Менять надо не политиков, а способ управления

                МЕНЯТЬ НАДО НЕ ПОЛИТИКОВ, А СПОСОБ УПРАВЛЕНИЯ.
                Вариации на тему о прогрессе.

                Строительная и промышленная газета "РАЗВИТИЕ"
                №№ 31, 32, июль-август 1992 год.

ПРЕДИСЛОВИЕ к №31.
Посмотрите на дату издания. Это было между неудавшимся ГКЧП и  успешным ельцинским расстрелом Белого Дома. Это было время, когда всяческие оппоненты на развалинах рушащейся страны рвались в политику, полагая себя мыслящей элитой, достойной заменить надоевших членов ЦК и Политбюро.
Тогда, однако, все они шли от единого, базового, коммунистического образования, вдохновляясь разностью в понимании марксизма-ленинизма. Еще не было четкого размежевания. Все они выросли на общем, давно расхристанном поле, где либералы приходили, просто рядясь в свободомыслие и донашивая при этом изрядно перелицованные одежды. Я ходил со своей идеей новой движущей силы от редакции к редакции, и даже "Изобретатель и рационализатор" поддерживал меня лишь морально. Как вдруг в Фуркасовском переулке, что рядом с Библио-Глобусом, я попал в редакцию газеты "Развитие"!
…Меня выслушали и предложили оставить материал. И благодаря двум персонам, завотделом Илларионову Валентину Федоровичу и главреду Александру Николаевичу Чекалину /светлая им память!!/, я угодил в номер вместе с тогдашним министром экономики РФ Андреем Нечаевым с первой моей, развернутой публикацией о спасительной роли для России новаторского движения. Вот она. На первой странице, сразу же после Открытого письма ПРЕЗИДЕНТУ…
В сдвоенном номере «Развития» в июне (№ 25-26) была опубликована беседа-дискуссия обозревателя газеты Андрея Шушарина с академиком Леонидом Абалкиным. Она, несомненно, заинтересовала читателей.
«С удовольствием прочел ваш материал, - пишет Шушарину москвич Марк Бойков (философ, преподаватель МИП, как он пишет о себе, телефона в квартире не имеет). – Хотелось бы подключиться к вашим поискам «бредовых идей» и, в частности, предложить свои. Возможно, они подойдут Абалкину, который ищет «людей с программами».
 Большую статью принес в редакцию Бойков. Много к ней можно высказать претензий – и не пустить на газетные полосы. Но так хочется – помимо бесконечных мелких рассуждений о рынке и плане – какой-то большой идеи. Итак,..

                МЕНЯТЬ НАДО НЕ ПОЛИТИКОВ, А СПОСОБ УПРАВЛЕНИЯ
                ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ О ПРОГРЕССЕ

Горбачев вошел в нашу историю как Данко, задумавший вывести народ из дремучих болот застоя. А закончил в ней как Герострат, спаливший целую страну. Было видно, как он хотел стать Прометеем, но так и не понял, что главное в огне не жар, не температура горения, а… свет истины. Верного курса у "данко" не было.
Не поняв причин народных бедствий, Горбачев лишь усугубил их тяжкий ход. Перестройка оказалась дорогой в никуда, а разрушительный эффект по своим масштабам превзошел самые невероятные предположения. Но и это не все.
Эстафету у него вырвал его главный соперник Б.Ельцин. Дорога в никуда сменилась поворотом вспять. Капитализация всей страны. От Москвы до самых до Курил.
Да, окружение сыграло с Ельциным ту же шутку, что и свое окружение – с Горбачевым. Скажи, дорогой Президент, кто твоя команда, и я скажу, кто ты! Нам фатально не везло ни на царей, ни на генсеков. Так же теперь не везет и на президентов. Начинают за здравицу, кончают за упокой.
Но не о президентах наша печаль. Нам вообще не стоит уповать на умного руководителя, демократа или диктатора. Наоборот, нужно подумать о таком управлении, система которого сводила бы на нет значение субъективного фактора отдельно взятой руководящей личности. Ведь даже хороший человек вовсе не гарантия хорошего руководителя. Вот в чем проблема!
По существу в то самое время, как радикал-демократия и коммунисты спорят о социально-историческом выборе, о путях общественного развития, перед нашим обществом стоит проблема способа управления. И только!
Произошла подмена: на место вопроса о формах правления поставили вопрос о формации общества.
