Охота в ноябре

Эффект номер два
Контрабанда снов, уже десятая на этой неделе. Том запирает сейф и проглатывает ключ. Так надёжнее. Если они его поймают, им придётся вначале вскрыть ему брюхо. Если они его поймают.
Том осматривает коридор плавно уходящий вниз под углом. Какой-то новый отель. Ровный строй ламп под потолком. Искусная отделка деревом. Интересно, чей это сон. Простого служащего этого отеля, давнего постояльца или проститутки, заказанной в определённый номер? Интересно, где этот отель. На планете Земля или на периферии?
Нет, уже давно не интересно. Туфли утопают в мягком ковре бежевого цвета. Слишком длинный ковёр. Номер восемьсот восемь, на следующей двери табличка с номером двести тридцать шесть. Это же сон, так и должно быть. Иногда такие нестыковки забавляют, иногда приходится изрядно поломать голову. Пока Том идёт, он проводит кончиком пальца о стену. Просто привычка, иногда на подушечках остаются белые следы. Извёстка.
От лифта двести шагов налево. На двухсотом шаге Том подходит к дверям лифта. Нажимает кнопку, становится слышен звук запускаемого механизма.
Только не слышно, откуда лифт приближается - снизу или сверху. Через несколько секунд бесшумно открываются двери, Том смотрит в черноту между кабиной лифта и этажом, заходит внутрь и слегка улыбается чему-то своему.
Указательным пальцем на кнопку с цифрой семьсот восемнадцать. Потом взгляд в зеркало. Придирчиво себя осматривает. Свой серый костюм и такую же серую рубашку с чёрным галстуком. Сколько тебе лет, Том? Двадцать пять или все пятьдесят? Лицо, впрочем, молодое. Угловатый нос и правильные черты подбородка, густые чёрные волосы, зачёсанные назад. Том едет уже минуту.
Он поворачивается спиной к зеркалу, прислушивается к своими ощущениям.
Но так и не может понять направление, вверх или вниз. Двадцать секунд.
Возможно, лифт никуда не едет, всего лишь меняются этажи, платформы.
Опять улыбается.
В следующую секунду двери открываются. Том так и застывает, обращенный спиной к зеркалу. По стеклу расползается кровавая клякса, а на лбу остаётся маленькая дырка.

Том хлопает дверью номера с табличкой восемьсот восемь. Ноги оказываются на бежевом ковре.
Попытка номер два.
Ошибся, с кем не бывает. Промахнулся с этажом.

Снова лифт. Ожидание приезда кабины. И нарастающее чувство. Очень странное. Такое чувство приходилось испытывать только пару раз в жизни. И каждый раз оно возникало во снах. Чувство достигло своего апогея. Том ощутил лёгкий толчок в плечо. Раскрылись двери лифта. Рядом с ним стояла женщина, огненные волосы стрижкой каре, заспанные глаза и очень красивое лицо.
- Мистер, вы наверх? – она выглядела слегка растерянной.
Том нащупал рукоятку пистолета в кармане. Здесь никого не должно быть. Никто не знает, в какой сон он проник, никто не сможет одолеть блокировку. Если только она не сама спящая.
- Это как получится.
Они зашли в кабину лифта.
Она потянулась к кнопке с цифрой семьсот восемнадцать. Он перехватил её руку и легонько отвёл от этой кнопки.
Её лицо выражало непонимание.
- Не стоит, иначе вам приснится кошмар, – Том нажал следующую кнопку.
И что делать, брать её с собой?
Лифт медленно двинулся вниз. Том почувствовал это, значит направление выбрано верно.
Он достал пистолет и начал прикручивать глушитель. Увидел в глазах девушки тень испуга.
- Я не по вашу душу, не бойтесь.
- Просто ничего не понимаю, – она улыбнулась в растерянности.
Двери лифта открылись. Том улыбнулся уголками губ ей в ответ.
И выстрелил в затылок консьержа. Девушка вскрикнула и закрыла рот рукой.
Том взял её за руку и они вышли в холл гостиницы.
- У вас красивая улыбка, – Том направил дуло в голову администратора, стоявшего за столом. Его лицо ничего не выражало, он только смотрел на них, в частности на Тома. Беззвучный выстрел, и администратор повалился на пол. Под консьержем растекалась лужа крови.
- Что вы делаете?! – девушка попыталась освободить руку. Том сжал её сильнее.
- Удаляю ваши воспоминания, – он оглядывал помещение.
Ещё два хлопка, два посетителя застыли в креслах. Хлопки прямо по сердцу.
Девушка опять зажала рот рукой. На её лице появились слёзы.
Выстрел сквозь стеклянную дверь в швейцара. Выстрел в какого-то мужчину с газетой в руках.
Все до своей смерти пристально смотрели на Тома. Они его запоминали.
Том оставил руку девушки. Прошёл вперёд, почти к самому выходу. За стеклянными дверьми струилась чернота, непроницаемый чёрный бархат, который заглушает даже свет.
Он открутил глушитель, достал платок и протёр лоб. Осмотрел холл и не нашёл живых, кроме девушки.
Кажется, всё.
Задержал на ней взгляд.
Она такая красивая. Стояла, со слезами на глазах, растерянно глядя по сторонам.
- Приятных сновидений.
Том открыл дверь и вышел в черноту.

Часть вторая
Открыл глаза и долго не мог понять, раннее утро сейчас или вечер. Рассматривал световые узоры лунного цвета на потолке. Такие узоры даёт реклама, висящая на улице: какую-то часть забирают себе окна, какая-то оседает в квартире.
Пришёл к выводу, что вечер.
Потянулся, присел на кровать. Накинул рубашку. Дотянулся рукой до чайника и включил.
Без звука работал телевизор на полке. Какой-то дешёвый фильм. Гудел кулер компьютера. Том проглотил первое австралийское “колесо”.
Сел в кресло и налил себе кофе. Поставил копирование данных на съёмный носитель. Проверил пару новостных порталов. Заметил, как замедлился пульс.
А потом в его однокомнатной квартире одновременно зазвонили все телефоны.
Два домашних телефона и четыре мобильных. Комната наполнилась перебивающими друг друга звонками. Пение птиц было еле различимо среди других мелодий.
Но Том поднял именно этот старый, затертый телефон. Нажал кнопку "ответить", и всё разом стихло. Поднёс мобильник к уху.
- Не знаю, где ты мог так накосячить, Том. Но на тебя вышли.
Удар сердца.
- Единственное, что я мог сделать, так это то, что ты умер в авиакатастрофе год назад под Оклахомой, – голос был с помехами, но его нельзя было не узнать.
Ещё один удар.
- Это их задержит, но ненадолго. Две тысячи долларов в правом верхнем углу на первом этаже, у входа в подвал, – голос разбился на тысячи помех. - Охота началась, Том. У тебя шестьдесят минут.
Раздался звук окончания вызова. Том ещё несколько секунд держал мобильник в руках, а потом выронил на пол.
Он конечно знал, что это когда-нибудь произойдёт. Но не подозревал, что сегодня и так стремительно. Такое со всеми случается. Как ошибся этажом, только вот ошибка здесь стоит многого.
Том накинул пиджак и, прихватив все мобильники, прошёл на кухню.
Начал вытаскивать сим карты, карты памяти.
Поставил пустую кружку из-под кофе в раковину. Прошёл назад в комнату, положил съёмный накопитель в карман пиджака. Вытащил жёсткий диск из процессора.
Особо не церемонился, вырвал с проводами.
Налил ещё кофе и вернулся на кухню. Задвинул шторы.
Начал рыться по ящикам. Загремела посуда.
Он достал пистолет с глушителем, моток лески, изоленту и гранату.
Из другого ящика достал пачку долларовых купюр. Сделал пару глотков обжигающего напитка, положил все сим карты и жёсткий диск в микроволновку.
Поставил на полную мощность, включил таймер на два часа и запустил.
Положил пистолет в карман брюк.
Взял моток лески, изоленту и гранату.
Прошёл в комнату, надел свои туфли и поглядел в зеркало. Слегка улыбнулся.
Закрепил изолентой фотонную наступательную гранату рядом с входной дверью.
На уровне головы.
Подвязал леску к чеке, а другой её конец завязал несколькими крепкими узлами к крючку.
"Двоих-троих точно унесёт на тот свет", - подумал Том. И проскользнул, стараясь не тревожить леску, через узкую щель двери в подъезд.

Сон по телефону
- Приятных сновидений, - его фигура за дверьми взорвалась снопом тысячи ослепительных искр.
Она ещё долго стояла посреди не совсем пустой гостиницы. Не совсем, потому что Том не заметил старого мужчину. Возможно, прадеда этой красивой молодой девушки. Потому что администратор оказался её братом, консьерж - отцом. Остальные были её дальними родственниками, лица которых отпечатались в её подсознании. Старый мужчина внимательно наблюдал за каждым движением Тома, как фотокамера.
А наутро девушку ждала буря эмоций. В первую очередь, воспоминание из сна и лицо Тома.
И несколько человек с угрюмыми лицами перед её кроватью.
В её квартире, с оружием в руках и в старомодных пепельно-серых костюмах.
Они молча ждали, пока она проснётся.
- Не бойтесь мисс, мы только хотим кое-что узнать, – заговорил один из мужчин. Медленно, с расстановкой.
- Вчера один человек украл наши вещи. Вы его видели. Вы нам поможете, - сказал второй человек, гораздо моложе предыдущего, и подмигнул девушке.
У неё закружилась голова.
- Возможно, вы сошли с ума. Возможно, вы не забудете. Ответьте пожалуйста на звонок, – первый человек наклонился к ней и протянул трубку телефона, который стоял у изголовья кровати.
Она услышала длинный гудок. И закрылись глаза.

