Уха из петуха

По предзимью, по первому снежку Гельмут Беккель зарубил пару бройлерных куриц и самого крупного петуха этой породы. Хороша мясная порода бройлер: за сезон птица вырастает крупных размеров. Мясо бройлера мягкое, наваристое – крестьянину большое подспорье к столу.
Большое семейство Беккелей – немцы, рожденные в Сибири. Нет, не те немцы, что во время войны с Поволжья депортированы, гораздо раньше, по расселению попавшие в Казахстан, позднее перекочевавшие в Сибирь. Давно обрусели Беккели, однако задатки немецкой педантичности, приверженность к национальным  корням заложены в каждом, видать, в генах.
Гельмут – аккуратист до фанатизма. Во дворе у него соринки не сыщешь. Всякая вещь на своем месте.
По происхождению Беккели – крестьяне. Их родители жили в деревне до конца своих дней. Но из девяти детей только четверо осталось тут, остальные разъехались по городам и весям страны. Гельмут в числе оставшихся.
Ближе всех,  в областном центре, живет Эрна, одна из старших сестер.
Эрна выделяется особой статью: прямая спина, гордо поднятая голова, чуть вздернутый подбородок. Сухо поджатые губы выдают сдержанность, неуступчивость. Эрна пунктуальна и бдительна, непреклонна в своих поступках и взглядах.
Гельмут до прихода жены сам ощипал петуха, подвесил за мосластые длинные ноги, основательно опалил. Взвесил на безмене. Петух вытянул пять с половиной килограммов. Подошла хозяйка, заговорила:
- Уже управился?
- Это я только петуха. Эрне хочу в гостинец отправить. Миша Тарасов в гости к брату едет, согласился зайти к ней, их Николай недалеко живет.
Ты его не мой, так он лучше сохранится, выпотроши только. Потрошки промой и обратно в брюхо положи, любит она.
Жена Мета, по происхождению тоже немка, принимая петуха из рук мужа, заметила:
- Ты бы ему, хоть лапы отрезал. Не петух, а конь какой-то!
Гельмут довольно хмыкнул:
- Пять с половиной килограмм с требухой вытянул. Лапы не тронь,  я их специально оставил!
Мета с полуслова понимала хозяина, без лишних вопросов принялась щипать кур.
Поздним вечером Гельмут занес остывшего петуха в дом, обернул в несколько слоев газетой, поместил в небольшой холщовый мешок ногами вверх. Тщательно обвязал горловину мешка вокруг петушиных ног бечевкой, оставшиеся концы веревки привязал к «ушкам» мешка, получился небольшой рюкзачок. Мета порадовалась сметливости мужа:
- Ах, вот ты зачем оставил ноги, ловко получилось!
Ранним утром Гельмут, перехватив мешок за лямки,  спешил к другу Михаилу. Тот утренним рейсом автобуса уедет на железнодорожную станцию, с которой поездом доберется до областного центра. Михаил загрузился основательно: в одной руке чемодан, в другой хозяйственная сумка – тоже гостинцы родне. Увидев Гельмута, обрадовался, засмеялся:
- Теперь, братка, мне в зубы осталось поклажу взять. Давай к чемодану привяжем, он поплоше.
- Я предусмотрел, Михаил, вот рюкзак тебе на спину, чтобы не болтался, я петуха за лапы увязал.
В город Михаил прибыл по сумеркам. Брат встречал на перроне. Добрались до дома. Михаил одаривал родню гостинцами. Мешок Гельмута отставил в сторону.
- Это петух сестре Гельмута. Куда бы его на ночь пристроить?
Жена Николая всплеснула руками:
- Холодильник забит. Балкона у нас нет, в квартире того гляди протухнет.
Николай невозмутимо возразил:
- А форточка к чему?
- Так ведь не зима еще, - усомнилась супруга.
- За ночь ему там ничего не сдеется, минус на улице, - обрадовался Михаил. Обращаясь к брату, добавил: - Коля, я его утром живенько отнесу, нарисуй-ка мне план, как добраться до улицы Одесской.
- О, тут рядом – рукой подать! Какой там номер?
- Пятьдесят, квартира четыре.
- Тут по прямой минут пятнадцать ходьбы. Приду с работы, вместе прогуляемся.
- К тому времени как ты вернешься, я его десять раз сам отнесу.
Утром Михаил поднялся раньше всех, сказалась крестьянская привычка. Выглянул в форточку: «Мать честная, оттепель, весь снег потает!» Едва позавтракал, засобирался искать сестру Гельмута. Из подъезда вышел вместе  с братом. Тот вывел его на широкий проспект, указал:
- Вот отсюда прямиком дуй,  никуда не сворачивай. Дальше сам увидишь.
Сметливый деревенский мужик в два счета нашел нужный дом. На двери подъезда висела табличка с номерами квартир и фамилиями жильцов.  Напротив четвертого номера значилось: «Э.К.Беккель». Приосанился, нажал на звонок. Кто-то завозился по ту сторону двери. Певучий женский голос окликнул:
