Глава 8. Детский мир 50-х

Где-то есть город, тихий как сон

Пылью тягучей по грудь занесен.

(Роберт Рождественский. "Билет в детство")



А вы у старьевщика когда-нибудь шарик в фольге на резинке на что-нибудь выменивали? И на его телеге катались?

Помните, он иногда для вида кнутом замахивался? Ну и мы - врассыпную. А через минуту снова на телеге.

Помню лицо "точу ножи-ножницы, точу ножи ножницы". Его фартук грязно-серо-коричневый и шляпу помню. Мятую, плоскую, с большими полями. Его станок серого дерева на плече. И волшебный шорох-свист с вылетающей струей искр. Можно было часами стоять, загипнотизированным этим свистом-шорохом, этой струей искр, этим мягким движением рук туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда, качанием большущей доски-педали, вращением приводного колеса, блеском затачиваемой кромки стали.


Вау! Конфеты-подушечки!

Для Генальки самые вкусные те, которые с крупинками сахара по поверхности. Их берешь в рот, а они сначала шершавые, но шершавинки вкусные. А потом подушечка становится гладкой, стенки ее истончаются и в какой-то момент образовывается прососанная трещина. Острая-острая. Не раз Геналька об нее язык резал.
Чуть позже такая же трещина появляется в другом месте и вот тогда-то (ах, наслаждение!) можно высосать повидло.

Подушечки и леденцы-монпансье - вкус детства. А если монпансье было в круглых жестяных коробочках - вообще восторг.

Кстати, у Генальки, хотя он давно уже Евгений Самуилович, до сих пор в таких коробочках хранятся гвоздики, шурупы и мелкие сверла. И внукам он наказывает "не трогать! Это ценность большая".

Вот мама или сам Геналька покупает 100 г. подушечек. Продавщица отрывает тонкую серовато-коричневую бумагу, ловко-ловко сворачивает кулёчек, низ его скручивает. Потом засыпает в кулёчек конфеты и запечатывает верх кулечка, заворачивая внутрь углы. Вручает Генальке, и он предвкушая, и уже даже ощущая вкус во рту, несёт его в руке, как букет цветов.

А алюминиевый совочек с деревянной ручкой помните? Впереди совочек закругленный. А поверхность в сеточке черных царапинок о конфеты. Вот им-то и набирались конфеты в кулечек.


Вот говорят: "дома и стены лечат".

Вдруг вспомнилась стена из детства.

Геналькина сестра Инна - Лена (;";)* вышла замуж и по распределению вместе мужем Гришей (;";) поехали в Горловку, Донецкой области, работать на машиностроительном заводе. Поселились они в общежитии, и там у них родился Санька - тем самім превратив 10-летнего Генку в дядю. Он совсем не помнит маленького Саньку, помнит только один розовый носик, торчащий из белого одеяльного свертка. Генке торжественно вручался этот сверток, он укладывал его в коляску и выкатывал на длинный-предлинный балкон, тянущийся вдоль всего общежития. Беда в том, что был ноябрь и было уже довольно холодно, а он выскакивал на балкон без пальто. Ну и, естественно, простудился. Да так, что температура под 41.


Генка бредил. На белой стенке напротив дивана, на котором он лежал, появлялись чудища, кривили ему жуткие рожи, стекали по стенке и крались к дивану. Было страшно и Геналька ныл в бреду. Иногда выныривал из бреда и жаловался сестричке на стену.

И она решила спасти его от этих чудищ. Взяла гуашевые краски, кисть и прямо на стене начала рисовать синее-синее море, пальмы, солнышко. Кораблик с парусом, плывущий по морю, чаек, вьщихся за кормой. По углам она нарисовала всякие вкусности заморские - апельсины, мандарины, ананасы...

И стена победила бред. К вечеру Генка уже встал.

Прожили Инна с Гришей там несколько лет, делали ремонт в комнате, но никогда не белили стену с картиной. А Гена приезжал к ним в гости и любовался этой стеной.


А колеса с проволокой-водилом помните? Неважно от чего колесо, от брички ли обод, или заржавевшее велосипедное, или самостоятельно согнутое из толстой проволоки... Главное - изготовить водило. Это проволока толщиной 4-6 мм, согнутая на одном конце загогулиной в виде крючка, только вывернутого открытой частью вперед. А на втором конце - верх эстетики, - насаженная ручка из самостоятельно обструганной со всякими вывертами деревяшки. Нет, конечно же не у всех была такая деревянная ручка. Можно было, не мудрствуя лукаво, просто согнуть проволоку на манер ручки от кочерги. Но все же вырезать свою личную ручку - это такой предмет зазнайства и гордости!

