Пустыня

Песочно желтая флэшка прочиталась со второго раза.
Сразу же на экране всплыла рамочка со стильными виньетками и цветными воздушными шариками по углам.
В самой середине рамочки развернулись циферки "63".
Затем циферки сменились изображением занавеса, а из динамиков послышались звуки утихомиривающегося зала и настраивающегося оркестра.
Затем раздались равномерные шаги.
По мере приближения звука шагов остальные звуки утихали.

Занавес медленно раскрылся, явив взору профессора Агамирова
рисованную консерваторскую сцену
с органом на заднем плане,
весьма себе симфонический рисованный оркестр
и солидный рисованный же академический хор.

В центре спиной к залу стоял дирижер.

Стук палочки по пюпитру.

- Тю-тютю-тю-тю-тююю, - оркестр аккуратно проиграл "Happy birthday to you".

Затем негромко, но мощно вступил хор.
- А-гами-ров Ле-воон, А-гами-ров Ле-воон, А-гами-ров, А-гами-ров, Агамиров Левон!

Декан факультета математической статистики и станкостроительной конструкторологии с удовольствием откинулся на спинку кресла и уставился в монитор.


- А-гами-ров Ле-воон, А-гами-ров Ле-воон, - пел хор, наращивая крещендо.

Но тут, рядом с дирижером, материализовался солист в странном белом, мягких обводов колпачке.

- Ста-рый Лы-сый Ган-дон, - чётким звонким голоском пропел солист, театрально вытянув перед собой маленькие рисованные ручки.

А хор, уже в полную силу, во всём великолепии классического четырехголосия немедленно подхватил: "Старый лыыы-сый, ста-рый лыыысый, ста-рый лыыысый ган-дон".

Пока профессор ловил ртом воздух, пока пытался суетливо дотянуться до проводка с флэшкой, предательски скатившегося в щель между столом и стеной, хор успел пропеть припев на стакатто и начать заново уже в маршевом ритме.

Левон Вольделенович выдернул, наконец,
флэшку,
провод питания компьютера
и зачем-то мышь.
Он швырнул флэшку на пол и начал топтать её маленькой ножкой, одновременно ожесточенно разрывая и сминая в комки остатки красивого плотного картонного конверта.

Через пару минут, весь красный, Левон Вольделенович опустился в кресло.
Руки его тряслись.


Он пытался понять, кто.
И вдруг к нему начало приходить осознание, что в жизни своей он никого не любил, кроме, пожалуй, дочки Даши.
Что не здоровался с соседями,
не звонил родственникам,
никогда не участвовал в субботниках,
выдавал чужие научные работы за свои,
сживал со свету талантливых ученых по одному подозрению, что они могли занять его место,
даже на ректора писал анонимки в министерство,
ставил зачеты за интим
и оценки за деньги,
получал откаты,
брал взятки гаджетами,
кидал подрядчиков...
Воспоминания хлынули потоком,
их было много, слишком много, ч
тобы в них можно было разобраться вот так вот, сразу...

В кабинете повисла какая-то удушающе вязкая тишина.

И в этой тишине вдруг совершенно ясно перед лицом профессора всплыли красные носы и рыжие кудри двух очаровательных клоунов,
которые сегодня утром
на крыльце факультета
раздавали
всем входящим
воздушные шарики и еще что-то.

Всем входящим!
Еще что-то.
Еще что-то в красивых плотных картонных конвертах.
Дыхание у Левона Вольделеновича опять перехватило.
И отчего-то стало очень холодно.

И тут, за дверью, в приёмной, ожил телефон у секретарши Ксени.
Непрестижный старенький аппаратик старательно выводил примитивный MIDI-рингтон:
"Тю-тютю-тю-тю-тюююю ... Hap-py-birth-day-too-yoo-uuuu".

Агамиров сидел и смотрел на дверь.
В другое время он выскочил бы, наорал бы на Ксеню, обозвал бы, пригрозил бы увольнением без выходного пособия, сбросил бы со стола в приемной бумаги...

Но он остался сидеть в кресле.
Ему было страшно.
Почему-то ему казалось, что за дверью нет никакой приёмной,
нет никакой Ксени.
Ему казалось, что там, за дверью -
пустыня....











- Совпадение имен, фамилий, названий, ситуаций является исключительно случайным, не имеющим ничего общего с реальными именами, фамилиями, названиями и ситуациями. Ничего такого не было. Автор это всё придумал сам. Ему это пришло. Во сне. И он потом ночь не мог заснуть, пока не изложил приснившееся на бумаге. -