- Кто там?
- Тут живет Эрна Карловна Беккель?
- Допустим.
- Вам посылка от брата Гельмута, - Михаил обнажил в широкой улыбке зубы, предчувствуя радость сестры друга.
За дверями молчали. Он переждал, стукнул казанками по косяку:
- Открывай, землячка, я ж не в гости, посылку забери.
В квартире, что-то щелкнуло, звякнуло, чуть приоткрылась дверь, удерживаемая  прочной цепочкой. Из образовавшейся щели сверкнули стекла очков, байковый цветастый халат:
- Что вы хотите, молодой человек?
- Гостинец я вам привез от Гельмута, - резко перешел Михаил на «вы», наткнувшись на холодный официоз.
- От Гельмута? Хым, почему я должна вам верить?
Михаила будто волной отбросило от двери:
- Не надо мне верить, гостинец от брата заберите и разойдемся любезно.
Теперь Михаил через щель рассмотрел аскетически худую женщину с надменным выражением лица. На голове ее был навьючен тюрбан из платка. На ногах теплые чулки и тапочки. Сухо поджатые узкие губы, острый нос, чуть выдающиеся костистые скулы. Глаз собеседницы видно не было, лишь каким-то хищным светом сверкали стекла новомодных очков в позолоченной оправе.
- Вы кто вообще? – строго спросила женщина.
- Я друг Гельмута – Михаил Тарасов. Вы, как я понимаю, Эрна Карловна -  сестра Гельмута?
-  Допустим, - опять неопределенно ответила женщина.
Михаил, окончательно сбитый с толку, возмутился:
- Вон же на подъезде написана ваша фамилия.
- Вот именно, что написана, вы прочитали и ломитесь ни свет ни заря. Эдак в любую квартиру можно ломиться! – она еще выше вскинула сухую голову.
- Это я-то ломлюсь?! Бог с вами, если бы не Гельмут, приспичило бы мне с вашей посылкой по городу таскаться? Я сюда битый час добирался! - вдруг соврал Михаил. Его начинала раздражать эта странная история. – Заберите посылку и я уйду.
- Почему я должна верить, что вы знаете моего брата? – не сдавалась женщина.
- Я не только вашего брата знаю, а почти всю вашу родню. Матушку вашу звали Грета, отца Карл. Родители разговаривали с большим акцентом. Старший у вас Эрнест Карлович, потом идут Вилда и вы, Готтлиб, Илма и Амалия, Иоган и Роберт – близнецы, Гельмут, самая младшая - Герда. Гельмут родился в православное Рожество – седьмого января двадцать восьмого года. Так что ли? – Уловив некую заминку в поведении женщины, Михаил развязал мешок, освободил петушиные ноги и всунул их в щель двери, - вот, Гельмут для вас петуха зарубил, возьмите. Некогда мне ей богу!
Женщина чуть шевельнулась, попросила:
- Отойдите от двери.
Михаил подумал, что она хочет открыть дверь с цепочки и отступил на шаг. Дверь быстро захлопнулась, два раза щелкнул замок. Из-за двери глухо, но отчетливо произнесли:
- Уходите, пожалуйста. Я вас не знаю.
- Эрна Карловна, давайте договоримся так: я кладу вам петуха под двери и выхожу из подъезда.
В ответ тишина. Михаил положил сверток у порожка, стукнул в двери, уверенный, что женщина стоит по ту сторону:
- Я ушел, возьмите посылку.
Он выскочил из подъезда взопревший, сдернул с головы меховую шапку, утерся носовым платком: «Вот так встретили!» Хотел было пойти обратно к брату, но что-то остановило его. Он оглянулся на двери подъезда, решил удостовериться: забрала ли женщина пакет? Тихонько приоткрыл дверь, посылка лежала на месте. Михаил недоуменно пожал плечами, присел на скамью. Решил: «Подожду еще немного». Он стал заглядывать в окна первого этажа. Какое-то из окон должно принадлежать квартире № 4. Ни одна занавеска не шелохнулась. Разве что стукнуть в какое-нибудь легонько? «Ну, их к черту, еще в милицию загребут!» - остановил себя Михаил. Тихо было в подъезде. Вдруг двор пересек какой-то зачуханный мужичонка, мельком взглянув на Михаила, юркнул в подъезд. Михаил насторожился и почти тотчас зашел следом. Мужичок крутился у четвертой  квартиры, согнувшись, рассматривал сверток у двери, принюхивался. Михаил окликнул мужика:
- Вы в этом доме живете?
- Д-да, - как-то неуверенно ответил мужик. Глазки его забегали.
- А Эрну Карловну Беккель случайно не знаете?
- Э-э-э, Эрну Карловну? Знаю, кто же не знает Эрну Карловну?
- Кто вас знает? Годами живете в одном доме, а друг друга не знаете, вот что значит город! Пойдемте в свидетели, посылку мне ей надо передать из деревни.
- А-а-э-э, - опять замялся мужик, - возможно Эрна Карловна меня не знает, лично мы не знакомы.
