мимолётности - сквозь игольное ушко...

Она никогда не жалела себя.  Каждый день какая-то часть её длины была неизбежно отрезана.  Больше или меньше была эта часть – зависело от самого дня и его событий.  Она словно сшивала их между собой, эти события, – так, что к вечеру прожитый день выглядел лоскутным покрывалом: пёстрым и зачастую сшитым торопливыми стежками.

За свою жизнь ей довелось знать лишь несколько иголок: пара из них оказались острыми и пронырливыми - за ними только поспевай, другие были старыми и тупыми, давно  устали жить и тяготились своей работой - за ними приходилось тащиться  еле-еле, и от этого всегда становилось тоскливо…  Каждый день ей предстояло пролезать в игольное ушко и чувствовать себя сдавленной со всех сторон, ведомой и зависимой, неспособной даже на один, самый маленький, но собственный, стежок…  А если  в дело вмешивался ещё и напёрсток – это был настоящий прессинг!

Иногда дни были совсем трагическими:  после работы в неё втыкали ненужные иголки, поленившись найти предназначавшуюся для этого специальную подушечку. Тогда она молча страдала, испытывая мучительную боль и ожидая спасительного утра…

Самым жестоким существом на свете для неё были ножницы, стальное прикосновение и лязгающий смех которых она ненавидела с юности. Говорили, что они были вершителем судеб для многих в  округе.

Жизнь сложилась так, что у неё совсем не было подруг, потому что все, кто проживал по соседству,  были слишком заняты своей жизнью и работой, и времени для общения или, тем более, для праздности совсем не оставалось.

С годами она потеряла первоначальный цвет  и сильно похудела: сказывалась каждодневная работа, но она никогда не думала об этом, - просто работала и всё. Она слишком  привыкла к тому, чего все обычно боятся: растрачивать себя…
 
Её качества и свойства были скромными, и поэтому ей не пришлось оставить после себя каких-либо выдающихся вещей. То, что было создано с её участием, было совсем обычным, быстро изнашивалось и становилось ветошью, но она об этом уже не знала, так как, потратив себя в очередной работе, она с радостью навсегда расставалась с новой готовой вещью,  искренне желая ей долгой жизни…  И поэтому, когда последние её метры были отмерены судьбой, она с привычной лёгкостью проскользнула в игольное ушко и принялась за дело, радуясь тому, что оставит после себя ещё одну вещь.
Вещь,  которая  станет кому-то нужной…