Здесь всё по-другому 3 и 4

Глава третья.

Ночь прошла без сна. Как ни старался Вадим, взбудораженный мозг не желал уходить в спячку, пытаясь переварить всё случившееся. Получалось плохо. К тому же сильно болела голова. Точно сотрясение. И тошнит характерно, и слабость мерзкая. Школьный приятель Пашка рассказывал о симптомах, у него как то было сотрясение мозга. Очень гордился этим, кстати.
Вспомнив об этом, Вадим еле слышно застонал. Друзья, школа, привычные развлечения. Такое ощущение, что это ему приснилось. Или было тысячу лет назад. Как же хочется снова всё это увидеть. К маме хочется. Она волнуется. Отца из командировки выдернула, наверное. Их же полдня и ночь нет уже. Или здесь время течет по-другому? То, что здесь другое время года, так это точно, дома осень, а не весна. Но тут и она не радовала. Запах мокрой земли и пробивающейся травы теперь, наверное, до конца жизни будет ассоциироваться с этим проклятым котлованом. В общем, один фиг, как бы время не разнилось, родители всё равно волноваться будут. Что его, что Алинкины. Блин, Алинка! Хоть бы с ней ничего не случилось. Тут сам не знаешь, как отсюда выбираться, а уж как её искать, совсем непонятно. Может, она осталась в парке, и эти чёртовы рабовладельцы её не заметили? Почему-то Вадим был уверен, что нет, заметили. Она же была буквально в шаге, звала его, наверное, искала.
Он вздохнул и в очередной раз безуспешно попытался хоть чуть расслабить окаменевшие от напряжения мышцы. Это была самая жуткая ночь в его жизни. Какими мелочными казались теперь столь важные ещё сутки назад вещи. Какими бесполезными столь тщательно нарабатываемые умения, типа уровня в компьютерной игре. Нужно отдохнуть, иначе утром он даже встать не сможет, уж не говоря об организации побега. Любой дурак знает, что при сотрясении нужно как можно больше отдыхать.
Но тревога за Алину грызла как злобная и очень упорная собака. Где она, что с ней? Никто ведь не знает, что они здесь, а значит, никто не сможет помочь. Только он, Вадим. Мужчина он или нет? Должен он помочь девушке, которая ему нравится? Да даже если бы не нравилась, их всё равно многое связывает. Они дружат уже лет восемь, сколько раз вместе в передряги попадали, типа обнаружения родителями совместного прогула школы или бегства от владельцев разоренного яблоневого сада. Ну не бросали же друг друга. Вадим даже и не понял, когда тоненькая блондинка с косичками стала больше, чем подруга, больше, чем одноклассница. Больше, чем вообще все. Или она таковой изначально и была?
- Ну не хочу я, не могу, – прошептал Вадим в глухую темноту ночи, – это слишком сложно для меня. Я не справлюсь.
Темнота язвительно молчала. Кто-то храпел невдалеке, бормотал что-то во сне. Ответ на жалобу напрашивался сам собой. А выбор есть? На кого это можно переложить? Ни на кого. Других кандидатов просто нет.
Где-то в стороне медленно загорался рассвет. Мысли путались, но не желали уходить. Глаза резало от недосыпа. Но подремать не удалось. Спустя полчаса со всех сторон начали раздаваться зычные голоса старших:
- Подъём! Шевелись! Вставайте, лентяи, жрём и на работу!
Сегодня Вадиму поблажек давать никто не собирался. Подняли вместе со всеми, погнали к котлам, сунули в руки миску. Баланда на вкус была отвратительной, но есть все равно не хотелось. Вадим поболтал в ней ложкой и отставил в сторону. Осмотрелся. Окружающие люди ели с удовольствием, некоторые даже переругивались из - за добавки. Парень вспомнил вчерашние слова Степаныча про крыску, про то, что другого счастья не будет. С едой, видимо, та же история. Цени то, что есть. Но аппетита это не добавило.
- Не будешь есть, свалишься через день, - проворчал кто-то за его спиной. Вадим обернулся и увидел высокого худого старика в лохмотьях. Подумалось, что неизвестно, что лучше – свалиться через день от слабости или через час от отравления этой бурдой, но парень промолчал. Говорить здесь не хотелось ни с кем.
- Не хочешь – отдай другому, чего добру пропадать, - продолжил старик, не дождавшись реакции на свою заботу. Вадим всё так же молча протянул ему миску. Тот взял, но сказал серьёзно:
- А ты все же от еды не отказывайся. Здесь люди такие, упадёшь, не только не поднимут, но и по голове пройдут. Никто с тобой своим куском делиться не станет. Так что и ты не разбрасывайся.
