Преподобный

          С того самого дня, когда впервые исповедался и причастился, Саласов дал себе и Богу слово, можно даже сказать обет, что будет самым внимательным образом, крайне скрупулёзно следить за мыслями, чувствами и поведением. И если уж не удастся совсем, то хотя бы сведёт к минимуму число согрешений за сутки.
          Словом, всю свою оставшуюся жизнь Саласов решил посвятить подвигу благочестия. Суточный круг деяний начинался и заканчивался не как у всех – в полночь, но с момента преступления порога квартиры по возвращении с работы. Входя в новый круг, он снимал с себя рабочую одежду, мылся, одевался в домашнее и становился на молитву, и только потом садился за ужин. За ужином беседовал с женой, исповедовался ей в самых мельчайших подробностях, она в свою очередь делилась своим, рассуждали, обсуждали, возносили благодарственные и покаянные молитвы. После чего он шёл спать, а она завершала дневные попечения, и немного баловала себя телевизором. Он же для себя телевизор исключил напрочь. Вставал рано, сразу на молитву, затем чтение писаний, размышления, рассуждения и на работу.

          Коллеги, поначалу отнеслись к этой странности с иронией, с издёвкой даже, но потом успокоились, и дали прозвище – Преподобный.
          Так прошло семь лет, но не было прожито и дня без греха. Причём, время сна входило в общее правило – настоящий подвижник и во сне начеку.
          И вот, наконец, удача. Божья милость задержалась на нём – ни единожды не согрешил – ни на полноготка, ни на ресничку даже.  А во сне и вовсе было знамение. Снилось, будто окружила его нечистая сила со всех сторон и давай глумиться – гогочут бесы, подзуживают, на грех подбивают. Но он не поддался искушению, не отпустил молитву, а в заключение широким, размашистым крестом осенил всю эту шатию-братию и она исчезла.

          До обеда время прошло незаметно – в трудах и молитве. Он даже ни разу не вышел из кабинета – не было необходимости. Но после обеда случилось ЧП. К нему зашёл Маковеев и попросил денег.
- Слушай, Борисыч, одолжи пятихатку, до получки, а получка завтра?
- На какие нужды?
- Нужда сегодня уважительная, даже более чем… у Валерки Ивасько поминки – год как сын погиб – с балкона выбросился… ну, принёс он литровку, а что это на столько мужиков, лишь нервы растревожили – сидит, плачет, воспоминания душат… надо успокоить человека…
- Нет, на это не дам… если бы на какое доброе дело, скажем на лечение Славке Дулину, уже который год глазами мучается… а поминать надо не водкой а молитвами…
- Ясно… Преподобный ты и есть Преподобный – пришибленный значит. – нервно развернулся и сильно хлопнул дверью. Потом заглянул и добавил – Мир не без добрых людей, а ты ещё нарвёшься, попомни моё слово.

          Едва пробил час, Саласов оделся и без оглядки помчался домой, непрестанно творя Иисусову молитву. Правда, забежал в храм поставил свечки, положил по дюжине поклонов: Честному Кресту, Спасителю, Богородице и Николаю Угоднику. Щедро пожертвовал на нужды прихода, подал милостыню и всю дорогу держался на острее внимания – чтобы успеть прийти на помощь, если вдруг возникнет такой случай.
         
- Наташа, ты дома?
- Не кричи, ребята уроки делают.
- Представляешь, получилось… слава Богу за всё…
- Что получилось?
- Ну, как же, Наташенька, радость ты моя?.. семь лет неослабных усилий…
- Поняла…
- Но не будем нарушать правила: сперва помолюсь, а потом, за ужином, изложу в подробностях, а подробности нынче, ох, какие интересные…

          Помылся, помолился, сел за стол. Она разогрела макароны, открыла банку баклажанной икры – пост, среда к тому же. Впрочем, он и в иные дни животной пищи избегал.
- Ну, скажи, разве не правильно я сделал, что денег им не дал…
- Но ведь они всё равно нашли?
- Нашли… меру естественно соблюсти не удалось, мат-перемат, потом на руках взялись бороться, развлекать горемыку… а Ершов взял да и не поддался, тот в сердцах схватился за стул да об пол, ножки так и поотлетали… вот завтра я их пропесочу, прочту им проповедь, скажу: вы что же, православные, творите – ведь это не ваше добро, а Божье – ты когда рождаешься, разве приносишь хоть что-нибудь в этот мир? И когда умираешь, ничего не можешь взять с собой, потому как не твоё оно – получаешь во временное пользование – так и будь любезен пользуйся бережно, благодаря Бога за всё…

          В эту ночь сон приключился отвратительный, Саласов грешил по всем статьям и ни чем не мог спастись, а молитва и крест выпали из памяти, как и не бывало. Однако это обстоятельство не лишило его решимости, и, переступив порог учреждения, он сходу бросился в бой. Для иллюстрации, взял в руки сломанные ножки стула, приготовленного к выбросу.
-  Именно от этого я и пытался вас вчера уберечь…
- Может поздороваешься для начала… или преподобные с грешниками не ручкаются? – Маковеев смотрел зло, готовый отстаивать свою точку зрения.
- Потом… впрочем, на, подержись, если хочешь…
- Опа-на, вот это заявочки… вот так преподобный…
- А что ты ёрничаешь, я, между прочим, с серьёзным словом пришёл…
- А ты спросил бы сперва, нам оно интересно?
- Ах, вам не интересно? Ну, тогда, как говорится, спасение утопающих, дело рук самих утопающих. – развернулся и пошёл восвояси.
- Зря ты так, Ген, надо было выслушать, может чего путного сказал бы…
- Сходи, попроси, пусть вернётся, договорит – я не могу, меня от него трясёт…

          Саласов уже начал молитву, стоя перед иконой Богородицы, как в дверь постучали и вошёл Ершов.
- Ладно тебе, Борисыч, Генка погорячился… мужики хотят послушать тебя…
- Скажи, через десять минут буду…

          Саласов стоял перед лицом коллектива и нещадно обличал, стыдил. Народ, как ни странно, молчал, только Маковеев перечил и огрызался.
- Между прочим, мы этот стул с помойки принесли…
- Выбросивший хорошую вещь, получит своё, сломавший – своё…
- Осуждаешь?
- Просвещаю… вы ведь об этом никогда не задумывались… и никто не задумывается, поэтому на планете такой беспредел творится…
- А ты сперва вынь бревно из своего глаза, а потом уже из наших дёргай сучки… ты ведь нас ещё вчера осудил, как только я к тебе обратился… мы тоже кое что замечаем – не слепые… во что ты превратил свою жизнь? – ходишь, как деревянный, сплошные поучения, наставления, контроль…
- А мне, слава Богу, нравится такая жизнь – мне есть с чем сравнивать – а тебе свою не с чем…
- Опять осуждаешь…

          Эти выпады смутили Саласова, он понял, не Маковеев его опускает на землю, а Сам Господь… он тотчас же ощутил, как сердце сжалось и пространство Любви покинуло его – ничего-то у него не вышло: ни вчера, ни сегодня – рано обрадовался.
 
          Он заперся в своём кабинете, пал пред Богоматерью на колени и покаянно молился, пока не почувствовал частичное отпущение – остальное в субботу, через отца Владимира.



10.12.15
10:10