Северные королевства, нашествие и... глава 13

                Глава XIII


                «— Маман! Намёки излишни — идите
                и сватайте за меня царску дочь, во!
                — Ох, ох! Ваня! Я, конечно, тепериче
                благородна мадама в модном туалете — однако,
                не высоко ли ты мостиссе? Ну хоть бы генеральску?
                — Иди, сватай, не толкуй дале».


                «... Эх, Манька, каку гангрену
                наш Ванька себе в жены взял...»

                из м/ф.  «Волшебное кольцо»


         – ... таким образом, очень скоро я буду коронован и стану королем! Основателем новой, великой династии королей Пограничья, а может даже (кто знает?) и всего Севера! Ну, а там, всякие эльфы, краснолюды и прочие недочеловеки будут завоеваны и стерты с лица земли окончательно и бесповоротно! Я не позволю каким-то человекообразным тварям проливать бесценную кровь моих подданных! – серые водянистые глаза Туголевака от крика налились кровью, воинственно сверкнули недобрым светом, а зачесанная налево черная челка волос растрепалась, слегка прикрыв левый глаз. Около минуты бесноватый баронет глядел куда-то вдаль, поверх голов слушателей, совершенно ошеломленно наблюдавших за пламенной речью оратора, будто ему действительно привиделось некое откровение грядущего в одном из верхних углов зала, а потом, угомонившись, он уселся обратно в кресло во главе стола и негромко продолжил. – Впрочем, мои намерения по окончательному решению эльфийско-краснолюдского вопроса этим полу людям не стоит открывать до тех пор, пока великое тысячелетнее Королевство Нации Пограничья не утвердится на просторах местных степей.


        Девушки ошарашено уставились на хозяина замка, пытаясь понять, какая муха его укусила, тем более, что началось все, вроде бы, с невинного тоста за прибывших пред очи баронета прекрасных дам.


                * * * * *


        Вообще, путешественники, сами того не ведая, приехали в обитель сэра Туголевака как раз вовремя. Оказывается, он только накануне вернулся в свое родовое гнездышко из ставки Великого хана, чувствуя себя неважно из-за неожиданного затруднения, которое возникло в силу некоего непременного условия, которое неожиданно выдвинул Чагатулуй, когда речь зашла о желании Дебридальского владетеля стать, ни много ни мало, королем Церестры. А именно, Великий хан возжелал, чтобы королем обязательно стал женатый, обремененный семьей дворянин. Почему-то хан был уверен, что только тот, кто имеет семью, способен заботиться о королевстве, и заслуживает доверия самого хана. Какие уж там мысли посещали его бритую на лысо голову, Туголеваку было неведомо, а только делать было нечего – условие поставлено и нужно было его выполнять, коль скоро он хотел стать королем. Да и поторопиться не мешало бы, ибо охотников сесть на королевский трон тоже хватало, как со стороны окружения Чагатулуя, так и со стороны дворян Севера, перешедших на службу к Великому хану.


        И все вроде бы ничего, да вот беда – женщины никогда в жизни не интересовали баронета. Если в далеком и почти теперь уже забытом детстве это мало кого заботило, то когда юноше стукнуло четырнадцать, родители всерьез озадачились удачным браком молодого дворянина. Однако не тут-то было: молодой баронет наотрез отказывался идти под венец, с кем бы то ни было. Мало того, он закатывал скандалы, устраивал кандидаткам в невесты и их сватам всевозможные обидные розыгрыши и пакости, всеми правдами и неправдами добиваясь, чтобы те ретировались восвояси не солоно хлебавши. Дурная слава о строптивом молодом баронете-наследнике быстро распространилась вокруг, и поток желающих попытать счастья наследовать титул и замок постепенно иссяк, что опечалило престарелых родителей, но весьма обрадовало их молодого отпрыска.


        Он был рад, что от него наконец-то отстали с этими смазливыми и не очень девчонками и тетками, поведение которых казалось баронету странным и непонятным.

 
        То они пытались вести глупые никчемные и пустые беседы о погоде, моде и всякой другой ерунде, о которой сам Туголевак был или весьма смутного представления, или не знал и не интересовался вообще. То потенциальные невесты вдруг принимались томно вздыхать, улыбаться и при этом силились подсесть поближе. А то некоторые из них и вовсе норовили затащить баронета в темный уголок и сделать что-нибудь похабное: потискаться, поцеловаться в губы или пощупать и погладить там, где молодому повесе совсем не хотелось.


        Все это Туголевака только злило, раздражало и внушало отвращение, потому что хотелось ему совсем другого.