Вадиму вдруг вспомнилась книжка о фашистских концлагерях в годы войны, выпрошенная почитать у отца. Там, кажется, было нечто похожее на это гостеприимное местечко.
Лопатой работать он не умел, опыта не было никакого, поэтому ладони стерлись за час. Спина ныла, и он вяло махал инструментом, ненавидя эти слипшиеся мокрые черные комья, пока нарастающий шум не привлек его внимание.
- Гляди-ка, беглого поймали, – сказал один из работавших рядом, – вчера в город сдёрнул, всю охрану на уши поставил. Сейчас наказывать будут. Пошли, глянем, что ли?
Вслед за ними, торопливо побросавшими лопаты, потянулся и уставший Вадим. Хоть передохну и посмотрю, что там такое, решил он.
Волею случая он оказался почти в первых рядах. На утоптанный пятачок вывели затравленно озирающегося связанного мужика лет пятидесяти, старший, которых Вадим уже научился определять по чуть более новой и чистой одежде, что-то пробормотал. Наверное, объявлял вину и наказание. И без всякого предупреждения ударил мужика вытащенной из-за спины палкой. Резко, сильно. Тот согнулся и упал. Вадим отшатнулся. Наказание началось.
В бедной, и без того гудящей голове что-то щелкнуло. Ещё удар, человек закричал. Вадим дернулся вперёд, не задумываясь, но чья-то цепкая рука удержала его. За спиной неизвестно откуда возник Степаныч.
- Не дури, – негромко сказал он, – сам хочешь под раздачу попасть?
Вадим непонимающе глянул на него, потом такими же глазами обвёл собравшуюся кругом толпу. Люди стояли напряженно, с жадным любопытством наблюдая за экзекуцией. Ни в одном лице не читалось сочувствия или желания помочь.
- Там же человек, – растерянно сказал Вадим, – он же живой!
- Он живым и останется, – проворчал Степаныч, – не будут же хозяева рабочую скотинку портить. Накажут и отпустят. А тебе, если полезешь, вдвое больше достанется. А ты и так на голову ушибленный. Пойдём, паря, не смотри.
Но Вадим не мог сдвинуться с места. Сердце будто окаменело и вздрагивало только при ударе палкой по чужому живому телу. Парень не знал, что делать. Его учили защищать слабых и обиженных. Но Степаныч был прав. Он никому не сможет помочь один, а поддержки ждать неоткуда. Ещё удар. Человек уже не кричал. Броситься сейчас, приложить не ожидающего подвоха палача по шапке, выдернуть палку и... что дальше? Потащить избитого человека? Куда? И разве эта толпа упустит развлечение? Без шансов. Самого затопчут и провинившегося добьют. Ещё удар.
- Дай ему, так его! – Взревел кто-то за плечом Вадима, и вся толпа тут же радостно заорала, засвистела, заулюлюкала, разразилась поддерживающими криками. Ещё удар. Изо рта жертвы хлынула кровь. Не оставят они его в живых, отчетливо понял Вадим. К горлу подкатила тошнота, а к глазам бессильные слезы ярости и тоски. Он отвернулся и, стараясь не глядеть на расталкиваемых им людей, пошёл назад. Алина. Нужно думать о ней. Он нужен ей, он должен ее спасти, что угодно сделать, чтобы вытащить её из этого пекла. Он был уверен, что Алина тоже в него попала. Думать о ней, о светлых волосах, улыбке, серых глазах, голосе. Думать о том, как выбраться отсюда и помочь ей, отыскать. Только об этом, не воспринимать действительность, иначе сойдешь с ума, заорёшь дурным голосом, начнёшь биться головой о землю, пускать пену изо рта, рвать на себе волосы. Алина, думать об Алине. Не представлять, где она может сейчас оказаться, что с ней может случиться.
За спиной раздался очередной удар палки по телу. На этот раз какой-то особенно чавкающий. Вадим закусил губу, вздрогнул и ускорил шаги.


Странно или страшно, но на работоспособность происходящее оказало сильное воздействие. Не дожидаясь возвращения ни соработников, ни понукающих старших, Вадим вцепился в лопату и с ожесточением, почти злобой, воткнул её в землю. Ему самому непонятно было, представляет ли он чьё-то лицо на месте разбиваемой грязи и чьё, но в голове до хрипа, до звона, до разрыва стучало: «На тебе! На! На!» Собравшееся за сутки внутри напряжение с хрустом, как молодой ледок, ломалось и стекало по рукам, унося с собой и что-то важное, нужное, чистое.