И вот катнешь колесо с горы от райкома партии, а затем гонишься за ним, слегка направляя водилом, не давая упасть. И жужжит железо об железо - жжжжжжжжжжж, ззззззззззззз, прерываясь лишь в момент, когда обгоняет пацанячьи ноги. Но вновь рывок, и оно снова в водиле, и опять жжжжжжжжжжжжж, зззззззззззззззззззз. Плевать, что ты бежишь по проезжей части. Водители проезжающих автомобилей и грузовиков прекрасно знают это место и только улыбаются видя группку из пяти-шести пацанов с колёсами, осторожно объезжая их.

Гора длинная, наверное с километр. И вот вылетаешь на нижнюю площадь, слегка наклоняешь колесо и оно делает широкий вираж. Теперь задача посложнее - надо загнать его на гору, подталкивая водилом и не давая упасть. И так много раз. Как только мальчишечьи ноги выдерживали!

А собственно почему только мальчишечьи? С колесом и девчонки бегали. Генкина подружка Люша, её старшая сестра Светка и другие. Колес и водил на всех не хватало, и начинались клянченья:

- Генк, а Генк. Генк, а дай поводить! А я тебе леденец свой дам полизать.

- Бориска, ну не будь жадиной! Ты уже три раза водил! Дай разок скатить. Что взамен? Ну хочешь, я тебе с моего велика звонок на твой велик отдам?

- Да на фига мне твой звонок? У меня свой есть.

- Боречка, а хочешь я брата попрошу, чтоб он тебе свой взрослый велик дал, через раму проехаться?

- Э-эх! Догоняйте! Жжжжжжжжжжжж, зззззззззззззззззз.



Кстати. А кочергу-то вы помните? У Генки с мамой был ящик металлический, с наклонной передней стенкой. К нему приварен стояк буквой Г, на которую вешали кочергу и лопатку для угля. А кочерга не простая. Она кованая, её длинная часть скручена винтом. Кстати, Генка несколько раз пытался раскрутить этот винт, но у него ни разу это не вышло. А верхушка кочерги свернута этакими вензелями в удобную ручку, которая и навешивалась на стояк.


А еще самопалы. Это их так в Снежном называли. А в Донецке говорили - поджиги. Берётся трубка, заплёскивается с одного конца тяжелым молотком. Потом углом надфиля или треугольного напильника сверху, ближе к заклёпанному концу, прорезается узкая щель. Трубка серо-чёрной, матерчатой изоляцией накрепко приматывается к деревянной основе, выпиленной в виде пистолета. Всё, самопал готов.


Теперь берёшь коробок спичек и сковыриваешь в трубку серу. Уталкиваешь её куском толстой проволоки или палкой. Забиваешь пыжом из скомканной бумаги. Теперь обрубываешь кусок гвоздя и тоже в трубку засовываешь. Все это затыкаешь ещё одним пыжом и приматываешь изоляцией пару спичек, головками прижимая их к щели в трубке. Самопал заряжен.

Прицеливаешься в цель, отворачиваешься, стараясь отклонить голову, и чиркаешь коробком спичек по двум головкам спичек. Короткая вспышка спичек и затем... Сердце на несколько мгновений останавливается и... Ба-бах!!!

Тут уж как кому повезет. Бывало, что трубку силой взрыва разворачивало с заплюснутого конца и выстреливало в сторону головы стреляющего. Бывало, трубку срывало с деревянной основы, раня руку. Но ведь это редкость, правда же?

Зато, если выстрел проходил успешно, стайка ребятишек срывалась с места и мчалась в сторону цели полюбоваться результатом. А результаты порой были внушительными.

Однажды на агитплощадке между четырьмя многоэтажками Генка стрелял в мишень, нарисованную мелом на щите, на который вешался экран, если у нас показывали кино. Щит был изготовлен на совесть, из досок тридцатки. Пуля-гвоздь из его самопала попала в мишень. Но увидеть куда именно в мишень она попала не представлялось возможным. Самопал это не нарезное оружие, а потому гвоздь летел кувыркаясь как попало. Он прошиб и выломал кусок доски размером чуть ли не с мишень. Потом перелетел через двор и попал в водосточную трубу где-то на высоте третьего этажа. Труба обрушилась от самого верха дома и с грохотом развалилась на куски, упав на асфальт.

