Дом из лиственницы -30

Продолжение

30

Прошедший год был странным и тревожным. По дворам ходили агитаторы, предлагали голосовать за какое-то Учредительное собрание, странные приезжие люди говорили, что будут бесплатно раздавать крестьянам землю. В это трудно верилось, но отчаянные головы воодушевлялись этой надеждой, особенно из бедняков. Вот они-то, в основном, и поддерживали нарождающуюся новую власть. Повсюду в округе создавались крестьянские комитеты да волостные советы.
Дело пошло так, что землю и на самом деле стали раздавать, но не в собственность, а только в пользование. Наделы распределяли по едокам и при условии, что земля будет обрабатываться только своим трудом. В конце концов получилось, что бедняки остались без всякого прибытка и в той же нищете, потому что у них не было достаточно лошадей и орудий для обработки земли, да не было и самих семян.

Зажиточных крестьян и даже середняков прижимали, хотя они отчаянно продолжали бороться за свои права, добиваясь выбора в волостные советы нужных людей. И вот эта неопределённость и постоянные столкновения привели к тому, что к весне в воздухе повисло тревожное слово «голод».

Помещичьи усадьбы, земли которых разделяли и раздавали на основе уравниловки, разорялись. Нескончаемая тревога царила и среди купечества. Предпринимательское чутьё подсказывало им, что начинается бардак. Одни, у которых совесть была широкая, готовились откровенно нажиться на войне и беспорядках, предвидя повышение цен на фураж, продовольствие и военный текстиль. Другие, более дальновидные и мудрые, понимали, что капиталы срочно нужно спасать и переводить за границу. Среди последних был и Павел Петрович Молотилов.
Сейчас он ехал к своей старинной подруге Катерине Петровне в монастырь, где она уже приняла постриг с именем Варвара.

- Здравия тебе, матушка моя. Катерина Петровна! Ой, прости, мать Варвара.
- Да, ничего, голубчик мой, и тебе здравия. Рассказывай, как поживаешь, как там все наши?

Молотилов ничего не узнавал в ней. Похудела, из громкой превратилась в тихую, какую-то отстранённую. Былой блеск в глазах преобразился в какое-то тихое сияние. Рассказав подробно обо всех и передав поклоны и гостинцы, которые монахини уже выгружали у монастырских ворот, Молотилов приступил к главному:
- Знаешь ли, матушка, перевожу я все капиталы за границу, во Францию, и сам туда со всеми домашними своими уезжаю. Даже прислугу беру, которая согласится. Совсем тревожно стало. Кругом вспыхивают драки, русский на русского с ружьём восстал. Помещичьи усадьбы, говорят, грабить начинают. Власть ослабла, некому толком вожжи в руки взять. И с каждым днём всё хуже. Пропадает Россия. Что хотел сказать… До монастырей-то тоже скоро доберутся. Завелись какие-то большевики, говорят, что религия – опиум для народа, что попов будут тоже сильно притеснять, ну и всех, которые с ними. Хочу я и тебя увезти, коли благословишь.

- Да нет, батюшко мой. Никуда я отсюда не поеду. Приму со смирением всё, что Господь пошлёт. Поздно мне уже по заграницам-то разъезжать. Не начинала, так незачем и начинать.

- Так позволь, матушка, хоть помочь в устройстве имения твоего. Распорядись как-то, а то растащат ведь.

- Да и этого не надо. Дуняша уже отучилась, к матери поедет. Серафима Матвеевна с Михеичем знатно управляются с имением, сам знаешь. Они никуда от родины не тронутся. А ты езжай, ангел мой, езжай. Тебе надо ехать. Тебе-то надо.

- Ой, не знаю, сколько этому имению быть, даже при самом хорошем управлении...

Короткой получилась эта прощальная встреча, оба понимали, что расстаются навсегда, а вместе с этим расставанием уплывают далеко-далеко и дни их молодости, и вся прошлая жизнь, которая была всё-таки счастливой, несмотря на все невзгоды и испытания.

Дуняша совсем переехала в Дом из лиственницы, а с ней прибыли и вдова почтмейстера с подростками-сыновьями. В городе стало совсем неспокойно, да и голодновато. Серафима Матвеевна и Михеич были сердечно рады прибывшим. Тем более что нужно было готовиться к севу и посадкам. Каждые руки были на вес золота.

Однако в деревне, где располагалась значительная часть имения, начались волнения, и какой-то уполномоченный, из большевиков, член крестьянского комитета отобрал силой половину земли и распределил её между самыми бедными дворами. Причём, землю взял лучшую, удобренную, самую урожайную.

Михеич запряг экипаж, они с Дуняшей и Серафимой Матвеевной собрались в деревню, чтобы узнать подробности конфликта и миром как-то уладить это дело. Как прибыли, им указали на дом на отшибе, у старой кузницы. Там, у вдовы Никифоровой, и остановился этот уполномоченный, который и произвёл самовольный раздел.