        И юный баронет добивался своего, совершая в отношении очередной намечающейся пассии или сопровождающих её лиц какую-нибудь оскорбительную гадость. Это было гнусно, и сам юный баронет вполне давал себе в том отчет, но зато, после такой отповеди назойливым гостям, снова можно было играть солдатиками, ездить на лошади в сопровождении своих приятелей-отроков, хулиганить, разоряя одиночные телеги припозднившихся на вечернем тракте крестьян и устраивать тайком от родителей ночные попойки.

 
        Время шло своим чередом, и настал срок, когда отец с матерью весьма скоропостижно, один за другим, ушли в иной мир. Туголевак немного погоревал, а потом обнаружил, что теперь все, что раньше приходилось делать тайно, скрываясь от родителей, нынче стало возможно совершать ни от кого не скрываясь. Тогда юный баронет стал ходить уже во вполне себе взрослые походы и устраивать официальные хмельные пиры.


        Довольно быстро молодой наследник прослыл отчаянным рубакой, суровым, но справедливым командиром и любителем хорошо выпить в «своей» компании. В быту баронет был неприхотлив, и все-то Туголевака устраивало в его беспутной, но веселой, полной приключений жизни, пока однажды не встретился на пути беззаботного повесы некий проходимец по имени Бэдлхэм.


        Расчетливый старый интриган, герцог, будучи канцлером при дворе престарелой королевы Амелии в Церестре, склонил её молодого вассала, неискушенного в политических хитросплетениях, к тайному сговору с кочевниками, совершенно не подозревая, к каким последствиям приведет этот шаг для самого Бэдлхэма. Как показали дальнейшие события, переход Туголевака на сторону Великого хана способствовал не столько достижению целей самого герцога, сколько головокружительному взлету карьеры безвестного баронета, заслонившего собой в глазах Чагатулуя фигуру маститого церестрийского вельможи.


        Как-то так само собой получилось, что хитрый ловкач был внезапно для всех исключен из числа фаворитов предводителя кочевников, видимо, внушив отвращение прямолинейным детям степей своими постоянными сговорами, сплетнями, сложными раскладами, попытками столкнуть всех друг с другом лбами, надменностью, спесью и жадностью. Зато Великий хан по достоинству оценил храбрость и открытость, верой и правдой служившего ему, никому неведомого баронета.


        И отныне именно Туголевак стал в числе первых претендовать на освободившийся, после гибели со всей семьёй королевы Амелии, церестрийский престол. События происходили стремительно и непредсказуемо, но баронет, оказавшись нежданно-негаданно среди фаворитов Великого хана, внезапно обнаружил в своей душе дремавшую до поры до времени невыносимую тягу к власти. Желание «царствовати и всем владети» так манило его, так сводило с ума, что довольно скоро стало навязчивой идеей, проводником поступков и смыслом всей его дальнейшей жизни.


        Туголевак убедил себя в том, что он самими небесами рожден для того, чтобы сделаться полноправным властителем мира, ну или, хотя бы полумира, но никак не меньше. Ему стало казаться, что он ниспослан на эту бренную землю древними богами лишь затем, чтобы наконец-то установить тот самый новый мировой порядок, которого так не хватало Северным Королевствам и Свободным Землям на протяжении долгих, трудных и кровавых веков. Родившийся и выросший на диком и жестоком Пограничье, Туголевак органически ненавидел все расы, кроме людей. В его новом мире не было места всем этим краснолюдам, эльфам, драконам, гномам и прочей нечисти. Только чистая раса людей, никаких пригретых подхалимов и полукровок!


        Он с трепетом в душе ожидал того дня, когда Великий хан всех кочевников наконец-то объявит его наследником королевского трона и возведет молодого вассала на престол. Это должно было стать первым шагом в его восхождении к вершинам мира, а потом... потом уж он им всем покажет, кто такой Туголевак Первый и какой мир он им всем несет. Король, нет, император! Император объединенных земель Севера. Нет, не так. Император Севера и Свободных земель! Вот так! Это и есть его мечта. И когда он будет объявлен Императором, тогда... но до этого было еще далеко, зато первый шаг, королевский титул Церестры, был рядом, оставалось только принять корону из рук своего нового сюзерена.


        И вот, когда казалось, что эта мечта готова сбыться, что до неё рукой подать, на его пути к власти над миром, казавшемся таким прямым и простым, вдруг, словно непроезжий ухаб на дороге, возникло это идиотское условие Великого хана. Теперь, видите ли, требовалось непременно жениться. С какой стати? Почему? На ком, в конце концов?!