Друзья с восторгом рассматривали дырищу круглую и ровную с лицевой стороны и пощепанную с задней, как вдруг услышали:

- Вот они! Хватай их!

К ним летели три здоровенных дядьки. Один догнал Генку и схватил за плечо. Чисто инстинктивно мальчишка укусил эту руку, рванулся, оставляя кусок рукава в руке дядьки, и быстрее пули из самопала помчался к чужому подъезду. Почему к чужому? Ну да, что он, дурак что-ли, бежать к своему подъезду? Чтоб потом к ним с милицией пришли? Влетел в подъезд, взлетел на последний этаж, птицей по лесенке на чердак, по чердаку на четвереньках к другому подъезду, там прислушиваясь, осторожно, на цыпочках, вниз, и через заднюю дверь во двор с другой стороны. Потом пару дней замирал от страха, прислушиваясь к каждому шороху за входной дверью квартиры.


А фотопленки, мыльницы и расчёски тех лет помните? Ах, как они горели! А дыму сколько! Оторвёшь от пленки несколько кадров, туго-туго скрутишь в рулончик. Теперь берешь фольгу от упаковки пленки и укатываешь в нее рулончик. Носик фольги закручиваешь, а остаток сзади заталкиваешь с другой стороны в рулончик. Теперь гвоздем надо аккуратно продырявить сзади дырочку. Ну, вот и готова ракета.

Однажды Генка взял несколько таких ракет и на уроке истории, прикрываясь учебником, разложил на старте на наклонной поверхности крышки парты. Предусмотрительно прихватил с собой огрызок свечки, потому что можно и спичкой разогревать, но с одной спички точно не получится. Это надо не меньше пяти спичек. Вот потому-то и свечка с собой.

И вот фрррррррр! Это полетела первая ракета. Она упала на пол и, отчаянно дымя, стала юлой вертеться между партами. Девчонки с визгом повскакивали со своих мест. Пшшшшшшшшш - полетела вторая. Зато полетела как надо. Перелетела весь класс вдоль рядов парт, ударилась о классную доску позади учителя истории Ильи Григорьевича, свернула к окну, потом вверх к потолку, оттуда снова в стену и, застряв в батарее отопления под окном, продолжила немилосердно дымить. Третья взлететь не успела.

Шкодник был остановлен Ильей Григорьевичем и препровождён в директорскую.
Естественно, вечером его попа изучала правила поведения в школе посредством одной очень крепкой части мужской одежды. Ну,вы сами знаете, как она называется. Ремень - вот как.


В начале шестидесятых люди стали потихоньку выползать из нищеты. Не имея сами в детстве дорогих игрушек, они из кожи вон лезли, чтобы детям купить что-то стоящее. И Генке тоже старший брат купил велосипед "Орленок". Ох, какой-же он красивый. Рама вишнёвая, обода никелированные, на педалях отражатели оранжевые, в ромбик. Фара матово-белая, а стекло будто из кристалла. От фары вниз пружинкой стекает провод, а внизу к вилке прикручена динамка. На динамке кнопочка - нажмешь её и динамка рифленой головкой прижимается к шине. А шина-то с узором, в рубчик. К задней стойке, насос в цвет рамы присобачен. И чего стоит минута, когда пацаны собираются с великами на площади, а ты с важным видом сдавливаешь шину и говоришь "слабовата что-то, подкачать надо" и вынимаешь из держателей вишневый чудо-насос. Прислоняешь велик к дереву или забору, садишься прямо на асфальт и начинаешь подкачивать колесо.

Пшст, пшст, пшст. И слегка позванивает пружинка на штоке насоса. Пшст, дзынь, пшст, дзынь...

А уж куча пацанов с завидущими глазами тут как тут:

- Генк, дай покачать! Ну хоть три раза всего!

- Смотрите, не перекачайте!

А пацаны, оглядываясь, чтобы убедиться, что Генка не смотрит, готовы открутить ниппель, и стравить воздух, чтобы удовольствие длилось подольше.

Мы чуточку подросли и у нас появились "взрослые" велосипеды. Теперь у Генки была черная "Украина", у его друга Борьки - горчичная "Рига"...

Каждый вечер на площади, между райкомом партии, школой и двумя трёхэтажными домами начинались "бои". Условия боя были весьма просты - необходимо заставить "противника" остановиться и коснуться ногой земли. Коснувшийся выбывал из "боя".

На площади собирались 10-12 велосипедов и начиналось. Высшим шиком было напугать кого-то, выскочив ему наперерез буквально в метре от колеса, заставив затормозить или резко вильнуть. И то и другое было чревато падением или, в крайнем случае, остановкой и касанием ногой земли.