Оживленно переговариваясь, возвращались люди. Вадиму казалось, что он даже слышать их довольные голоса не сможет. Ничего, смог. До мозга слова не доходили, но оно было и к лучшему. «Уходить надо», - думал он безразлично и устало. Забрать кого-нибудь с собой? Они же здесь перемрут, вот так, забитые. А что, если...?
Он даже замер от пришедшей в голову мысли, за что тут же заработал пинок от проходящего мимо старшего.
- Не зевай, работай, – бросил тот и пошел дальше, не обращая больше внимания. Вадим машинально нагнулся к лопате, тут же выпрямившись и обругав себя. Нашёл раба, урод мордатый! Разбежался, ещё спину перед ним гнуть!
Но старшему всё это было глубоко безразлично. Никому не было интересно, что там этот сопляк думает. И Вадим снова ссутулился, согнулся, опёрся о лопату. Состояние было хуже некуда, ему казалось, что он сейчас рухнет, и его потащат вот так же избивать до смерти, и жадная до зрелищ толпа будет уже в него тыкать пальцем и кричать: «Бей его! Бей!» Ноги подкосились, Вадим глухо бессильно всхлипнул сквозь сжатые зубы и начал оседать вниз. Наверное, единственное, что его спасло, это команда к ужину. Опираясь на лопату, как на костыль, закусив губы до крови, он поплёлся за остальными, только сейчас заметив, что уже темнеет. Нужно было кое-что обдумать, но сил не было.
После ужина сидеть вместе с остальными не хотелось. Бросив миску, из которой в этот раз хоть что-то съел, в общую кучу, Вадим переполз на ближайшую подстилку и отвернулся. Голова болела невыносимо, заснуть снова не получалось. Но и у других на посиделки не было желания. Грязные, оборванные, полуголодные, люди расходились и укладывались спать. К вони Вадим немного притерпелся, но вздохи, охи, бормотание и прочие звуки колышущегося вокруг людского моря еще заставляли вздрагивать.
Сонная тишина быстро накрывала котлован. Вадим заворочался и бездумно уставился на мерцающий невдалеке огонек. Кто-то ещё грелся у огня. Видать, тоже не спалось. Вадиму хотелось сейчас оказаться за тысячи километров отсюда, где угодно, или даже сойти с ума и отправиться в дурку. Он бы не сопротивлялся, честное слово. Лишь бы не здесь, не так.
Он полежал еще минут пятнадцать, а потом поднялся и пошел неизвестно зачем к виднеющемуся костру, едва не наступая на спящих вповалку.
У костра одиноко сидел тот самый старик, которому Вадим утром отдал свою еду. Он спокойно глянул на мальчишку и снова уставился на огонь. Вадим без приглашения сел рядом
- Голоден? – спустя какое-то время поинтересовался старик. Вадим мотнул головой и поморщился. Она снова отдалась болью и искрами в глазах.
- Не спится? Уйти хочешь? – так же спокойно продолжил дед. Ответа явно не требовалось. Старик вздохнул.
- Ох, молодость. Да каждый первый, не считая второго, рыпается поначалу, бежать пытается, попадается вот так, как сегодняшний..., – старик помолчал и добавил. – Знал я его. Хороший мужик. Был.
- Лучше привыкнуть, притерпеться? – спросил беззлобно Вадим. Старик пожал плечами.
- Почему бы и нет? Всё целее будешь
- Не надо целее, - буркнул парень. Помолчал и решился. – Надо всех поднимать и уходить отсюда.
- Куда? – перевёл на него выцветшие глаза старик.
- Да хоть куда-нибудь. Туда, где не надо будет жить вот так. Люди же, какими бы они не были, умирают здесь. Эти скоты, ваши так называемые хозяева, пускают их на убой просто так, ни за что. – Вадим зябко обхватил себя за плечи и поежился. – Надо что-то делать.
- Зачем? – Спросил старик. На секунду у Вадима мелькнула мысль, что дедок над ним издевается. Но полнейшее отсутствие эмоций в голосе убеждало больше любых слов. Ему просто всё равно. Он стар. Он устал. Ему уже ничего не интересно.
- И что, это можно так и оставить? – возмутился Вадим. – Это нормально? Они же людей воруют пачками, работать заставляют как проклятых, жить в нечеловеческих условиях!
Старик усмехнулся. Выцветшие глаза смотрели жалостливо и насмешливо, словно на новорождённого котенка, тычущегося сослепу головёнкой во всё подряд в поисках сиськи.