        Три дня, после аудиенции у Чагатулуя Туголевак ходил по ставке темнее тучи, срывая зло на всех, кто попадался ему под руку, а потом уехал к себе в замок, решив, что мечта, бывшая так близко, поманила и ускользнула от него навсегда. Но провидение, оказывается, не оставило своего славного сына, и вот теперь такая удача: не одна, сразу две невесты! Как там поется в детской считалочке? Каравай-каравай...


        Баронет, с довольной улыбкой на устах, отхлебнул из своего кубка и принялся разглядывать невест, словно лошадей на манеже, прикидывая, кто из них годится ему больше всего. После недолгих размышлений он остановил свой выбор на брюнетке. Во-первых, блондинка производила впечатление особы побойчее и по наглее, что пугало неискушенного в амурных делах Туголевака, а во-вторых, все блондинки, как известно, хоть пусть и в пятом колене, суть полукровки с примесью эльфийской крови.


        «Мало того, что они строптивы, так еще он, радетель чистоты человеческой расы спутается с какой-то эльфийской шлюхой? Ни за что! – рассуждал он. – Стало быть, брюнетка... как её там... Беатрис, кажется. А и не все ли равно? А эльфийскую полукровку мы под хана подложим, так–то она смазливенькая, вроде бы. Свои люди, они везде пригодятся. Ну, а лыцарька этого я в дружину к себе возьму, чтобы он у меня тут под присмотром был, если эта дура станет артачиться, да права качать, он у меня не отвертится. Коли что не так, обеих на крепостной стене рядком и повесим. Чтоб его, этого хана, с его женитьбой...»


                * * * * *


        Виктору очень не понравился баронет. Он вообще относился с большим подозрением ко всякого рода фанатикам, а уж к фанатикам, одержимым жаждой власти и подавно. Все их идиотские теории о частоте расы, о божественном предназначении собственной персоны, о новых порядках, для достижения которых требовалось, конечно же, уничтожить никак не меньше половины населения, здорово отдавали параноидальной шизофренией и манией величия. Это как минимум. Все земное им, как правило, было чуждо, а если и интересовало, то совсем не с той стороны, с какой к тому же самому относились обычные, нормальные люди. Когда Виктор услышал одухотворенную, пламенную речь этого недоделанного фюрера, то решил, что попали они явно не по адресу, и что когда баронет узнает причину их визита в свой замок, то в лучшем случае, тут же выгонит незваных чужаков взашей.


        Но этого, почему-то, не произошло. Для путешественников так и осталось загадкой то неожиданное радушие, с каким отнесся к гостям, и в особенности к гостьям, хозяин замка. Насколько Виктор успел разузнать о правителе Дебридаля, в том числе и от верного слуги Туголевака – сэра Гулгойна, сидевшего теперь за столом, прямо напротив, возле Бетти – этот ханский холуй с самых юных лет прослыл ярым женоненавистником и дружину свою собирал, в том числе и по этому признаку, как далеко не последнему при выборе нанимавшихся на службу воинов. И не важно было, как они услаждали свою плотскую похоть в походах. Эта сторона вопроса Виктора интересовала меньше всего, а вот причина столь неожиданной для баронета учтивости и внезапно проявленное им совершенно поразительное для всех желание скоропостижно жениться, были очень даже любопытны. Сэр Гулгойн, например, только и делал, что удивленно переглядывался с гостем, да недоуменно пожимал плечами. Не вызывало никаких сомнений, что сам он ожидал совершенно другой реакции от владельца замка и теперь не меньше других был озадачен столь разительными переменами в поведении своего сюзерена.


        Тем временем, немного закусив, баронет велел слугам снова разлить вино по кубкам, и когда они исполнили это распоряжение своего хозяина, он опять поднялся, провозглашая тост:
        –     Сэр Виктор, – начал Туголевак торжественно, даже с эдаким легким благоговейным придыханием. Маниакальное выражение исчезло с его физиономии. Владелец замка имел такой вид, будто он буквально минуту назад принял некое очень важное для себя решение и теперь просто сгорает от желания поделиться им с присутствующими. – Уж и понятия не имею, как это положено по этикету... в общем... я прошу вашего благословения, как старшего в роду, на помолвку с вашей очаровательной кузиной... – в этом месте баронет сделал многозначительную паузу, которая, по его замыслу, должна была подчеркнуть значимость момента для окружающих и заинтриговать гостей. – Беатрис!