Улица встретила проливным дождём. Том пожалел, что не взял дождевик из дома, но возвращаться не стал. Быстрым шагом пересёк дорогу и сел в первую же машину. Снимая шляпу на переднем сидении, он повернул голову к водителю и увидел там робота. Намертво спаянного с автомобилем.
- Куда едем, сэр? В аэропорт? Тысяча иен,  – металлический голос разорвал отголоски бьющихся капель по лобовому стеклу.
С заднего сидения стал слышен громкий хохот.
- Эти ****ые китайцы уже не знают, как срубить на нас деньги!
Том оглянулся на пьяного мужчину. Несколько секунд всматривался в лицо.
Потом проглотил второе австралийское “колесо”.
- Это дексаметазон, парень? - хриплый голос еле выговаривал слова.
- Увы, – Том был не намерен разговаривать. Он уже открыл дверь.
- А я вот, похоже, сильно подвис, парень, – голос приобрёл грустные черты.
- Закройте дверь, сэр. Закройте дверь, сэр, – заговорил робот.
- Понапихали свою кривую электронику всюду, чёрт бы их побрал! – услышал Том на выходе из машины.
Отовсюду улицу заливало рекламным светом. Множество прохожих неслись по своим делам. И большинство из них были пропащие люди.
Впрочем, как и Том. Он сел в следующую машину.
Поймал на себе вопросительный взгляд шофёра и сам задался вопросом.
А куда же теперь ехать?
- Prospect Okutawa, – Том сунул водителю несколько двадцатидолларовых купюр.
Прислонился к окну щекой. И его взгляд утонул где-то в переплетениях этого хаоса.
Проспект Окутава. Искусственный остров протянулся от Шанхая до Нагасаки.
Несколько десятиполосных шоссе, скоростные поезда, огромные порты - всё это ежеминутно пропускало через себя сотни людей. А потом, в барах, этих людей перемалывало. Торговля людьми. Торговля оружием и наркотиками. Торговля нейроимплантантами.
Остановка сердца самый ходовой товар в этом месяце.
Том различал едва уловимые силуэты людей на улицах. Силуэты бедняков, которые ночевали у парадных и подъездов. Прикрытые коробками под проливным дождём. Жалкое наследие транснациональных корпораций.

Часть четвёртая
Том не заметил, как уснул.
Он стоял в подъезде своего дома, где когда-то жил в детстве с мамой. Стоял и слушал мерцание бледно-жёлтого света от ламп. На его плечо опустилась рука.
- Пока ты спишь, мы медленно подбираемся к тебе, – старый голос его отца нарушил тишину.
Тома сразила яркая вспышка боли. Он сел на колени и обхватил голову руками.
Тяжесть на плече не давала подняться на ноги. Будто на него давило несколько тонн.
- Чтобы сделать больно по-настоящему, – теперь голос матери, искажённый яростью.
Том открыл глаза и посмотрел на двух людей в пепельно-серых костюмах.
Один из них, помоложе, улыбался.
"Я хочу проснуться, проснуться!", - думал Том. Его поглощало множество чувств. Отчаянье, страх, безысходность.
Не заметил, как очутился в своей кровати. Весь в холодном поту и с мелкой дрожью в теле.
"Странный кошмар", - подумал Том и встал с кровати. Постоял, посмотрел на ночное небо сквозь окно и пошёл по коридору на кухню. В горле всё пересохло.
А потом получил удар ножом в живот.
- Сон внутри сна, Том? – силуэт появился из темноты так внезапно, что Том не успел остановится. Нож вошёл в живот по рукоятку.
У него помутнело в глазах, он должен был проснуться.
- После нас ещё долго будет мучить бессонница, – прошептали в ухо. Том ощутил чьё-то дыхание.
Первый человек начал прокручивать нож. Том закричал от боли.
И опять проснулся. Мокрая простыня прилипла к телу. Том дрожал от холода.
Он не успел выйти из своей комнаты, как снова увидел тёмные силуэты, бродящие по его квартире.
- Твоя мамаша, Том, она ведь умерла во сне? – один из силуэтов направился в его сторону.
- Мы с ней неплохо тогда поразвлеклись, – шепот заползал в голову. Вызывал головокружение и рвоту. Темнота размывала очертания вещей в квартире. Накрывала с головой, как прибой.
Том снова ощутил себя в своей кровати. Долго лежал и вслушивался в ночные звуки. Но ничего не услышал, кроме тиканья часов и пьяного разговора прохожих под его окнами.
Он уже сидел на кухне и пил холодную воду.
К его горлу приставили нож.
- Как далеко мы тебя загоним, Том? – и снова другой голос, телезвезды местного розлива.
- Будешь убегать всё время? Не хочешь поговорить? – второй человек в пепельно-сером костюме сел за стол напротив Тома.
- Хочу ещё немного пожить, – Том облизнул пересохшие губы.
Из-за спины раздался смех.
- Нет, вы слышали? Он хочет ещё немного пожить!
В следующую секунду ему перерезали горло.
Том проснулся по-настоящему и ещё долго смотрел на стекающие капли по лобовому стеклу.

Остановились у восьмого причала. Напротив маленького продуктового магазина. Том попросил таксиста его подождать, а сам вышел на тротуар и нырнул в переулок. Прошёл несколько улочек до бара “Сиднейский Старик” и вошёл внутрь.
Там было шумно, накурено и в воздухе стоял алкогольный перегар. Кольца дыма поднимались к потолку и разбивались об него. На стенах висели картины атомных ледоколов. Люди сидели за столиками. Кто-то спорил, кто-то пил в одиночестве. Кто-то весёлой компанией обсуждал очередную вульгарную глупость. Множество незнакомых лиц.
Том подошёл к пустой барной стойке, заказал стакан бурбона. А потом посмотрел в глаза бармену.
- Элвис, мне нужна блокировка, – Том чувствовал, что действие наркотика начинает набирать обороты. Начался прилив.
Он заметил, что свет в баре стал слегка фиолетовым.
- На прошлой неделе пришла индонезийская разработка. Выжигает нервную систему за два года, – пожилой бармен уставился на него единственным зрячим глазом. – Плохо выглядишь, Том.
Том допил бурбон.
- Я перегорел, Элвис, – закурил сигарету. – Ещё мне нужно снотворное, самое сильное.
Теперь как-то изменилась фокусировка зрения. Том увидел несколько причудливых световых пятен на месте лампы. Фиолетовые блики от металлического протеза руки Элвиса.
- Семьсот за всё, – бармен начал рыться под стойкой.
Том отсчитал деньги и положил упаковки с препаратами к себе в карманы. Затянулся сигаретой.
- Прощай, Элвис, – Том оглядел помещение бара в надежде найти то, за что можно было бы уцепиться. Как за спасательный круг на тонущем корабле. Ничего не нашёл, только причудливые узоры сигаретного дыма. – Прощай, "Сиднейский Старик".
Всё остаётся в прошлом. С космической скоростью превращается в пепел.
Том вышел из бара. Дождь всё не унимался. Огляделся по сторонам, проводил взглядом человека в капюшоне. Посмотрел на пьяницу, который блевал у входа.
И пошёл по лужам назад к такси.
Открыл дверь машины и застыл на месте. У него затряслись руки.
Внутри на лобовом стекле кровью было написано “<i>Куда ты пропал, Том? Засыпаай..</i>”
Водитель с перерезанным горлом сидел за рулём...
Так плавно начался ноябрь. Том не рассматривал световые пятна от фонарей.
Он долго-долго бежал по улицам Окутавы. Подальше от того такси. Подальше от своих снов.
Потом блуждал по узким переулкам, натыкался плечом на прохожих. Ударялся об стены.
Прикладывал руку к сердцу, зачем-то считал его медленные удары.