Но мы же настрадались не от социализма (в подлинном виде его еще и не было), а – от бездушного, античеловеческого, антинаучного управления им, сковавшего силы развития, задушившего поиск, почин, инициативы, извратившего само понятие социализм. И вот, вместо того, чтобы лечить больного, мы решили его убить. Вместо того, чтобы низложить уродующие социализм формы правления, взялись крушить само общество, его базис, производственные отношения.
Но простите, коммунизм не выдумка Маркса. Не партийная цель ВКП/б/. И даже не мечта бедных и обездоленных. Коммунизм – это изобретение богатых. Это они, богатые, живут по принципу: от каждого – по  способности, каждому – по потребностям. Естественно – за счет других, на эксплуатации чужого труда, пока производительные силы общества недостаточно развиты. Практически вся история – это развитие коммунизма. От первобытной к цивилизованной его форме. От коммунизма всех к коммунизму для немногих, а от него – через возрастание числа богатых от эпохи к эпохе, через рабовладение, феодализм, капитализм – снова к коммунизму для всех. Коммунизм, короче, - объективная  историческая закономерность. История стремится к нему как к высшей своей справедливости. То, что отнималось у общества немногими, она стремится сделать достоянием всех.
Поэтому, когда демзащитники народа, разоблачив партгосноменклатуру, устроившую себе, как и прежние хозяева жизни, коммунизм только для себя, отстранили ее от власти, они действовали в русле исторической справедливости. Но, замахнувшись на коммунизм вообще, превзошли пределы необходимого и сами  обрекли себя на перерождение. Их аппетиты оказались не меньшими, а власть – все той же кормушкой.
Что же делать с этой властью, чтоб она соответствовала обществу и жила его интересами, а не интересами захвативших ее людей?   
Увы! Не демократизация ей нужна, а… последовательная ликвидация. Ли-кви-да-ция! Так говорит марксизм, который мы забыли применить к себе.
В 1919 году на VIII съезде РКП/б/ была принята разработанная Лениным Программа строительства бесклассового общества (В.И.Ленин. ПСС, т.38, с.с.86, 105, 419). Наш классик, которого мы очень почитали, но почти не читали, утверждал:
"Общество, в котором осталась классовая разница между рабочим и крестьянином, не есть ни коммунистическое, ни социалистическое общество" (Там же,т.38,с.353).
"Пока остаются рабочие и крестьяне, до тех пор социализм остается неосуществленным" (Там же, т.40, с.304).
"Социализм будет тогда, когда не будет классов, когда все орудия производства будут в руках трудящихся" (Там же, т.42, с.307).
"Будет диктатура пролетариата. Потом будет бесклассовое общество" (Там же, т.43, с.100).
"Сейчас, проходя ваш зал, я встретил плакат с надписью: «Царству рабочих и крестьян не будет конца». И… когда я прочитал этот странный плакат, я подумал: а ведь вот относительно каких азбучных и основных вещей существуют у нас недоразумения и неправильное понимание. В самом деле, если бы царству рабочих и крестьян не было конца, то это означало бы, что никогда не будет социализма, ибо социализм означает уничтожение классов, а пока остаются рабочие и крестьяне, до тех пор остаются разные классы, и, следовательно, не может быть полного социализма" (Там же, т.43, с.130).
Однако И.Сталин извратил эту "азбучную и основную вещь", ревизовал программную цель партии на установление бесклассового общества. Объявив о победе социализма в Конституции 1936 года, он, тем не менее,  представил социализм "классовым обществом" с "совершенно новыми классами", дабы сохранить диктатуру пролетариата как личную опору власти. (См. И.Сталин. Вопросы ленинизма. ГПИ, 1952, с.548-550). Именно отсюда, а не с социалистической революции начались наши беды.
Критики сталинизма обычно сводят все к злой воле Сталина и его окружения. На самом деле, наоборот, произведенный теоретический подлог позволил "воле" (и не только Сталина, но и множества рядовых членов общества) стать "злой".
Если бы социализм, в соответствии с логикой исторического развития и учением марксизма, был признан бесклассовым обществом, то соответственно предстояло поменять и надстройку. Неклассовому обществу должна соответствовать неклассовая же надстройка. А это означало такую демократизацию жизни снизу доверху, какая и не снилась ни одной буржуазной демократии. Предстояло перейти к самоуправлению народа.
Но Сталин, навязав мнение о "классовости" социализма, тем самым "обосновал" сохранение диктатуры пролетариата. То есть, он перенес государство переходного периода за рамки исторического предназначения: государство, рассчитанное на классовую борьбу (со всеми его органами насилия и подавления, идеологической непримиримостью, командно-административными методами руководства, политическим способом управления и т.п.), вынес на неклассовую почву, где оно естественно предстало полной противоположностью к заложенному в нем смыслу. Поскольку врага уже не было, вся его махина обрушилась на своего же собственного субъекта, трудящийся народ. Диктатура пролетариата, оказавшись без пролетариата как класса, легко превратилась в диктатуру личности с приводным ремнем в лице партии.