        Виктор, услышав это, шумно выдохнул, не сумев скрыть своего волнения. План, придуманный им и Катриной, в который поначалу они не особенно-то и верили, неожиданно начал не просто работать, а стал воплощаться с неимоверной скоростью. Мало того, все получалось даже быстрее и проще, чем того ожидали сами воплотители миссии. Инициатива в осуществлении замысла совсем не принадлежала Виктору, или его подругам и он, с тревогой наблюдая, как ситуация стремительным образом уходит из-под контроля, лихорадочно пытался представить хоть приблизительно, чем же все это теперь может закончиться для всех них. Однако же, назвался груздем...
        –     Я буду весьма признателен вам, сэр Туголевак за столь лестный для меня выбор, – заверил он хозяина замка, поднимаясь и с достоинством делая легкий учтивый поклон. – С моей стороны нет, и не может быть никаких возражений. Только вот, к сожалению, приданое наше было разграблено алчными людьми Ордисского войта Мельдера на границе Рутерании...
        –     О, какие пустяки, это не имеет теперь никакого значения! – перебил собеседника баронет. Было заметно, что ответ гостя пришелся ему по нраву. – Скоро, очень скоро, уверяю вас, дорогой сэр Виктор, у вашей кузины будет все, чего она только пожелает и еще сверх того! Ежели, конечно, будет хорошей женой, – добавил он, сделав особое ударение на слове «хорошей». – А Мельдер ещё поплатится за свою алчность, уж это я могу обещать абсолютно точно. И ждать уже недолго, поверьте. Ну что же, за нашу помолвку, леди Беатрис!


        С этими словами баронет осушил свой кубок и совершенно серьезно, без улыбки и какого-либо намека на флирт, предложил:
        –     Возможно, невеста не откажет мне в моей просьбе и пересядет поближе к своему суженому?


        Вместо ответа, Бетти, со знанием дела, скромно потупила взгляд, кокетливо слегка наклонила голову, после чего, всем своим видом изображая смиренность и благочестие, поднялась с занимаемого ею сидения. Слуги тот час же подхватили освободившееся кресло и поставили рядом с креслом Туголевака, для чего он слегка подвинулся. Когда Бетти подошла, хозяин замка встал, галантно подал девушке руку и помог ей устроиться на новом месте.


        Пока все шло гладко, отметил про себя Виктор. Видимо не зря девчонки пробыли так долго в монастыре святого Поталиона, изучая этикет. Всем своим видом баронет показывал, что Бетти делает именно то и именно так, как он того хочет и ждет от неё. А вот за саму компаньонку Виктору было страшновато. Пугал маниакальный фанатизм, с которым этот занюханный властитель всея Дебридаля толкал свои речи, пугало его женоненавистническое прошлое, вряд ли так скоро исчезнувшее, пугало, наконец, его очевидное отсутствие интереса к невесте как, собственно, к женщине.


        Виктор не верил в неожиданные перемены. То есть верил, конечно, но не в данном случае. С большой долей вероятности можно было предположить, что Туголеваку просто-напросто по какой-то причине понадобилось как можно быстрее жениться. Не важно, на ком. А тут как раз удачно подвернулись заезжие гости. С точки зрения цели их путешествия это было как нельзя кстати, а вот с точки зрения дальнейшей судьбы Бетти совсем даже наоборот. Между прочим, не мешало бы узнать и причину столь скоропалительного желания скрепить себя узами брака, вдруг возникшего у баронета...


        От размышлений Виктора отвлек хозяин замка. Он снова потребовал наполнить кубки, и когда это было исполнено слугами, опять встал, держа свой бокал на вытянутой руке.
        –     Давайте выпьем за предстоящую свадьбу! – громко потребовал новоявленный жених. – Завтра же мы выезжаем в ставку Великого хана и готовимся к церемонии бракосочетания, а затем и коронации на престол Церестрийского королевства!


        Закончив тост, никого не дожидаясь, Туголевак одним махом осушил свою посуду. Затем они выпили за здоровье Великого хана, а почти сразу после этого подняли здравицу за Великого шамана. Баронета изрядно развезло, и далее он стал пить, ничего больше не провозглашая. С каждым новым выпитым кубком его все сильнее клонило к речам о будущем могуществе Его Величества Императора Туголевака Первого. Он стал пространно рассуждать о предстоящем Великом Очищении земли от всех и всяческих нелюдей и об окончательном решении расового вопроса в наиближайшем будущем («...дайте только мне срок, я всех этих тварей с корнем повыведу к ядреней Фене...»).

         
        Расхрабрившийся под парами алкоголя всемогущий повелитель всея Дебридаля, грозил всем эльфам, краснолюдам «и всяким прочим гадам» своим кулаком, обращаясь при этом, почему то, непосредственно к Энджи, что у белокурой красавицы ответного энтузиазма, по понятным причинам, совершенно не вызвало.