- Ох, молод ты ещё, молод…, - протянул он и неожиданно резко добавил. – Да не люди это. Запомни, сынок, человек остается человеком пока сам себя таковым считает. Пока собственного достоинства не уронил. Пока душу свою сберёг и в грязь не втоптал. А это не люди уже. Это скот. Думаешь, там, на родине, они по-другому бы жили? А им все равно, где спать и что жрать. Пропили и продали они свои души давно. Нет им места в мире, никому они не нужны, ни там, ни здесь.
Вадим молчал. Старик сбавил тон и продолжил:
- Ты молодой, сильный, ещё можешь их всех освободить, если хочешь. Им все равно за кем идти, и за тобой пойдут. Только куда. Найдёшь ты выход, вывалитесь на волю, а дальше что? Так и скажешь им, идите, мол, друзья, снова попрошайничайте, воруйте, умирайте под заборами, не будет больше никто вас заставлять работать, а заодно и обеспечивать бесплатной едой и ночлегом, строить, присматривать за вами дурнями. Думаешь, нужна им такая свобода?
Вадим всё так же молча подвинулся к костру. Такая правда не приходила ему в голову. Весь его беззаботный до вчерашнего дня мирок в очередной раз перевернулся. Добро больше не казалось добром, а зло – злом.
- Но... они же умирают здесь, - промямлил он нерешительно, – болеют и умирают, десятками.
- Так же, как и везде, – равнодушно отозвался старик, – это их выбор. Точнее, судьба, выбор это слишком сложно.
- Вы здешних людей за что так не любите?
- Я просто знаю им цену. И не обманываюсь, – старик поворошил дрова, – я слишком много прожил на этом свете, слишком много повидал, чтобы кого-то любить или не любить. Я не верю словам, я вижу поступки. Уходить тебе надо отсюда, вот что, – неожиданно закончил он. Вадим, несмотря на адскую усталость, чуть не подпрыгнул, настолько внезапно сменилась тема.
- Надо, – буркнул он, – а толку. Я ж дороги к выходу не знаю.
- Я расскажу, как добраться, – спокойно сказал старик.
- Вы знаете? – Вадим даже закашлялся, так перехватило горло.
- Знаю, – заулыбался дед, – смотри сюда.
Он вытащил из костра обгоревшую палку и принялся чертить ею по земле.
- Вот это наш котлован, копаем и живём тут все разом. Вот на север пустырь, за ним дома. Если никуда не сворачивать, то пройдешь краем, а там стройка и завод заброшенный. За ним обменные ряды. Вот тут, с угла две продуктовые лавки. Как за них зайдешь, упрёшься в дверь некрашеную, вроде лабазной. Вот тебе и выход. Должен ещё работать.
Вадим старался не упустить ни одного слова, жадно следя за движением обугленной щепки.
- Запомнил? – старик дождался утвердительного кивка и стер нарисованное. – Иди, я дорогу мимо постов тоже покажу.
- Подождите, – Вадим, не задумываясь, коснулся его рукава, – со мной могла быть девушка, симпатичная такая, блондинка. Не слышали Вы, те, кто меня сюда притащил, ничего о ней не говорили?
- А кто она тебе? – старик остро глянул на него. Вадим замялся.
- Подруга, – наконец неохотно выдавил он. Старик качнул головой.
- Не слыхал. Если и была, сюда не привозили. – он тоже неловко замолчал, потом добавил. – Наши девушек неохотно берут, мужчины сильнее и работают дольше. Если только в квартал увеселений. Но он в другой стороне от выхода, не дойдешь.
Повисла пауза. Наконец дед поднялся, отряхнул лохмотья и проворчал:
- Ну что, с Богом. Выведу тебя отсюда, если получится, да и спать. Не те уж годы-то, ночами сидеть.
- А вы сами не пойдете? – спросил Вадим.
- Куда? Нет, не хочу. Прижился я здесь, того мира и не помню почти. Помереть здесь хочу. Тут мне есть с кем рядом лежать. А ты иди.
Вадим смотрел, как старик делает несколько шаркающих шагов прочь от костра, затем оборачивается, удивлённо глядя на парня, поднимает брови, открывает рот, чтобы что-то спросить. Наверное, почему тот не идет следом, ведь времени мало и...
- Нарисуйте мне, пожалуйста, дорогу к кварталу увеселений, – попросил Вадим. Старик помедлил, вернулся и с кряхтением вытащил очередную щепку из костра. Спорить и переубеждать не пытался.