- Ну, р-р-р…- чуть не сорвалось с губ Михаила слово «рожа», - лицо-то твое ей известно, это ей даст гарантию, что при свидетеле я не причиню ей вреда. Женщина она одинокая, должно быть боится.
- Так я того, могу сам передать! – оживился мужик.
- Сам-то и я с усам, я позвоню, а вы стойте рядом.
Мужичок боком, боком мимо Михаила и выскочил из подъезда.
- Э-э-х, век бы вас не видать – жулик на жулике! – он еще раз настойчиво нажал на кнопку звонка. За дверями не слышалось ни звука. Михаил заново обвязал петушиные ноги бечевкой, вскинул веревку на одно плечо, и, выскочив из подъезда, заспешил к дому брата.
Он почти бежал по знакомому проспекту. На проезжей части из-под колес транспорта разлетались грязные брызги. «Теперь раскиснет все окончательно» - с досадой думал деревенский гость. Наскоро попрощавшись со снохой, он поспешил на железнодорожный вокзал.
В деревню прибыл последним рейсом автобуса налегке: пустую сумку затолкал в чемодан, петух болтался за спиной. Попросил водителя остановиться за деревней – отсюда до дома Гельмута рукой подать.
- Здорово, братка! – нарисовался Михаил в дверях друга.
- Миша?! Что случилось, ты не ездил?
- Ездил, как видишь, котомки пустые!
- Быстро ты обернулся.
Михаил развел руками:
- Боялся, братка, что твоя посылка протухнет. Вот, - сняв с плеча, протянул Гельмуту мешок. – Не взяла сестра твоя, не знаю вас, да и только.
- Так ты из-за нее вернулся, Михаил?
- А куда же я с ним? У Николая холодильник битком, на улице оттепель, братка, страшенная, я ноги в руки и был таков!
- Ах, мать честная, как вышло-то некрасиво! Мать её ети, эту Эрну! – и, обращаясь к жене, уже бодрым голосом распорядился: - Мета, а ну-ка, ставь ведёрный чугун на плиту, будет сегодня уха из петуха. Миша, беги за супругой, бабы-то вдвоем враз управятся, домашней лапши накатают. Справим твои встречины!
Михаил ушел. Гельмут принялся разделывать петуха на крупные куски. Когда с этим делом было покончено, наказал жене:
- Закладывай его целиком с потрохами, лапами. Съедим! Ах, как с Мишей-то нехорошо получилось! Вот ведь вредный немчинский характер! – ругал он родственницу. -Ну, припомню я сестрице это обхождение!
Мало времени спустя за столом у Беккелей сидела дружная компания. Суп получился наваристый, с пленкой золотистого жирка, с нежной домашней лапшой и соленым укропчиком. Хозяин щедро разливал по стопкам вино, приглашал гостей и хозяюшку выпить:
- За твои мытарства, Михаил, ты уж прости, что так получилось!
- Ничего, братка, зато твой петух в городе побывал. Знать,скуснее будет!
Михаил, в который раз в подробностях рассказывал, как толкал в дверь куриные лапы, перечислял родословную Беккелей, стараясь доказать, что он ее земляк.  Мудрая, сдержанная супруга пыталась урезонить мужа, легонько трогала его за колено: «Михаил, неудобно, сестра ведь она Гельмуту Карловичу». Гельмут уловил смущение гостьи, загорячился:
- Ты, Галина Петровна, его не попрекай. Прав Миша, тысячу раз прав! Это мы перед ним в долгу.
Михаил, подстрекаемый поддержкой друга, рассуждал:
- Я вот все думаю, Гельмут, в городах народ больше чем на половину из деревни происхождением. Уедут за огороды и строят из себя доцентов да профессоров.
Гельмут задумчиво покачал головой:
- Вот тут я с тобой не согласен, Миша. Те, кто действительно достиг высот, как ты выражаешься – доценты, профессора, эти люди скромные, не кичливые. Хватает у них ума вести себя как подобает. Это наш брат-голяшка, не успеют опериться, едва головенка из навоза высунется, начинают гнуть из себя: «Я не я и хата не моя!» Такие, брат ты мой, и в деревне встречаются.
Михаил согласился с доводами друга. Мало погодя опять спрашивал:
- Гельмут, а вот сестра твоя, почему Беккель? Разве она замужем не была?
- Как не была, была. Да ведь зять-то какой золотой человек был! Уважали мы его, царствие небесное. А как он нас привечал! Опять же, Миша, гордыня. Фамилия его ей, видите ли, не по нраву была - Холкин. А то не понимают многие, что не имя человека красит, а человек имя. Своими делами, поступками красит. Возьми вот известную фамилию Дуровы. Казалось бы, некрасивая, от слова «дурак», а у них ведь целая прославленная династия и звучит,  произносится гордо! Потому  как мы их по заслугам судим.
Друзья просидели за столом с душевным разговором до полуночных петухов.
Дня два спустя от Эрны пришло письмо. Среди всякого прочего сестра писала:

Что-то Гельмут от тебя давно не было весточки, гостинца. Как бы хотелось покушать зельца по рецепту нашей гросс мутер. Ты уж вышли, пожалуйста, при возможности куриных потрошков, груздочков солёненьких, вареньца из лесных ягод. Мне одной много не надо: по маленькой баночке достаточно.

Гельмут шумел, возмущался. Жена уговаривала супруга:
- Это письмо писано еще до приезда Михаила, вот, посмотри по датам.
- Всё одно! – кипятился Гельмут.
Обычно он просил супругу отписывать ответы, в этот раз сам взялся за письмо. Получилось оно короткое в три строчки:

Здравствуй, сестра Эрна! Пишет тебе брат Гельмут из деревни Воронино. Может быть, помнишь, откуда ты сама вышла и все твои братья-сёстры?
Спасибо, дорогая сестрица, за возвращенный подарок. Ох, и навариста уха из петуха!
Твой брат Гельмут. Писал 21.11.80г.

Через неделю пришел слёзный ответ Эрны:

Простите, милый брат Гельмут и сноха Мета! Был твой друг с посылкой, только я его раньше ни разу не видела и побоялась открыть дверь.
Накануне у нас во дворе прошел слух, что ходят какие-то люди, называются сотрудниками из СОБЕСа, проникают в квартиру пожилых одиноких пенсионеров, входят в доверие и бессовестно грабят их.
А тут в аккурат твой дружок пожаловал. Я даже записала его имя – Тарасов Михаил. Правильно? Потом, когда он ушел, сильно покаялась, ты уж, прости меня, братец!

- Вот, видишь, как получилось, - уговаривала Мета супруга.
- Он ведь ей всех Беккелей перечислил по старшинству. Подумала бы, часто ли такие имена встречаются, чтобы просто угадать? Дату моего рождения назвал. Чего еще?

В воскресенье Гельмут нарядный, наперевес с двумя сумками стоял на остановке автобуса. Кто-то из подошедших пассажиров спросил:
- Далёко ли собрался, Гельмут Карлович?
- Да вот в отпуск пошел, к сестре Эрне, в город надо съездить. Гостинцы отвезти, проведать, старенькая она у нас.