        Еще через полчаса, еле стоявшего на ногах баронета двое лакеев под руки увели прочь из-за стола. К тому времени, как слуги решились отправить его на покой, будущий король Церестры и Великий Император Пограничья, потеряв окончательно человеческий облик, пускал слюни, бессвязно и невнятно ругался последними словами, словно сапожник, ни к кому конкретно уже не обращаясь.


        Проследив глазами за сценой удаления хозяина замка, который, пока его вели по залу, продолжал изрыгать черную брань, и все время неуклюже пытался пнуть попеременно то одного, то другого слугу, Виктор обратился к сопровождавшему их в замок вассалу Туголевака:
        –     Сэр Гулгойн, мы утомились с дороги, не распорядитесь ли вы сопроводить нас в отведенные нам покои? Сэр баронет обещал завтра же отправиться всем вместе в ставку Великого хана, хотелось бы отдохнуть накануне новой поездки, чтобы предстать перед повелителем всех кочевников в надлежащем виде.
        –     Понимаю вас, – кивнул рыжий рыцарь, соглашаясь. – Признаться, я и сам  собирался идти отдыхать. Мне не составит никакого труда проводить вас. Правда, отдельную комнату сэр Туголевак распорядился выделить только для леди Беатрис. Вас же и леди Энджилу приказано разместить вместе.
        –     Ничего, мы не в обиде, – вместо Виктора откликнулась блондинка.


        Он посмотрел на девушку и нашел свою компаньонку весьма довольной этим обстоятельством. Энджи своей радости даже и не пыталась скрывать, а вот Бетти с печальным выражением на физиономии сидела, понурив голову. Виктору вдруг защемило сердце такой жалостью к ней, что он едва удержался от того, чтобы встать, подойти и, взяв свою спутницу за руку, сказать ей какую-нибудь ободряющую чепуху.


        Пока, при взгляде на брюнетку, все это проносилось у него в голове, девушка повернула свое прекрасное лицо к нему и их глаза встретились. Черные, сводящие с ума бездонные глаза Беатрис, были переполнены невыносимой грустью. Она с тоскливой и обреченной нежностью посмотрела, казалось, в самую душу совего компаньона, улыбнулась одними уголками красивых карминовых губ, а потом снова опустила голову, молча поднялась, и стоявший у неё за спиной слуга тут же сделал новоявленной невесте хозяина знак рукой, приглашая девушку проследовать в отведенные ей покои. Бетти, так и не проронив больше ни единого слова, уставившись взглядом в пол, удалилась вслед за лакеем.


        Оставшиеся гости, в сопровождении сэра Гулгойна и еще одного слуги, были препровождены в предназначенное им помещение и, что неприятно насторожило Виктора, как только они с Энджи пересекли порог своей комнаты, с малюсеньким, словно в тюремной камере, окошком, расположенным прямо под потолком, дверь за ними закрылась, и лязгнул запираемый снаружи железный засов.


        Вздохнув от безысходности, постояльцы оглядели отведенный им для ночлега уголок. Обстановка в комнате была спартанская – только два лежака с сенными матрасами без постельного белья, да какой-то грубый колченогий не то табурет, не то столик между ними. Вот, собственно, и все предметы обихода. Мрачная каменная конура мало походила на покои для гостей и вообще на жилое помещение.
        –     Вот так, – вслух отметил Виктор, обращаясь к своей спутнице. – У ханских вассалов всё, как обычно, строиться на доверии. Опять нас разделили и заперли в каморке, здорово смахивающей на тюремную камеру.


        Он глянул на Энджи и к своему удивлению обнаружил, что мрачная обстановка блондинку нисколько не огорчило. Наоборот, она хитро прищурила левый глаз, загадочно улыбнулась и ответила:
        –     Ничего, не впервой. И вообще, не все же одной только Бет...
        –     Не понял, ты о чем это? – спросил Виктор.
        –     Ну... – девушка кокетливо повела плечиком, – мужиков клеить, конечно...