Таким образом, с самого своего появления социализм был отягчен не соответствующей себе надстройкой. Он оказался недостроенным как общественно-экономическая формация. Хотя социальная структура общества изменилась (рабочие и крестьяне, вместе с интеллигенцией, стали равноправными трудящимися слоями, вследствие сохраняющегося социального разделения труда), людьми продолжали управлять как классами. Их постоянно побуждали к борьбе, вместо того, чтобы они развивались и проявляли  себя как труженики, как личности. Политическая лояльность, преданность значили больше, чем деловые качества, профессионализм, компетентность, просто способности.
Приступая в 1961 году к строительству коммунизма, Хрущев назвал имевшуюся тогда надстройку "общенародным государством" (с подачи одного из разработчиков третьей Программы КПСС Д.И.Чеснокова), но практически поменял лишь бирки, ибо все основные органы изжившей себя государственности оставил без изменений. Культ личности поменял фамилию, репрессии изменили форму, "диктатура пролетариата" продолжала действовать. Увы, время застоя заложил Хрущев.
Когда нами занялся Горбачев, ему следовало лишь достроить социализм, а не перестраивать его. Дать соответствующую социалистическому базису надстройку, ликвидировав "диктатуру пролетариата". Но вместо того, чтобы устранить источник бесправия, он взялся по наущению либеральной интеллигенции, строить так называемое "правовое государство". По образу и подобию буржуазной демократии, т.е. исторически пройденного для нас типа государства. В дополнение к одной надстройке он стал надстраивать еще одну. К той, что права нарушала, добавил ту, что призвана была их защищать. Получилось, разумеется, не правовое государство, а чудище о двух грызущихся головах, которые, в конце концов, и схлестнулись в августе 1991 года. Но, ни прав, ни свобод от этого больше не стало.
Да и не могло стать. "Демократы" просто овладели "диктатурой пролетариата",  для себя. Реформировали ее под свою руку, под свою идеологию. И принялись не надстройку приводить в соответствие сложившемуся базису, а ломать базис, капитализировать его, чтобы привести в соответствие, наоборот, надстройке, меняя естественно "диктатуру пролетариата" на диктатуру искусственно нарождающейся буржуазии.
И, тем не менее, мы должны поблагодарить "демократов" за отстранение от власти лжекоммунистической номенклатуры. У научных коммунистов на это ушли бы годы, если вообще когда-нибудь получилось. Но "демократы" сильно заблуждаются, что можно вот так просто, взяв власть, повернуть историю вспять. Развалить страну, разрушить общество – да. Повернуть же вспять – нет. Великие ниспровергатели политических трупов, они тоже, как и коммунисты, не смогли по-настоящему отмежеваться от сталинизма. И исповедуют сталинские же представления о социальной структуре и ее изменениях. Если тот думал, что классы можно уничтожить истреблением людей, то эти полагают, что буржуазию можно создать простым расчленением и раздачей собственности. Нынешних "предпринимателей" они уже называют классом. В действительности же, за редким исключением, как бы те респектабельно они ни выглядели, это сплошь "теневики", чины-взяточники, казнокрады, жулики, махинаторы, нажившиеся грабежом или использованием служебного положения (а иных источников, кроме знакомств и семейных связей, у них просто и быть не могло).
Это – люди, умеющие делать и тратить деньги, но не умеющие вести производство на перспективу. У них нет корней, традиций, даже принципов. Они не являются сложившимся субъектом, чтобы быть классом. Эта "буржуазия" сама бы исчезла в один день, если бы демвласть по-настоящему взялась за "декларации о доходах". В грядущей же восстановительной революции она будет подлежать не экспроприации, а элементарной уголовной ответственности.
Но коммунизму больше всего угрожают сами коммунисты. Демвласть сейчас висит на волоске. Е.Гайдар уверенно ведет ее к экономическому тромбофлебиту. Победа коммунистов неизбежна. И это – страшно! Нет, не диктатурой. Диктатура порядка – это лучше, чем диктатура хаоса и распада. У новых коммунистов есть антикризисные программы, и они сработают. Спасут народ от ублюдочного капитализма, от вымирания. Но…
У них нет программ на перспективу. Восстановительная революция, как бы ни пытались из нее получить большее, скорее всего приведет к восстановлению сталинского, прагматического социализма с присущим ему способом управления. А это проблем развития не снимет.