Глава четвертая

Пока шли, разговор не клеился. Алина попыталась добиться каких-то объяснений, но Ксюша только рыкнула, чтобы собеседница не отвлекала её от дороги, и та замолчала. Но, когда полоса старых сараев оборвалась на большущем пустыре, Ксюша подобрела и примирительно сказала:
- Ну что, давай решать, куда сначала.
- За Вадиком же, – не поняла Алина.
- В городе две фермы для рабочих. Одна за торговыми и обменными рядами, почти на окраине, там дрова рубят и возят сюда. Другая поближе. Там роют котлован для водоочистки. Каким образом хозяева собираются очищать воду в этой грязной яме, неизвестно. Им виднее. Можно пройти сначала мимо неё, раз уж все равно идем в ту сторону. Надо только придумать, как подобраться к ней поближе. Там же охраны из ловцов тьма. Ну, и не в такие дыры лазили, рискнем. Или не надо? – Она прищурилась и искоса глянула на Алину.
- Как это не надо? А Вадька?
- Нет, дело твоё, – пожала плечами Ксюша, – ты заплатила, я отрабатываю. Только не могу понять, зачем?
- Я тебе говорила, он мой друг.
- Это не самое необходимое в жизни. Я бы на твоём месте соображала, как поскорее ноги отсюда унести.
- У тебя что, вообще никогда не было друзей? – Вспылила Алина.
- А зачем они мне? Мне нужны еда и ночлег, мне нужно выжить, и не попасть к ловцам, которые при неудачных рейдах не брезгуют и местными, не нарваться на грабителей, не угодить в квартал увеселений, не сгинуть в когтях кошек-людоедов, в конце концов. Друзья это не то, что меня интересует.
«Значит, они всё-таки людоеды», - вздрогнув, отметила Алина, но ничего не сказала.
Начинало темнеть. Ксюша мельком глянула на небо и сказала:
- Сдается мне, что сегодня мы уже ничего не успеем. По ночам ну очень небезопасно здесь разгуливать. Нужно добраться до ночлега, отдохнуть и замести следы.
- Какие следы? Что, за нами кто-то гонится? – переспросила Алина. Сил на страх и тревогу не было.
- Да понятия не имею. Но, на всякий случай...
Прошли пустырь по краю, вышли к домикам поновее и поцелее. Стали попадаться местные жители, неприятные, с подозрительными взглядами и настороженными выражениями лиц. Алине казалось, что отводимые перед ними глаза сзади сходятся, как лучи прожекторов, прожигают куртку на спине. Алина неосознанно жалась к спутнице, на что та не обращала внимания.
- А они все из верхнего? – тихо спросила девушка.
- Да нет. Многие, но далеко не все. Тут тоже дети рождаются, не только у вас, – рассеяно отозвалась Ксюша.
- А на нас они чего так смотрят?
- Нормально они смотрят, как и все тут. Привыкай, кукла Барби, не обращай внимания. Лучше ногами шевели, нельзя тут задерживаться.
Колкость звякнула и разбилась вдребезги о толстенную броню усталости. Если бы это могло хоть как то улучшить ситуацию, Алина и не такое стерпела.
- А что ты сама делала возле выходов? – вспомнила она, о чём хотела спросить. Ксюша помолчала и неохотно сказала:
- Думала, удастся что-нибудь раздобыть. Иногда ловцы тащат пойманных в спешке, иногда самостоятельно забредающие теряют сумки, кошельки, ещё что. Вторую неделю на мели, вот и пошла в разведку.
- Крысятничать? – всё-таки не сдержалась Алина. Спутница резко развернулась и схватила Алину за воротник куртки.
- Ты, блондинка с маникюром! Ты хоть раз голодала? На помойках рылась в поисках еды? Воровала? Что ты о настоящей жизни знаешь, недоделанная? Золотишком разбрасываешься из-за собственной придури, такого же маменькиного сыночка выручая. Критикуешь, таскай тебя за собой! Брошу, выбирайся, как знаешь!
Они стояли глядя друг другу в глаза. Ксюша яростно, Алина холодно и презрительно.
- Знаешь что, – медленно сказала последняя, – раз уж ты вспомнила. Я действительно тебе заплатила, поэтому ты меня не бросишь. Не я об этом вспомнила, это тебе, видно, удобнее строить отношения в денежном эквиваленте. И выручаю я не маменькиного сыночка, а своего друга. Каким бы он ни был, у тебя, я так понимаю, и такого нет.
Казалось, у Ксюши из ноздрей пойдет дым. Зрачки были во всю радужку. Алина вяло подумала, что та её сейчас ударит. Но спустя несколько секунд брюнетка разжала пальцы и с усилием рассмеялась.