        До Виктора наконец-то начало доходить, что имеет в виду его спутница. Он тряхнул головой, расплылся в ответной улыбке, уверенным движением притянул Энджи к себе, крепко обнял и тихонько промурлыкал ей на ухо:
        –     Может быть, тебя это и удивит, дорогая «кузина», но я отчего-то с тобой полностью согласен.
        –     Ты знаешь, – призналась она, слегка отстраняясь, чтобы поглядеть на своего собеседника, – удивит, не удивит, но мне и вправду уже стало порой казаться, что ты меня почему-то нарочно чураешься. Правда. Еще до того кабака, где нас ограбили. Я уже сто раз пожалела, что отправила в Москву за тобой Бет. Надо было самой ехать, а у неё, гляди ж ты, и тут неплохо получается. Вон как девчонка поворачивается: успела в течение какой-то пары недель закадрить войта, рыцаря и барона...
        –     Баронета, – поправил собеседницу Виктор.
        –     Это без разницы, – махнула блондинка рукой, ловким движением высвободилась из объятий компаньона и присела на край одной из кроватей, если можно было назвать так длинные грубые лежаки с сенниками. Лежаки располагались друг напротив друга, вдоль голых без штукатурки, боковых стен комнаты, сложенных из необработанного камня, которые в купе с обстановкой, только усиливали сходство помещения с тюремной камерой.

 
        Виктор аккуратно пододвинул свою подругу, уселся рядом с ней, покряхтел немного, стягивая с ног сапоги и улегся, пристроившись у Энджи за спиной.
        –     Между прочим, с баронетом Бет влипла крепко, – сочувственно вздохнул он, глядя в такой же, как и стены, каменный и мрачный потолок с толстыми деревянными балками перекрытий. –  Видала, каков будущий женишок выискался? Не хухры-мухры. Он не только занюханный баронет, но и будущий король и даже Император всея земли обетованной? Настоящий фюрер, чтоб ему, усиков только не хватает для полного сходства. Жуть просто. Как бы этот маньяк не уморил совсем нашу невесту за пару дней. Хотя... – Виктор сделал паузу, взял Энджи за руку, повернул к себе и глянул прямо в её красивые серые глаза. – Самое сложное, все-таки предстоит тебе, красавица моя. Завтра в ставку едем, к самому Чагатулую. Что за тип этот хан я понятия не имею, но что-то подсказывает мне, что наш баронет жалкая букашка по сравнению с этой персоной. Как подумаю, что тебя и Бетти ждет, сердце кровью обливается.


        Он замолчал. Мучившее его все последнее время леденящее чувство смутного беспокойства за дорогих ему людей опять вернулось, нахлынуло с новой силой и на душе снова заскребли кошки.


        «Почему я не поехал один? – уже в сто первый, наверное, раз, подумал он. – Зачем согласился впутать во всё это девчонок? Неужели нельзя было обойтись без них? Ведь одному мне было бы ох как легче! Это же не выносимо – своих самых близких подруг...»
        –     Ты чего такой мрачный, Витя? – заботливо поинтересовалась Энджи.
        –     Понимаешь, до сих пор не могу простить себе того, что втянул вас в эту дурацкую авантюру... – честно признался Виктор, подтянулся на локтях и положил голову на грудь блондинки. Она обняла его за плечи, нежным материнским движением погладила по голове и негромко сказала:
        –     Самое сложное, мой хороший, предстоит не нам с Бет, а тебе. Но лично я в тебе ни капельки не сомневаюсь. Ты у меня знаешь какой? Ты все сможешь, все сделаешь, ты самый... даже слов не подберу, какой ты «самый-самый». Правда.


        На Энджи это было как-то не похоже. Виктор приподнял свою голову и посмотрел на неё. Ему показалось, что глаза у блондинки были на мокром месте, но при этом выглядела она так, что ничего другого в голову ему не лезло, и тогда он вслух сказал то единственное, что упорно вертелось на уме:
         –     Слушай, Энджи, ты настолько прекрасна, что я ни о чем другом и думать не могу. – А потом откинулся обратно на набитый сеном, сшитый из грубой рогожи матрас, и, поразмышляв немного, меланхолично добавил. – Знаешь, если бы кто-нибудь пару лет назад сказал бы мне, что я буду вот так вот запросто валяться на кровати рядом с такой потрясающей девчонкой, и она при этом будет мне говорить, что я «самый-самый» я бы обиделся, ей богу не вру.
        –     Почему? – удивилась она.
        –     Потому что счел бы это глупой насмешкой и издевательством над собой, – серьезно объяснил Виктор. – Честное слово, клянусь тебе.


        Слезы, проступившие было на глазах у Энджи, вдруг каким-то удивительным образом мгновенно просохли и в её взгляде заиграли непонятные игривые чертики. Она несколько странно (как хищник на дичь, подумал Виктор) посмотрела на развалившегося в кровати собеседника, посидела так несколько секунд, словно что-то про себя прикидывая, а потом быстро стянула со своих ног башмаки и залезла на него верхом, оседлав как коня. Виктор не возражал.
        –     Значит, ни о чем другом думать не можешь? – бархатным голосом осведомилась блондинка. Этот голос и загадочные чертики в её глазах, напомнили Виктору приснопамятный трактир "Под раскидистым дубом" в Церестре, в самом начале их совместных странствий в поисках Магического Куба. – Хочешь, чтобы сказка «про потрясающую девчонку» стала былью до самого конца?