Семь криков у тебя в голове
Том добежал до одиннадцатого порта. Остановился перед развилкой с одышкой. Сигареты давали о себе знать.
Были видны огромные краны, грузящие грязно жёлтые контейнеры. Всё было освещено, как днём. Только небо оставалось по-прежнему черным. На нём не было ни одной звёзды - даже луна, и та осталась где-то за облаками.
Том стоял на тротуаре и курил. Думал, куда податься дальше.
Если взглянуть сейчас на него с высоты птичьего полёта, его бы нельзя было различить среди маленьких движущихся точек. Муравьёв в огромном муравейнике. Окутава была именно такая. Цифровые изображения голых девушек в пошлом розовом цвете на грязных стёклах. Огромное количество алкоголя. И мёртвые лица, постоянно мелькающие на улице, в окнах, дверных проёмах. В тех же барах за столиками. Если ты здесь родился, вырос и дожил до тридцати, то ты счастливчик. Когда Том ловил их сны, он часто замечал, что они кричали.
Не все, конечно, и не голосовыми связками.
Кричали душой и своими нейронами. Том брал их с собой на прогулку по муравейнику во сне. Запоминал лица тех, у кого они покупали наркотики, тех кого они убивали. Запоминал самые сокровенные тайны в их голове. Пароли от банковских карточек, коды зажигания к машинам. А потом сливал информацию. Всё это стоило денег.
Просыпался с мешками под глазами.
- Самое страшное, это наткнуться на мёртвый сон, – Кельвин развёл руками. - Представь себе человека, который умер во сне. Его там заперли, – Кельвин выпил стопку водки. – А когда ты входишь в такой сон, он может залезть тебе в голову. Он даже сам может не понять, что натворил. Просто от безнадёги, и всё...
Воспоминание резко пропало от звонка велосипеда, проехавшего мимо.
Разбрызгивая воду из лужи, человек растворился в темноте.
В свой первый выход Том стал мёртвым. Остановка сердца на две минуты.
Он вошёл в сон своей матери. Бродил по заледеневшему городу, выдыхал пар и дрожал от холода. Но так и не замёрз насмерть.
Сколько он так бродил? Несколько лет?
Кровь закипала в жилах, и тело давало о себе знать сильной болью.
Том замерзал несколько лет в этом чёртовом, холодном городе.
Когда очнулся, долго не мог поверить, что от силы прошло минут десять. А от остановки сердца и того меньше - целых две минуты.
Как два года. Капля дождя упала на его руку и разбилась. Как те два года разбились, покрытые ледяной коркой. Интересно, где сейчас Кельвин?
Он пропал два года назад в Чикаго.
- По своей работе, во снах, ты часто будешь пересекаться с жителями периферии, – Кельвин снова наливает себе водку. – Никогда с ними не разговаривай, это может плохо кончиться.
Том медленно пошёл по улочке в сторону баров. Начал прокручивать диалог того дня. Это было пять лет назад. Они познакомились с Кельвином в ресторане по воле случая. Том наступил ему на ногу.
В конце концов, Кельвин предложил подзаработать.
- Каким бы хорошим ловцом снов ты не был, тебя найдут. Это когда-нибудь случится, Том. Перегоришь и больше не будешь спать, – Кельвин улыбнулся и передал ему конверт. – Не будем о грустном, завтра в этом же месте в десять ноль-ноль.
Воспоминание кончилось, и Том понял, что очень хочет увидеться с Кельвином.
Это был, наверное, последний человек, которому он доверял.
Сначала доносилась негромкая музыка. Какое-то очередное техно для любителей обдолбаться и ни о чём не думать.
Том приближался к голубоватой неоновой вывеске на здании. На ней было написано “Бар Вектор Осень”.

Электрические помехи
Музыка вызывала экстатические видения. Мысль о том, что Том подсел на долофин, как-то обошла его. Он наблюдал помехи, которые вырывались из динамиков.
"Европейский мотив", - подумал он. Теперь вот и Азия погрязла в этом.
Погрязла в чувствах, которые вызывает эта музыка. Зависимость от искорёженного женского голоса и от запаха табачного дыма. Том сидел за столиком в самом углу и рассматривал японские иероглифы на пачке красного "Marlboro". Стряхивал пепел, наливал себе в стакан "Ямазаки".
В животе отразилась боль. В голове - лёгкое головокружение. Том только сейчас вспомнил, что ничего не ел с самого утра.
Нажал на маленькую черную кнопку, установленную в столе. Тут же появилось голографическое меню, Том пролистал несколько страниц и заказал себе пару якитори.
Порой кажется, что это просто сон. Только не обычного человека, а как будто искусственный интеллект заснул. Огромная матрица похоронила под собой миллиарды человеческих жизней.
Тому принесли заказ.
Тарелку с жаренной курицей, нанизанной на две палки. Миску с острым соусом.
Он принялся за еду, изредка поглядывал на двух подростков, мило беседующих за соседним столиком. Отмечал взглядом, как девушка прижимается к своему другу, как тот что-то засовывает ей в карман. Она кладёт деньги на стол, слишком много за два кофе. Целует его в щёку и уходит. Парень оставляет одну купюру, всё остальное забирает в карман. Выжидает десять минут и тоже уходит.
Жизнь как движение. Как машина, с трупом посреди пустыни. От машины тянется струйка ярко-красной крови. Кровь, как самое яркое, что случалось с человеком. И она утекает. А потом высохнет посреди пустынных ветров.
Том почувствовал пик воздействия наркотика. Углы помещения задрожали.
И гробовой шум, когда от тишины закладывает уши. “Минут двадцать, и это пройдёт. Всё проходит!", - подумал Том, вставая из-за стола. Остановился посреди помещения. Вспомнил о блокировке, поставил бутылку обратно на стол.
Вытащил препараты из кармана. Вскрыл жёлтую упаковку и запил сразу две капсулы.
И снова услышал разодранный женский электронный голос. Громкие басы заставляли дрожать пол. Глитчи напоминали звуки, которые иногда доводилось слышать во снах душевнобольных.
Может, поэтому Тому нравится такая музыка?
За передними столиками сидели несколько японцев. Обсуждали какие-то схемы, цепляя пальцами голограмму бледного цвета. На белой куртке одного из японцев была надпись “Mitsubishi Motors”.
Они пили самбуку, и голограмма вечно дрожала.
Через два стола сидел один иностранец. Ещё несколько минут, и он уснул, уронив голову на руки. Рядом стояло множество бутылок от пива.
Отличная жертва.
Том медленно двинулся к выходу. Одна рука в кармане, на рукоятке пистолета.
Уже на выходе его окликнул один из японцев в той белой куртке.
Он был озадачен и весь красный от алкоголя.
- Мистер, вас к телефону, – он протянул трубку Тому.
Раскладной "Panasonic", клавиатура и дисплей, на дисплее заставка вызова.
- Слушай сюда внимательно, Том. Сейчас выключится свет, у тебя две минуты, чтобы убить того спящего немца. Надо оборвать коннект, иначе они станут на тридцать километров ближе.
Голос был металлический. Будто человеку в горло налили свинца. Стандартная программа по шифровке.
Раздался звук окончания вызова.
Номер не существует. Том пялился в надпись на матовом стекле. Рядом стоял японец и протягивал руку к телефону. Время замедлилось. Может, совсем остановилось. Настоящий пик долофина пришёлся на эти секунды.
Том медленно повернулся в сторону иностранца. Взгляд утонул в его ветровке цвета хакки.
А потом смолкла музыка.Темнота разом заполнила все помещения. Особенная чернота, как чернила, вылитые в стакан с водой.
Стали слышны недовольные крики со второго этажа.
- Что за чёрт? – заговорил японец, сидевший за столом.
Том достал пистолет и двинулся назад, к столикам за спиной.
Его начал окружать шёпот. Он заползал в голову, как механические пауки проникают в отдалённые уголки домов. И чувство сильной пустоты внутри.
Том подсвечивал себе телефоном японца. Натыкаясь ногами на стулья, подошёл к иностранцу. Приставил пистолет к его голове и нажал на курок.
Два выстрела громко хлопнули. Они были самим громким звуком в последние несколько минут. Наверное бы, заглушили грохот очереди в супермаркете.
Через несколько мгновений включился свет. Заорала музыка. Пик прошёл, долофиновая волна поднималась к затылку. В нем гулко ударялся электронный голос.
На стене была кровь, по полу растекалась красная лужа. Не в первый раз Том убивал человека. В голове расползались туманные образы, будто к мозгам прикоснулась сама смерть.
Том положил на стол к японцам их телефон, встретился с одним из них взглядом.
Сверху раздавались шумные крики.
“Коннект прерван, мистер”, - подумал про себя Том, оглянулся на ошарашенного японца, так и стоящего посреди бара, на труп немца с кляксой крови на стене. И, прикуривая сигарету, вышел в полуночную Окутаву.

Осенние нейротоксины
Дождь почти закончился. Том стремительно удалялся от Бара “Вектор Осень”.
Второе ноября и этот бар словно нейротоксины. И снова это прикосновение смерти в голове. Или это блокировка начала включаться в работу мозга.
Он не знал. Хотел знать, но не сейчас.
Сейчас надо брать билеты на самолёт или атомный ледокол. Надо бежать из этого муравейника прямо в эти минуты.
Том посмотрел на указатели. До порта пятьдесят метров. Он свернул на улицу направо. Пересёк по подземному переходу проспект. Заметил, как дрожал потолок и осыпалась штукатурка, когда очередной грузовик проезжал по улице.
Стук туфель об кафельный пол вырывался эхом вперёд. Том никогда не любил это дневное освещение в туннелях, слишком резало глаза. Особенно в таком месте, где даже днём солнце редко увидишь.
“Безвкусица”, - думал он - "Живу здесь год, а уже всё осточертело и сидит внутри по самое горло. Кучи мусора, бомжи которые спят в этих кучах, проститутки с букетами венерических болезней. Ржавеющие роботы, которые даже говорить правильно не могут. Даже воздух обжигает легкие. Химзаводы и, бог знает, что ещё постарались на славу. Скоро здесь совсем станет нечем дышать..."
Мусор как аналогия смерти. Использовал – выбросил. С человеком ведь тоже так происходит. А ещё происходит так, что мусор перерабатывают.
Тогда человеку ставят самые дешёвые протезы вместо гниющих конечностей и отправляют снова в рабство.
Вот как оно бывает.
Том иногда становился свидетелем сцен из окна. Когда по улице проносился обезумевший человек в крови и лохмотьях вместо одежды, а через несколько секунд из-за угла выныривали бравые парни из якудзы с парализаторами в руках.
Потом долго смотрел на утренний залив, курил и пытался понять, спит ли он сейчас, или же так далеко реальность.