Экипаж остановился у покосившегося забора, Михеич спрыгнул с облучка и громко окликнул: «Есть кто дома?»

Через минуту дверь отворилась и перед ними предстал высокий молодой человек, гладко выбритый, аккуратно постриженный, в круглых очках на продолговатом бледном лице. На нём была накинута суконная синяя куртка городского покроя, а кавалерийские штаны, сшитые наполовину из кожи, заправлены в начищенные хромовые сапоги.

Нужно сказать, что молодой человек своим видом несколько ошеломил приезжих, они представляли себе уполномоченного постарше, посолиднее, и точно уж не такого. Откашлявшись, Михеич представился и пояснил, что они управляют имением, которым некогда владела купчиха Куприянова, а в настоящее время оно отписано по договору собственнице и показал рукой на Дуняшу, которая к этому моменту вышла из экипажа и с явным интересом рассматривала уполномоченного, нарушая все девические приличия.

Молодой человек только мельком взглянул на Дуняшу и сразу понял, что второй его взгляд погубит его сердце навсегда. Красота и свежесть этой девушки остро кольнула его прямо в сердце, да так сильно, что на этот-то второй, решающий взгляд он просто не находил сил.

И так, потупившись, он продолжал беседовать с Михеичем. Из разговора следовало, что он исполняет Декрет о земле и соответствующие законы, которые были приняты новой властью. В соответствии с этими правилами можно было по постановлению Крестьянского комитета или волостного совета отнимать из помещичьих наделов участки земли и отдавать их в пользование крестьянам, которые не имели земли в собственности. Он зашёл в избу и через малое время вынес бумаги, из которых следовало, что заседание было проведено и большинством голосов решено отделить от имения купчихи Куприяновой соответствующее количество наделов.

- Голубчик, ты хоть покажи нам, где теперь наше, а где – нет. Ведь сеять надо, сажать надо, - с тяжелым вздохом сказал Михеич, поняв, что он находится на чужой территории и противостоять этой новой, странной власти не имеет ни сил, ни знаний.

- Отчего не показать? Покажу, да хоть сейчас, - ответил уполномоченный, по-прежнему глядя себе под ноги.

По дороге Серафима Матвеевна заглянула по старой памяти к старосте деревни и попросила его нанять работников по дворам на сев и посадки в обмен на семена.

Самые худшие опасения Михеича оправдались. И на самом деле была отнята лучшая часть пахотной земли, но огороды и сад были не тронуты, что оставляло надежду на достаточное будущее обеспечение семьи и прислуги.

На прощание молодой уполномоченный всё же осмелился ещё раз взглянуть на Дуняшу и в ту же минуту понял, что пленён, захвачен красотой этой девушки окончательно, и в её глазах, как ему показалось, увидел явную симпатию.

Посевная прошла дружно. Посул оплатить работу семенами был верен, поэтому работников нашлось много. И уже в середине июня всё было как надобно засеяно и посажено. Более никаких худых вестей из деревни не поступало.
Уже была и середина июля, как к ночи в двери громко постучали:
- Хозяева, открывайте!

На пороге стояли люди в военной форме. Они расступились, и Михеич увидел на расстеленной прямо на земле шинели уполномоченного из деревни. Голова была неаккуратно, наспех забинтована, губы тронуты синевой.

- Вот, приказал в Ваш дом отнесть. Кулаки подстерегли недалече от города. Неситя, говорит, в дом купчихи Куприяновой, там примуть.

- Ох, несчастье. Ну, заносите.

Раненого, который был почти без сознания, расположили на втором этаже в пустующей спальне купчихи. Михеич распорядился сопровождающим, чтобы те шли в дом доктора Шварца, да скорее, да чтобы всё ему обсказали и тот взял потребное и поспешил на помощь.

Продолжение следует


Рецензии
Размеренная купеческая жизнь, перемежаемая драматическими событиями,как впрочем, и всякая другая жизнь, неумолимо привела к началу прошлого столетия, ко временам, ещё более трагическим. Рок настигает многих героев романа, кардинально меняя их судьбы. Можно ли было предположить уход в монастырь громогласной хозяйки Катерины Петровны. Отъезд из России
Молотилова с семейством (удастся ли?) Забрезжило разорение поместья, где сто лет уже стоял Дом из лиственницы... Захватывающе! Спасибо! Галина.

Галина Алинина   12.12.2015 16:05     Заявить о нарушении
Ну, думаю, что скоро прочтёте. Пишу продолжение.
Очень благодарю за внимание!

Татьяна Васса   12.12.2015 18:00   Заявить о нарушении
На это произведение написаны 3 рецензии, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.