Поэтому коммунисты должны доказать, что они за народ борются, а не за себя. А для этого им надо сойти со сталинских на марксистско-ленинские позиции. То есть, признать социализм бесклассовым обществом и ликвидировать государство как орган господства какого-либо класса. Это означает, что раз нет классов, то, следовательно, не должно быть и политики как способа управления страной. Ее место должна занять наука, преследующая не чьи-либо интересы в ущерб другим, а коренные интересы всего общества, опирающаяся на более глубокую основу – объективное знание предмета во всех его внутренних и внешних связях, и потому учитывающая как ближайшие, так и более отдаленные последствия в их всеобщем значении. Менять нужно не одних политиков на других, а способ управления. Бесклассовому обществу нужны другие руководители – ученые.
А чтобы их выделить (вне зависимости от чинов и званий) и вместе с тем не дать дров наломать, нужна действительная свобода слова, причем для всех (вне зависимости от возраста, социальной принадлежности, образовательного ценза). Поэтому органы печати, радио, телевидение, издательское дело должны быть переданы в собственность народа, в ведение новых органов власти и местного самоуправления. Тем самым печатное слово будет превращено в непрерывное ВЕЧЕ народа, занимающееся не формированием общественного мнения, как это делали политики, а поиском и непрерывным углублением истины.
Довольно оболванивания. Наоборот, нужно дать людям возможность духовно развиваться, умнеть, нравственно и профессионально совершенствоваться. Тогда печать будет служить не раздору, а единению общества. Тогда ценность каждой личности будет становиться реальностью. Именно в самоуправлении народа, а не в классовой якобы демократии.
От КГБ и президентской власти придется полностью отказаться. За полной ненадобностью! Ни коллективные, ни единоличные диктаторы самоуправляющемуся народу не нужны.
Буржуазно-министерское администрирование производством тоже не подходит социализму. Здесь целесообразнее то, что еще раньше предлагал А.Н.Косыгин, но – с поправкой на наше время: Советы директоров по отраслевому признаку (а самих директоров сделать выборными от Советов трудовых коллективов). То есть, предстоит развитие советской формы управления, как на уровне политической власти, так и в экономике. Функционирующей во встречном движении снизу и сверху потоков информации и решений и потому восприимчивой к запросам и идеям. Венчать  эту систему, видимо, будет Верховный Научный Совет (тоже выборный), соединяющий в себе координацию (вместо руководства) и прогнозирование (вместо планирования).
Партиям в управлении страной места не будет, поскольку сами они из политических организаций будут превращаться в общественные движения, отражающие не различие классовых интересов, а различие течений общественной мысли. Коммунисты, предвидя это, должны будут в блоке с другими патриотическими течениями брать власть не для дележа ее или присвоения, а для того чтобы отдать ее народу. Те политические объединения, что уже сейчас делят будущие портфели, создают "теневые кабинеты", должны сознавать, что их явление народу в образе новых спасителей должно будет носить временный, установочный характер. 
Таким образом, идя к обществу без государства, мы должны пройти стадию государства без политики. То есть – государства, управляющегося не верхушечно, а подлинно демократически – самим народом. С помощью науки, вырабатываемой всем миром в свободной прессе на основе свободной практики по отношению к каждому участку общественного бытия, производства и быта. Государство без политики это и есть государство самоуправляющегося народа, полу-государство, государство, принадлежащее всем, а не какой-либо политической клике, спекулирующей на интересах народа ради подвижки своих собственных. Лишь когда государство по частям, как писал Ф.Энгельс, будет передаваться в "музей древностей", общество действительно будет становиться правовым. Прав и свобод тем больше, чем меньше будет самого государства.
Так называемое "правовое государство" – насквозь лживая и ложная идея. Пока государство классически классовое, т.е. орудие господства (или ведущей роли) какого-либо класса, оно вообще не может быть правовым. Правовым может быть только общество и только без государства. Но именно это и составляет марксистский идеал общественного устройства. Просто лжедемократические болтуны, увлеченные созданием классового  общества, с демократией для избранных,  марксизма, в сущности, не знают и   не понимают. Они показательно хотят прав для народа и делают все, преимущественно для себя, чтобы он окончательно оказался бесправным.
Нет, ни КПСС от имени пролетариата, ни "демократы" от имени народа, а управление самого народа – вот действительный путь освобождения и цивилизации нашего общества. Закон соответствия надстройки экономическому базису – это не прихоть марксизма. Это реальность исторического развития. Каждая формация порождала свой способ управления. И социализм в том не исключение.