        Виктор ничего не успел ответить, потому что Энджи порывисто нагнулась и, не говоря больше ни слова, прильнула губами к его губам. Потом, не отрываясь от этого занятия, она попеременно стала стягивать одежду с себя и с него, все больше распаляясь сама и сводя с ума, окончательно обалдевшего от происходящего Виктора.
 

                * * * * *


        В крохотном оконце под потолком звонко защебетала неведомая ранняя пташка. Этого щебетания оказалось достаточно, чтобы разбудить чутко спящего человека, привычно ожидающего, что любой звук может таить в себе признак близкой опасности. Даже если это обычная птичья трель.


        Виктор открыл глаза и некоторое время глядел невидящим взглядом в каменный потолок, прислушиваясь к пению недоступной взору птички, которая, словно почувствовав, что ей внемлют, стала взахлёб заливаться красивыми витиеватыми переливами. Потом он несколько раз моргнул глазами, словно очнувшись от наваждения, повернулся и поглядел на лежащую головой у него на плече Энджи. Девушка безмятежно спала, обнимая Виктора, а на её красивом лице застыла загадочная и неотразимая улыбка. Она была прекрасна.


        Виктор полежал так, любуясь этой чудесной картиной, до сих пор не до конца веря в происходящее, завидуя в этот момент самому себе и одновременно ощущая себя в душе необычайно счастливым человеком. Он тоже улыбнулся, словно в ответ Энджи, а потом аккуратным нежным движением высвободился из её объятий. Энджи не проснулась, а только улыбнулась шире и повернулась на другой бок. Виктор заботливо укрыл её своим плащом, а сам тихонько пересел на соседний лежак и стал неторопливо одеваться.


        Уже натягивая сапоги, он услышал, как снаружи на входной двери тихонько заскрежетал осторожно отодвигаемый засов. Тот, кто отпирал дверь с той стороны, явно надеялся остаться незамеченным. Тогда Виктор, стараясь не издавать громких звуков, привстал с кровати, осторожным движением вытянул свой меч из ножен, лежащих на колченогом столике-табурете, бесшумно ступая босиком подкрался и встал сбоку от входа в помещение.


        Как только дверь комнаты бесшумно приоткрылась и в неё просунулась заспанная физиономия одного из слуг замка, Виктор тут же приставил ему к горлу острие своего клинка и, видя округлившиеся от ужаса глаза лакея, готового заорать во все горло, едва слышно прошептал, приставляя указательный палец свободной руки к губам:
        –     Т-с-с, тихо! Разбудишь кузину – убью на месте! Чего хотел?


        Слуга, мгновенно ставший бледным как простыня от пережитого страха, несколько секунд помолчал, приходя в себя, а потом таким же шепотом объяснил:
        –     Меня послал к вам сэр Гулгойн, сэр. Они говорят, чтобы вы, мол, собирались, надо бы в путь вам отправляться.


        Виктор убрал оружие от глотки лакея, тот нервно приложил свою ладонь к горлу и потер его, как будто проверяя, все ли в порядке.
        –     Хорошо, – прошипел Виктор ему. – Передай сэру Гулгойну, что мы скоро будем готовы. И тихо там!
        –     Не извольте беспокоиться, сэр рыцарь! – одними губами пролепетал слуга и беззвучно скрылся за дверью, не запирая её. Значит, в замке уже было кому надежно приглядеть за постояльцами, отметил про себя гость.


        Больше уже не соблюдая тишины, Виктор подошел к кровати, на которой, все еще блаженно улыбаясь, спала Энджи, и присел около неё на краешек. Он полюбовался на свою спутницу несколько секунд, а потом, вздохнув от досады, что приходится прерывать такую красивую мизансцену, легонько потряс девушку за плечо и негромко сказал:
        –     Энджи, просыпайся, собираться пора.


        Блондинка открыла глаза, увидела Виктора и улыбка её расплылась еще шире, чем во сне. Она сладко потянулась, а потом обеими руками обняла его за шею, притянула к себе и поцеловала.
        –     Давненько я так не высыпалась. Горы готова свернуть, честное слово! – сообщила она и хихикнула.
        –     Вставай, нас уже ждут, – неохотно отстраняясь, поторопил её Виктор.
        –     Кто ждет? – не поняла Энджи.
        –     Как кто? – переспросил он. – Как раз те самые горы. Ну и великие свершения, естественно. Да, и сэр Гулгойн, само собой, тоже дожидается, как же без него-то. Слуга от него уже приходил, подгонял снаряжаться в дорогу.
        –     Ну, тогда собираемся! – девушка откинула плащ, служивший ей одеялом, села на кровати, совершенно не стесняясь своей наготы, и потянулась за одеждой, а Виктор снова залюбовался своей подругой, в который раз отметив про себя, насколько же она хороша собой. Энджи заметила это и кокетливо подмигнула, снова улыбнулась, а потом стала надевать рубашку.