- Молодец, – несмотря на горящие глаза, голос звучал почти весело, – ты, оказывается, с зубками. Рада, что ошиблась. Извиняться не буду, не жди.
- Я тоже, – буркнула Алина, остывая гораздо медленнее.
- До моего жилья рукой подать, – сменила тему Ксюша, – заночуем там. Вроде там даже припасы какие-то оставались, если не наведался никто, пока меня не было.
- Ты что, одна живешь?
Девчонка кивнула, явно не желая продолжать тему. Она уже развернулась в нужном направлении, но тут её взгляд замер на чём-то за спиной Алины и лицо скривилось.
- Чёрт! Достоялись на одном месте, навыясняли отношения! Валим отсюда по-быстрому!
Алина оглянулась. По ближайшей стене скользили серые тени, размытые и подрагивающие, словно их обладатели крались по границе тьмы и света, даваемого тусклым уличным фонарем. Кстати, напоминал тот больше просто-напросто подпаленную с одного конца и мерзко чадящую палку.
Ксюша дернула Алину в тень одной из стен, потянула за угол и уже оттуда осторожно выглянула.
- Что там? – еле слышно спросила Алина из-за её спины.
- Ночные грабители, – так же отозвалась спутница, – кажется, мы неудачно попали им под ноги. Говорила, не надо бродить вечерами по здешним местам.
- И что делаем?
- Сидим и ждем. Будем надеяться, что они нас не заметят.
В полосе света показался мужчина, осторожно огляделся и тихими скользящими шагами двинулся дальше, исчез в сумраке. За ним вышли ещё двое, так же растворившись спустя пару секунд. Девушки старались даже не дышать. Чувство острого страха у Алины притупилось, по сравнению с первыми часами пребывания в этом мире было легче. Но исходящая от этих бесшумных фигур угроза вводила в некое оцепенение, ещё более противное и липкое, чем простая паника.
Больше никто не показывался. Подождав еще минуту, Ксюша поднялась с корточек, на которые присела, выглядывая из-за стены.
- Вроде всё, – сказала она, – надо уходить. Вот интересно, с момента, как ты свалилась мне на голову, мы все время от кого-нибудь драпаем. Забавная традиция, правда? И с каждым драпом я всё сильнее задумываюсь, зачем мне оно надо. Жила себе тихо-мирно…
- Между прочим, ты первая меня полезла вытаскивать из оврага, – отрезала Алина, делая шаг за Ксюшей, – я не просила.
- Ещё скажи, что ты против была, – хмыкнула та. И вдруг испуганно, по-детски, вскрикнула и упала лицом вперёд. Алина завизжала куда громче и отпрыгнула назад.
Дернувший Ксюшу на землю ночной грабитель поднялся и оскалился.
- Вот так добыча, – прохрипел он, – сразу две девки. За вас неплохо заплатят в квартале увеселений. Иди-ка сюда, киска.
Алина в жутком первобытном ужасе отшатнулась назад от протянутой к ней руки, потеряла равновесие и грохнулась на спину. В глазах фейерверком рассыпались искры, позвоночник жалобно хрустнул, боль пронзила всё тело. И в ту же секунду на неё сверху в прыжке обрушился ночной грабитель.
- Не уйдешь, зараза! – Рыкнул он, пытаясь вцепиться грязными руками в Алинино горло. От него воняло хуже, чем от помойки, и это было немаловажным психологическим фактором. Совершенно ошалев от ужаса, Алина сопротивлялась как сумасшедшая. Мужчине никак не удавалось схватить ее за руки. Левая, оттолкнувшись от плеча нападающего, отлетела к земле. Пальцы треснулись обо что-то твёрдое, мигом потеряв чувствительность, но Алина вцепилась в это твёрдое и с размаху заехала грабителя куда-то в район уха. Он взвыл, и от этого звука паника накатила на девушку с новой силой. Она принялась яростно колотить врага, не замечая, что тот уже не борется с ней. Руки, хватающие её, ослабли, тело нападавшего обмякло.
- Хватит!
Запястье пронзила резкая боль, вернувшая сознание на место. В каких-то сантиметрах от своего лица Алина увидела глаза Ксюши, испуганные и злые. Увидев, что взгляд Алины становится осмысленным, та отпустила её руку, на запястье которой стались багровые синяки, и принялась стаскивать грабителя со спутницы. И только теперь Алина поняла.
- Я что... я его... убила?