- Предлагаешь сделать телешоу на этом парне? – Уолтер постукивал серебряной ручкой фирмы “Monteverde” по столу из испанского дуба. Смотрел на своего оппонента.
Он выглядел молодо благодаря пластической хирургии, но искусственную кожу быстро учишься отличать от настоящей. Виски выбриты, и чуть выше правого уха были видны универсальные порты для софта. Уолтер видел их, когда оппонент поворачивался и смотрел в окно.
Потом этот человек снова взглянул на Уолтера.
- Уолтер, он ловец снов, наркоман и, вдобавок, его хотят убить. Ты представляешь, КАК у него крыша едет? Какое нахрен телешоу?! – Джесси сделал глоток своего марокканского кофе. С кардамоном и корицей.
Потом снова посмотрел в окно, чуть наклонил голову.
Уолтер в этот момент подумал, что телешоу из этого получилось бы отличное.
А ещё то, что их за окном не видно. Там сейчас бегут рекламные строчки, ну, или новостные. Сколько, интересно, рекламщики платят этому ресторану за час? Долларов пять?
Снова заговорил Джесси. Он был оценщиком интеллектуальной собственности. Если по простому, то он лентяй с симптомами алкоголизма. В общем, как и многие.
- Главное, что, как наживку, его проглотили. Вот когда поймаем “этих”, в институте и фонде будет телешоу. А потом и на весь мир прогремим, – сделал глоток. – Только представь себе, наши имена и надпись <i>"эти люди поймали жителей периферии!"</i> - Джесси улыбнулся.
- Мечтай, мечтай. Наши имена даже в их конторах не числятся, – Уолтер тоже улыбнулся и допил свой кофе.
Пододвинул к себе папку с бумагами, бегло провёл взгляд по условиям договора. Посмотрел в глаза Джесси. Потом на его вельветовое поло из чистого полиэстера.
- Одна тонна пакистанского гашиша, говоришь? - Уолтер поднёс ручку к месту подписи.
- Одна тонна, - Джесси замкнул пальцы в замок.
Уолтер расписался и отодвинул папку назад. Положил ручку в нагрудный карман. Надел свои фотохромные очки с сероватыми стёклами из поликарбонатов и пошёл в сторону выхода. День обещал быть жарким - Уолтер уже успел вспотеть.
В Майами ведь даже в ноябре бывает жарко.

Ты совершенно пустая
Погромче, чем грохот пассажирского боинга девять восемь девять фирмы “Toyota”.
Атомный ледокол выдал второй оглушающий гудок и тронулся.
Том стоял на третьей палубе, на высоте примерно девяти этажей. Наблюдал за непроницаемо черным морем и изредка поглядывал на огни муравейника.
Муравейник медленно отдалялся. Некий духовный груз упал в никуда.
Том купил билет на ближайшее судно. Окутава - Магадан. Захотел убежать в стальном гробу. Что же, отчаянная попытка. Он отшвырнул окурок в Восточно-Китайское море. Такое же черное, как и жизнь в этом месте. Яркий огонёк сигареты потух, и он облокотился спиной на бортик. Начал читать надписи несмываемой синей краски на стенах.
<i>“Корпус ледокола выполнен из специальных легированных сталей, для защиты корпуса от коррозии наружная поверхность подводной части покрыта специальной краской "Инерта-160"</i>.
Русская сталь. Русская краска и русский ледокол. Холодная страна с холодными людьми. Так Том представлял себе Россию. Сто сорок пять кают для экипажа и двести для купивших билет.
Но не так Том представлял себя. Он не думал, что через пять лет начнёт загибаться от тоски.
У него никогда не было друзей. Был только Кельвин, да и тот пропал.
Были только Австрийские барыги, которые говорили ему <i>“йо, брат, выкладывай, что принёс”</i>. Австрийские барыги были тёмного цвета кожи и отпускали бороду.
Были компаньоны, с которыми Том иногда работал, последнего из них – Андрея, убили в Тайланде. Он был русским. Какое совпадение...
Никогда не было дамы сердца. Были только мимолётные встречи на пару дней. Были только девушки по вызову. Слишком хорошо одетые, слишком хорошо ненавидящие свою работу и жизнь. У одной из них он не нашёл на утро пульса. Наверное, она была рада передозировке.
Наверное.
Том посмотрел на часы и опустил голову. Второй час ночи, о нормальном сне можно забыть. Нужно глотать снотворное и пить. Как это делать всю оставшуюся жизнь, он не представлял.
Хотя, пять лет назад он тоже не представлял себе, что делать. Но появился Кельвин. Он добавил много новых сомнений по поводу реальности существующего.
“Интересно, а я появлялся так у кого-нибудь в жизни?” - подумал Том. - "Наверное, нет".
И отшвырнул механического паука щелчком в море.
Сфера сантиметров трёх в диаметре и с восемью длинными лапами пропала из виду уже после метра полёта. Игрушка для детей, мёртвая ветвь техники.

Погромче, чем грохот пассажирского боинга девять восемь девять фирмы “Toyota”.
Уолтер смотрел на черную железную птицу. Она орёт так, что хоть покупай софт, что бы на время стать глухим. Или услышать только то, что захочешь.
Птица замолкла, улетела в сторону Европы. Уолтер ещё немного посмотрел на солнце и опустил голову.
- Этот болван оборвал видеоконтакт! – Элисон сняла наушники и бросила их на стол. На огромном мониторе “Sony” с диагональю экрана сто сорок семь дюймов было видно лицо Тома на стоп кадре. Ещё несколько мониторов с креслами стояли позади, поближе к стенам. Несколько хрустальных ламп. Десяток деревянных лакированных столов с россыпью золота. И абсолютно прозрачный потолок. Они снимали им сотый этаж небоскрёба “Pataii”, только чтобы они следили за этим парнем.
- Звукоизоляцию бы включить. Ангелы оглушительно летают над головой, – Уолтер стоял перед монитором и рассматривал Тома. Посмотрел на его тёмные мешки под глазами, потом на его черную фетровую шляпу.
“Настоящий ловец снов”, - подумал Уолтер.   
- Взламывать чужую психику, заказывать себе сны. Ну не знаю… - Элисон встала рядом.
Звуки от порывов ветра разом оборвались. Наверное, включила звукоизоляцию.
Стало слышно своё и её дыхание. 
Уолтер провёл ладонью по экрану влево, запустил видео в обратную сторону. Рассматривал силуэт Тома, наблюдал за его молчаливыми умозаключениями.
Этот парень казался ему смутно знакомым.
- Пойдём, перекусим? – Уолтер оторвался от монитора и направился к лифту.
Посмотрел на свои тёмные кеды “Nike”, которые врезались в бетонный пол.
Бетонный пол, как пережиток прошлого, непозволительная роскошь.
- В забегаловку на семьдесят восьмом? – Элисон поспешила за ним.
- На семьдесят восьмом, – Уолтер вызвал лифт.
- Знаешь, он будет два дня плыть до Магадана. Можно куда-нибудь слетать, отдохнуть, – сказала Элисон.
Они уже стояли в кабине лифта.
- Я тебя не люблю, – Уолтер нажал на кнопку.
Лифт плавно тронулся в низ.