Поэтому – не будем себя дурачить. Чтобы выйти на линию прогресса, надо снять с общества ту смирительную рубашку, что надел на него Сталин, от которой не освободил нас ни Хрущев, ни Горбачев и которую "демократы" просто перекрасили в другой цвет. От чего, разумеется, она не перестала быть смирительной. Лишь после этого – приведения надстройки в соответствие базису, управления в соответствие социальной структуре общества - можно будет говорить о прогрессе. Но и этого мало. Прогресс – это всегда смена движущих сил в авангарде истории. Загнил феодализм – и на смену вышла буржуазия. Усилил гнет капитализм, замордовал народы войнами – и к своей освободительной миссии поднялся пролетариат. Обанкротился казарменный социализм – и свою активность наращивает…

              ПРОДОЛЖЕНИЕ к №32.
Ни одна движущая сила не играла свою прогрессивную роль в истории дважды. Всегда, будучи прогрессивной на стадии восхождения, исполнив ее, она превращалась далее в консервативную или открыто реакционную. Это объективный процесс, такова диалектика. Именно это явилось ахиллесовой пятой третьей Программы КПСС. Она приписала новую историческую задачу старой движущей силе, пролетариату, который никак не мог построить коммунизм, даже если бы сильно захотел этого. Дело в том, во-первых, что не может быть руководящей сила, которой попросту нет. Нет рабочего класса как такового. Во-вторых, пока физический труженик (будь то рабочий или крестьянин) остается в рамках классического разделения труда, он не создает и не может создать высшей производительности труда, "самого главного", по определению Ленина, "для победы нового общественного строя" (В.И.Ленин, ПСС, т.39, с.21). И не может по очень простой причине. По своим взглядам он может быть весьма прогрессивным человеком. Но в своем сущем измерении, в труде, даже при высочайшем уровне мастерства он остается консервативным.
Он трудится по однажды заведенному образцу, без конца повторяя одни и те же физические операции, тиражируя прошлое, воспроизводя исторически нисходящие формы труда. Он может, положим, выдать вдвое больше продукции, чем прежде. Но он соответственно вдвое больше при этом израсходует и себя и машину. Удвоенному выпуску продукции будет соответствовать удвоенная же затрата совокупной физической энергии. И то, что труженик выиграет на одном отрезке времени, он с неумолимостью закона проиграет на другом. Ибо соответственно износу сам будет чаще болеть, а его машина чаще ломаться и требовать возрастающего ремонта.
Такой труд не создает нового, он обращен в прошлое. И чем более он старателен, тем более консервативен. Не случайно, что Программа КПСС представила движение к коммунизму как простое разрастание количественных показателей социализма, на что в самом деле только и способен традиционный физический труженик, но что никак не может быть положено в основание коммунизма, качественно новой ступени развития общества. Себестоимость такого движения чрезвычайно высока: она изматывает народ, лишает его радости, да и сам человек просто останавливается в своем развитии, ибо низведен до положения простой механической силы.
Теми же теоретическими пороками практически заражены и коммунисты новой волны. Их представления о социальной структуре общества неизменны со сталинских времен. И та же абсолютизация классовой борьбы (но – с кем?) и руководящей роли пролетариата (не по отношению ли – к интеллигенции?). Что же это за борьба, которая не кончается и ничего в обществе не меняется. Такая верность марксизму стоит в обратном отношении к историческому процессу. И именно это пугает, тревожит, а не какая-то там "диктатура", которой намеренно пугают народ охочие до власти "демократы".
Прошлого социализма действительно больше не будет – этого не хотят и сами коммунисты. Но опять-таки может не быть дальнейшего продвижения вперед. А без этого история будет топтаться на месте, накручивая нестабильность, колебания, беды, трагедии для простого человека, закрывая ему горизонт очередными митингующими лидерами. В такой ситуации недалеко до полного маразма и вырождения.
В действительности, когда общество катится к гибели, в нем уже вызрели силы, способные поднять его из разрухи и повести к новым горизонтам развития. Есть такая сила и у нас. Но ее не заметили ни коммунисты, продолжающие делать ставку на пролетариат, ни радикал-демократы, ставящие на искусственно возрождаемую буржуазию.