Генка к тому времени уже начитался про Петра Нестерова, знаменитого русского военного летчика, и весьма успешно применял его тактику в велосипедном бою. Он намечал себе противника, "садился ему на хвост" и пытался передним колесом врезаться на полной скорости под небольшим углом в заднее колесо. И самолет, то-есть велосипед, сбит! Естественно, были и травмы, и "восьмерки" на колесах, и прочие неприятности.

Самый умелый Генкин противник - Борька, совершал фигуры высшего пилотажа. Ощущая, что вот-вот его нагонят и нанесут удар в заднее колесо, он резко тормозил, но умудрялся не падать, а маневрируя рулем стоять с десяток секунд на месте. А враг на полной скорости пролетал мимо.

Однажды, взбешенный таким маневром, Генка, пролетая мимо Борьки, ударил ногой ему в руль. Удар, помноженный на скорость, был настолько силён, что Борьку выбросило из седла и он здорово расшибся, а велосипед его с такой силой грохнулся о столб, что не только "восьмерка" на колесе образовалась, но и погнулась рама и лопнул шатун на одной из педалей.

Естественно, нарушителя "судили". Нет не били, наказали намного хуже - исключили из боев до конца летних каникул.



А еще автомобили. Дядя Яша, Генкин сосед, купил себе "Победу". Нет, мы "Победы" конечно не раз видели. Вон их сколько с шашечками под окнами, с двумя огоньками зелененьким или красненьким, от автовокзала гоняет. В Макеевку, Сталино, Чистяково, Шахтерск, Зугрэс. Но то такси, а тут личная, понимаете ЛИЧНАЯ "Победа". Покрашенная лазурной, в цвет неба, эмалью, надраенной так, что от бликов на ней глазам больно. Нееее. С таким чудом ни один велик не сравнится. И мы гурьбой обступали это чудо, когда дядя Яша по воскресеньям мыл её, поднимал капот, что-то там в этих металлических джунглях подкручивал, подтягивал... А мы наперебой подавали ему ключи, отвертки, тряпки... Потом бегали к колонке за водой и драили голубую эмаль, дышали на стекло, чтобы стереть невидимую пылинку, натирали никелированные колпаки на колесах.


Зато в конце дядя Яша командовал:

- Эй, кто хочет прокатиться? - и набивались человек 8 или 9 в огромную, как детворе тогда казалось, машину, раскрывали все окна и победно высовывали из них головы и махая руками каждому пешеходу.


А эбонитово-чёрный телефон "на блокираторе" помните? Это коробочка, к которой подсоединен телефон. И к этой же коробочке подсоединен телефон соседей. Когда кто-то звонит в коробочке начинает мигать лампочка, просвечивая сквозь беловато-серую пластмассу блокиратора. Чудо! Генка готов был часами сидеть в тёмном коридоре, чтобы увидеть это мигание. Вот только звонить было почти некому, потому что почти ни у кого из моих друзей не было телефона.


Зато можно было заказать разовый талон на звонок-вызов на переговорную (на почту) кого-то из родственников. А талон этот был розового цвета. Поэтому часто говорили не "разовый", "розовый".
До того, как у нас появился телефон, маму тоже часто вызывали на переговорный пункт. Геналька обожал ходить туда, сидеть в кресле ожидания, смотреть, как телефонистка высовывается из-за стеклянной перегородки с вырезанными полукруглым окном и кричит "Степанов, Степанов, ответьте Сталино, третья кабина". Или "Кто заказывал Днепр? Днепр не отвечает!"


Вот какой-то счастливчик дождался связи, заскочил в деревянную, лакированную кабину-перегородку и оттуда шумно дует в трубку "Фффффффшшшшш", "ффффшшшшшш", "Аллё, аллё, Ростов! Девушка, девушка, ну пожалуста минуточку ещё, я доплачу! Прикрыв трубку ладонью: "Роза, Роза! Я тебя люблю и целую! Роза, ты не слышишь меня? Девушка, она меня не слышит! Вы можете повторить ей мои слова?"


Геналька готов был сидеть там часами. Радость и смех, поцелуи, обрывки чьих-то трагедий, попытки помириться, или, наоборот, ссора. Целый мир!
Детский мир.
================================================
*(;";) - зихроно ле-браха - благословенна его память (ивр.)

Продолжение здесь: http://www.proza.ru/2015/12/17/1047