        Когда они оба были готовы, Виктор отворил дверь комнаты и едва не столкнулся нос к носу с тем же самым лакеем, что давеча приходил от рыжего рыцаря.
        –     Вы уже готовы, господа? – спросил слуга, предусмотрительно отходя на несколько шагов назад и внимательно наблюдая за руками Виктора.
        –     А то ты не видишь! Подслушивал тут под дверью, небось? – строго спросил тот и, видя, как с выражением ужаса на лице протестующе замахал руками лакей, добавил несколько мягче. – Ладно, пройдоха, проводи нас к сэру Гулгойну.


        Трусливый слуга, не вступая больше в дискуссии, повернулся и повел их по коридорам замка, а шедшая чуть позади Виктора Энджи незаметно сжала руку компаньона в своей, и они всю дорогу так и шли, взявшись за руки. Только когда провожатый остановился перед небольшой запертой дверью, пропуская гостей вперед, Виктор также незаметно высвободил свою ладонь из ладони девушки, хотя и без особого желания.
        –     Прошу вас, господа, – указал лакей на закрытый тяжелой створкой проем, в который упирался коридор, подобострастно сгибаясь в поклоне.


        Виктор порывистым движением распахнул массивную, окованную железом низкую полукруглую дверь и, согнувшись, чтобы не удариться головой, шагнул вперед. К своему глубокому удивлению он оказался не в обеденном зале и вообще не в помещении, а снаружи, у подножия одной из трех башен замка, на берегу крепостного рва. Шедшая сзади блондинка слегка подтолкнула замешкавшегося в проеме спутника, так что он едва не сверзился вниз, в последний момент, удержав равновесие и неуклюже шагнув сторону.


        Эта сцена вызвала негромкий язвительный смех у стоявшей напротив, на другой стороне рва, большой группы всадников под предводительством сэра Туголевака. Позади баронета, верхом на лошадях, сидели рыжий сэр Гулгойн, осклаблявшийся в свои пышные усы, и совсем невеселая, с потухшим взглядом и заметными серыми тенями под глазами, выдававшими бессонную ночь, новоявленная невеста баронета. А еще дальше, за их спинами, на почтенном расстоянии толпилась, посмеиваясь, остальная разномастная ватага многочисленных сопровождающих лиц.
        –     Доброе утро, дорогие гости! – бодро приветствовал вышедших на противоположный берег рва сэр Туголевак.
        –     А что, завтрака не будет? – плаксиво поинтересовалась Энджи, брюзгливо оглядываясь вокруг.
        –     О чем вы говорите, леди Энджила, – иронично откликнулся рыжий подручный баронета. – Завтрак уже давным-давно окончился! Видите, – Гулгойн показал рукой на восток, туда, где над горизонтом сиял ослепительный желтый диск светила, – солнце уже высоко, нам пора выезжать. Мы итак изрядно задержались, ожидая, пока вы приведете себя в порядок. Даже путь вам сократили, чтобы время сэкономить. Так что присоединяйтесь поскорее – и в путь!


        Виктор и Энджи осторожно, то и дело расставляя руки в стороны, словно канатоходцы, и качаясь, чтобы удержать равновесие и не упасть вниз, пересекли ров по узким, в одну доску, мосткам и оказавшись по другую сторону от замка, вскочили в седла своих лошадей, услужливо подведенных одним из дружинников баронета.
        –     Вперед! – коротко скомандовал Туголевак, первым пришпоривая своего серого, в яблоках, скакуна и вся процессия рысью двинулась в сторону петлявшей невдалеке дороги, которая выходила из центральных ворот замка и направлялась в сторону Церестры. На ходу баронет оглянулся и крикнул ехавшему немного позади него Виктору. – Если будем держать такой темп, к полудню, может, чуть позже, будем в ставке Великого хана!


        Виктор коротко кивнул ему, а сам подумал, что вот только теперь-то все и начинается по-настоящему. Внутри сердце снова сжалось от нахлынувшего беспокойства, но он отбросил тревожные мысли, решив, что чему быть, того не миновать, авось, как-нибудь и сложиться.


                Конец второй части