Сила эта – новаторы общественного производства. Рационализаторы и изобретатели – люди, применяющие высшие человеческие способности к производству, творческие. Это – люди, развивающие самоё субстанцию собственности, совершенствующие средства производства, поднимающие их на новый качественный уровень. Они воочию показывают, что быть собственником средств производства – значит не просто владеть ими, но непрестанно и активно развивать их, тем самым обеспечивая технический прогресс производству, повышая его производительность. Если все другие слои и группы населения выступают потребителями созданной и экспроприированной собственности, то новаторы (их к началу перестройки было зарегистрировано около 14 млн. человек) – ее созидателями, творцами. Их отношение к средствам производства революционно по сути своей: они закладывают будущность развития, меняют способ производства.
Исторически они выступают, следовательно, преемниками пролетариата. С тою лишь разницей, что на заре Советской власти средства производства представляли цель для экспроприации их в общественную собственность, теперь же – цель для их непрерывного развития. Социальная революция пролетариата, таким образом, оказывается прологом к новаторской революции масс. В свою очередь новаторское движение масс выступает наследником освободительной миссии пролетариата в своей исторической форме. Если рабочий класс боролся за освобождение трудящихся масс от социального гнета, то новаторы борются за такое же освобождение труда от физического гнета морально и физически устаревающих машин. Если пролетариат ставил задачу уничтожения классов, то новаторское движение решает задачу уничтожения социального разделения труда, пожизненной привязки человека к одному из видов трудовой деятельности.
Как отдельная, частная фигура, как умелец-самородок рационализатор и изобретатель появляются во все времена и у всех народов. Но как закономерное, массовое явление, как общественное движение, они предстают естественно-историческим приобретением социализма, движущей силой, ведущей непосредственно к коммунизму. Они трудятся на предприятии и дома, общеобязательным и самостоятельно-творческим порядком, преследуют не только личные, но и общественные цели. Они счастливы не тем, что берут, а тем, что отдают. Впервые, таким образом, появляется в истории сила, которая улучшает свое положение не перераспределением, как это делали другие, и не отчуждением (грабежом), как это делает новоявленная, по существу, криминальная наша буржуазия, а тем, что улучшает его для всех трудящихся. Но, по иронии судьбы, именно она более других настрадалась от командно-административной системы управления, от казарменного социализма. Поскольку ее искания и устремления не вписывались в плановое хозяйство, и усилия ее оставались либо невостребованными, либо натыкающимися на глухой отпор. Если же что-то и внедрялось, то лишь в русле плановых показателей. Это была самая заинтересованная в обновлении социализма сила. Заинтересованная не потребительски, а созидательно. Но когда идет дележ пирога, никто не вспоминает об его авторе. Люди грызутся за власть, за собственность, ничуть не обращая внимание на тех, на ком всё это держится и получает подпитку.
А между тем, даже опыт развитых капиталистических стран, в который с таким усердием подглядывают наши "двоечники-экономисты", влюбленные в рынок, показывает, что не рынок поднял Японию из руин, сотворил южно-корейское чудо, не таланты самой буржуазии создают имидж процветающих США, Канады, ФРГ и других. Нет, неустанное, интенсивное форсирование и применение инновационных разработок, передовых технологий, новаторского поиска и усовершенствований всего того, что составляет научно-технический прогресс, фантастически поднимает производительность труда, удешевляет производство. Буржуазия этих стран давно смекнула, что новаторские дарования, техническое и технологическое творчество приносят ни с чем не сопоставимые прибыли, и устроила настоящую гонку за умами, за скорейшее внедрение их разработок, а мы…
Мы решили заняться дележом собственности, воспитанием чувства хозяина, когда под рукой миллионы и миллионы новаторов выказывали и выказывают его на практике неустанно. Мы ввязались в болтовню о собственности и не замечаем людей, которые ее развивают, суля ежедневные миллиардные прибыли. А все потому, что одни хотят развивать и трудятся для этого, а другие хотят властвовать и богатеть на этом.
…Разумеется, проведя (через выборы, к примеру) восстановительную социалистическую революцию, мы прямо должны будем обратиться к новой движущей силе в лице изобретателей и рационализаторов, чтобы задействовать заложенный в ней исторический потенциал. Для этого необходимо техническое творчество масс, новаторский поиск людей признать трудом, но соответственно и оплачивать как труд. То есть ввести к основной заработной плате труженика-новатора дополнительное, относительно постоянное, частичное, соразмерное экономической эффективности и длительности действия технической новинки денежное отчисление в его пользу, выплачивая его до тех пор, пока идея приносит обществу доход. Иначе говоря, платить следует не разовое вознаграждение,  не премию за идею, а вполне законную, ритмичную оплату уже вложенного  труда. Поскольку прибыль от идеи составляет процесс, постольку и отчисление от нее должно быть не разовым, а соответствующей по длительности действия процессом в жизни автора. Это будет справедливо. Ибо поощрительная премия оценивает лишь идею, но не берет во внимание  весь тот долгий мучительный процесс ее вынашивания, т.е. трудовой процесс, обладающий своим пространством и временем.