Телешоу плавно вниз
Двери лифта открылись, Уолтер увидел два стеклянных коридора, соединяющие небоскрёбы, стоявшие рядом.
Поэтому этот кафетерий назвали “Забегаловкой” - с соседних зданий сюда забегали пообедать и выпить кофе. Вся еда дорогая, одинаковая и безвкусная. Впрочем, почти как и везде.
Увидел огромные окна вместо стен на всём этаже. Четыре колонны, вокруг которых расположились столовые.
Потом Уолтер услышал музыку. Инструментальный мотив давным давно забытой классики, переделанной на современный лад. Удары басов по воздуху, звуки синтезатора.
И хриплый голос исполнителя:
<i>“Ты совершенно пустая,
Рецепты из Шанхая,
Доктора принимают опиум – выписывают яд,
Оставайся рядом, посмотрим яркий закат...”</i>
Уолтер шагнул через молодого парня в длинной парке бежевого цвета, стоявшего у стойки с микрофоном. Он рассыпался на миллионы осколков, через долю секунды собрался снова воедино.
- Турне голограммы “sonvosne” по всему побережью, – Элисон снова появилась рядом.
- Гавно абстрактное, – Уолтер уже заказывал себе стейк с апельсиновым соком.
Опять удары Хай-хэтов и голос:
“<i>Вселенной необходимо падать,
Чтобы достигать потолка...”</i>
“А вот это он уже точно подметил”, - подумал Уолтер. – “Сколько раз моя вселенная падала до потолка?”
Они сели за столик прямо у окна, рядом с первым стеклянным коридором. На пластиковой табличке, подвешенной к потолку было написано “Транснациональная корпорация Xiaommi”.
Коридор вёл в здание биотехнологов. Которые выпускают софт с разными языками мира. С университетскими курсами по алгебре и электродинамике. С курсами по выживанию на луне.
Курсы по вождению. Курсы по строительству. Курсы по охоте на кенгуру. Всё это можно загрузить в голову за десять секунд. Просто воткни себе в голову чип. А если места не хватит, то пройди по другому стеклянному коридору в здание атомной инженерии. Там тебе расширят память терабайтов так на сто сорок.
Уолтер питал необоснованную ненависть ко всем этим людям. Ко всей сотне человек, сидящей сейчас в забегаловке. Почти все они заражены расточительством и потребительством, они не живут. Как можно жить реальной жизнью, если своё умирающее тело можно заменить на новое? Они существуют от выхода новой модели смартфона до выхода новых вещей от известного бренда. Существовал и Уолтер, был заложником новых технологий. Он немного по иному представлял себе это время.
Но ведь никто не обязан оправдывать его ожидания?
“Эпилепсию эти ****и так и не научились лечить, зато нестираемые шины для машин тут как тут”, – думал он. – “Сколько этот парень отдал сигарет за свой голос?”
Недавно Уолтер отдал три тысячи долларов за комплект универсальных шин на своё новое “BMW”.
Парень в бежевой парке надрывался у микрофона, изредка по его телу проходила рябь. Проектор барахлит наверное.
<i>“Возьми пистолет на полке,
Осень заполняет сознание с толком...”</i>
Апельсиновый сок был слишком сладким, стейк получился неплохим.
Элисон сидела напротив и ела мидии с салатом. Стучала вилкой по тарелке, пытаясь насадить моллюска.
“Элисон, я ведь тебя тоже ненавижу”, – Уолтер думал и смотрел на её блузку фиолетового цвета. На её черные волосы, сожжённые химией. На её небольшую грудь.
- Если мы с тобой переспали несколько раз, это ещё ничего не значит, – Уолтер достал пачку сигарет “Kent”.
- Слетай куда ни будь один, ты становишься нервным, – её голос был мягким и ненастоящим. Её блузка, скорее всего, развалится через три дня. А волосы выпадут через тридцать.
- Если я в тебя влюблюсь, я тебе обязательно сообщу, – Уолтер допил сок и положил сигареты обратно в карман джинсов.

Том уснул в три часа ночи. Запил снотворное русской водкой и упал опустошённый на кровать в своей каюте.  Этой ночью ему ничего не снилось.
Никто не преследовал его. Никто не убивал.
Том предусмотрительно положил пистолет с глушителем под кровать.
Пока он спал, его рука несколько раз пыталась дотянуться до него.

Десять
- Несмотря на ежедневное совершенствование цифровых технологий, можно ли назвать регрессом то, что сейчас происходит с обществом? – Том был пьян с самого утра.
Ему понравилась русская водка. Холодная, почти безвкусная, проникала в желудок и заставляла разум медленно тлеть. Ему понравился старый мужчина, который легко согласился стать собеседником. Он был рад, что уплывает из Окутавы.
Мужчина был облачен в олимпийку, которая произвольно меняла свой камуфляж.
Под долофином это было лучше, чем любое произведение искусства.
- То, что, по-твоему, сейчас с ним происходит, происходило всегда. Общество гниёт уже почти двадцать три века. Образно говоря, “золотую” – гниющую сердцевину всегда окружала оболочка учёных и способных умов. Хорошие люди работали на плохих. Конечно, попадались и исключения. Но, на то они и исключения, чтобы правила подтверждать, – Эрл пил парагвайский чай “зурит” с кокаином, – А сейчас хороших и плохих нету, Том. Мы все, хоть капельку, да замешаны в этом дерьме.
Том посмотрел на капли водки, разбросанные по пластиковому столу. Потом выпил стопку и закурил. Удары сердца были всё так же медлительны. Снова налил.
Попытался вдохнуть полной грудью, помешал дым в лёгких, получилось со второго раза. Посмотрел на густой туман, обволакивающий окна в правой стене.
Эрл и Том сидели в пластиковой столовой русского атомного ледокола “Судьбоносец”.
И куда-же неслись их судьбы? Возможно, в никуда.
Возможно, судьбы давно уже нашли свою пристань. Только человек никак не может с этим смириться. Лезет туда, куда ему не надо. Делает то, что ему не следовало бы делать.
А потом получает по лицу и долго пялится на своё отражение с разбитым носом в зеркале. Искренне не понимая за что он получил.
Лазать по чужим снам было, наверное, тем, что не надо было делать.
Но Тому нравилось прикасаться к сокровенным осколкам ионосферы. Бродить среди невиданных миров. Ощущения были сродни оргазму.
Капля крови упала в стопку с прозрачным алкоголем. Слегка его окрасила. Том рассматривая приподнял её. Подумал, что немногочисленные нервные клетки начали плавиться, и залпом выпил.
- Ты вот, в каком дерьме замешан, Том, что упарываешь долофин с водкой? – Эрл смотрел куда-то за его спину.
- Замешан в подсознательном, – Том переводил взгляд с пустой бутылки на его олимпийку и обратно. Достал платок и прижал к носу.
- Нечасто доводится поговорить с живым ловцом снов. Каково это, Том? – теперь Эрл посмотрел прямо ему в глаза.
- Представь, что тебя убивают по пять раз на дню, - Том взял сигарету, засунул окровавленный платок в карман и вышел на лестницу в сторону палубы.

Уолтер открыл глаза.
Сначала рассматривал потолок из электризованного дерева и стены, выкрашенные в кислотно-синий цвет.
Потом посмотрел в окно, на огромную голограмму “Rolls-Royce", зависшую над вечерним атлантическим океаном. Провёл рукой по голове Элисон, которая лежала рядом. Заметил, как черные волосы спокойно прилипают к пальцам. Поморщился.
Уолтеру приснился кошмар: он бродил по коридору с множеством дверей, и все они приводили в пустоту. В голове звенела боль, он орал от злости и молил, чтобы его выпустили. Он боялся окунуться в серый туман.
Спать днём, особенно после гашиша, было не лучшей идеей. Но что ещё делать днём на Багамах?
Они остановились в одном из отелей на берегу. Двадцать этажей и пять ресторанов, плюс собственный пляж, где всё равно никто не купается.
Всё мёртвое, как и этот пластиковый мир.
Он сбросил с себя покрывало и встал, похрустел телом, голый отправился в ванную. Вместе с лёгким головокружением рассматривал свои красные глаза и умывался. По всей ванне была разбросана одежда, его и Элисон.
“Мы, наверное, вместе принимали душ”, – подумал Уолтер, косясь взглядом на открытую дверцу душевой кабинки. В спальне включилась музыка. Элисон проснулась.
Ещё он подумал, что можно пить до завтрашнего обеда. Джесси прилетает через два часа. Они будут гулять всю ночь, а после обеда полетят в Европу, на встречу с Томом.
Полетят на одной из черных железных птиц, двигатели которых засоряют атмосферу с катастрофической скоростью.
 
Мы атомы. Это кадры.
И “Сапфировая хлопушка” взорвалась. Мириады багровых микроскопических лезвий из цезия заполнили коридор гостиницы. Нескольких человек разрезало на атомы сразу после хлопка. Хлопок был как от петарды в новогоднюю ночь, за шумом телевизора его почти не было слышно. Один из убийц, ничего не поняв, вздохнул и захлебнулся кровью: ему в миг порезало лёгкие.
Том видел всё это чужими глазами. Чужие глаза смотрели на девушку с импульсной винтовкой “Smith & Wesson” в руках.
Чужие руки доставали автомат Калашникова модели двести двенадцать и три противогаза из сумки. 
Глаза видели, как другой мужчина открыл дверь и закинул в коридор несколько черных цилиндров. Потом начал настраивать свой планшет.
На автомате Калашникова загорелся красный огонёк.
“Самонаведение”, – подумал Том.
- Эта хрень пробивает стены! – сквозь сотни посторонних звуков раздался чужой и счастливый голос. Том почувствовал нервное напряжение и удовлетворённость чужого разума. Почувствовал, что всё это очень не похоже на сон.
Дисплей показал, что в обойме сорок патронов.
И чужие руки нажали на курок.
Человек стрелял из ванной, очередь ушла вдоль стены. Вырывая куски кафеля, металла и дерева.
Послышались сдавленные крики и ответные выстрелы.
Черноволосая девушка держала на прицеле дверь из гостиничного номера.
- Прямо напротив тебя! – закричал парень с планшетом.
Чужие глаза уставились на то, как в кафеле появляются дыры размером с кулак. Через эти дыры можно было увидеть, что кому-то оторвало руку. Одна пуля задела трубу с холодной водой. Пол начало заливать.
Оглушительный грохот в ушах. Головокружение.
Потом взгляд в комнату номера, в ней словно побывал ураган.
- Элисон, дверь! – сказал мужчина, не отрывая взгляда от маленькой бежевой пластины, контроллера фирмы “Toshiba”.
Затем последовала яркая желтоватая вспышка. Чужие глаза увидели, как кого-то вынесло вместе с дверью в коридорную стену.
Чужие руки надели противогаз, остальные два бросили девушке и парню. Перезарядили оружие.
Сразу появилось окно приветствия в линзах противогаза. Пошла проверка воздуха.
Эти “Сапфировые хлопушки” очень токсичны.
Мимо дверного проёма, по коридору с жужжащим звуком быстро прокатился один из цилиндров.
- Джесси? – чужой голос спросил парня с белыми волосами.
- Чисто, Уол, они все мертвы, – линзы его противогаза запотели.
Уолтер снял противогаз. Часто дыша, упал спиной на мягкую кровать с шёлковыми простынями. Только и сказал:
- Охренеть.


