с холма вида и предстоящего отъезда, Иосиф сказал, нечто вроде того, что в Америке обязательно купит себе самолёт и будет летать над морем. Он даже произвел какие-то летательные движения руками" (из книги Людмилы Штерн "Ося, Иосиф, Joseph",2005 г.). И это были не просто слова.Обосновавшись в Анн Арборе, Бродский начал учиться летать на самолетах.Взял несколько уроков,но,так как не знал профессионального языка американских летчиков,скоро пришлось уроки бросить... Однако опыт самостоятельного нахождения в воздухе он приобрёл. По мнению исследователей творчества Бродского "без этого опыта он в 1975 году не написал бы своё послание человечеству – "Осенний крик ястреба":
  "… восходящий поток его поднимает вверх
   выше и выше. В подбрюшных перьях
   щиплет холодом. Глядя вниз,
   он видит, что горизонт померк,
   он видит как бы тринадцать первых
   штатов, он видит: из
   труб поднимается дым. Но как раз число
   труб подсказывает одинокой
   птице, как поднялась она.
   Эк куда меня занесло!
   Он чувствует смешанную с тревогой гордость…"

     Бродский любил повторять: "Для того, чтобы жить в Америке, нужно что-то полюбить в этой стране". Он любил Анн Арбор–"этот небольшой городок. Вокруг – местечки, где живут рабочие всяких фордовских заводов, автомобильных – Детройт рядом"… "Американским гражданином, – вспоминал поэт,–я стал в 1980 году в Детройте. Шел дождь, было раннее утро, в здании суда собралось человек 70-80, присягу мы приносили скопом. Там были выходцы из Египта, Чехословакии, Зимбабве, Латинской Америки, Швеции… Судья,присутствовавший при церемонии, произнес небольшую речь.Он сказал: принося присягу, вы вовсе не отрекаетесь от уз, связывающих вас с бывшей родиной; вы больше не принадлежите ей политически, но США станут лишь богаче, если вы сохраните ваши культурные и эмоциональные связи. Меня тогда это очень тронуло…".
В 1987 году поэт-эмигрант из Советского Союза стал самым молодым в мире из Нобелевских лауреатов(третьим вслед за Буниным и Пастернаком русским поэтом). Ему было 47 лет.Проживавшая в Бостоне Людмила Штерн,в 1990 году побывала в Санкт-Петербурге. В своей книге она вспоминает: "Я привезла Иосифу фотографию его дома, балкона и окна его квартиры. На стене, рядом с подъездом было выковырeно ножом: "В этом доме с 1940 по 1972 г. жил великий русский поэт Иосиф Бродский". "Русский поэт" было замазано зелёной краской, а внизу нацарапано "жид". – И ты удивляешься, что я не хочу туда ехать? – спросил Бродский.

     Свой рассказ о Иосифе Бродском Виталий Шеворошкин завершил на улице Marlboro, у первого дома, в котором Поэт начал жить в Америке. А на память профессор подарил нам титульный лист программы конференции, посвященной творчеству Иосифа Бродского, которая по инициативе главной библиотеки и факультета славистики должна была состояться в Мичиганском университете 7-9 ноября 1996 года. Программа заранее была отпечатана и доставлена в Нью-Йорк поэту. Он внимательно ознакомился с ней, одобрил, и вверху титульного листа оставил свой автограф. Но принять участие в этой конференции ему не удалось: 28 января 1996 года Иосиф Бродский скончался от очередного инфаркта. А конференция всё-таки состоялась. На ней выступали коллеги с научными докладами и воспоминаниями о поэте-профессоре, а студенты читали стихотворения, среди которых щемяще-пророческие "Стансы городу" – о его родном Ленинграде:
    Всё умолкнет вокруг.
    Только черный буксир закричит
    посредине реки,
    исступленно борясь с темнотою,
    и мятежная ночь
    эту бедную жизнь обручит
   с красотою твоей
   и с посмертной моей правотою…