Это повысит, с одной стороны, заинтересованность, а с другой, что более важно, - создаст условия для воспроизводства творческой активности человека. Если сегодня новатор, получив и израсходовав премию, вновь вскоре вынужден трудиться и основным (по рабочему месту), и дополнительным (по творческой инициативе) порядком, а жить лишь на одну зарплату, то с введением относительно постоянного и соразмерного по эффекту отчисления его общие трудовые затраты будут оплачиваться по совокупности. И творческий труд получит основания к продолжению.
Кроме того, разово премиальная система вознаграждения сводит заинтересованность новатора к чисто количественному выражению. Хочешь чаще получать премии – чаще подавай идеи. А это приводит к спешке и перенапряжению человека, больше изматывает, чем развивает его способности. Сокращается и время, необходимое для пополнения и углубления знаний. Нередко поэтому количество предложений приходит в ущерб их качеству, а самый стимул восстает против собственной цели. При этом предложения чаще подаются более мелкие, менее ценные, зато более податливые в разработке и легкие во внедрении. Вследствие этого творческий поиск направляется в поверхностные, а не глубинные проблемы научно-технической революции.
При новой форме оплаты интерес новатора будет сориентирован, наоборот, на разработку более фундаментальных проектов, обладающих более высокой экономической и моральной емкостью, поскольку последние будут означать для автора более весомые и продолжительные отчисления. Следует поэтому предположить, что рано или поздно эти дополнительные выплаты в своем росте значительно превзойдут размеры основной заработной платы, получаемой по основному труду, и… сделают ее просто излишней. Как излишним, соответственно, они сделают и труд ради неё.
Стало быть, если человек сможет жить на средства отчислений от действующих новаций, то, по желанию, его вообще будет возможным освободить от обязательной сменной занятости на рабочем месте, с правом свободного и самостоятельного посещения объектов своего творческого труда. Это будет второе, естественно вытекающее из первого, важное условие развития творческой активности человека. Освобождение тут предвидится не от труда вообще, а от труда в старой, принудительной форме. Что позволит новатору всецело предаться той деятельности, что выражает его наиболее полно и существенно.
Тогда человек будет трудиться свободно, саморегулируясь и самоуправляясь подобно тому, как это происходит у художника, писателя, композитора. С реализацией тех же способностей, но в своей сфере. Отпадет непроизводительное использование его в качестве простой тягловой силы, в то время как талант его может давать обществу неизмеримо более ценное. Его труд, благодаря этому освобождению, превратится в самодеятельность, что и предвидели наши великие классики. И именно вне  принуждения и внешней регламентации труд человека будет безгранично повышать свою целесообразность и эффективность. Теперь у него откроются возможности для свободного самообразования, общения с природой, занятия спортом, овладения другими видами деятельности, короче – для всестороннего и глубинного развития себя как труженика и человека. Он будет становиться богаче и материально, и духовно, более гармоничной личностью. Все созидательные ипостаси у него получат дальнейшее развитие.
Мало того, освобожденность его от жесткой привязки к конкретному рабочему месту автоматически предполагает для него третье радикальное условие развития – доступ и свободу посещения не только своего родного, но и любого другого предприятия или учреждения, могущего вызвать к себе неподдельный творческий интерес. В этом случае личное право наконец-то будет приведено в соответствие с общественным характером собственности и будет использовано давно полагавшееся преимущество социализма.
Благодаря этому начнет отступать в прошлое каждодневная разобщенность, раздельность и отчужденность существования людей по отраслям, предприятиям, цехам, территориям, вызываемая общественным разделением труда. И тогда получат толчок и развитие универсальное общение людей, невиданный обмен и обогащение опытом и знаниями, зарождение коллективов по интересам. Люди перестанут относиться к гостю как к чужаку и будут воспринимать его как соучастника в своих трудах и успехах. Изменится сам климат отношений. Общественный характер труда будет выражаться наглядно. Получит развитие совместное творчество.
Все эти меры, разумеется, приведут к резкому увеличению количества богатых людей в стране. Но богатых собственным, а не чужим трудом. Не обворовыванием, а собственным созиданием. Дело ведь не в том, сколько человек получает – много, мало – а в том, за ЧТО получает. По достоинству, заслуженно ли, или неправедно, по-воровски. Однако и в этом случае новаторы не выглядят некой элитарной, противостоящей другим категориям прослойкой, как нынешние, к примеру, "предприниматели".