Том Андерсон сидел в автобусе, двухэтажная машина направлялась в аэропорт.
Его окружали люди с хмурыми лицами, в зимних куртках и сапогах.
Кто-то смотрел фильм, кто-то слушал музыку. Один человек даже учил французский. С жутко приятным голосом. Так бывает, неважно кто это и какой он - важно, что когда он говорит, просто хочется слушать. Сразу становится спокойно.
Автобус окружала метель. Окна покрылись коркой льда, об них разбивались хлопья снега. Том рассматривал черные деревья без листвы, они изредка попадались среди белоснежного поля. Своими голыми ветками были похожи на провода и коммуникации, вырванные из под земли.
Рассматривал пейзаж за окном и слушал попытки выучить французский язык.
Иногда можно было заметить, как снег на поле искрился.
Их автобус начал потихоньку притормаживать, метров через пятьдесят совсем остановился. Том увидел небольшое здание с антенной на крыше, они остановились у пропускного пункта.
- Это местная полиция, – сказал Эрл с не прикуренной сигаретой в зубах.
Дверь автобуса с шипением открылась и в салон вошли двое высоких людей.
Они были одеты в зимний цифровой камуфляж, у каждого висел автомат на плече. Один из них стянул платок, облепленный снегом с лица, который закрывал его до глаз. И ровным голосом сказал:
- Спокойно граждане, просим оставаться вас на своих местах. Служба внесудебного вынесения приговоров, – он достал из кармана небольшой пластиковый прямоугольник, нажал на кнопку и воздухе появилась голограмма его документов.
<i>"Михайлов Юрий Витальевич, год рождения две тысячи двести сорок шестой. Личный номер - два восемь восемь девять два"</i>, - прочитал Том.
Кто-то понимающе закивал. 
Второй полицейский отправился наверх. Сам же Юрий пристально, вглядываясь в каждое лицо сидящих, подошёл к человеку, который учил французский. Он сидел напротив Тома и Эрла.
- Que la mort. Знаете, в наш век технологий можно вставить чип с французским языком в голову, – заулыбался пожилой мужчина. – А я хочу, что бы он остался в моей голове навсегда.
По его щекам потекли слёзы.   
Юра понимающе кивнул. В салоне установилась гробовая тишина. Пожилой мужчина встал, держа в одной руке учебник по французскому, а в другой белую сумку, и пошёл к выходу.
Такую же белую, как и снег на улице.
Второй полицейский тащил за воротник куртки явно оглушённого бородатого парня. Служба внесудебного вынесения приговоров покинула автобус, дверь с тем же противным шипением закрылась. Всеобщее молчание продолжалось.
Том смотрел в окно на Юру и второго полицейского. Юра, держа в руках оружие, шёл позади пожилого мужчины. Второй всё так же тащил за собой бородатого.
Пожилой мужчина шёл вперёд, проваливаясь в сугробах. Он был в черном зимнем плаще и без шапки на голове. Было видно, как на ветру развеваются его седые волосы. Наконец он остановился, повернулся лицом к Юре. Возможно, Тому показалось, но он заметил улыбку на его лице. Юра выстрелил, белый снег залило кровью, мужчина упал в сугроб не выпуская из рук учебника по французскому. Свою сумку он выбросил где-то по дороге.
Автобус тронулся.

Часть 12
Остановилось сердце. Том приложил руку к нему, не почувствовал пульса.
Посмотрел на сигаретный дым, уходящий по стене в потолок.
“Если я сейчас умру, это будет нечестно”, – подумал он.
Самолёт взлетел. Внутри что-то сломалось. В грудной клетке гулко ударило,
Том начал снова ощущать пульс. В кончики пальцев приливало тепло. Пока он шёл от автобуса до здания аэропорта, он успел замёрзнуть.
Поёжился, вспомнил мёртвый сон. Неприятные воспоминания нахлынули вновь.

<i>-...Кельвин, мы его теряем, – оператор сидел перед кроватью, проводил сложные манипуляции с жизнеобеспечением Тома Андерсона. Смотрел на мониторе, как угасает его пульс.
Сам Том лежал на кровати с закрытыми глазами. Побледнел, и, судя по показаниям, температура его тела была гораздо ниже комнатной.
Над ним склонился мужчина в старомодном черном костюме. Он пристально вглядывался в лицо Тома, ожидая когда он проснётся. Время его клинической смерти уже перевалило за минуту.
- Давай парень, дыши. Просто дыши, – Кельвин с силой сжимал деревянное изголовье кровати. И смотрел на Тома Андерсона, одетого в красную футболку и летние шорты.

В этой же одежде он оказался в снегу. По крайней мере, ему показалось, что он провалился в огромный сугроб. На самом деле буран превращал его в холодную статую. Еле позволял двигаться, заносил снегом с огромной скоростью.
Прошло несколько секунд, а Том уже ощущал, как стремительно замерзает. Его зубы начали отбивать барабанную дробь.
Всё произошло так стремительно, что он от неожиданности или просто, что бы не замёрзнуть, побежал. Сразу же наткнулся на забор, оступился и упал спиной уже в настоящий сугроб. Тело начало болеть от холода. Казалось кости вот-вот сломаются.
Он открыл глаза и увидел перед собой чернеющие провалы пустых окон многоэтажного дома. Ветер на секунду успокоился, он огляделся по сторонам и обнаружил себя в покинутом городе. Какое-то мгновение мотал головой, переводя взгляд от одних зияющих провалов, заметаемых снегом в зданиях, к другим.
А потом закричал. Возможно его крик был слышен на целый квартал, возможно его крик растворился в ужасной серенаде ветра.

“Смерть при лунном свете”, – подумал Кельвин. Том был последним человеком, который подавал надежды в этом старом деле. Отражение в ванном зеркале завибрировало. Кельвин уже подносил руки с холодной водой к лицу, когда услышал крик из спальни. Умылся и поспешил назад. В дверном проёме он застал Тома. Его взгляд выражал пустоты человеческого осознания. Взгляд мёртвого человека. Казалось, что его зрачки на секунду приобрели белёсый цвет. Цвет снежной вьюги.
- Перерыв пять минут. Оставайтесь на нашем канале, – сказал Том и упал в обморок.
Кельвин смотрел на молодого парня, лежащего на ковре без чувств, на оператора который откладывал планшет на стол, и был несколько удивлён происходящей ситуацией. За окном пошёл дождь...
</i>
Бескрайнее снежное поле с черными дымящимися точками заводов и фабрик оставалось позади. Скоро за окном стали видны лишь облака. В салоне самолёта первого класса было лишь несколько человек. Женатая пара, их маленький сын был в виртуальных очках, эмоции на его лице постоянно менялись, то выражали негодование, то счастье. И молодая девушка, сидящая на несколько рядов впереди, Том не увидел её лица.
Эрл покинул его ещё в аэропорту, взял билет до Франкфурта, пожал руку и попросил меньше употреблять долофин.

Кто мы? Когда последний человек на планете потерял свой облик? После подобных ситуаций у Уолтера всегда появлялись меланхоличные нотки в мыслях.
Становилось неистерпимо грустно. Может быть, это ноябрь так влияет на сознание?
Было раннее утро, телевизор вещал про очередную техногенную катастрофу в Индии. Они сидели в самолёте за четырёхместным столиком. Напротив Уолтера и Элисон сидели Джесси с Эллером.
Эллер - человек, словно мраморная статуя. Человек из министерства. Из того министерства, которое снимало им сотый этаж небоскрёба и платило Уолтеру за выпивку. После перестрелки на Багамах он появился неожиданно. Отправил людей вычищать этаж от крови, расплатился золотой банковской карточкой за повреждённое имущество. Схватил в охапку Уолтера из-за барной стойки, и вот они уже летят в Копенгаген. Прямиком в вечную осень.
Элисон выглядит сонной. Перед ней бокал с яблочным соком. Джесси пялится красными глазами в хрустальное стекло. В его голове взрывается космос.
Растрёпанные волосы Элисон изредка поднимаются из-за сквозняка от работающего вентилятора. Две расстёгнутые пуговицы на её блузке совсем не возбуждают, Эллер странно улыбается.
- Хантер Томпсон не писал стихов, – говорит он спокойным мягким голосом. Его взгляд обращён на желтоватую обложку электронной книги.
- Откуда вы знаете? – в глазах Элисон читается неподдельный интерес к предыдущей реплике и, наверняка, видно Джесси, который так и не оторвал взгляда от бокала с соком.
- Доводилось разговаривать с ним, – кожа Эллера, белая как простыня, улыбка пропала, не превратившись в оскал.
Джесси наконец сделал глоток яблочного сока и сказал:
- Он уже мёртв лет как двести.
“Отлип”, - подумал Уолтер.
- Моя работа это сны, – Эллер посмотрел в окно, на него упала полоса солнечного света.