Она в ужасе смотрела на Ксюшу, затем выронила тяжёлый предмет, оказавшийся камнем, теперь окровавленным, вскочила, задохнувшись, снова чуть не упала. Ксюша тоже подорвалась, вцепилась в воротник Алине и очень тихо сказала, притянув к себе:
- Если сейчас заорёшь, я тебя сама убью. Нельзя кричать, поняла?
Спустя томительно долгую секунду Алина тупо кивнула. Ксюша выдохнула, только сейчас выдав напряжение, кажется, не меньшее, чем у новоявленной убийцы.
- Идем, – пробормотала она, беря Алину за руку, – не факт, что он был один.
Та повиновалась как кукла. Они куда-то сначала бежали, потом шли, потому что сил бежать уже не было. Потом они совсем закончились, и девушки шли без них, едва переставляя ноги, пока Ксюша не затормозила на каком-то невысоком холме. Алина практически в нее врезалась
- Почти пришли, – вполголоса устало сказала брюнетка, – осталось только спуститься.
Помолчала и добавила:
- Ты как?
- Не знаю, – бесцветно отозвалась Алина, даже странно. Я человека убила, а эмоций по этому поводу никаких.
- И правильно. Не ты его, так он тебя бы, – отозвалась Ксюша, – и меня заодно. Я, когда грохнулась, отключилась на минуту. Всё-таки они спецы по выведению противника из строя. А когда очухалась, смотрю, вы барахтаетесь. Точнее, ты. Он уже не очень. Думала, каменюку эту у тебя отобрать не смогу. Вцепилась, как в родную.
- Не надо, ладно? – Передёрнулась Алина. А потом спросила:
- А тебе приходилось вот так, кого-нибудь?
- Своими руками нет, – чуть помолчав, ответила Ксюша, – но вот ловушки ставить... Здесь не выживешь по-другому. Или ты, или тебя.
- Я так не хочу, – тихонько простонала Алина, закрывая лицо руками.
- А кто нас всех тут спрашивает? – усмехнулась Ксюша. – Идем. Надо еще пожрать найти и успеть выспаться.



- Ну вот, заходи, – буркнула Ксюша, обводя рукой темные стены, – тут я живу. Иногда.
- Иногда? – Алина втянула носом затхлый запах и поморщилась, а почему?
- Потому что иногда я живу в других местах. – кратко ответила брюнетка и толкнула Алину спину. – Давай заходи, чего встала.
Внутри оказалось пусто и даже чисто. Оно и понятно, чем меньше вещей, тем больше порядка. В углу валялась куча какого-то хлама. Ксюша, порывшись, вытащила оттуда железный по виду котелок и хмыкнула:
- Надо за водой идти. Ты со мной или здесь подождешь?
- Лучше здесь, – сказала Алина, присаживаясь прямо на порог. Ноги уже не держали, и мысль о том, что придется ещё куда-то идти, вызывала отвращение. Наверное, тут так же опасно, как всюду в этом ненормальном мире, отстранённо подумала она, и лучше было бы не оставаться одной, с Ксюшей безопаснее. Но тупое равнодушие было сильнее, накрывало тяжёлым ватным одеялом. Даже если бы сюда сейчас ворвалась целая толпа ночных грабителей с людоедскими кошками наперевес, Алина не смогла бы пошевелить ни одним пальцем. Пусть делают, что хотят.
- А вымыться у тебя здесь можно? – вяло спросила она у уходящей Ксюши.
- Мраморную ванну с позолотой не хочешь? – фыркнула та из темноты. – Есть речка, но советую дотерпеть до утра. Мало ли что там в темноте плавает, – и окончательно скрылась из виду.
- Ну, понятно, – пробормотала Алина неизвестно кому.
Тьма была не абсолютной. Где-то жалким дрожащим светом моргали малюсенькие окна. Где-то потрескивал костёр. Как успела заметить на ходу Алина, здесь, в этом районе города, стояли сплошь лачуги, жалкие и грязные. Здесь не было заборов, похоже, огораживать было попросту нечего. Местные люди практически не выходили из домов, хотя Алина и ловила на себе их взгляды из - за занавесок, заменяющих двери. Странные такие, не то раздраженные, не то оценивающие.
Она задрала голову, рассматривая звезды. Яркие, близкие, словно нарисованные. Крошечные маячки, приколотые на темноту. Небо было чистое, без единого облачка. И очень резко, до тоскливого скрипа зубами, пахло весной, мокрой землей, первой травой и ещё чем-то неуловимым, острым, яростным и желанным, будоражащим кровь. Так резко этот свежий ветер не сочетался с местом, со страхом, с без остановки ползущей рядом смертью, что становилось даже обидно, до слёз.