Поскольку изобретатели и рационализаторы, получая отчисления, будут потреблять определенную часть, а не всю создаваемую ими стоимость, постольку остальная ее доля во все возрастающих размерах пойдет на потребление другим трудящимся – либо через повышение заработных плат, либо через снижение цен на товары массового спроса.
И все же главное богатство не в количестве денег или вещей в потреблении. Богатство будущего общества, как писал Маркс, будет измеряться величиной свободного времени у людей. И это – истина!
Когда модернизированный или вновь изобретенный станок заменяет десяток устаревших, внедряется новая линия или технология, заменяющая труд 10-100-1000 рабочих рук, сразу же встает или обостряется проблема излишка кадров. Капиталисты решаю ее просто: увольняют избыточную рабочую силу. Применение творческих дарований одних людей приводит здесь к массовому выбросу на улицу множества других. Наше общество могло бы решать вопрос по-другому. На предприятиях и в учреждениях оставалось бы то же количество рабочих и служащих (или даже удвоенное, утроенное, учетверенное), но разведены они были бы на большее количество смен. И тогда занятость их стала бы не по 8 часов в три смены, не по 6 часов в четыре смены, а по 4 часа в шесть смен, по 3 часа в восемь, с последующим сокращением и количества рабочих дней в неделю.
То есть, сокращению, если подходить к делу по-людски, должны подвергаться не люди, а сменная занятость. Тем более, что с ростом производительности труда они со временем за 4 часа будут производить то, что сегодня за 8. А это увеличение материального достатка и свободного времени для остальных тружеников представится для них условиями их собственного личностного развития. И соответствующего приобщения к творческой деятельности в производственной и гуманитарной сферах, или повсеместного ради удовольствия или счастливого самоутверждения. Постепенно, таким образом, в новаторский почин будет вливаться все трудящееся население, и, вслед за первопроходцами, к самоосвобождению с производств устремится едва ли не каждый, как это происходит в детской игровой практике. Так освобождение новатора с предприятия предвещает, в  конце концов, освобождение всех по закону перемены труда и деятельности.
Поэтому будущий, коммунистический, способ производства представляется лишенным той обязательной принудительной занятости на предприятиях, которая, надо сказать, существовала в истории не всегда. Эту занятость ввел своей фабрично-заводской системой организации труда капитализм. А нормальный, подлинно научный социализм, обратившись к творческим дарованиям миллионов, призван уничтожить ее, превратив своих тружеников в свободно и гармонично развивающихся людей.
И это не фантастика. Вся история с первобытных времен показывает нам эту тенденцию в нарастании: производственное время сокращается, свободное – увеличивается, меняясь в соотношении между собой.
Из этого, однако, не следует, будто трудовая деятельность вообще прекращается. Просто она меняет свою форму, и, соответственно,  организацию. Каждая общественно-экономическая формация порождала, а затем имела опорой свой тип труженика. Социализм как первая фаза коммунизма порождает новатора в качестве опоры будущей, коммунистической цивилизации, для которого свободное творчество становится основным видом жизнедеятельности. В этом случае возникает вопрос о судьбе физического труда.
Последний не исчезает бесследно, а, наоборот, в еще большем объеме и на  более содержательном уровне возрождается в… физической культуре и массовом спорте, как в специфически человеческих способах оздоровления людей, их гармонического и пластического совершенствования. Физический труд в старой форме, превращаясь в свою противоположность - из развивающего в угнетающий – вызывает ныне диспропорции в развитии, быстрый износ и старение человека и поэтому требует и приходит к своей исторической смене. Становясь в узкой, однобокой, механической форме принадлежностью машин, в новой, широкой и свободной, универсальной и творческой форме (какими собственно и могут быть физкультура и спорт) он продолжит историческую миссию физического труда и приведет человека к новому физическому прогрессу.
Если на заре человеческого общества творчество орудий породило физический труд, то у истоков новой цивилизации, уничтожая его в старой форме, одновременно возрождает в новой. Освобождение новатора с производства, сокращение занятости для остальных тружеников, а в последующем и их последующий исход за сферу производства предстанут нарастающей действительностью физического труда в этом новом качестве, более достойном человека. Следовательно, как интеллектуальный, духовный, так и физический облик его значительно преобразятся, определившись в новой гармонии. Поэтому не следует бояться пришествия коммунизма. Напротив, есть все основания торопить его.