Часть 13
Это была она. Том несколько мгновений думал, догнать её или нет. А потом побежал вслед за удаляющейся девушкой.
Подбежал и слегка прикоснулся к её руке. Он лихорадочно соображал, что ей сказать. И нужно ли было вообще что-то говорить? Пока она поворачивалась, можно было заметить её улыбку чему-то своему. Такая улыбка обычно принадлежит человеку, который хочет дружелюбно ответить незнакомцу, что ничем не может помочь.
Улыбка пропала. В её глазах нарастала паника. Полоса солнечного света упала на её шерстяной кардиган. Стало видно, как у неё побелели костяшки пальцев, державшие сумку. Маленькая синеватая сумка с надписью “Вalenciaga”, в такую даже пистолет не спрячешь.
Кошмар обратился явью. Она ведь почти забыла тех людей, бродивших по её квартире, почти забыла самого Тома. Лишь его силуэт изредка мелькал в её разуме. Отражался тенью по вечерам.
А теперь они стоят посреди коридора со стеклянными стенами и смотрят друг другу в глаза. Повсюду снуют пассажиры международных авиалиний, мимо проехал робот-уборщик, всасывающий пыль с пола.
Ни он, ни она не могут понять, что теперь делать.
Он – с чернеющими день ото дня мешками под глазами, весь обмякший будто только проснулся, одетый в черный дождевик, скрывающий костюм, не знающий, что будет завтра. Знающий только то, что умрёт, если перестанет принимать блокирующие препараты.
Она – прилетевшая в гости к подруге, it-техник среднего звена, с изящными скулами и шеей формы идеальной морской волны. Хотела насладиться старым городом и оставить у себя эту неделю в воспоминаниях.
Сейчас у неё всё это рухнуло. Она смотрела на его небрежно причёсанные волосы.
Смотрела в его мутные глаза, и, кажется, весь мир уходил из под ног.
У Тома тоже внутри оборвались петли кошмара, но он уже привык. Он знал, что если они обрываются, так это только ради новой паутины.
Наркотическая депрессия, как яркая реклама на небе, до неё нельзя дотронуться, а когда ты в опьянении, тебе этого так хочется.
Слишком много мыслей мелькало сейчас у Тома в голове. Он хотел сказать, что рад её видеть, но не хотел соврать. Он не был уверен, что рад, но несомненно испытывал некое чувство, схожее с счастьем.
А, может быть, пристрелить её прямо здесь и сейчас? Мысль, конечно, неплохая, но вот только на выходе Тома ждала ещё одна судьбоносная встреча. Не надо её портить.
Надо просто молча взять её за руку и пойти. Как в той гостинице, верно?

- Не могу понять, я мёртв или мне это снится? – Уолтер смотрит на небо, белое как мел. Доносится запах свежего сваренного кофе из ресторана, стоящего неподалёку.
Уолтера и Эллера по грудь окутывает молочный туман. Морской запах въедается в сознание. В сознании нарастает гул от взлетающих самолётов. Данный миг – прекрасен. Кажется время остановилось, и в этом моменте хочется остаться навсегда.
- Всегда думал об этом. Вся эта пластика кожи, омоложение, пересадка сознания в новое тело. После какого раза этих процедур, человек теряет целостность своей мысли? Когда ему пора остановиться? Может быть, начинать подобное вообще не стоит? – Уолтер прикуривает сигарету и разбавляет дымом туман. Потом разводит руки в сторону немым жестом отчаянья. – Какого хрена это вообще происходит?! Зачем они это делают?! Все эти бесконечные вечеринки, заработок денег ради вещей, ради новой кожи, ради сотни костюмов, которые ты меняешь каждый новый день. Эта одежда в руках рассыпается, Эллер! В руках! Они варятся в кипящем чане своих зависимостей и необоснованных взглядов на жизнь. Они угасают и рады этому...
Уолтер садится на бордюр, весь растворяется в тумане. Закрывает руками лицо.
Слева от него стоит черный Mercedes.
Дым от сигареты синеватый, почти сразу пропадает в молочной пустоте.
- Я запутался, Эллер, сильно запутался. Я такой же, как и все они, мне не снятся сны.
- Ты просто пьян, Уолтер. На меня тоже данная картина производит впечатление.
Эллер пристально смотрел на вход аэропорта, кондиционеры отгоняли туман от стеклянных дверей. Через эту дверь постоянно проходил поток людей.
- Что расскажешь мне о Томе Андерсоне? – Уолтер открывает бутылку пива “Guinness”, делает затяжку сигаретой. – Мне, как-никак, надо будет сопровождать его, верно?
- Он нелюдим, зависим от опиатов, и тебя он пошлёт сразу, как увидит. Я в этом больше, чем уверен. У него не осталось родных, он скитается по миру уже четыре года, за всё время своей работы он обворовал людей миллионов так на пять, если не больше. Спокоен, как покойник. Фактически, он им и является, – Эллер поднимает руку с раскрытой ладонью вверх. – А сейчас нам пора познакомиться в живую.
Уолтер встаёт на ноги, борясь с головокружением.
Из дверей выходит Том, держа за руку молодую девушку. Они на секунду останавливаются, Том вглядывается в лицо Эллера. Наверное, свободной рукой нащупывает пистолет в кармане.

Nostalgie
Каково это, делать последний вздох? Когда знаешь, что через секунду тебя может не стать. Точнее, твоих мыслей. Человек проснётся, и ты окажешься посередине дороги. Между реальным миром и миром сновидений.
Ты будешь бесконечно долго идти. Возможно, эта дорога прототип какой-нибудь автострады в Калифорнии. Справа будут неприступные горы, слева - безжизненная пустыня. Твоё тело превратится в прах, а разум останется. Сколько вечных скитальцев застряло здесь?
Это место называется шоссе сто один.
Выдохнул и открыл глаза.
Слишком яркое солнце, и старый автобус везёт Уолтера и Тома по раскалённому асфальту.
- Да пошёл ты, – Том невраждебно скалится и смотрит в окно.
В автобусе только они вдвоём.
- А кто-нибудь ещё туда добирается таким путём? – Уолтер осматривает салон стальной машины, задерживает взгляд на пустых полках для багажа. Замечает детский красный бантик, свисающий вниз.
- У каждого своя интерпретация перехода.
- Тогда почему автобус? - Уолтер смотрит на матово черный пистолет у себя в руке. Уолтер не помнит, откуда он появился.
- Потому что в детстве я на нём после школы домой ездил. Под твоим сидением ещё два автомата, – Том смотрит в окно и солнце заливает салон автобуса. Становится видно крупинки пыли, висящие в воздухе, словно гравитация обошла их стороной.
Уолтер даже не стал проверять наличие оружия, только всё удивлялся, что чувство осязания стало более отдалённым, словно трогаешь всё через вату.
Интересно, кто сидит за рулём?
- Сколько так ехать? - Уолтер прикуривает сигарету и смотрит на пустыню с невидимым горизонтом. Красноватый песок уходящий вдаль.
И не видно ему конца.
- Ещё минут пятнадцать-двадцать, и мы опять заснём, – Том прищуривается и улыбается уголками губ.
- Заснём, а это что не сон?
- Это промежуток, шоссе сто один тянется, как телефонный провод. Мы засыпаем, оказываемся здесь, но мы не спим, мы между реальностью и сном, когда находим подходящий сон – снова засыпаем и оказываемся в нём. Нам повезло, что она лежит на соседней кровати. Представь себе, что иногда торчишь тут часами, пока найдётся сон, – Том показывает пальцем на хаотично разбросанные по сидениям книги. На пустые пачки сигарет.
Уолтер посмотрел на карту маршрута, висящую на стене. Там была только одна остановка. В воздух поднимались кольца дыма.
- А если он остановится, сломается, ну или там что ещё.. – Уолтер уже рассматривает грозовые тучи в противоположных окнах. Металлически черные тучи зависли, редкие раскаты молний били куда-то в верхушки гор.
- Мы останемся здесь навсегда, – Том улыбнулся и показал все свои зубы. Его улыбка напоминала оскал зверя.
- Да пошёл ты.
Кольцо дыма всё увеличивалось, пока не произошёл разрыв. Оно распалось где-то под потолком.