Алина сморгнула, вытерла нос и вдруг вздрогнула. Показалось, что в спину кольнуло чем-то холодным. Она обернулась. За кустом растительности возле соседского дома мелькнула фигура. И тут же над головой раздался голос Ксюши.
- Отдохнула? Тогда поднимайся, поможешь костер развести.
- Ксюха, – неуверенно сказала Алина, не отрывая взгляда от подозрительного куста, – кажется, там кто-то есть.
Ксюша бросила взгляд туда же, помотала головой.
- Вроде никого. Может, тебе показалось? А может, то из любопытных соседей. Их здесь много.
Алина вздохнула и с явным усилием поднялась. Неприятное ощущение липкого взгляда не прошло, осталось, мешало. Впрочем, неудивительно, что после такого дня опасными кажутся даже чужие взгляды в спину. Господи, скорее бы это всё закончилось. Неизвестно, насколько еще хватит Алининых сил.


- А назад мы как? – спросила Алина, глядя в пламя костра. Они сидели возле Ксюшиной лачуги и наблюдали за язычками пламени, невысокими и веселыми. Разговаривать не хотелось, обе девушки устали.
- Я доведу до нужного выхода, того самого, в который вы и провалились, – отмахнулась вяло Ксюша и принялась пристраивать над костром котелок с чаем. Алина ошеломленно воззрилась на неё.
- Так ты, оказывается, знаешь, как отсюда выйти?
- Ну знаю. Чего ты так удивилась?
- А что ты тогда здесь делаешь? Давно сбежала бы отсюда в нормальный мира.
- Чем этот хуже? И почему тот нормальный, а этот нет? - усмехнулась Ксюша. Отблески огня, пляшущие на лице, превратили усмешку практически в оскал.
- Я бы на твоем месте, – начала было Алина, но Ксюша обрезала:
- Со своим определись.
Повисло долгое молчание. В котелке булькало, где-то далеко-далеко раздавались невнятные крики, трещали дрова. Потом Ксюша вздохнула и спокойно сказала:
- Мне некуда и незачем возвращаться. Да и не хочу. Я детдомовская. Попала сюда, когда мне было шесть. Сначала трудно было, а потом привыкла. Здесь проще. Люди злы и жестоки, зато не прикрывают это масками добреньких персонажей. Что у вас, что у нас один закон жизни. Кто больше противников загрызёт, тот и выжил. Остальных на корм сильнейшему. Здесь к этому проще относятся и не строят невинных глаз, вырывая кусок из чужого горла. Так что не вижу смысла уходить.
- Не чувствуешь себя здесь чужой? – прищурилась Алина. Ксюша не отвела взгляда от костра, только сильнее сгорбилась и обхватила руками колени.
- А какая разница где чувствовать себя чужой? – отозвалась она тускло. – Здесь, по крайней мере, я знаю, что могу выжить. Меня не заберут в интернат или детский дом, не будут воспитывать и делать из меня нечто тупое и общественно полезное. Обманывать не будет никто. Тебе не понять. Для тебя даже другой мир не такой, как для меня.
Обижаться на «тебе не понять» не хотелось. Алина подозревала, что это была простая констатация факта, с которой и спорить-то было бессмысленно. Девчонка действительно не понимала, как можно по доброй воле провести в этом жутком гадюшнике хотя бы лишнюю минуту. Не говоря уж обо всей жизни.
- И ты как попала сюда, так ни разу больше и не выбиралась обратно? – спросила она наконец. Ксюша как-то резко и зло вздохнула.
- Выбиралась пару раз, – призналась она нехотя, – один раз из чистого любопытства, один раз по делу.
- По какому? – Алина поёрзала на подстеленной куртке и взяла протянутую Ксюшей старую чашку, в которой плескался чай.
- Тётка моя заболела, – буркнула Ксюша, вглядываясь в исходящую парком свою чашку. – Та, которая меня приютила здесь на первое время. Сильно заболела. Вот я и выбралась поискать лекарства.
- Поискать?
- Спереть, – окрысилась собеседница, – где я могла здесь денег взять? Чего ты вообще привязалась с вопросами? Чай стынет.
Алина уткнулась в чашку и, помолчав, тихонько спросила:
- Достала лекарство?
Костер почти погас, и тусклые блики делали силуэт сидящей напротив девушки нечетким и колеблющимся. Лица видно уже не было.
Нет, – глухо ответила она. И после долгой-долгой паузы добавила: - Да оно и не требовалось уже.