Осень

Она была осенью, только моей осенью. Еще ничто на свете не грело меня так сильно, как ее нежные руки. Рядом с ней в моем сердце поселялось спокойствие, хотелось впитывать каждое слово, слетевшее с ее губ, и просто быть.

Абсолютно никакого значения не имела ее нелюбовь к веснушкам, хаотично (как звезды на ночном небе) разбросанные по всему телу. Не имело значения и то, что перед сном я всегда целовал ее родинку на правом плече, что по форме напоминала полумесяц.

С Робертой все уходило на второй план. Хотелось только творить и существовать.

Я был художником. Начинающим, толком не разбирающимся во всяких направлениях, видах, жанрах… Я был вдохновлен. И я творил. Рисовал только ее: хрупкие ключицы, тонкие пальцы, как у пианиста, глаза, цвет которых напоминал хвойные леса. Рисовал, но никак не находил в себе сил, чтобы показать их ей полностью (она-то видела только наброски). Но, знаете, она и не просила; наверное, ждала момента.

Ее рыжие волосы, развивающиеся на ветру, доставали до поясницы. По вечерам, сидя на диване в гостиной, я перебирал каждую прядь ее волос, чувствовал, как напрягались ее плечи и как она поддавалась мне навстречу. Больше всего она любила поцелуи в шею. Становилась уязвимой, совсем беззащитной, когда мои губы касались ее шеи. Еле успевал ловить ее тихие стоны, раздающиеся в тишине.

Я наслаждался ею. Отдавался ей полностью и то же получал взамен. Находясь рядом с ней, все приобретало другой окрас: солнце светило ярче, лучами играя на бледной коже, облака становились предметом вдохновения, а в меланхоличных произведениях всегда находилось что-то, что заставляло улыбаться.

По утрам я больше не кутался в плед, ведь у меня была собственная осень, оказавшаяся теплее всякого.

Роберта была только моей осенью.
И я был влюблен. И я люблю.