Потолок был пластиковый, на кровати лежала Анабелла, от её вен и головы тянулись провода. Они соединялись с такими же, которые тянулись от Тома и Уолтера. Те лежали на соседней кровати. Моток проводов уходил к планшету, стоящему на столе, и голографической доске, которая поднималась над ним. На ней высвечивался пульс троих человек и основные показатели их жизней. За столом сидела Элисон.
Эллер отвёл взгляд от растворившегося кольца дыма, посмотрел на мирно спящую девушку, задержал взгляд на её волосах. Потом посмотрел на Тома и Уолтера. 
Том, его ослабленный галстук, мутно серая рубашка и распахнутый пиджак, закатанные рукава. Провода, вставленные в его вены, слабо мерцали всеми цветами радуги. Эллер стряхнул пепел на ковёр. Сделал затяжку.
Нащупал в кармане магазин от пистолета, достал. Сам пистолет лежал на стуле, стоявшем чуть позади. Эллер поднял перед глазами магазин.
Патроны в магазине отсвечивают нежно синим цветом. При попадании вызывают перебои и перекрёстные помехи. Не дают нежелательным гостям уйти назад в свой мир.
- Сколько ещё? – Эллер спрашивает у Элисон, даже не повернувшись к ней.
- Семь минут до подключения, – девушка внимательно смотрит на голографическую доску.
Эллер садится на стул, вставляет в пистолет магазин. Снимает с предохранителя.
Все окна в комнате завешаны тёмной тканью. Горит лишь единственная лампа в стене, слабо освещает один из углов. В соседней комнате сидит дюжина вооруженных до зубов людей из министерства. Играют в карты и обсуждают, кто куда ездил отдыхать на этой неделе. Но прямо сейчас на их часах сработал таймер, все они притихли. Гнетущая тишина окутала стены.
Все пули в их магазинах отсвечивали слабым синим цветом, под потолком разбивались кольца дыма.

Лунная соната
- Вам нужна психологическая помощь, мистер? – перед глазами Уолтера всё поплыло. Сквозь мутную пелену тумана он еле различал лицо молодого парня. Лицо было грязное и сетчатка глаз имела неприятно жёлтый оттенок. Уолтер всё ещё облокачивался на стену, его сильно шатало. Он ничего не видел дальше полуметра, нельзя было понять, ночь сейчас или день. Всё было в тумане, всё было залито металлическим светом. Он закрыл глаза на секунду, услышал шум крови в ушах, услышал скрежет огромных механизмов. Звуки из его детства.
Уолтер Хьюз бежал по дороге вдоль золотого поля с пшеницей, огромные автоматизированные комбайны перемалывали стебли, и когда они переставляли свои части между друг другом, они издавали подобный звук. 
Открыл глаза, парень уже исчез. Уолтер замечал десятки черных силуэтов, которые мелькали в тумане. Силуэты бесшумно скользили, как нож в масле. Силуэты пропадали из виду, проваливались в переулки и терялись между зданий. Заметил, что стена слегка крошилась под рукой, на ощупь была влажная и тёплая. 
“Где это я?” - подумал он. Затхлый запах ударил в нос.
- Это, твою мать, перезагрузка, Уолтер! – Том появился из ниоткуда, с испариной на лбу, глаза его были полны страха. Направил пистолет Уолтеру в лицо.
И тишина-а... вместе с темнотой. Что такое темнота? Уверены ли вы, что видите черный цвет, закрывая глаза? Он не уверен. Есть только мысли. Уолтер не чувствует своего тела, не может понять лежит он или стоит, он ничего не видит и не слышит. Есть только мысли Уолтера, мысли беспорядочно сталкиваются друг с другом, норовят превратиться в полное безумие.
“Полное безумие”, - Уолтер перебирал последние мгновения, которые видел. Свет словно от луны, какой-то мрачный город и скрежет. Потом шум в ушах и направленное в лицо оружие. Том его убил, что ли? Перезагрузка... Что за перезагрузка? Что это за парень был?
Вопросы наваливались грузом на голову. Где верх, а где низ? Где я сейчас нахожусь? Наверное, что-то пошло не так.
Уолтера предупреждали о многих казусах, связанных с таким родом деятельности, как сны, но он не был к этому готов.
Настолько не готов, что в голове раздался щелчок. Как будто переключили тумблер на ионном двигателе. После такого сухого щелчка сразу становится слышно гул нарастающей мощи энергии.
Но лишь солнечный свет залил глаза. Вернулись все чувства, чистый воздух имел свой превосходный запах. Он обнаружил себя в автобусе, на шоссе сто один, всё в том же автобусе который вёз его с Томом в сон. Но Уолтер был один, Том куда-то исчез.
Несколько минут смотрел в окно, пытаясь отыскать горизонт. Потом начал ходить по салону автобуса, заглянул на водительское сидение, там было пыльно и пусто. Перестал ходить, когда понял, что Том не вернётся. Что он здесь совершенно один, и неизвестно куда его несёт эта старая пыльная судьба. Уолтеру стало хорошо, до него наконец дошло, что он всегда искал одиночества, искал спасения от голограмм и световой рекламы на небе, от хаотично бегущих прохожих. Он его нашёл и не заметил, как захотел в туалет, не заметил также, что на карте маршрута появилась вторая остановка. Остановка для него. Он не сразу почувствовал, что автобус начинает тормозить.
“Надо выбираться отсюда, найти Тома, потом можно будет сесть и пообедать в итальянском ресторане, напиться в конце концов”, - думал Уолтер, справляя нужду на раскалённый песок. Когда позади него захлопнулась дверь, он уже застёгивал ремень. Уолтер на секунду замер и обернулся, автобус тронулся с места. Над его головой прошло вначале одно окно, потом другое, через них хорошо был виден потолок салона с маленькими лампами.
На третьем окне Уолтер попытался ухватить за что-нибудь автобус, его рука соскользнула с серебряного бока стальной машины.
- Эй, постой! - он побежал вслед за удаляющейся дверью. Автобус набрал скорость, и через несколько секунд его с Уолтером уже отделяло несколько метров. – Стой, сука, стой! -Он заорал во всё горло.
Вместо номерного знака была перевёрнутая цифра восемь.
Уолтер упал на колени, когда вдалеке скрылась маленькая, отсвечивающая солнце точка, послышались раскаты молний со стороны металлических туч.
Крик растворился посреди пыльного ветра.


- До периферии ближе, чем вы думаете, Эллер, – человек в старомодном костюме появился в дверном проёме. Стены в комнате за его спиной были вымазаны кровью. Дюжина человек сейчас не проснулась. Человек в пепельно-сером костюме тихо прикрыл за собой дверь и продолжил:
- И вы прекрасно понимаете, что это не односторонняя связь. По вашему коннект, верно? Мы, в некотором роде, коллеги, я представляю интересы одного коллектива. Коллектив Онир, если хотите знать. 
Человек обошёл стул с сидящим на нём Эллером, присел на кровать рядом с ногами Тома, повернулся к нему и замолчал, лица его было не разглядеть.
Эллеру становилось не по себе, он уже понял, что группа захвата в соседней комнате мертва.
Снова продолжил:
- До сих пор ломаю голову, это наш мир порождение вашего? Или наоборот? Ваши учёные не нашли ответов, наши тоже, а вы как думаете Эллер?
Эллер посмотрел на Элисон, она мирно спала, положив руки и голову на стол.
- Я думаю, нам не понять этого, как и вам, может быть, просто не дано знать, – он смотрел на шляпу незнакомого гостя и не понимал, почему они ещё разговаривают, почему не пытаются друг друга убить.
- Я разговаривал с шестью мудрецами, Эллер, на их плечах держится галактика. Они мне не ответили. Это так грустно.
Самым страшным был его голос. Эллеру представлялась нарезка слов из телепередач, из радио эфира. Мексиканский певец выговаривал одно слово, затем тоненький голос девочки из Вайоминга говорил другое. От этого в ушах стоял гул, мозг отказывался воспринимать сотни голосов от одного человека.
- Перейдём к делу, – человек резко обернулся и хлопнул ладонями по коленям, улыбнулся белоснежной улыбкой. Его глаза были черны. – Не вздумайте стрелять, Эллер, я живая бомба, локальный квантовый разрыв в радиусе двух кварталов, это не шутки, – улыбка была ядовитая, каких не бывает у живых людей.
 – Я предлагаю вам, как коллеге, деловое предложение. Вам ведь нужен житель периферии? Не зря же вы столько сил и времени потратили на эту охоту, Эллер, охоту в ноябре.
“Деловое предложение от хренового коллеги - это попахивает идеей вместе толкать кокаин”, - Эллер лихорадочно обдумывал пути взаимодействия с гостем из иного мира. Эллер думал, правда или нет, что будет стрелять по бомбе.
Думал, блефует он или нет, думал, как тяжело министерству будет скрыть факт исчезновения двух кварталов посреди огромного мегаполиса. Эллер думал, что очень устал.

Он посмотрел на голографический экран. Пульс Уолтера стал нитью, его дыхание остановилось.
- Ваш друг остался в раю, – разные голоса мужчин разорвали тишину.
“Минус один”, - пронеслось у Эллера в голове. Черные глаза незнакомца уставились на него.
- Вы получите жителя периферии, Эллер. Взамен я требую его, – человек протянул руку в сторону Тома, его тело схватила секундная судорога, у него лихорадочно задёргались веки. – Только подумайте, Эллер, всё это кончится прямо сейчас, вам нужно только согласиться. – Улыбка пропала с его лица.
Эллер молча кивнул, вглядываясь в пустоту винтажных сиреневых стен.
Жертва была принесена.
Жалко ли было Эллеру? Наверное, нет. Эллер убегал далеко в своих мыслях. Он хотел побыстрее покончить со всем этим. Он не обращал внимания на поднимающегося с кровати жителя периферии. На то, как дождь вместе с липким снегом барабанил по окнам. Только в груди неприятно защемило, когда звуковой сигнал оповестил об остановке сердца Тома Андерсона.